Коккозы

Помимо Кореиза Юсуповы имели в Крыму поместье на окраину не татарской деревни Коккозы. Деревня располагалась в пяти верстах от Кореиза, высоко в горах — около 400 метров над уровнем моря, на северном склоне Ялтинской яйлы, на старой дороге, идущей из Ялты в Бахчисарай через гору Ай-Петри. Древняя деревушка Коккозы (в переводе с тюркского — голубой глаз) известна в источниках с XIV века. В эпоху турецкого владычества в Крыму она относилась к Мангупскому кадылыку (округу).

В путеводителях начала XX в. Коккозы описывались так:

К. Боссоли. Бахчисарай. Ханский дворец. 1842 г.

«Направляясь к югу... дорога начинает заметно подниматься и на 20-й версте от Бахчисарая достигает богатой д. Коккоз, расположенной среди чрезвычайно живописной лесистой местности, у подножья Яйлы, на 60 саженей выше Бахчисарая. Д. Коккозы по переписи 1897 г. имела 1687 жителей, в том числе 1639 магометан. Деревня славится своими садами...»

Сама усадьба занимала площадь 3400 десятин и располагалась в низине между скал. Это напоминало расположение Ханского дворца в Бахчисарае. Войти в усадьбу можно было по деревянному мостику через речку Коккозку, которая являлась границей между имением и деревней.

Бахчисарай. Интерьеры Ханского дворца

Юсуповскую усадьбу — дворец и парк — в Коккозах (ныне Соколиное) Юсуповы назвали «Аскерин», что в переводе с татарского означало «принадлежащий воину». Это было как бы своеобразным посвящением всем воинам из родов Юсуповых и Сумароковых-Эльстонов. Юсуповы начали строить свое поместье в горах в 1908—1910 гг., в тяжелый для них период, после гибели их старшего сына Николая. Возможно, одной из причин этого строительства было желание переключить внимание Зинаиды Николаевны с горестных мыслей о сыне на какое-то занятие.

Феликс Феликсович-старший определенно считал Коккозский особняк созданием своей жены Зинаиды Николаевны: «Коккозский дом — своеобразен: красив, уютен и оригинален. Это детище моей жены. Она в него вложила не роскошь, не богатство, а свой изящный вкус, и вышла целая веселая, волшебная сказка, интересная и радостная. Вы не успеете войти в дом, как уже охвачены каким-то новым чувством: тут и удивление, и созерцание, и невольно напрашивается вопрос: да где же я? Ах, как тут хорошо; вот где можно и нужно жить. И при каждом последующем шаге вы останавливаетесь перед новизною того, что вам никогда не приходилось видеть. Картины чередуются одна привлекательнее другой. Из одного окна вам видны цветущие деревья яблонь, из другого — зеленеющие горы, из третьего — мечеть с красивым минаретом, из четвертого — татарская типичная деревня. Да, это не дом, а ласковая сказочка. Она так правдива, так радужно захватывает ваше воображение, что невольно думаешь: да это другой мир, чарующий, лучший мир».

Бахчисарай. Ханский дворец. Терраса для отдыха

Феликс Юсупов-младший также обожал это имение и оставил его восторженное описание: «Наше кокозское именье — «кокоз» по-татарски «голубой глаз» — располагалось в долине близ татарской деревушки с белеными домами с плоскими крышами-террасами. Красивейшие были места, особенно весной, когда цвели вишни и яблони. Прежняя усадьба пришла в упадок, и матушка на месте ее выстроила новый дом в татарском вкусе. Задумали, правда, простой охотничий домик, а воздвигли дворец наподобие бахчисарайского. Получилось великолепие. Дом был бел, на крыше — черепица с древней зеленой глазурью. Патина старины подсинила черепичную зелень. Вокруг дома фруктовый сад. Бурливая речка прямо под окнами. С балкона можно ловить форель».

Для проектирования и строительства усадьбы Юсуповы пригласили любимого, и не только ими, ялтинского архитектора Николая Петровича Краснова. Он разработал проект ансамбля и осуществлял архитектурный надзор за его сооружением. Ориентируясь на стиль модерн, архитектор выбрал его восточный вариант, связав его с местной крымскотатарской архитектурой, которую Краснов прекрасно изучил. Архитектор в течение десяти лет участвовал в работе комиссии по реставрации Ханского дворца в Бахчисарае. Возглавлял комиссию великий князь Петр Николаевич Романов. Н.П. Краснов выполнял обмерные чертежи, эскизы деталей, фонтанов, собирал предметы национального быта и утвари, фотофиксировал татарские жилища. Итогом кропотливой работы комиссии стали пять альбомов. Эти материалы, без сомнения, были использованы впоследствии архитектором Красновым для работы над архитектурным образом загородного дворцового комплекса Юсуповых в Коккозах. Выбор архитектурного стиля дворца, безусловно, определила Зинаида Николаевна Юсупова, которая никогда не забывала о древнем восточном происхождении своего рода, представители которого когда-то были крымскими ханами.

Коккозы. Интерьеры и терраса дворца

Создавая проект юсуповского дворца в Коккозе, Н.П. Краснов положил в его основу композиционные приемы и архитектурные мотивы Бахчисарайского дворца.

Дворец поражал всех необычностью и сложностью композиционного построения, основывавшегося на асимметрическом принципе расположения всех объемов. Несколько архитектурных объемов, разных по величине, высоте и конфигурации, как бы объединялись вокруг изящной башенки, выполнявшей роль архитектурной вертикали, на которую ориентировались все асимметричные объемы дворца. Каждый архитектурный блок имел свое индивидуальное решение в оформлении фасада. Таким образом, восточный, западный, южный и северный фасады ни в коей мере не походили друг на друга, каждый раз представляя для зрителей новое впечатление. Принцип асимметрии особенно интересно был разработан в расположении окон, которые даже на одной стене были разными по форме и размерам. Главным объемом во дворце выступала столовая, в которой освещение решалось двумя рядами окон, помещенных на разном уровне. Архитектурный блок столовой с трех сторон был обнесен великолепной террасой, украшенной декоративно оформленными потолками, колоннами и решетками. Особенно обращала на себя внимание декоративная разработка колонн. База колонны представляла собой кувшин с модернизированным орнаментом, из которого вырастал букет цветов, в свою очередь распускавшийся в узорах капители. Колоннады олицетворяли идею воды как источника плодородия.

Дворец в Коккозах. Гостиная-столовая. Фото В.Н. Сокорнова

Особенно всех восхищала крыша. Крыши видовой башни и всего здания Охотничьего дома были покрыты «татарской» черепицей — по образцу черепицы Ханского дворца. «Чудесная крыша из блестящей майоликовой черепицы цвета морской воды кажется издали клочком синего моря, неожиданно открывающегося зрителю среди горных теснин», — отмечал исследователь Крыма А.И. Колесников. Покрытую глазурью черепицу изготавливали местные крымские мастера, владевшие древней технологией, передававшейся из поколения в поколение. Над шатровой крышей башенки был помещен изящный высокий шпиль, который как бы возносился к небу.

«Слева от главного входа во дворец, который представлял собой монументальное крыльцо с лестницей и арками, был расположен оригинальный пристенный фонтан «Голубой глаз» в виде неглубокой стрельчатой ниши, облицованной майоликовыми плитами зеленоватого цвета разных оттенков, как бы имитировавших татарский коврик — плахту. Верхняя часть стрельчатой арки декорировалась пышно орнаментированной прямоугольной каймой голубых тонов. А в самом центре майоликовой «плахты» было помещено изображение большого голубого глаза из разноцветных — синих и голубых — майоликовых плиток. Из его слезницы в приемный бассейн ниспадала струйка кристально чистой родниковой воды. Вода была специально подведена сюда из горного источника и считалась целебной».

Дворец в Коккозах. Фонтан слез в гостиной. Фото В.Н. Сокорнова

По широкой, сложно изогнутой лестнице парадного входа гости попадали в высокий, но небольшой по размерам, холл. Одна из стен его представляла собой большую витражную композицию, которая в новой оригинальной интерпретации снова повторяла мотив «голубого глаза».

