Пребывание в Крыму после революции

Осень 1915 г. младшие Юсуповы проводят в Кореизе. В Крыму Феликс-младший не только поправлял свое здоровье. В свете новой должности отца, назначенного в 1915 г. на пост губернатора Москвы и в силу этого отошедшего от всех домашних дел, управление крымскими имениями фактически легло на плечи его сына.

Феликс решает приехать на неделю в Петроград, чтобы собрать некоторые зимние вещи для Ирины, которая планировала провести зиму в Крыму. На обратном пути Феликс телеграфировал Ирине: «Тоска ужасная, так долго ехать, so happy to see you soon, my darling love. Felix. (Так счастлив скоро тебя увидеть, моя дорогая любовь. Феликс)» (17.10.1915).

С мая 1915 г. Феликс Феликсович Юсупов-старший был назначен главным начальником Московского военного округа и генерал-губернатором Москвы. Но уже к октябрю 1915 г. из-за допущенных погромов немцев, живущих в Москве, Юсупов был освобожден от этих должностей. Он очень тяжело переживал отставки. Феликс-младший, видя, что происходило в Петрограде, и то, как родители крепились и стойко переносили опалу, понимал, что, по-видимому, ничего нельзя было сделать, а единственным выходом было собраться всем в Крыму. Именно поэтому он просил мать приехать как можно быстрее в Кореиз. Но вопреки ожиданиям этого не произошло: «Я очень жалею, что не могу Вам быть полезной и посидеть с внучкой, но Вы понимаете, милые дети, что я Папа оставить не могу!» (02.11.1915)

Главной заботой Феликса в это время в Кореизе стала организация санатория для выздоравливающих солдат и офицеров, проходивших лечение в юсуповском лазарете в Петрограде. Тут Феликсу пришлось столкнуться со строжайшим расчетом всех трат, на котором настаивала Зинаида Николаевна. Она посчитала необходимым сообщить сыну о своих соображениях по поводу санатория:

«Относительно санатория для солдат, право не знаю, что тебе ответить. Теперь такие времена, что там очень трудно расширять наши расходы, тем более что правильные доходы рассчитывать нельзя. Забирают всех людей, все стоит, а деньги идут беспощадно на все, что приходится содержать и поддерживать. В Коккозе скоро будет холодно и сообщения прекратятся с Южным берегом, а в Кореизе не вижу, где можно было бы что-нибудь устроить. Решите уж сами, как найти лучшее» (09.08.1915).

В конце концов под санаторий был отведен один из гостевых домов на территории Кореиза с тем, чтоб пациенты могли наслаждаться дивным садом имения. Феликс Юсупов с полной отдачей занялся устройством лазарета. Зинаида Николаевна тоже активно в этом участвовала. В конце ноября 1915 г. Она писала сыну в Кореиз: «На днях пришлем 2-х солдат, одного из нашего лазарета, другого по просьбе Сони А. (Софья Апробская) — он погибнет, если не поедет на юг, ты можешь его устроить где-нибудь. Жигалов (И.П. Жигалов, главный врач юсуповского лазарета) пишет тебе про одного офицера, который лежит у нас. Он туберкулезный (без палочек), просит устроить его в Ялте. (Если моя стипендия в Красном Кресте свободная, можно ей воспользоваться). Он хочет жену и детей выписать в Ялту и устроить там на зиму — несчастный был 19 месяцев в плену и рассказывает ужасы. Очень прошу его устроить. Еще одна просьба — одна <...> милая симпатичная русская барышня под 30 лет просится устроиться где-нибудь на юге в качестве гувернантки или компаньонки или чего-нибудь в этом роде. Она говорит по-французски, английски и немецки и очень милая женщина. Она больна, не переносит север и ужасно здесь страдает.

У нее «бронзовая болезнь» почек — это не заразительно, но на севере она пропадет и ее очень жаль. Постарайся найти что-нибудь подходящее и напиши. Просит за нее тетя Аня Родзянко (Анна Родзянко, ур. графиня Сумарокова, жена председателя Государственной думы Михаила Родзянко)» (30.11.1915).

