Формирование личности М.С. Воронцова

В ряду громких имен, завещанных памяти потомства временами Екатерины II и Александра I, есть древо, отмеченное счастливою родовою чертою преемственности, дарований и заслуг. Это семья графов Воронцовых.

Воронцовы — старинный дворянский род, в истории которого XVIII столетие по праву можно считать золотым веком. Именно в этот период представители семьи Воронцовых занимали ответственные должности в государственном аппарате Российской Империи, приобрели широкую известность благодаря своей просветительской и благотворительной деятельности.

Портрет М.С. Воронцова. В. Рейнольдс по оригиналу Т. Лоуренса

У статского (впоследствии тайного) советника, ростовского воеводы И.Г. Воронцова (1674—1750) было три сына: Роман (1707—1783); Михаил (1714—1764); Иван (1719—1786)¹. Старший из братьев Роман Илларионович прошел путь видного государственного деятеля: сенатор с 1760 г., генерал-аншеф при Петре III; при Екатерине Великой сначала в опале, а затем наместник Владимирской, Пензенской и Тамбовской губерний.

От брака с Марфой Ивановной Сурминой (1718—1745), происходившей из богатой купеческой семьи, Р.И. Воронцов имел пятерых детей: Марию (1737—1765; в замужестве Бутурлина, муж — сенатор Петр Алексеевич Бутурлин (1734—1784); Елизавету (1739—1792; фаворитка Императора Петра III, в замужестве Полянская, муж — статский советник Александр Иванович Полянский (1721—1818); Александра (1741—1805; в 1773—1794 гг. — президент Коммерц-коллегии, канцлер в 1802—1804 гг.); Екатерину (1744—1810; в замужестве княгиня Дашкова, в 1783—1796 гг. — директор Петербургской академии наук и президент Российской Академии); Семена (1744—1832; с 1783 г. — полномочный министр в Венеции, в 1885—1806 гг. — в Лондоне).

Портрет Р.И. Воронцова. И. Канатчиков

Записки княгини Е.Р. Дашковой свидетельствуют, что заботу о воспитании детей Р.И. Воронцова взял на себя его брат — Михаил Илларионович, по крайней мере, это относится к Екатерине, Александру и Семену. Будущая княгиня Дашкова имела возможность в доме дяди развивать свои природные способности и приобрести знания, позволившие ей стать просвещеннейшей из русских женщин своего времени. По словам С.Р. Воронцова, Михаил Илларионович относился к племянникам, как к родным детям, в его доме они получили воспитание, необходимое для последующей службы. В своих воспоминаниях А.Р. Воронцов также подчеркивал влияние, которое оказал на него дядя, государственный канцлер М.И. Воронцов — своей заботой о его образовании.

Следует отметить, что в семье Воронцовых существовало взаимное уважение между старшими и младшими поколениями.

Э.С. Андреевский (врач М.С. Воронцова) в своих воспоминаниях так оценивал эти отношения:

«Отцы знали, что предстоит их сыновьям и чего от них можно требовать, а сыновья, благоговея к старшим, постигали, что им нечего переверять отцовских опытов. Так звено от звена не разлучалось, все крепли, взаимно пополнялись на постоянном пути их совершенствования».

Эта сложившаяся преемственность в становлении и воспитании будущих государственных деятелей восходит к Михаилу Илларионовичу Воронцову. В четырнадцать лет он стал пажом при дворе Цесаревны Елизаветы Петровны, где, вероятно, выучил французский язык, и впоследствии вел на нем часть корреспонденции. В общем же, Михаил Илларионович выделялся среди окружения Цесаревны образованностью и умением владеть пером. Современники, расходясь во мнениях относительно государственных способностей Воронцова, практически единодушны в признании за ним высоких государственных качеств — честности, твердости и прямодушия.