Через парадный холл гости входили в лучший и наиболее оригинальный интерьер дворца — двухсветную столовую-гостиную. В своем композиционном и декоративном решении эта столовая, безусловно, ориентировалась Красновым на Золотой кабинет Ханского дворца в Бахчисарае. Феликс Юсупов-младший так описывал эту столовую: «Свет в большую столовую проникал сквозь витражи в потолке. Вечерами в них искрились звезды, волшебно сливаясь с мерцанием свеч на столе. В стене устроен был фонтан. Вода в нем перетекала каплями во множестве маленьких чаш: из одной в другую. Устройство в точности повторяло фонтан в ханском дворце. С фонтаном была связана легенда: хан похитил молодую прекрасную европеянку и держал ее пленницей в гареме. Красавица так плакала, что возник из слез фонтан, и назвали его «фонтаном слез». Голубой глаз был всюду: и на фонтанной мозаике среди кипарисов, и в восточном убранстве столовой».

Дворец и парк в Коккозах. Общий вид. Фото В.Н. Сокорнова

Жилые комнаты во дворце также были решены «в старинном татарском духе»: их украшала «яркая красно-сине-зеленая мебель. Восточные ковры на диванах и стенах». Роспись внутренних стен дворца выполнялась художниками Строгановского училища.

В районе Коккоз, в горах, в так называемом Орлином залете, был у Юсуповых еще один маленький «чайный домик», построенный в 1912 году также по проекту архитектора Н.П. Краснова в виде татарской сакли. После того как состоялась помолвка Феликса Юсупова-младшего и Ирины Александровны Романовой, Феликс Феликсович-старший и Зинаида Николаевна в виде свадебного подарка решили преподнести Ирине Орлиный залет. Мать Ирины, великая княгиня Ксения Александровна, была в восторге от такого презента: «19 октября 1913 г. Ай-Тодор. Чудная погода. В ½ 12 отправились с Юсуповыми, Мини, Ириной... и Красновым в Орлиный полет (залет). В 1 ч. 10 м. выехали от Ай-Петри. Дивное место. Я ехала в закрытом моторе с Зинаидой Юсуповой, обе весьма простужены! Ехали полтора часа. Заехали в маленький домик: одна большая комната и рядом маленькая спальня. В 8 верстах оттуда есть место, откуда открывается изумительный вид на всю долину Коккоз (видны их дома) и горы, даже можно видеть море, буковый лес, и выезжаешь на площадку — красота большая. Юсупов подарил все это прелестное место с домиком Ирине! Это ужасно трогательно... Вернулись в дом — выпили чай и в 4 выехали обратно. Ирина совсем обалдела, не могла даже благодарить как следует. Наконец я ее заставила поцеловать его».

Коккозы. Интерьеры дворца

Время в Коккозе проводили очень весело и разнообразно, устраивая всевозможные представления, переодевания и розыгрыши.

Зинаида Николаевна и Феликс Феликсович обожали Коккоз и бесконечно приглашали сюда множество гостей, включая и императорскую семью. Феликс также любил привозить сюда своих гостей: «Я часто привозил сюда друзей. К услугам гостей имелся татарский гардероб. К ужину все разряжались по-татарски».

Феликс в карнавальном наряде

Страсть к «восточным» постановкам и переодеваниям у Феликса Юсупова проявились еще в детстве в петербургском дворце на Мойке: «Рядом с отцовым кабинетом помещалась «мавританская» зала, выходившая в сад. Мозаика в ней была точной копией мозаичных стен одной из зал Альгамбры. Посреди бил фонтан, вокруг стояли мраморные колонны. Вдоль стен диваны, обтянутые персидским штофом. Зала мне нравилась восточным духом и негой. Частенько ходил я сюда помечтать. Когда отца не было, я устраивал тут живые картины. Созывал всех слуг-мусульман и сам наряжался султаном. Нацеплял матушкины украшенья, усаживался на диван и воображал, что я — сатрап, а вокруг — рабы... Однажды придумал я сцену наказания провинившегося невольника. Невольником назначил Али, нашего лакея-араба. Я велел ему пасть ниц и просить пощады. Только я замахнулся кинжалом, открылась дверь и вошел отец. Не оценив меня как постановщика, рассвирепел. «Все вон отсюда!» — закричал он. И рабы с сатрапом бежали. С тех пор вход в мавританскую залу был мне воспрещен».