Как вспоминает один из пациентов этого санатория военный инженер В.М. Догадин: «Зинаида Николаевна, урожденная княгиня Юсупова, в своем обращении к раненым проявляла много сердечности. Она знала состояние здоровья всех тяжелобольных, находившихся на излечении в их госпитале, развернутом в Петроградском дворце, а в Кореиз ей ежедневно присылали телеграммы с указанием их температуры. Когда при мне в санатории находился тяжелобольной генерал, начальник штаба 7-го корпуса, то княгиня всегда с утра интересовалась его здоровьем и лично заботилась о вызове врача-специалиста из Ялты».

В начале октября 1916 г. семья Юсуповых прибыла в Кореиз уже в полном составе. Описание их прибытия сохранилось в записках В.М. Догадина: «В начале октября (1916 г.) в Кореиз прибыли Юсуповы и поселились: старики — во дворце, а молодые — наверху, в так называемой «даче Морозова». На горе был поднят флаг с гербом Юсуповых. В это время по соседству в Ай-Тодоре жила теща младшего Юсупова великая княгиня Ксения Александровна (сестра Николая II) со своим многочисленным семейством. Словом, в этом районе сосредоточилась большая группа царских родственников...

Старший сын Юсуповых, офицер кавалергардского полка, был убит на дуэли. Этот удар причинил столь сильное нервное потрясение его матери, что у нее постоянно тряслась голова. Второй сын Юсуповых, Феликс Феликсович, в то время в возрасте двадцати одного года, учился в специальном классе Пажеского корпуса. Его несерьезное отношение к учению лишало его возможности добиться производства в офицеры, поэтому мы его видели еще в форме пажа».

Пробыв около месяца в Кореизе, Феликс Юсупов возвращается в Петербург. Догадин писал об его отъезде: «1 ноября к нам в санаторий пришел молодой князь Юсупов вместе со своей матерью и женой, чтобы попрощаться с нами перед отъездом в Петроград для продолжения учения в Пажеском корпусе. Я воспользовался случаем, чтобы снять их фотоаппаратом в окружении всего личного состава санатория... Попрощавшись с нами, Юсупов отправился в Петроград». Тогда никому и в голову не приходило, что этот «несерьезный» молодой человек, не сумевший даже добиться производства в офицеры, через полтора месяца совершит героический поступок, прогремевший на всю Россию, лично убив «старца» Распутина».

В ноябре—декабре 1916 г. родители Феликса Юсупова и его жена Ирина с дочкой все еще находились в Кореизе. Ирина, не предчувствуя трагедии, которая вскоре произойдет в Петербурге, прекрасно проводила время в Крыму. Но в отсутствие Феликса предпочитала больше находится в Ай-Тодоре, в своей семье, нежели с Юсуповыми в Кореизе. Зинаида Николаевна писала сыну: «Беби выходит редко, но зато Ирина носится целый день! Пока вес у нее хороший, настроение прекрасное, мила, проста и меня опять обворожила! — Утром завтракает у нас, лежит около часа на диване — потом мы поднимаемся к Беби и к чаю Ирина идет в Ай-Тодор или за ней приезжает К.А. (Ксения Александровна — мать Ирины. — Л.К.). Смотря по погоде они гуляют пешком или куда-нибудь едут. — Возвращается она только, чтобы посмотреть Беби, переодевается и снова ехать в Ай-Тодор до позднего вечера. — Боюсь, что это постоянное таскание туда-сюда ее под конец снова подкосит и что она снова будет худеть, потому что она положительно дома не сидит».

А в Петербурге в это время назревали невероятные события. Несколько представителей придворного и дворянского общества объединяются, чтобы уничтожить Григория Распутина. Возглавил эту группу Феликс Юсупов. Решившись на заговор и убийство Распутина, Юсупов предполагал сделать приманкой для старца свою жену Ирину. К середине декабря Ирина должна была приехать из Кореиза в Петербург и участвовать в вечеринке, на которую приглашали Григория Распутина. Феликс решается открыть матери и жене свой план. 20 ноября 1916 г. он пишет Ирине в Кореиз: «Дорогая моя душка. Благодарю за длинное письмо. Я так рад получить его. Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Р. (Распутина). Это теперь прямо необходимо, а то все будет кончено. Для этого я часто вижусь с М. Гол. (Муня Головина) и с ним. Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны. Он все меня зовет с ним ехать к цыганам. На днях поеду deguisato (ряженым), ты должна тоже в том участвовать. Дмитрий Павлович обо всем знает и помогает. Все это произойдет в середине декабря. Дмитрий приезжает 6-го, а если кн. выедет 12-го, то как раз будет вовремя. Как я ни хочу тебя видеть, но лучше, если бы ты раньше не приезжала, т.к. комнаты будут готовы 15 декабря, и то не все, а наверху все расстроено, т.ч. тебе негде будет остановиться. Ни слова никому о том, что я пишу, т. е. о наших занятиях. <...> Скажи моей матери, прочитай мое письмо. Крепко целую тебя и Беби, храни Вас Господь. Феликс» (20.11.1916)

Императрица Мария Федоровна с дочерьми и семья Александра Михайловича в Ай-Тодоре

Но Ирина была не готова участвовать во всех этих ужасных событиях. Получив письмо мужа, в ответном письме она умоляет не заставлять ехать в Петроград: «Дорогой Феликс. Я знаю, что если приеду, непременно заболею <...> Ты не знаешь, с каким отвратительным чувством я еду в Петроград <...> Ты не знаешь, что со мной. Все время хочется плакать и настроение ужасное, никогда не было такого. Ради Бога, приезжай сюда. Не хотела всего этого писать, чтобы тебя не беспокоить, но я больше не могу! Сама не знаю, что со мной делается. Не тащи меня в Петроград. Прости, дорогой душка, что пишу тебе такие вещи, но я больше не могу. Не знаю, что со мной. Кажется, неврастения <...> Не сердись на меня, пожалуйста, не сердись. Я ужасно как тебя люблю. I can't live without you. Come to me. (Я не могу жить без тебя. Приезжай ко мне). Если не хочешь приезжать, не надо. Не обращай на меня внимания, не стоит. Я приеду, но не сердись, если я никуда с тобой ездить не буду и видеть никого тоже не буду. Не могу. Ты скажешь — что я себя распускаю, что надо держать себя в руках. Я так и делала до сих пор <...> Не знаю, отчего я так вдруг сорвалась <...> Мне нужно было спрятать мои чувства подальше, совсем уйти в себя так, чтоб никто, а главное — ты, который всегда так обо мне беспокоишься, ничего бы не знал. Не сердись на меня и не расстраивайся напрасно <...> Одним словом, всегда знай, что мое главное желание — быть всегда и везде с тобой и никогда не разлучаться. Крепко-крепко обнимаю и целую, и ужас, как хочу видеть. Твоя собственная Ирина. Храни тебя Господь и берегись» (03.12.1916).

Феликс, конечно же, понимал, в каком состоянии находится его жена. Он поспешил успокоить ее нежным письмом: «Дорогая моя душка. Твое письмо меня не так огорчило, как обрадовало. Факт тот, что ты так мне во всем искренне признаешься, меня тронул, и я это очень ценю, зная твой характер. А не огорчило оно потому, что то, что ты теперь переживаешь, — есть результат всего, что происходит. Затем у тебя нет твоего Фелюни, с которым ты можешь поделиться мыслями, которые тревожат твою душу. Все это пройдет так же скоро, как и пришло. Я выезжаю 17 или 18, т.ч. скоро увижу мою маленькую душку, о которой все время думаю и без которой мне очень тяжело и одиноко. Приеду в Крым с радостью и гораздо больше предпочитаю провести праздники вдали от этого поганого Петербурга...» (08.12.1916).

Но выехать 17 или 18 декабря в Крым Феликсу не удалось. К вечеру 17-го числа весь великосветский Петроград, посольства, думские круги, редакции, полиция, — все уже были уверены, что Распутин убит, и что убили его Вел. Кн. Дмитрий Павлович, Юсупов и Пуришкевич. «Биржевые Ведомости» оповестили об убийстве весь Петроград. Этой осведомленности помогали и следы преступления, и сами участники дела. Пуришкевич послал в Москву телеграмму: «Все окончено», ее копия уже находилась у Протопопова.

Князь Юсупов сам явился к своему дяде М.В. Родзянко, который знал о готовившемся убийстве. Увидав племянника, госпожа Родзянко со слезами на глазах обняла и благословила его. Родзянко одобрил, как писал позже Юсупов, «своим громовым голосом обратился ко мне со словами одобрения». От Родзянко, конечно, по секрету, узнали некоторые его великосветские и думские знакомые. Князю Юсупову, приехавшему на Николаевский вокзал с князьями Федором, Никитой и Андреем Александровичами, чтобы ехать в Крым, жандармский офицер объявил о Высочайшем повелении не покидать столицы. Князя Андрея Александровича все-таки отправляют в Крым, чтобы поставить в известность обо всем случившемся семью Юсуповых. А Феликс Юсупов вместе с князьями Федором и Никитой Александровичем вернулись во дворец великого князя Александра Михайловича, где и стали ожидать решения императора. 19-го декабря утром у одной из полыней в районе Петровского моста на Неве нашли примерзшую изнутри подо льдом шубу, а затем и примерзший ко льду труп. После того как был раскрыт заговор против Распутина, император Николай II определяет наказание организаторам и исполнителям убийства: Пуришкевич едет на фронт, великий князь Дмитрий Павлович — в Персию, а князю Феликсу Юсупову местом ссылки назначено имение в Курской губернии — Ракитное.

За исключением императора и его семьи, вся императорская фамилия встретила известие об убийстве Распутина с радостью. В убийстве видели избавление России от величайшего зла. На убийство смотрели как на большой патриотический акт. Великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра императрицы, уже 18 декабря шлет из Москвы две телеграммы: «Москва. 18 декабря 9 ч. 38 м. Великому Князю Дмитрию Павловичу. Петроград. — Вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла».

«Москва. 18 декабря. 8 часов 52 м. княгине Юсуповой. Кореиз. — Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета». Даже умудренная большими годами вдовствующая императрица Мария Федоровна, по словам вел. кн. Александра Михайловича, который первый сказал Ее Величеству об убийстве, отреагировала так: «Слава Богу, Распутин убран с дороги. Но нас ожидают теперь еще большие несчастья...».

Как только императрица получила достоверные сведения о происшествии, Ее Величество телеграммой просила государя прекратить дело. Хлопотать за виновных стали приехавшие в Петроград отец Дмитрия Павловича, великий князь Павел Александрович и тесть князя Юсупова великий князь Александр Михайлович.

23 декабря государь телеграфировал императрице Марии Федоровне: «Благодарю за телеграмму. Дело будет прекращено теперь. Целую. Ники». 23 декабря государь, не касаясь производившегося следствия, повелел прекратить судебное преследование лиц, замешанных в убийстве Распутина или в сокрытии следов того преступления. Повелел князю Ф.Ф. Юсупову выехать немедленно в его имение в Курской губернии, что и было выполнено в тот же день.

Утром же великий князь Дмитрий Павлович был вызван к генерал-адъютанту Максимовичу, где ему было объявлено Высочайшее повеление отправиться немедленно на персидскую границу в распоряжение начальника действовавшего там отряда генерала Баратова.

Таким образом, виновники сенсационного убийства остались ненаказанными. Нельзя же было считать наказанием командировку боевого офицера из одной армии в другую, или высылку молодого человека в имение. О Пуришкевиче же вообще и не говорили.

Родители Феликса Юсупова и его жена Ирина тут же выехали в Ракитное. Феликс вспоминал об этом периоде:

«...Путешествие было медленным и без развлечений, но я был рад по приезде увидеть родителей и Ирину, которые, предупрежденные тестем, тут же выехали из Крыма ко мне в Ракитное, оставив нашу маленькую дочку с кормилицей в Ай-Тодоре... Наша жизнь в Ракитном текла довольно монотонно. Главным развлечением были прогулки в санях. Зима была морозная, но великолепная. Солнце сияло, и ни малейшего дуновения ветра; мы выезжали в открытых санях при 30 градусах ниже нуля и не мерзли. Вечером — читали вслух...».

В начале марта до Ракитного докатилось катастрофическое известие: император Николай II в результате Февральской революции. 2 марта 1917 г. отрекся от престола в пользу своего брата Михаила. Однако после обсуждения этой ситуации с членами Учредительного собрания великий князь Михаил уже на следующий день, 3 марта 1917 г., также отказался принять престол. Все члены царской семьи были потрясены этим отречением. Тем более отречением Николая II в пользу своего брата Михаила. Это было абсолютно незаконное отречение, так как по закону, введенному еще Павлом I, император мог отречься от престола только в пользу старшего сына при регентстве кого-либо из родственников, если в этом была срочная необходимость. Сами члены царской семьи классифицировали эти акты как «самоликвидацию» династии Романовых.