После переворота 1741 г., когда на трон взошла Елизавета Петровна, М.И. Воронцов стал камергером и поручиком новоучрежденной лейб-компании (то есть фактически генерал-лейтенантом), владельцем богатых имений. Затем, в 1744 г., тайный советник, граф Священной Римской империи М.И. Воронцов был назначен вице-канцлером, а в 1758 г. — канцлером Российской Империи.

Как было сказано, М.И. Воронцов сыграл важную роль в воспитании и становлении своих племянников. Дом канцлера был для них местом, где они приобщились к просвещению, получили первые уроки государственной деятельности. Недаром впоследствии они причислялись современниками к наиболее выдающимся представителям российской аристократии второй половины XVIII столетия.

Несмотря на различия характеров всех троих объединяла феноменальная работоспособность и особое отношение к службе как к возможности выполнить свой долг перед Отечеством.

На открытии Российской Академии наук Е.Р. Дашкова выступила с программной речью, в которой наметила основные направления ее работы. В конце выступления она заверила слушателей:

«Будьте уверены, что я всегда гореть буду беспредельным усердием, истекающим из любви моей к любезному Отечеству, ко всему тому, что сему нашему обществу полезно быть может, и что неусыпною прилежностью буду стараться заменить недостатки моих способностей».

Идея любви к Отечеству заложена и в словах С.Р. Воронцова: «Я русский, и только русский». Быть полезным России значит честно выполнять свой долог на служебном поприще. Успехи в карьере — своеобразная оценка деятельности, будь то государственная или военная служба. При этом Александр Романович и Семен Романович были весьма осторожны в выборе средств для продвижения по служебной лестнице. Должность для них — не самоцель. Честь, доброе имя дороже любого благополучия. В автобиографии С.Р. Воронцов пишет:

«На службе ничего не приобрели, а напротив, всегда тратили свое: начальствуя полком, я не только не извлекал из него выгоду, как другие, но расходовал собственное достояние, в чем могу сослаться на всех гренадер, которые еще налицо».

В свою очередь, А.Р. Воронцов полагал, что каждый человек имеет, сообразно своим достоинствам, внутреннюю цену, отнять которую не в состоянии никто.

В период правления Екатерины Великой братья Воронцовы подчинили свои чувства долгу, честно выполняя возложенные на них обязанности.

Портрет М.И. Воронцова. Неизвестный художник

В характере С.Р. Воронцова, по свидетельству современников, не было своеобразной охранительной сдержанности. Он высказывал свои мнения открыто, не только в личной, но и в официальной переписке, несмотря на предостережения друзей и родни. Он понимал ответственную роль перед Отечеством в честном выражении своих взглядов. В итоге в конце царствования Екатерины II у С.Р. Воронцова начались осложнения на службе.

Александр Романович постоянно опровергал в Совете представления всесильного Потемкина. «Я не понимаю, зачем нас посадили в Совет: что мы — чучела или пешки, что ли?» — заявлял А.Р. Воронцов безмолвствующим членам Совета. Для подобных действий необходимо было иметь гражданское мужество. По словам Радищева, А.Р. Воронцов принадлежал к числу «крепких» душой людей, был «душесильным» человеком. Одним из примеров стойкости А.Р. Воронцова является тот факт, что он не побоялся дать приют своему другу, швейцарцу Лафермьеру, секретарю и библиотекарю Императрицы Марии Федоровны, отстраненному от Двора Императором. Впоследствии на могильном памятнике Лафермьеру, поставленном в селе Андреевском Владимирской губернии А.Р. Воронцовым, была начертана надпись:

«Другу искреннему, испытанному и благородному, при Царском Дворе непорочно проживавшему».

Непорочность — редкая добродетель во все времена.

Подобные поступки вызывали далеко не однозначное отношение представителей высшей власти, но несмотря на это Воронцовы долгое время занимали ведущие государственные должности и сумели составить собственное окружение. Вероятно, это объяснялось тем, что такие люди, как С.Р. и А.Р. Воронцовы, Е.Р. Дашкова благодаря своим талантам и образованности придавали блеск правлению Императрицы, старательно поддерживающей о себе мнение как об одном из самых просвещенных монархов Европы. Тем более, что Воронцовы, возглавляя ответственные государственные посты, прекрасно выполняли свои обязанности.

Портрет А.К. Воронцовой. Неизвестный художник

С.Р. Воронцов мог являться для своего сына Михаила примером не только в сфере государственной, но и военной деятельности. До начала своей дипломатической карьеры С.Р. Воронцов подавал большие надежды именно на военном поприще, считая основным своим предназначением службу в русской армии. Не случайно впоследствии он был удостоен высокой оценки А.В. Суворова.

«Тактика ваша, — писал однажды сей славный полководец к нему, — должна быть в кабинетах всех государей».

Юность С.Р. Воронцова совпала с великими победами русского оружия. Воодушевляемые примером служения России своих отцов, молодые люди того времени были обязаны не уронить чести и достоинства Отечества. Государство не может существовать без национальной идеи, объединяющей истинных граждан, но, пожалуй, во времена юности С.Р. Воронцова не требовалось много говорить и напоминать молодежи о ее долге перед Верой, Царем и Отечеством: дела отцов, растущая мощь Российского государства говорили сами за себя.

Семен Романович, как и вся семья Воронцовых, за исключением Е.Р. Дашковой, 28 июня 1762 г. хранили верность Императору Петру Федоровичу, рискуя многим, но честь была дороже жизни. Спустя десятилетия Семен Романович вспоминал об этом «ужасном» дне, как окрестил он его в автобиографии:

«Мне тогда было всего 18 лет; я был нетерпелив, как француз, и вспыльчив, как сицилиец. Я пришел в неразрывную ярость при этом известии о перевороте, обнаружившем мне всю важность измены, которая мне стала более понятна, чем самому рассказчику, так как я знал кое-какие обстоятельства, пояснившие дело. Полагаясь, однако, на верность Преображенского полка, я не думал, чтоб мятежники могли иметь перевес».

Если Отечеству угрожала опасность, долг дворянина был одним из первых выступить на его защиту, показывая своими делами, что, подобно предкам, он достоин носить это звание. В конце осени 1768 г., когда Турция объявила войну России, граф С.Р. Воронцов просит графа Чернышева принять его на службу и отправить в армию, на что Чернышев заметил, что представит доклад о Семене Романовиче как единственном офицере, пожелавшем во время войны вернуться в армию, тогда как он имеет уже более 400 просьб об увольнении.

Портрет Е.Р. Дашковой. Неизвестный художник. Видоизмененная копия с оригинала Д.Г. Левицкого

Началась служба С.Р. Воронцова под началом великого полководца своего времени П.А. Румянцева. Он участвовал со своим батальоном во всех сражениях, походах 1770 г. За битву при Ларге С.Р. Воронцов получил орден Святого Георгия 4-й степени; при Кагуле он первый вступил со своим батальоном в ретраншемент неприятеля и, отбив два знамени Московского полка, разбитого незадолго до этого, захватил 40 пушек. П.А. Румянцев прямо на поле боя составил рапорт Императрице об удачных действиях Воронцова и Ельчанинова, отличившихся в этот день. За Кагул С.Р. Воронцов был произведен в полковники и получил крест Святого Георгия 3-й степени. Однако в своей автобиографии он отмечает:

«С этого времени прекратились мои успехи на военном поприще и начался для меня ряд неудач по службе: ибо после этой кампании, несмотря на свое усердие, на одобрение и похвальные отзывы фельдмаршала, меня постоянно обходили наградами».

Воронцов покинул бы службу, но особое отношение к нему фельдмаршала П.А. Румянцева и понимание того, что оставить армию во время боевых действий бесчестно, заставили его остаться.

В 1774 г. между Турцией и Россией в селении Кайнарджи был заключен мир, причем С.Р. Воронцову было поручено вместе с П.В. Завадовским изложить все статьи на итальянском языке. С.Р. Воронцов вместе с князем Н.В. Репниным отвозил мирный договор с ратификацией визиря. Н.В. Репнин был произведен в генерал-аншефы, а Воронцов — в бригадиры, несмотря на то, что князь не скрывал, что Воронцов участвовал в составлении статей трактата и лишь из-за своей деликатности не повез первое известие о мире. Положение С.Р. Воронцова усугублял тот факт, что он отказался служить в Преображенском полку премьер-майором (князь Потемкин был подполковником этого полка). Нелюбовь к гвардейским полкам из-за событий 1762 г. сохранилась у С.Р. Воронцова фактически на всю жизнь. Князь Потемкин воспринял отказ как проявление высокомерия и надменности со стороны Семена Романовича, что надолго осталось в его памяти.

С.Р. Воронцов блестяще провел через польские воеводства 1-й и 3-й гренадерские, Санкт-Петербургский пехотный и Сумской гусарский полки, причем в его войсках царила такая строгая дисциплина, что, по его словам,

«не было взято ни одного яйца, за которое не заплатили бы, и воеводства, не привыкшие к подобным порядкам, письменно благодарили перед маршалом и выслали ко мне множество депутаций с самыми лестными изъявлениями».

Пройдет примерно сорок лет, и французские граждане будут благодарить его сына — графа М.С. Воронцова, командующего оккупационным корпусом, за достойное и справедливое к ним отношение. Сыновьям не требовалось искать для себя примеров далеко от собственного дома, жизнь и дела отцов требовали быть достойными их памяти, и отношения в семье Воронцовых — лучшее тому доказательство.

Воронцовы не умели пресмыкаться, унижение было не в чести в их роду. В Манифесте по случаю подписания с Турцией мира имя графа С.Р. Воронцова не было даже упомянуто в списках особо отличившихся, несмотря на то, что его полк особо отмечен и удостоен был именоваться лейб-гвардейским.

«Потомство, читая этот указ, подумает, что командир этого полка либо умер накануне, либо был подлым трусом, который бегал каждый раз, когда сражался его храбрый полк: почему, достойно наказанный и отставленный от службы, он не назван в числе лиц, награжденных за эту войну», —

и С.Р. Воронцов решил окончательно выйти в отставку. Императрица дважды посылала П.В. Завадовского просить Семена Романовича не оставлять службы — с разрешением свободно ехать куда угодно для поправления здоровья и с сохранением жалованья. Екатерина Великая умела ценить достойных людей и не переносила личных отношений на дела государственные. Лишь через полгода Воронцов получил разрешение об отставке и отправился в Италию, чтобы поправить свое здоровье. В 1778 г. он вернулся в Санкт-Петербург, где жил довольно уединенно.

В августе 1781 г. состоялась свадьба графа С.Р. Воронцова и дочери адмирала А.Н. Сенявина — Екатерины Алексеевны.

Портрет С.Р. Воронцова. Т. Лоуренс

Алексей Наумович Сенявин (1716—1797) начал службу на флоте мичманом. На кораблях Днепровской военной флотилии участвовал в русско-турецкой войне 1735—1739 гг. Во время Семилетней войны командовал линейным кораблем «Иоанн Златоуст 1-й», который участвовал в блокаде Кольберга.

С 1762 г. он в отставке (из-за болезни); в 1766 г. вернулся на службу: генерал-казначей при Адмиралтейств-коллегии, с мая 1768 г. командующий кронштадтской эскадрой Сенявин принимал активное участие в создании Черноморского флота. Ему принадлежит немалая заслуга в строительстве гавани и верфи у крепости Александер-шанц, верфи в Днепровском лимане, порта Херсон. С 1794 г. Алексей Наумович член Адмиралтейств-коллегии.

С.Р. Воронцов на военное поприще не вернулся. Как справедливо подчеркивает биограф Воронцова Д.Д. Рябинин, горечь обманутых надежд усугублялась не только отсутствием справедливого отношения к заслугам Воронцова, но и обостренным чувством гордости представителя аристократической фамилии, племянника государственного канцлера, который при отставке, получив генеральский чин (в 32 года), считал себя обойденным счастливыми выскочками. Надо заметить, что подобное болезненное восприятие оценки своей деятельности будет присуще и М.С. Воронцову.

С.Р. Воронцов пользовался уважением не только у выдающихся русских полководцев. Не менее важно заслужить искреннее, доброе отношение простых солдат. Во время службы в армии С.Р. Воронцов делал все возможное для улучшения быта солдат.

«Мы молим за него Бога, — говорил один из старых сослуживцев С.Р. Воронцова Ф.В. Ростопчину. — Он был нам отец, а не командир».

Необходимо сказать о том, что С.Р. Воронцов, а затем и М.С. Воронцов считали храбрость, самоотверженность врожденными качествами русских солдат, причем, по мнению С.Р. Воронцова, русские пехотинцы были лучшими солдатами в Европе.

В «Записках о русском войске» С.Р. Воронцов подтверждал свою преданность идеям Петра Великого об организации русского войска, считая, что после 1763 г., когда полковнику была дана неограниченная власть, в армии начались злоупотребления, появилось бесчеловечное отношение к солдатам. В то же время он высоко ценил заботы Потемкина о введении в войсках удобного обмундирования, подчеркивая при этом, что здоровье солдат — предмет неоценимый, о котором более всего надо заботиться командирам. С.Р. Воронцов считал вредным упразднение многих степеней воинской чинопоследовательности, так как этим было уничтожено соревнование между офицерами и нанесен вред самому духу подчиненности.

Портрет Е.А. Воронцовой. Луиза Дессеме

По убеждению С.Р. Воронцова, состояние войска зависит от нравственных качеств и уровня образования офицеров, причем «войско, где все офицеры — дворяне, конечно, выше того войска, где офицеры — выскочки». Он считал, что дети «мелких торгашей» поступают в армию для получения высокого чина, что, в свою очередь, обеспечит им материальное благополучие, тогда как в дворянских семьях, где дети с семи-восьми лет слышат о славе отцов, с раннего возраста воспитывалось чувство чести,

«без которого войско есть не более как людское стадо, обременяющее страну, позорящее ее и неспособное ее защитить».

При этом С.Р. Воронцов не ограничивался лишь громкими заявлениями. Офицер-дворянин владел поместьем, приносящим ему основной доход, и Воронцов считал, что тот должен иметь возможность с ноября по февраль находиться, при желании, в своей усадьбе и заниматься хозяйством. Для этого Воронцов предлагал упростить систему предоставления офицерам отпуска, так как служба не должна разорять и быть в тягость.

Относясь к службе с особой любовью и привязанностью, Воронцов сумел тщательно изучить военное дело как с практической, так и теоретической точки зрения, исследовал тактическую и военно-административную стороны военного искусства. Результатом этой деятельности и стала «Записка графа Воронцова о русском войске», которая была актуальна на протяжении всего XIX столетия. Как видим, значительное влияние С.Р. Воронцова на развитие полководческих способностей сына не подлежит сомнению.

При Дворе он пользовался уважением А.А. Безбородко (1747—1799), П.В. Завадовского (1739—1812), Ф.В. Ростопчина (1763—1826) и других представителей аристократических кругов своего времени, многие из которых вошли впоследствии в так называемый «Непременный совет» в начале правления Императора Александра Павловича.

С.Р. Воронцов положительно воспринял Указ 5 июня 1801 г., в котором Сенату предоставлялось право сделать доклад о своих обязанностях. По его мнению, в огромном государстве, при том, что большая часть населения была малообразованна, необходима постепенность, последовательность преобразований, без скачков от деспотизма к анархии. Подобных взглядов придерживалась и Е.Р. Дашкова. Известно ее высказывание в беседе с Дидро, что «просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок». Народ необходимо готовить к реформам, считала Дашкова. Когда низшие классы будут достаточно просвещены, тогда они будут достойны свободы и не нанесут вреда существующему порядку в государстве.

Александр Романович Воронцов вместе с П.В. Завадовским, Н.С. Мордвиновым, Д.П. Трощинским и другими входил в так называемый «Непременный совет». П.В. Завадовский и Н.С. Мордвинов были сторонниками Сенатской реформы, при этом Завадовский подготовил основной проект; свои варианты составили и другие сенаторы, среди которых был и А.Р. Воронцов. Он предлагал преобразовать Сенат в некоторое подобие конституционного учреждения. Именно Сенат, по Воронцову, мог служить гарантией от личного произвола Императора. Сенату предоставлялись права контроля над самодержавной властью, все повеления Императора должны были бы проходить через Сенат, и если он найдет их «неудобными и для народа отягощенными», то ему предоставляется право делать «самодержавной власти представления». Как известно, проекты расширения прав Сената встретили критику членов «интимного» комитета: Н.Н. Новосильцева, В.П. Кочубея, А.А. Чарторыжского, П.А. Строганова.

Портрет А.Р. Воронцова. Неизвестный художник

Позднее С.Р. Воронцов в одном из писем к Ф.В. Ростопчину писал, что Император был окружен самолюбивыми и тщеславными деятелями, которые стали упражняться над бедною Россией, издавая каждый день постановления. Опыты уместны только в физике и химии, и пагубны в юриспруденции, администрации и политической экономии, настаивал С.Р. Воронцов. Столь резкой оценке деятельности «молодых друзей» Императора не мешало то, что почти все члены ближайшего окружения Александра I были, в свою очередь, хорошо знакомы с С.Р. Воронцовым и в разное время находились под его началом в Англии.

Для С.Р. Воронцова личная привязанность или забота о собственном благополучии не могли повлиять на характеристику служебной деятельности любого должностного лица. Подобного правила придерживался и А.Р. Воронцов.

Можно с уверенностью сказать, что если в Англии М.С. Воронцов целиком находился под влиянием своего отца Семена Романовича, то после приезда в Россию главным авторитетом стал для него дядя — Александр Романович, второй представитель семьи Воронцовых, который занял пост канцлера Российской Империи (необходимо заметить, что С.Р. Воронцов в свое время отказался от этой должности, предложенной Павлом I).

Канцлер А.Р. Воронцов, обладая значительными политическими связями, большим весом в государственных кругах и будучи человеком весьма незаурядного характера, также не мог не повлиять на мировоззрение М.С. Воронцова. К тому же дальнейшая карьера последнего во многом зависела от А.Р. Воронцова, который старался опекать и направлять действия молодого человека, впервые оказавшегося в России после почти двадцати лет отсутствия, о чем будет рассказано далее.

В 1796 г. С.Р. Воронцов писал, что лучшее наследство, которое он может оставить своим детям, — это привить им понятие чести, определяя далее основную цель в воспитании сына, — он должен прославить род на поприще государственной службы.

Примечания

1. Воронцов И.И. — генерал-поручик, президент Вотчинской коллегии; был женат на Марье Артемьевне Волынской (1725—1792), дочери казненного кабинет-министра Императрицы Анны Ивановны — А.П. Волынского. Их сын Артемий Иванович Воронцов (1748—1813), действительный статский советник, камергер, сенатор, женившись на П.Ф. Квашниной-Самариной (двоюродной сестре бабушки А.С. Пушкина М.М. Ганнибал), стал крестным отцом А.С. Пушкина.