Кроме «восточных» переодеваний Феликс с детства обожал наряжаться в женские наряды. Возможно, эта страсть была спровоцирована Зинаидой Николаевной. Сам Феликс свое пристрастие объяснял так: «Нося меня, матушка ожидала дочь, и детское приданое сшили розовое. Мною матушка была разочарована и, чтобы утешиться, до пяти лет одевала меня девочкой. Я не огорчался, даже, напротив, гордился. «Смотрите, — кричал я прохожим на улице, — какой я красивый!» Матушкин каприз впоследствии наложил отпечаток на мой характер».

Эмир Бухарский (1859—1910)

Страсть к переодеваниям продолжилась и в юности, чему весьма способствовал старший брат Николай. Однажды Николай вместе со своей подружкой Поленькой должны были отправиться в модный петербургский ресторан, где выступал цыганский хор. Феликс, которому страстно хотелось послушать цыган, не мог пойти с ними, так как еще учился в гимназии. Тогда Николаю и Поленьке пришла в голову гениальная идея переодеть Феликса в девичьи наряды. Тот вечер остался в памяти навсегда. Цыганские песни, которых раньше не слышал, очаровали. Феликс был в восторге: «А еще я понял, что в женском платье могу явиться куда угодно. И с этого момента повел двойную жизнь. Днем я — гимназист, ночью — элегантная дама. Поленька наряжала меня умело: все ее платья шли мне необыкновенно».

Феликса Юсупова в образе «очаровательной мадмуазели» видели многие рестораны и кафешантаны в России и в Европе. У князя случались и свои «великие виктории». Однажды в Париже, в театре, пишет Феликс, он заметил, что «пожилой субъект из литерной ложи настойчиво меня лорнирует. В антракте, когда зажегся свет, я увидел, что это Король Эдуард VII». Вскоре доверенное лицо короля пыталось выведать у спутников «прелестной красотки», кто она такая. Английский монарх имел стойкую репутацию «первого донжуана Европы», и подобное внимание, как признался князь, «было приятно» и «льстило самолюбию».

Охотничий дворец Юсуповых в Коккозе

«Парижский триумф» окрылил Феликса. Он решил продолжить свои эскапады в России. Здесь он вознамерился выступить в роли «шансонетки» на сцене модного петербургского кабаре «Аквариум». И через много лет князь в мельчайших подробностях вспоминал ту историю:

«В назначенный день в женском наряде явился я к директору. На мне были серый жакет с юбкой, чернобурка и большая шляпа. Я спел ему свой репертуар. Он пришел в восторг, взял меня на две недели».

К. Боссоли. Долина Коккоз. 1856 г.

Аристократический отпрыск появился на сцене перед захмелевшей публикой в хитоне из голубого тюля, расшитого серебряной нитью. Голову «дебютантки» украшала наколка из синих и голубых страусиных перьев. При этом «дива» вся была декорирована роскошными семейными бриллиантами.

Но на одном из представлений неповторимые семейные юсуповские драгоценности были опознаны знакомыми родителей Феликса. По Петербургу поползли дискредитирующие слухи.

Коккоз. Пикник после охоты. Фото 1913 г.

Феликс Феликсович-старший, до которого эти слухи, конечно же, доползли, просто взбеленился. Разразился страшный скандал, отец называл сына «негодяем», «место которому в Сибири». В конце концов дело удалось замять. Как с грустью вспоминал дебютант-неудачник, «карьера кафешантанной певички погибла, не успев начаться. Однако этой игры с переодеванием я не бросил. Слишком велико было веселье».

