Эмиграция

Вдовствующая императрица Мария Федоровна и ее близкие, среди которых были и Юсуповы — Ирина, Феликс, их четырехлетняя дочь Ирина, Зинаида Николаевна, Феликс Феликсович-старший, 13 апреля 1919 г. покинули Родину. Начались долгие годы изгнания, как впоследствии напишет Феликс Юсупов, «перипетии и терзания нашей жизни на чужой земле».

Когда 13 апреля 1919 г. Юсуповы отплывали из Крыма на дредноуте «Мальборо», в России у них оставались: 4 дворца и 6 доходных домов в Петербурге, дворец и 8 доходных домов в Москве, 30 усадеб и поместий по всей стране, Ракитянский сахарный завод, Милятинский мясной завод, Должанские антрацитные рудники, несколько кирпичных заводов и много чего другого. Но и в эмиграции первые годы Юсуповы не бедствовали. Хотя зарубежные сбережения с началом войны были переведены в Россию, за границей оставалась недвижимость, да и наиболее ценные драгоценности княгини постоянно возили с собой и увезли в эмиграцию.

Зинаида Николаевна и Феликс Феликсович-старший обосновались в Риме. С ними некоторое время жила их внучка Ирина, пока родители искали для себя пристанище. Сами Феликс и Ирина Юсуповы поселились сначала в Лондоне, а спустя два года перебрались в Париж, купив небольшой дом на улице Гуттенберг в районе Булонь-сюр-Сен. Приобретение оказалось частью некогда обширного владения великолепной Зинаиды Ивановны княгини Юсуповой, прабабки Феликса. У этого владения была своя длинная история. По сведениям Феликса: «В прабабкином булонском доме долго никто не жил, потом его сдали, потом продали великому князю Павлу Александровичу, а после его смерти продали еще раз. Заняла его женская школа Дюпанлу, где позже училась моя дочь».

Для того чтобы прилично обосноваться старшим Юсуповым в Риме, а Феликсу и Ирине — в Париже, пришлось продать портреты Рембрандта. Предложения купить их поступали Юсуповым еще в России. В январе 1910 г. Зинаида Николаевна сообщала: «К нам ужасно пристают с твоими Рембрандтами. Гратор телеграфировал из Лондона, что предлагают за них 2 с половиной миллиона франков, а сейчас приехал сюда молодой американец, который принес с собою миллион рублей и покоя не дает уже третий день... Я остаюсь при моем мнении и нахожу, что жаль такую чудную вещь выпускать за границу... Цена на Рембрандта не упадет, а скорее подымется, их всегда можно продать».

В 1914 г. Феликс получил очередное выгодное предложение от некоего американца. Но княгиня Зинаида Николаевна не собиралась никому продавать полотна выдающегося живописца: «Мне что-то не по сердцу предложение твоего американца. Надо быть очень осторожным, чтобы не влететь в грязную историю». Феликсу удалось вывезти произведения Рембрандта в эмиграцию. Но в начале 1920-х гг. в Париже наступил тот момент, когда их все-таки пришлось продать, чтобы обеспечить нормальное существование. Хотя хватило этих денег ненадолго. Покупателя, как вспоминал Феликс, нашли быстро: «Один друг мой, Георгий Мазиров, известный своей деловой сметкой, свел меня с богачом и известным собирателем картин американцем Джо Виденером, находившимся в то время в Лондоне. Он посмотрел картины, но счел, что двести тысяч фунтов, в которые их оценили, чересчур дорого. Предложил сто двадцать». Впоследствии эти портреты попали в Америку в музей».

Феликс и Ирина Юсуповы на благотворительном базаре в Лондоне

Благотворительность, которая так свойственна семейству Юсуповых, стала основой их жизни и в эмиграции. С первых месяцев пребывания на чужбине Юсуповы энергично и самоотверженно включились в работу русского отделения Красного Креста, помогавшего беженцам-соотечественникам, оказавшимся в бедственном положении. Ирина и Феликс Юсуповы, призвав на помощь все свои связи и знакомства, собирали в Париже, Лондоне и Нью-Йорке средства для поддержания русских эмигрантов, искали для них рабочие места. Обосновавшись в Париже, князь Юсупов, не жалея ни времени, ни сил, ни денег, помогал неимущим соотечественникам заработать на жизнь. Особенно трудно было женщинам, зачастую оставшимся без мужской поддержки и, как правило, не имевшим никакой специальности. Феликс Юсупов организовал контору по трудоустройству, которая в первые годы эмиграции помогла выжить многим русским эмигрантам. По инициативе князя был открыт Салон красоты, где русские аристократки под руководством французских специалистов осваивали азы массажа и макияжа, чтобы затем попытаться открыть собственное дело.

