На корабле "Святой Павел"

В тихой Корабельной бухте находились сердце и мозг нового порта, потому что там была стоянка «Святого Павла», корабля Ушакова. Вокруг «Святого Павла» кипела работа. Здесь килевали суда, мастерили шлюпки, одним словом, здесь были верфь, адмиралтейство и морские классы, хотя никто их здесь не учреждал. Как-то само собой получалось, что всё необходимое для эскадры и порта делалось у «Святого Павла» под присмотром капитана 1-го ранга Федора Федоровича Ушакова.

Хотя вице-адмирал граф Войнович и призван был к усовершенствованиям порта и эскадры, он не был особенно озабочен жизнью севастопольцев. Ни жизнью, ни смертью. При осмотре города в 1787 году Потемкин остался весьма недоволен бараком, где лежали больные матросы. Об этом темном, холодном бараке ходило много злорадных разговоров среди иностранцев, столь чувствительных к чужим неполадкам. Барак был рассадником заразы и угнетающе действовал на здоровых матросов. Капитан Ушаков, будучи еще в Херсоне, одолел чуму, распространявшуюся среди моряков. Он спешно начал возводить близ своей Корабельной большую, обращенную к солнцу, годную на триста коек больницу. Адмирал не вмешивался в это, как и во многие другие дела Ушакова.

Адмирал Войнович, командующий Севастопольским флотом и портом, был особой важной, не для всех доступной, занятой делами государственными и светскими. Адмиралтейство в его красивом доме у Графской пристани и портовая контора не были теми местами, куда мог заглянуть любой матрос или боцман. Флагманский корабль «Слава Екатерины», переименованный потом в «Преображение», был очень торжественным и парадным кораблем, он казался созданным для красивых маневров и великолепных встреч.

Другое дело — «Святой Павел». Это был корабль, на котором каждый штурман, каждый мастеровой, матрос мог что-нибудь позаимствовать, чему-нибудь поучиться. В свободное от плаваний время лучшие офицеры Севастопольского флота толкались в Корабельной, слушая отрывистые замечания Ушакова. Этот капитан не любил длинных разговоров и всегда был занят делом. Он не искал легкой славы, ни перед кем не заискивал, в гневе был неукротим, обычно же терпелив и добродушен. Таков был его характер.

Еще в 1785 году, приметив дарования Ушакова, Потемкин поручил ему занятия со всеми моряками Севастопольской эскадры, но Войнович отчасти этому препятствовал, считая благоразумным ограничить Ушакова командой «Святого Павла». И Ушаков приучал свою команду к «скорому и красивому управлению всякого морского дела». На «Святом Павле» умели поднимать и опускать паруса с быстротой необычайной.

Между тем капитан всегда находил к чему придраться: то крепление ему казалось слабым, то не так осадили шкоты и галсы. