Новый этап военной и государственной деятельности

Права и обязанности генерал-губернатора в первой четверти XIX столетия можно определить следующим образом:

— генерал-губернатор — высший блюститель законности в своем регионе, контролирующий действия всех подведомственных ему лиц для предупреждения, а по возможности для прекращения нарушения законов;

— генерал-губернатор наблюдал за правильным рассмотрением дел в местных судебных инстанциях; его мнение учитывалось при составлении законов и принятии временных мер;

— имел право обращаться непосредственно к Императору по вверенным ему делам;

— никакие представления гражданских губернаторов, кроме срочных ведомостей, не поступали к министерствам, минуя генерал-губернаторов;

— должен был получать копии всех приказов министров для гражданских губернаторов, чтобы контролировать их исполнение.

До середины XIX в., несмотря на отдельные указы, генерал-губернаторы руководствовались в своих действиях практической необходимостью, примерами деятельности генерал-губернаторов других регионов и так называемыми наставлениями правительства.

При такой системе эффективность управления тем или иным регионом империи зависела от субъективного фактора, то есть от личного управления генерал-губернатора. Можно предположить, что на определенных исторических этапах жизни Российской империи введение поста генерал-губернатора и предоставление ему особых полномочий было необходимым условием успешного развития региона.

Ф.Ф. Вигель. 1830

Все это в полной мере относилось и к Новороссийскому краю и Бессарабской области. Но пограничное положение, выход к морю, необходимость заселения переселенцами из центральных областей России и колонистами ставили данное генерал-губернаторство в особые условия. Здесь тоже до 1828 г. фактически, а затем и юридически новороссийские губернии и Бессарабская область возглавлялись одним лицом — генерал-губернатором.

Особую систему управления имели «иностранные колонии», которыми с 1822 г. руководил И.Н. Инзов. Это были военные поселения Новороссии, Бессарабской области, Екатеринославской и Одесской; окончательно образовалось военно-кавалерийское поселение (Херсонская, часть Екатеринославской губернии и часть Верхнеднепровского уезда). Центром руководства стал Кишинев.

После назначения Воронцова И.Н. Инзов управлял колониями Южного края империи.

В 1823 г., когда М.С. Воронцов принял руководство над новороссийскими губерниями и Бессарабией, край насчитывал примерно до двух миллионов жителей на территории, включавшей 21161000 десятин земли (более 10 десятин на человека). Регион был разделен на Екатеринославскую, Таврическую, Херсонскую губернии и Бессарабскую область и включал в себя 52 города, 191 колонию и 5882 местечка, селений и деревень, сильно различавшихся по экономическому состоянию.

Новороссийский край имел пять особых частей управления: 1. Губернское; 2. Духовное, или епархиальное; 3. Черноморского флота, портов и адмиралтейских селений; 4. Военных поселений, зависящих от Военного министерства; 5. Попечительство над иностранными колониями Южной России, подчиненное непосредственно Министерству государственных имуществ.

Юридически генерал-губернатор имел право контролировать деятельность губернаторов, другие же вопросы управления были вне сферы его прямого руководства и контроля, исключая чрезвычайные ситуации.

Говоря о существе проблем, которые ставились и разрешались этим аппаратом управления, необходимо подчеркнуть преемственность политики, проводившейся до и после 1800 г. Когда в декабре 1801 г. начались заседания Комитета об устранении Новороссийской губернии, он отталкивался от того, что было задумано и частично осуществлено при князе Г.А. Потемкине (1739—1791). Комитет поставил много задач, разрешение которых выпало на долю как тех администраторов, которые возглавляли новороссийские губернии в данный период, так и тех, кто пришел им на смену. Воронцов, назначенный 7 мая 1823 г., считал, что ему удалось исполнить лишь малую часть выдающихся замыслов Потемкина. На внутриполитическую ситуацию 1823 г. в России заметное влияние оказал ряд крупных назначений, отставок и перестановок в высших правительственных кругах. Ф.Ф. Вигель писал:

«Все, что совершалось выше, гораздо более покрыто тайною, чем ныне. — Если же верить молве, и до меня дошедшей, то А.А. Аракчеев, от внешних обстоятельств, приобретая все более силы над встревоженным умом императора, старался удалить от него всех тех, кои не признавали его власти и чуждались с ним связей, и хотел заменить их людьми преданными. Ему хотелось, будто говорил он, поставить деловое и опытное на место знатного пусточванства».

Действительно, почти все меняемые лица состояли далеко не в дружеских отношениях с графом А.А. Аракчеевым, и замена для них была найдена при самом активном участии последнего.

В известной мере причиной удаления из Петербурга многих лиц, включая и самого Михаила Семеновича, явилась их принадлежность к либеральным кругам своего времени, что в условиях сложившегося положения не могло не тревожить Императора.

«Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия, или либерализма, разлит, или, по крайней мере, сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайныя общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров для распространения своей партии. Ермолов, Раевский, Киселев, Михаил Орлов, Дмитрий Столыпин и многие другие из генералов, полковых командиров, сверх сего большая часть штаба и обер-офицеров», —

отмечал в собственноручной записке, относящейся к 1824 г., Александр Павлович.

Еще в 1820 г. М.С. Воронцов вместе с братьями Тургеневыми, Карамзиным и Меншиковым подписывают документ, призывающий правительство заняться проблемой освобождения крестьян. Н.И. Тургенев пишет в мемуарах:

«Два человека, выдающиеся как по своему почетному положению, так и по образованию, граф Воронцов и князь Меншиков, приняли однажды решение начать дело об освобождении, и начать его серьезно. Я настаиваю именно на последнем, ибо в этих вопросах не редкость видеть так называемых филантропов, которые говорят беспрерывно об улучшении участи крепостных, о предоставлении им некоторых выгод, об ограничении власти господина, наконец, о пресечении злоупотреблений властью, которую имеет один человек, как помещик, над другим, все это фразы, которые свидетельствуют или о наивности, или злой воле тех, что их расточает».

Далее Н.И. Тургенев еще раз подчеркивает следующее: «И вот почему те два лица начали с того, что объявили, что их цель состоит в полном освобождении».

Революционные выступления распространялись по всей Европе. Начавшись в испанских колониях Америки, они перешли в метрополию, затем в Португалию и Италию. Тревожная ситуация сохранялась и в Австрийской империи.

Можно действительно предполагать, что перемены в составе высшей администрации с последующим удалением ряда должностных лиц из столицы были связаны с политическими соображениями. Но в то же время вряд ли можно согласиться с тем, что подобные назначения вызваны лишь желанием правительства удалить из Петербурга неугодных лиц. Сомнительно, что управление территориями, расположенными на границах империи (А.А. Закревский с 1823 г. — Финляндский генерал-губернатор, А.П. Ермолов с 1816 г. — на Кавказе, М.С. Воронцов с 1823 г. — генерал-губернатор Новороссийского края и наместник Бессарабии), было отдано людям, не внушающим доверия Императору.

Что касается влияния новых назначений в Петербурге на деятельность Воронцова на посту генерал-губернатора, то интересно мнение А.П. Ермолова, высказанное в одном из писем М.С. Воронцову: «Ты теперь будешь иметь дело со всеми из них и, конечно, будешь счастливее меня, к которому они не весьма благоволят. Но все-таки испытываешь немало досад».

В системе государственного устройства Российской империи большое значение имел субъективный фактор. А.П. Ермолов писал в одном из своих посланий:

«Я заметил, что у нас обращается внимание на начальника, которому поручаются провинции, а не самые провинции. Завтра здесь будет знаменитый человек начальником, с сильными связями, и зашумят похвалы о Грузии, следовательно, сделал сие превращение и с какой скоростью, ибо вчера еще осуждали несносную Грузию».

То есть власть генерал-губернатора в значительной степени ставилась в зависимость от взаимоотношений его с представителями правительства, от его нравственных качеств и профессиональных навыков, способностей, черт характера и, как следствие, умения подбирать служащих.