На деньги Юсупова была открыта и действовала Школа прикладных искусств имени Строганова. В ней готовили учеников для работы на художественных предприятиях. Самым крупным творческим проектом Феликса и Ирины Юсуповых стало основание собственного Дома моды. В 1924 г. Юсуповы открыли в Париже на улице Дюто Дом моды «Ирфе», название которого сложилось из первых слогов их имен: Ир (Ирина), Фе (Феликс). Взлет агентства был стремительным. Этому способствовали повальное увлечение французов русским стилем, а также интересные новинки, предложенные Ириной Александровной, например, роспись по шелку. Элегантная красавица Ирина Юсупова, бывшая княжна Императорской Крови, оказалась дельной и энергичной сподвижницей мужа. Всегда имевшая тягу к прикладным искусствам и великолепный вкус, она сразу придала «Ирфе» оттенок особой респектабельности. В Доме моды работали многие беженцы из России, и в 1920-е гг. он был достаточно известен в столице Франции. Однако настоящую славу «Ирфе» создало необыкновенное дефиле, прошедшее в отеле «Ритц». В вечер дебюта «Ирфе» Ирине Романовой, которая участвовала в показе мод, потребовалось собрать все свое мужество и самообладание, чтобы предстать перед публикой в облике манекенщицы. Русская эмиграция, причем самая авторитетная ее часть, крайне негативно относилась к подобным предприятиям, считая унизительным и позорным участие в них представительниц высшего российского дворянства. Но, несмотря ни на какие препоны, показ прошел блестяще. Манекенщицы, все как на подбор красавицы, руководимые Ириной Юсуповой, появились перед публикой уже после показа ведущих парижских Домов моды и произвели настоящий фурор. Газеты писали: «Оригинальность, рафинированность вкуса, тщательность работы и художественное видение цвета сразу поставили это скромное ателье в ранг больших Домов моды».

Со временем Юсуповы открыли еще три филиала Дома моды: в Туке — популярном курорте в Нормандии, Лондоне и Берлине. Пресса была весьма благосклонна к деятельности Дома моды «Ирфе». В газетных статьях неизменно обращалось внимание на поиски оригинального в модельной стратегии Юсупова, отмечались растущий профессионализм и строгость отбора моделей для коллекций, особенности кроя, а также исключительное качество кружев и эксклюзивность расписанных тканей. В 1926-м Феликс Юсупов создал и выпустил в продажу духи «Ирфе». Причем продавались они трех видов — для белокурых, темноволосых и рыжих покупательниц.

Княгиня Лидия Васильчикова писала: «Ф. Юсупов в моем поколении самый гостеприимный хозяин, которого мне приходилось когда-либо встречать. Одинаково любезный и приветливый со всеми, обладавший редким даром каждого гостя поставить в уютную для него обстановку и дать ему возможность показаться с наилучшей стороны. Ирина Александровна, если от такого калейдоскопа и уставала, то, во всяком случае, никогда этого не показывала».

Феликс Юсупов особенно любил общество литераторов. В его доме в Париже можно было встретить Куприна, Бунина, Алданова, Тэффи и многих других известных писателей. Александр Вертинский в книге «Четверть века без родины. Страницы минувшего» вспоминает о своих встречах с Юсуповым: «Князь Феликс Юсупов, высокий, худой, стройный с иконописным лицом византийского письма, открыл свой салон моды.

Феликс Юсупов в Париже

Салон имел успех. Богатые американки, падкие на титулы и сенсации, платили сумасшедшие деньги за его модели — и не столько потому, что они были так уж хороши, сколько за то, чтобы познакомиться с человеком, убившим Распутина. Наше знакомство началось с моих концертов и моих песен, которые Юсупов очень приятно пел, аккомпанируя сам себе на рояле или гитаре. Когда в Париже появились мои пластинки, он покупал их комплектами, даря своим друзьям и знакомым.

Как-то мы сидели в его кабачке «Мэзонетт рюсс», пили вино. «Я часто вижу во сне Россию, — сказал он, задумавшись. — И вы знаете, милый, если бы было можно тихо и незаметно, в простом крестьянском платье пробраться туда и жить где-нибудь в деревне, никому не известным жителем. Какое бы это было счастье. Какая радость».

В начале лета 1928 г. Феликс Юсупов получил срочное сообщение от Зинаиды Николаевны из Рима об ухудшении здоровья отца. Феликс тут же выехал в Рим: «Матушку я нашел спокойной, как всегда в трудные минуты, но по глазам понял, как страдает она. Узнав о моем приезде, отец тотчас потребовал меня к себе. Жить ему оставалось считанные часы, но он еще был в полном сознании. В последнее это свидание неожиданная его нежность потрясла меня. Нежным мой отец не был никогда. Напротив, с детьми своими держался холодно, даже черство. В последних словах, глубоко меня взволновавших, сожалел о суровости своей, которой на самом деле никогда не было в его сердце. Умер отец в ночь на 11 июня без мучений, до последней минуты сохранив ясность ума».

Феликс Феликсович князь Юсупов граф Сумароков-Эльстон-старший был похоронен в Риме на кладбище «Acatolico». На его могиле был поставлен православный крест с иконой Николая Чудотворца. Зинаида Николаевна заказала выбить на постаменте рядом с именем Феликса Юсупова и свое имя, пожелав, чтобы после смерти ее захоронили вместе с мужем, который всю жизнь был ее единственной любовью. Они счастливо прожили вместе 46 лет. Но судьба распорядилась иначе.

После смерти Феликса Феликсовича-старшего Зинаида Николаевна была совершенно подавлена и разбита. И Феликс-младший понимал, что оставлять мать одну в Риме нельзя. В Париже — любимая внучка, подруги, сам Феликс с Ириной будут «ей намного полезней, нежели одинокое житье в Риме». В 1929 г. Феликс перевозит мать в Париж в дом на улицу Гютенберг, 27, где во флигеле ей выделяют небольшую комнату, которая объединяла в себе залу, спальню и гостиную. Когда княгиня вошла в комнату, «она воскликнула невольно: «Как тут тесно!», но вскоре освоилась и полюбила «свою келейку». Расчеты Феликса оправдались. Зинаида Николаевна воспрянула. После приезда в Париж она была окружена прежними петербургскими подругами и любящими родственниками. Да и для семейства Юсуповых ее переезд оказался благодатью. Как вспоминал Феликс: «С тех пор, как матушка поселилась у нас в Булони, ангел мира, казалось, воцарился у нас».

Дом в Булонь-сюр-Сен

К Зинаиде Николаевне постоянно приходили ее петербургские подруги и приводили с собой своих детей и внуков. О подобных посещениях много лет спустя вспоминал Александр Стахович, которого его бабушка «часто водила маленьким мальчиком и подростком в ее прелестный дом на рю Гютенберг, в Булонь, где был театр — о чудо! — солнечная терраса, моськи и мейсенский фарфор». А его сестра, будущая баронесса Ольга Розен, добавляла к этим воспоминаниям: «Я застала то время, когда на стол накрывалось так же, как было принято раньше. И я помню ряд вилок, лежавший у каждой тарелки. Я же, бедненькая, не знала, что с этими штуками делать... И все это при том, что тетя Зинаида жила всего в одной комнате. В ней она принимала к завтраку, и лишь через некоторое время я поняла, что это и ее спальня, и ее столовая. У стены стояла кушетка, на которой она постоянно лежала, перед ней — маленький бридже-вый столик. Над ней был портрет ее мужа кисти Серова, где он держит лошадь под уздцы, фотографии двух маленьких мальчиков в матросских костюмчиках, справа от ее столика стояла табуретка, на которой сидела я, напротив нее стояла кровать и над кроватью висел портрет девочки с длинными локонами в белом платье с голубым поясом. Это было очень романтично... И эта комната была вся ее квартира, из которой исходил свет, но она сама, бедненькая, продолжала носить старые платья своей молодости, в которых иногда были видны прохудившиеся на локтях рукава, оставаясь при этом элегантной и утонченной».

В 1930 г. Юсуповы разорились и вынуждены были продать дом в Булонь-сюр-Сен и переехать в маленькую квартиру на окраине Парижа. Зинаида Николаевна по этому поводу нисколько не переживала. Она не расстроилась даже тогда, когда была вынуждена продать фамильную жемчужину под названием «Перегрина», которая некогда принадлежала испанскому королю Филиппу.

Дело в том, что несметно богатый в прошлом настоящий русский барин Феликс Юсупов не умел считать деньги. У него никогда не было бумажника. Деньги лежали повсюду в конвертах, и он раздавал их всем, кто ни попросит, не считая. Поэтому очень скоро семья оказалась совершенно без средств. Тогда Феликс Юсупов, с согласия Зинаиды Николаевны, взял заветную жемчужину «Перегрина», которую бережно хранили в семье все эти годы, и отправился к знаменитому парижскому ювелиру Картье. Увидев легендарную драгоценность, бедный француз от волнения лишился дара речи. Он сразу понял, что перед ним — знаменитая «Перегрина». Разумеется, сметливый ювелир тут же ее купил, а через некоторое время бесценная реликвия была продана на аукционе «Кристи» в Женеве анонимному покупателю (предполагают, что этим покупателем была Элизабет Тейлор) за 2 миллиона 780 тысяч франков — невиданные по тем временам деньги. Разумеется, самому Юсупову Картье заплатил гораздо меньше, но все же весьма приличную сумму.

Увы, и эти деньги беспечный Феликс Феликсович тоже быстро потратил.

В 1938 г. дочь Феликса Ирина вышла замуж за графа Николая Шереметьева. Молодые обосновались в Риме, где в 1920-е гг. жили родители Николая Шереметьева и где провела свое детство младшая Ирина Юсупова.

Феликс и Ирина Юсуповы в Париже

А в 1939 г. скончалась Зинаида Николаевна Юсупова. Она прожила в эмиграции 20 лет, но, несмотря на все невзгоды, не утратила своей красоты, доброты и мудрости. Феликс Юсупов писал о матери в своих мемуарах: «В ее семьдесят пять лет цвет лица у нее был, как у барышни. Матушка никогда не румянилась и не пудрилась, и только всю жизнь горничная ее Полина готовила ей один и тот же лосьон, причем рецепт был очень простым: лимонный сок, яичный белок и водка». Упокоилась княгиня на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, где нашла приют почти вся дворянская Россия.

Сама по себе история этого кладбища весьма примечательна. Первой русской могилой на небольшом французском кладбище в маленьком неприметном местечке, расположенном близ Парижа, названном по имени Святой Женевьевы, была могила военного.

В 1927 г. здесь похоронили генерала от кавалерии П.П. Колитина, скончавшегося в Русском Доме. В 1927 г. в старинной усадьбе с большим домом и парком, по преданию, некогда принадлежавшем кому-то из наполеоновских маршалов, возник Русский Дом. Приют для 250 престарелых русских людей, выброшенных революцией за пределы России, организовала сама уже немолодая княгиня Вера Кирилловна Мещерская на деньги своей воспитанницы по парижскому пансиону Доротеи Педжет. Обитатели Русского Дома и стали потом первыми «поселенцами» кладбища. Кладбище это с полным основанием можно считать и мемориалом Белой борьбы. Это единственный в своем роде памятник участникам Белого движения. Здесь похоронены воины Добровольческой армии, сражавшиеся на юге страны, огромный участок отдан казакам, кадетам. Могилы с андреевскими флагами на крестах образуют мемориал русских моряков.

На кладбище похоронены и представители русской аристократии, известные деятели культуры.

А жизнь Юсуповых в эмиграции продолжалась своим чередом. У их дочери Ирины и графа Николая Шереметьева в 1942 г. родилась дочь Ксения. В 1942 г. Юсуповы, на оставшиеся выигранные деньги после американского кинопроцесса, купили скромный домик на улице Пьер Герен в центре Парижа. Феликс Юсупов говорил, что «никогда и нигде так счастлив не был, как в этом доме». Дом был небольшой, но уютный: «Внизу была гостиная и столовая, между ними кухонька. Стены комнат обтянуты холстинкой, мебель прежняя, лондонской поры, перебывавшая до Пьер Герен и в Булони, и в Сарселе. В столовой я развесил своих кальвийских «монстров», а в застекленном шкафчике расставил забавные тряпочные куколки, сделанные Ириной. Крутая лестница наверх. Наверху — спальня, бывший сеновал, теперь большая, очень светлая солнечная комната. Я выкрасил ее аквамарином и обставил мебелью из матушкиной булонской комнаты. На стенах портреты и гравюры, навевавшие самые дорогие воспоминания».

Юсупов и в старости продолжал быть весьма деятельным. Он много помогал, особенно слабым и больным. Этот дар открыла в нем еще великая княгиня Елизавета Федоровна, которой молодой Феликс Юсупов в Москве много помогал в уходе за больными. Сам князь писал об этом: «Я всегда любил сидеть с больными. Откуда что берется — сразу я и терпелив, и ласков. Особенно больных нервами, говорят, успокаиваю. Пропала во мне сиделка... или батюшка, потому что люди так и норовят мне покаяться, потому, мол, что сразу видно, что не строгий. И почти вся моя «паства» уверяла, что я и впрямь утешил и, поди ж ты, наставлением помог».

В начале 1950-х гг. Феликс Юсупов взялся за написание мемуаров. Его первая книга «Конец Распутина» была опубликована еще в 1927 г. Любовь к родине и тоска по ней сопровождали князя всю жизнь, как и вопрос об убийстве Григория Распутина. В своих мемуарах он писал, что совесть его не мучила и не смущала его сон. Он говорил об этих событиях отстраненно, как о том, в чем не был замешан.

Правда, книга воспоминаний, в которой он признавался в убийстве Распутина, доставила ему немало хлопот: дочь «старца» — Матрена, тоже уехавшая во Францию, после выхода книги Юсупова возбудила против князя судебное дело, требуя возмещения убытков.

Основанием стала виновность князя, в которой он сам признался и которую не приходилось доказывать. Французский суд рассмотрел жалобу и отказал истице, решив, что дело было давно, в другой стране и уже подлежит только суду истории.

Записки попали в Голливуд, и там сняли фильм. Благодаря мемуарам и фильму Ф.Ф. Юсупов стал знаменит не только в России, но и в Европе. А в 1950-х Юсупов написал два тома «Перед изгнанием. 1887—1919» и «В изгнании».

Модели Дома моды

В конце 50-х гг. произошло знакомство Феликса Юсупова с молодым мексиканским художником Виктором Контрерасом. Юноша рано остался без родителей. Родственники определили Виктора в училище живописи и ваяния при Академии Сан-Карлос в Мехико. В 16 лет он в течение года постигал мастерство в Нью-Йоркском институте современного искусства, оттуда отправился в Европу, выиграв студенческий конкурс. Некоторое время занимался в Мюнхенском институте искусств, но вскоре перебрался в Париж, о котором, по его словам, «мечтал со страстью и нежностью», в Академию изящных искусств при Сорбоннском университете. В Европе пробыл с 1958 по 1965 г. Как-то Виктор совершенно случайно оказался приглашенным на вечер в дом Юсуповых на улице Пьер Герен. Случилось так, что и сам князь, и его жена Ирина не только обратили внимание на юношу, но и пригласили бывать у них почаще. Знакомство переросло в прочную привязанность, и талантливый мексиканец стал другом русских эмигрантов. Когда закончился срок стипендии, Виктор был приглашен погостить в юсуповском доме. В результате он прожил там пять лет. Все то время, пока продолжал обучение в Сорбонне.

Князь и княгиня не только знали толк в искусстве, но и сами прекрасно рисовали. Часть своих рисунков, офортов, гравюр Ирина и Феликс дарили молодому постояльцу в обмен на такие же подарки с его стороны — картины, скульптуры, миниатюры, выполненные им самим. В конце концов Феликс Юсупов так расположился к молодому художнику, что решил его усыновить. Возможно, в этой ситуации главную роль сыграло подсознательное и неосуществленное желание иметь собственного сына, продолжателя рода. Вплоть до смерти князя в 1967 г. Контрерас, ставший к тому времени известным скульптором и состоятельным человеком, переписывался с Юсуповыми, навещал их и даже принял финансовое участие в судебной тяжбе против известной американской кинофирмы. Да и годы спустя Контрерас не раз приходил на помощь вдове князя Ирине, когда та оказывалась в затруднительном материальном положении. Перед смертью великая княгиня Ирина Юсупова подарила в знак благодарности часть личного архива Юсуповых и ряд бесценных семейных реликвий Виктору Контрерасу.

Феликс Юсупов прожил долгую жизнь. Последние годы жизни Юсупова прошли в Париже. Он умер в 80 лет, из них более пятидесяти князь прожил в эмиграции. Несмотря на преклонный возраст, выглядел Феликс Юсупов моложаво, так же изящно одевался, так же, как в юности (до и после женитьбы), слегка красил губы и щеки, любил принимать томные позы, при этом на лице его царила давно заученная двусмысленная улыбка. Все десятилетия, отделяющие его от ночи на 18 декабря 1916 г., Феликс Юсупов прожил как убийца Распутина и больше уже не пускался ни в какие политические авантюры. В парижских, лондонских, нью-йорских гостиных шушукались при его появлении, глядели на него с любопытством, и он как должное воспринимал это внимание.

К концу жизни Феликса Юсупова почти все его друзья и родственники, так любившие Крым и бывшие частыми гостями в Юсуповском дворце в Кореизе, ушли в мир иной. О мученической смерти царской семьи и великой княгини Елизаветы Федоровны Юсуповы получили достоверные сведения уже в эмиграции. О гибели Елизаветы Федоровны Юсуповы узнали следующее: «...марфо-мариинским сестрам вышла передышка. Большевики, придя к власти, не тронули их. Даже послали какое-то продовольствие. Но в июне 18-го они арестовали ее (Елизавету Федоровну. — Л.К.) вместе с верной ее спутницею Варварой и увезли в неизвестном направлении. Патриарх Тихон сделал все, чтобы отыскать и освободить ее. Наконец стало известно, что держат великую княгиню в Алапаевске Пермской губернии вместе с кузеном ее, великим князем Сергеем Михайловичем, князьями Иваном, Константином и Игорем, сыновьями великого князя Константина Константиновича, и сыном великого князя Павла Александровича князем Владимиром Палеем.

В ночь с 17 на 18 июля, спустя сутки после расстрела царя и семьи его, их живьем бросили в колодец шахты. Тамошние жители издали следили за казнью. Когда большевики уехали, они, как сами рассказывают, подошли к колодцу. Оттуда доносились стоны и молитвы. Помочь не решился никто.

Модедь «Ирфе»

Месяцем позже Белая армия вошла в город. По приказу адмирала Колчака тела несчастных извлекли из колодца. На некоторых, как говорят, были перевязки, сделанные из апостольника монахини. Тела положили в гроб и увезли в Харбин, оттуда — в Пекин. Позже маркиза Милфорд-Хэйвен перевезла останки великой княгини и прислужницы ее Варвары в Иерусалим. Захоронили их в русской церкви Святой Марии Магдалины близ Масличной горы. В пути из Пекина в Иерусалим гроб великой княгини дал трещину, оттуда пролилась благоуханная прозрачная жидкость. Тело великой княгини осталось нетленным. На могиле ее свершились чудеса исцеленья».

Одним из самых траурных годов для русской эмиграции оказался 1928-й. 22 апреля 1928 г. пришло известие о смерти барона Петра Врангеля. Эта смерть опять всколыхнула воспоминания о Крыме. Петр Николаевич с апреля 1920 г. был Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России. Врангель умер в 49 лет, практически в расцвете сил. Феликс Юсупов очень переживал его смерть: «Смерть его была для нас большим горем. Россия потеряла великого человека и патриота, я — замечательного друга. Сколько говорено было нами о будущем нашей несчастной Родины! Сколько надежд, разочарований и снова надежд было у нас! Я верил в прямоту его суждений и правильность оценок. Привык я говорить с ним и о личных делах. И в самые трудные минуты немедленно находил в нем поддержку».

А 13 ноября 1928 г. скончалась последняя русская императрица Мария Федоровна. Великий князь Александр Михайлович писал об этом событии: «...исчезла последняя частица Российской империи». На похороны императрицы собрались все оставшиеся в живых Романовы и среди них, конечно, была ее внучка Ирина Александровна со своим мужем Феликсом Юсуповым. О похоронах проникновенно написал впоследствии великий князь Александр Михайлович, женатый на дочери Марии Федоровны Ксении Александровне: «В последний раз за годы земного странствия и впервые после революции оказалась она во главе той процессии, что следует за всеми монархами, пока те способны раздавать награды и жаловать чины. В день своей смерти Вдовствующая Императрица Всероссийская вдруг вернула себе то, что утратила в день отречения сына — центральное место на сцене. И пусть ближайшие ее родственники были изгнанниками без гроша за душой, за гробом ее шло чуть ли не полсотни коронованных особ». Для Ирины и Феликса смерть Марии Федоровны была одной из горчайших потерь. Ведь именно благодаря ее разрешению состоялась их свадьба. Феликс Юсупов никогда об этом не забывал: «С ней закончилось прошлое. Влияние этой замечательной женщины было всегда благотворно для второй ее родины. ...Лично я никогда не забуду, как в два счета уладила она историю с помолвкою любимой внучки Ирины».

Великий князь Дмитрий Павлович, племянник великой княгини Елизаветы Федоровны, сын великого князя Павла Александровича, после убийства Распутина был в конце декабря 1916 г. сослан в Персию в отряд генерала Баратова. Ему очень повезло. Окажись он в это время в России, возможно, был бы убит, так же как его тетка Елизавета Федоровна, отец Павел Александрович и сводный брат Владимир Палей. Когда вспыхнула революция, князь Дмитрий Павлович перешел на английскую службу в Персии. Затем, оставив службу, поселился в Лондоне, а потом переехал во Францию и жил в Париже, где возобновил отношения с семьей Юсуповых. В 1926 г. в Биаррице он женился на Одри Эмери, американке, перешедшей в православие и получившей титул светлейшей княгини Романовской-Ильинской. В 1927 г. у них родился сын Павел, получивший титул светлейшего князя Романовского-Ильинского. В 1939 г. Дмитрий Павлович заболел туберкулезом и уехал в Швейцарию, в санаторий Шатцальп, над Давосом. Он поправился от туберкулеза, но неожиданно скончался от уремии 2 марта 1942 г.

Судьба двоюродного брата Феликса Юсупова Михаила Сумарокова-Эльстона, который также отплыл в эмиграцию из Ялты, сложилась весьма удачно. Талантливый теннисист и за границей оставался чемпионом. В 1919 г. он станет чемпионом Мальты в одиночном разряде, 6 раз подряд победит в Открытых чемпионатах Юга Франции в одиночном, парном и смешанном разрядах, станет абсолютным чемпионом Европы по теннису в 1921 г. Затем будут победы в Ницце и в чемпионатах зарубежной России 1935—1937 гг. С 1937 г. Михаил Николаевич жил в Лондоне, где руководил англо-русским спортивным клубом. Он умер в том же году, что и Ирина Юсупова, — 3 июля 1970 г. в университетском госпитале в Лондоне и похоронен на местном кладбище.

Дом на улице Пьер Герен в Париже

Семья Ирины Романовой в эмиграции распалась. Великий князь Александр Михайлович обосновался во Франции в Биаррице. Он пробовал развестись с Ксенией Александровной, но княгиня решительно отказала ему в разводе. Ксения Александровна Романова жила в Лондоне, где ее поддерживали родственники из королевской семьи и сам король Англии. Младшие дети поначалу оставались с ней. Федор Александрович жил до женитьбы преимущественно у Юсуповых в Париже. Братья Ирины Романовой, которые часто проживали в юсуповском доме в Париже, постепенно обзаводились своими семьями. Федор Александрович женился на графине Ирине Палей, дочери великого князя Павла Александровича. Младший, Никита, — на графине Марии Воронцовой-Дашковой.

Великая княгиня Ксения Александровна, несмотря на то что в эмиграции Александр Михайлович жил отдельно, в Биаррице, до конца своих дней продолжала любить мужа. Она завещала похоронить ее на юге Франции, в Рокбрюне, около Ментоны, рядом с могилой великого князя Александра Михайловича.

Великий князь Николай Николаевич, бывший Главнокомандующий русской армией в Первой мировой войне, со своей семьей по приглашению императрицы Марии Федоровны в апреле 1919 г. отплыл из Крыма на корабле «Мальборо». О его пребывании в эмиграции Феликс Юсупов в своих «Воспоминаниях» сообщал следующее: «В январе 1929 г. русская эмиграция была снова в трауре. Скончался великий князь Николай, в 1919 г. покинувший вместе с нами Россию. Поначалу великий князь поселился в Италии в Санта-Маргарите с женой, сестрой королевы Елены. Потом переехал во Францию, в Шуаньи (департамент Сена-и-Марна), где жил уединенно, в стороне от политики, и принимал у себя лишь самых близких».

Вся семья его брата, великого князя Петра Николаевича, вместе со всей «романовской группой» также благополучно выбралась из Крыма на корабле «Мальборо». В эмиграции всех членов семьи разметало по разным странам. Марина Петровна умерла в 1981 г. в Ницце, Роман Петрович — в 1978 г. в Риме, а Надежда Петровна — в 1988 г. в местечке Шантийли во Франции. Прах их родителей, Петра Николаевича и Милицы, покоится в Каннах на Лазурном Берегу в православной церкви Михаила Архангела.

Юсупов доживал свой век с женой Ириной Романовой, с которой они вместе прошли все круги испытаний, делили все бедствия и все радости. Их внучка Ксения Шереметьева-Сфири вспоминала об этой необыкновенной паре: «Дедушка с бабушкой между собой всегда говорили по-русски. Дедушка всегда был очень обязательный, приходил всегда вовремя и если не успевал, то всегда звонил и предупреждал. Вечерами они много читали и между собой очень много разговаривали. И бабушка часто смеялась над ним, всегда очень по-доброму. Он ее продолжал удивлять! С ним она была абсолютно счастлива!.. Они с бабушкой были совершенно разными людьми, но нежно любили друг друга. Я таких людей потом никогда не встречала. Не видела такой нежности и внимания друг к другу, хотя Феликс Феликсович не только в молодости, но и в зрелые годы славился своим сумасбродством и экстравагантными выходками. Он «любил пожить», как раньше говаривали на Руси. Бабушка же была тихая и скромная. Она все ему прощала и сдерживала его бурную натуру. Когда дедушка умирал, он сказал верной подруге: «Я всю жизнь любил только тебя, прости меня за все...».

Великий князь Дмитрий Павлович и Одри Эмери

Судьба подарила последнему представителю рода Юсуповых долгую жизнь. Во время посещения Франции Н.С. Хрущев встречался с князем и на вопрос Юсупова о возможности посещения России ответил положительно.

Только почтенный возраст и болезни не позволили старому князю осуществить свою мечту — побывать в России.

В 1966 г. Феликс Юсупов тяжело заболел. Его крестница Ольга Розен, которая близко дружила сначала с Зинаидой Николаевной, а после ее смерти с самим Феликсом Феликсовичем, оставила воспоминания о последнем годе жизни князя: «Дядя Феликс был мягкий, добрый, щедрый. В болезни своей он был очень и очень терпеливый: он принял очень тяжелую болезнь с большим смирением... Он был очень верующим человеком, и вера ему помогала переносить болезнь. Он очень страдал и отлично знал, что в конце концов он ослепнет. В день, когда он узнал, что у него за болезнь, он позвонил мне по телефону и сказал: «Знаешь, какие неприятные новости, я заболел и это кончится тем, что я буду совершенно слепым и буду парализован». Так оно потом и было». Умер Ф.Ф. Юсупов 27 сентября 1967 г., перед этим впав в кому. Родные и друзья, находившиеся рядом с ним, были поражены его последними минутами. Один из присутствующих впоследствии вспоминал: «Неожиданно он открыл свои глаза и они стали такими синими, какие я только когда-либо видел. Он был очень красивым. Улыбка осветила его лицо, как будто он увидел что-то прекрасное. И потом он умер. Он был просветленный. Он умер, как святой».

Феликс Юсупов умер в возрасте 80 лет и был похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа в Париже. Жена Феликса Юсупова, княгиня Ирина Александровна, прожила только три года после смерти мужа. Как писала ее внучка Ксения Сфири: «Она не умела жить без дедушки... Но она ни за что не хотела жить с нами. После его смерти у нее больше не было никакого интереса к жизни. Они прожили вместе 50 лет, и для нее дедушка был всей ее жизнью». Княгиня Ирина Александровна Юсупова скончалась 26 февраля 1970 г. в возрасте 74 лет и была похоронена в одной могиле с Феликсом Феликсовичем.

Ксения Александровна, Ирина (Беби), Ирина Александровна

В 1979 г. в Париж в дом Юсуповых на улице Пьер Герен приехал умирать их зять граф Николай Шереметьев. Его также похоронили в семейной могиле Юсуповых на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Единственная дочь Юсуповых Ирина — «Беби» умерла 30 августа 1983 г. и также была похоронена в одной могиле с отцом, матерью и мужем. Вот так и получилось, что на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа близ Парижа под русским православным крестом оказалась захороненной вся семья Юсуповых: княгиня Зинаида Николаевна Юсупова; ее сын Феликс Феликсович Юсупов; невестка княгиня Ирина Александровна, урожденная великая княжна Романова; дочь Феликса и Ирины — графиня Ирина Феликсовна Шереметьева и ее муж граф Николай Дмитриевич Шереметьев.

Внучка Юсуповых Ксения Сфири, наследница двух самых громких на Руси аристократических фамилий — Юсуповых и Шереметьевых, родилась в Италии. Но потом ее родители переехали в Афины, где тогда жил Эмиль Демидов, бывший царский посланник в Греции. Его жена Софья Воронцова-Дашкова приходилась Ирине Феликсовне Юсуповой тетей. «Моя мать, — вспоминала Ксения Николаевна, — влюбилась в Грецию, но жилось в ней моим родителям трудно. Мать делала какие-то украшения на продажу, приходилось продавать привезенные из России вещи. Мой отец, Николай Дмитриевич Шереметьев, работал в Австралии в пароходной компании Власова, и видели мы его редко. Он приезжал домой два раза в год. А во Франции, куда родители приехали сначала сразу же после бегства из России, ему пришлось работать даже шофером такси. Потом отец заболел туберкулезом. Долго лечился в горах, и моя мать писала ему письма каждый день, два года подряд. Врачи давали ему два месяца жизни, но их печальные прогнозы, к счастью, не сбылись. Видимо, помогли письма моей матери. Я уверена: это ее любовь спасла отца!»

В 1965 г. в Афинах Ксения вышла замуж за грека Илию Сфири. Ее муж — коренной грек родом с острова Итака работал в компании «Шелл», а потом вышел на пенсию. В 1968 г. у них родилась дочь Татьяна — правнучка Феликса и Ирины Юсуповых.

С мужем, дочерью Татьяной и внуком Ксения часто приезжает в Париж, где живет в доме Юсуповых на улице Пьер-Герен.

Феликс Юсупов в своем доме на улице Пьер Герен

Когда-то, после убийства Распутина, князь Борис Щербатов писал французскому послу Морису Палеологу о князе Феликсе Юсупове: «Независимый, гордый и смелый, он имеет право на всеобщее уважение, и я не сомневаюсь, что со временем его оценят по его подлинной цене. Наши внуки, читая страничку истории об этой тяжелой драме Распутина, найдут в нем нечто большее, чем преступление Борджия, и князь Юсупов им представится не только как поклонник рассказов Оскара Уайльда...».

До последней минуты жизни Феликс Юсупов тосковал по потерянной России. Как-то в разговоре с Александром Вертинским он грустно сказал: «Мы потеряли родину, а она есть, живет без нас, как жила и до нас. Шумят реки, зеленеют леса, цветут поля, и страшно, что для нас она уже недостижима, что мы для нее уже мертвецы — тени прошлого. Какие-то забытые имена, полустертые буквы на могильных памятниках».

Однако со временем оказалось, что по полустертым буквам потомки смогут прочитать судьбы многих ушедших поколений, определявших историю России.