Любовь к маскарадам и переодеваниям Феликс сохранил на всю жизнь. Когда он учился в Оксфордском университете, ему удалось участвовать в маскараде, устроенном в Альберт-Холле: «Я заказал в Петербурге русский костюм из золотой с красными цветами парчи XVI в. Вышло великолепно. Кафтан и шапка расшиты были брильянтами, оторочены соболями. Костюм произвел фурор. В этот вечер со мной перезнакомился весь Лондон, а назавтра фотографию мою напечатали все лондонские газеты». В Коккозах Феликсу Юсупову удалось полностью восполнить свою страсть к переодеваниям. Здесь ему в этой его страсти никто препятствий не чинил, и менять наряды можно было чуть ли не каждый вечер. Как-то Коккозы и Кореиз посетил португальский король Иммануил, с которым Феликс Юсупов познакомился во время своего пребывания в Оксфорде. О возобновлении этого знакомства Феликс писал в воспоминаниях: «А затем я и сам уехал в Крым. Там ожидало меня письмо от португальского короля Иммануила, в котором сообщал он о своем приезде. Я рад был увидеть его и возобновить дружбу оксфордской поры. Мне нравились его живой тонкий ум и чувствительность. Он любил философию и музыку. Часто он просил меня спеть ему цыганские песни. Они, по его словам, походили на португальские. Король Иммануил особенно любил писать письма. Рассказал он мне о своей переписке с Вильгельмом II и испанским королем Альфонсом XIII. Переписываться он стал и со мной. Но переписка наша вскоре заглохла. Лично я ненавидел писать письма. А кроме того, я не мог отвечать ему в тон. Послания его были слишком совершенны формой и содержаньем. Все же я купил письмовник и списал письмо наобум. Разумеется, невпопад. В письме маленькая девочка рассказывала о том, как заблудилась в большом городе, в какие приключенья попала и как испугалась». По приезде в Крым короля Иммануила, конечно, тут же повезли в Коккоз. Иммануилу так понравилась усадьба, что он мечтал остаться в Коккозе навсегда.

Ирина Юсупова в Коккозе

Однажды, после охоты, Феликс Феликсович-старший пригласил на обед эмира Бухарского со свитой. Феликс-младший, обожавший розыгрыши, не удержался и в этот раз: «Обедали весело. Под конец подали кофе и ликеры. Камердинер внес поднос с сигаретами. Спросили у эмира позволения закурить. Закурили... Вдруг точно ружейные залпы. Поднялась паника. Все ринулись вон из залы, решив, что это покушенье. Я остался один и хохотал до слез действию собственной шутки: сигареты с сюрпризом я привез из Парижа. Смех меня выдал. И досталось же мне! Однако несколько дней спустя эмир пожаловал к нам снова и приколол к моей груди брильянтово-рубиновую звезду, их высшую государственную награду! После чего он захотел сфотографироваться со мной... Одному эмиру Бухарскому понравилась моя шутка».

Но не только на охоту приезжали в Коккоз высокие гости. Императорская семья, посетив однажды это юсуповское имение, приезжала сюда с удовольствием чуть ли не каждый год, а иногда даже по несколько раз. Особенно любил эти поездки сам император Николай II. Зинаида Николаевна писала Феликсу, который в это время находился в Оксфорде: «Он интересуется очень Коккозом, но т.к. у нас в доме еще ничего не устроено, то Папа предложил поехать пикником в горы, за Ай-Петри, позавтракать в нашем лесу и посмотреть на дивный вид, который раскрывается оттуда. Вчера состоялась это поездка: Государь взял с собой трех старших дочерей, Дрентельна и Скоропадского. Барон Фредерикс тоже поехал. Папа взял Николаева, Бернова, Богданова-Бельского и Краснова. К великому моему огорчению, я себя чувствовала неважно, и пришлось мне отказаться от этой поездки, которая чудно удалась! Все остались в восторге и, кажется, мечтают о повторении. Завтрак был сервирован в палатке и, говорят, было великолепно. Государь произнес тост за мое здоровье, выражая сердечное сожаление о моем отсутствии» (14.10.1911).

Балкон над речкой в Коккозе

Сам император Николай II после посещения Коккоз писал матери, императрице Марии Федоровне (9 ноября 1911 г.): «Неделю назад Юсуповы пригласили Ольгу, Татьяну и меня в их новое имение Коккоз <...> по ту сторону Ай-Петри. Дом только что выстроенный арх. Красновым в старом татарском стиле; очень красиво и оригинально».

Поездка по коккозским дорогам была восхитительна, предлагая на каждом повороте новый вид: «Дорога здесь снова идет по буковому лесу, но вдруг бук оканчивается и передает свою власть грабу и кизиловым деревьям, которым по несколько сот лет. В открытых местностях вдоль этой дороги вы останавливаетесь. Вдали виден Мангуб-Кале, Севастополь и меловые горы, окружающие Бахчисарай. Картина поразительная. Дорога ненадолго спускается — и перед вами настоящий рисунок Гюстава Доре из дантовой «Divina Comedia». Местами даже становится жутко, вам страшна эта пропасть, над которой вы быстро проноситесь на автомобиле и наконец въезжаете на Царскую площадку. Под вами полуверстная пропасть и открывается вся бельбекская долина в ширину верст на 20, а в длину на 40. Когда государь впервые прибыл на это место, то воскликнул: «Это сказочно, я ничего подобного нигде не видел. После того, как я увидел это место, я еще более полюбил Крым». — «Ваше Величество, — сказали Государю, — бросьте камень в пропасть». — «А для чего?» — спросил Государь. — «Вот увидите». Брошенный камень с шумом пролетел вниз, и до тех пор дремавшие в своих угрюмых жилищах голодные орлы начали взлетать один за другим, думая, что со скалы слетел олень, баран, козел или корова. И начинают они плавно, величаво парить на ваших глазах, зорко высматривая, куда могла упасть их жертва. <...> В скале у площадки прикреплен бронзовый вензель Государя Императора. — «Наконец, я свободен, я без охраны, как эти орлы, прорезывающие воздух своими мощными крыльями. Знаете ли, — говорил Государь, — я так хорошо себя здесь чувствую, это самая любимая моя прогулка; нет кругом меня тех людей, которые всюду меня сопровождают, я тут совсем у себя в поместье, вольный казак». (24.10.1911).

Императору Николаю II так понравилась поездка в Коккоз, что он мечтал туда вернуться. Юсуповы решили внять прямым намекам Высочайшего гостя и организовать еще одну поездку в свое горное имение. Зинаида Николаевна с гордостью и нескрываемым удовольствием описала сыну это путешествие: «Состоялась наша поездка в Коккоз, несмотря на все старания отложить ее до весны! За два дня до этого была охота в Ай-Тодоре с завтраком в саду, где Государь мне объявил, что он все время думает о Коккозе и очень был бы рад туда поехать! Конечно, там мы и собрались. Пришлось пригласить почти всех присутствующих: Харакс (семья Великого князя Георгия Михайловича), Ай-Тодор (семья Великого князя Александра Михайловича) — набралось человек 30! Выехали мы с Папа в 8 часов и ждали Государя на Ай-Петри. Был густой туман и пасмурный день! Перевалив Ай-Петри, туман продолжался до 14-ти верст, а потом стал понемногу рассеиваться — и открылась Коккозская долина. Мы все слезли с автомобилей и прошлись немного пешком. С Государем были две старшие Великие княжны, Фредерикс, Дрентельн, Комаров и дежурный адъютант Арсеньев. Наши гости следовали за нами позднее. Приехав в Коккоз, меня выпустили, я побежала домой пешком, а Государь с дочерьми, Папа и остальные отправились в Керменчик и верхом еще дальше, одним словом: «Сусанили» по плану Папа! Я занялась устройством дома, куда Пелагея (горничная княгини Юсуповой) была послана накануне, благодаря чему гдалс (дом) принял совершенно жилой вид. Шиллинг (управляющий имением) там орудовал уже несколько дней. Очень было красиво, но, к сожалению, погода осталась серенькой и солнце так и не показалось! Стали подъезжать гости <...> Хозяйка Харакса (Великая княгиня Мария Георгиевна) не приехала <...> Ай-Тодорские хозяева тоже не приехали <...> — но зато, они прислали Ирину с Софьей Дмитриевной (С.Д. Евреинова, придворная дама, состоявшая при Великой княгине Ксении Александровне) и Фогелем (адъютант Великого князя Александра Михайловича). В большой зале был накрыт громадный стол на 26 персон, и мы с Георгием Михайловичем и Эшапором занялись распределением всех мест, что составило немалую работу. После 2-х часов приехал Государь, все, конечно, были страшно голодны, и завтрак был уничтожен с громадным аппетитом! Все ему (Государь) очень понравилось, но, конечно, впечатление было не то, что следовало ожидать при другой погоде и весной. Он сказал, что непременно хочет вернуться в Коккоз весной, понимая, что это должно быть в это время! Посмотрели вид с верхушки. Небо очистилось от туч и, хотя солнце уже было за горами, было очень красиво. Вернулись мы цугом в 10 автомобилей! Настроение у всех было прекрасное, и поездка удалась, несмотря на погоду» (10.11.1911)

1912 г.

«Вчера, в день рождения хозяина (Император Николай II), мы завтракали у соседей (в Ливадии, у семьи Императора Николая II). Они были любезны, в особенности он (Император Николай II), и видно, что начинается тяготение в Коккоз! К сожалению, после двух теплых дней, опять началась буря, и дует холодный ветер, на Ай-Петри всего 4°C тепла, удивительная весна в этом году!» (07.05.1912).

К радости всех гостей, поездка состоялась, и все ее участники находились под сильнейшим впечатлением, о котором им напоминали многочисленные снимки, сделанные портативными фотоаппаратами «Кодак», только что вошедшими в моду в высшем свете. Княгиня Юсупова вспоминала: «Наш чай в Коккозе чудно удался, погода была прекрасная, все были в духе. Тетушка (Великая княгиня Елизавета Федоровна) тоже принимала участие во всем. После чая ловили рыбу. Великие княжны поймали каждая по серебряной рыбке, что вызвало общий восторг. Форелей поймали много. Сам царь также. <...> «Кодаки» работали беспрерывно. <...> Гавкин (фотограф) появлялся тут как тут, но я запретила снимать с позой, так что он ловил высочайших гостей где и как мог! Он до того засуетился, что поснимал по несколько раз на одной пластинке! Гости разъехались около 6 ч., а мы поехали провожать Великую княгиню в Бахчисарай. <...> Когда мы вернулись, была дивная чудная ночь! Коккоз прямо идеальный, и дом очень уютный. На другой день мы отправились в Керменчик, от которого я в восторге! Дорога сказочно хороша! Мы решили еще раз переночевать в Коккозе и пригласили на завтрак тех, которых не удалось позвать в первый день и которым очень хотелось увидеть Коккоз: свита и гости Харакса (семьи Великого князя Георгия Михайловича), кн. Ольгу Орлову (княгиня Ольга Константиновна Орлова, ур. княжна Белосельская-Белозерская, жена князя В.Н. Орлова) и Эмму Фредерикс (фрейлина императрицы Александры Федоровны, дочь министра двора, барона Владимира Фредерикса). Харакс вернулся в полном составе. В.К. (Великий князь Георгий Михайлович) в восторге от Коккоза! После завтрака опять удили рыбу и в 3 ч. отправились на Орлиный залет и Царскую площадку! Какой вид!!! Это прямо невероятно! Все ахали, охали, полный был восторг!» (14.05.1912).

1913 г.

«Милый мой мальчик, Ты, вероятно, теперь катишь по направлению к Трепору! Буду ждать известий с нетерпением. Сегодня погода лучше, ветер стих, но не жарко! Утром я ходила на постройку и по саду с Красновым (архитектор Краснов), а в 12 ч. поехали к Сеид-Бею, который живет в старом типично татарском доме. К сожалению, он поместил туда ужасную дантистообразную обстановку! Жена и его дети ходят в татарских костюмах, нас угостили кофем и сластями, но все впечатление портила возмутительная обстановка! Точно вновь позолоченная рама в чудной старой картине» (30.08.1913).

«К завтраку приехала к нам Мария Густавовна (Мария Густавовна Тутельберг, состояла при императрице Александре Федоровне), сидела и болтала до чая».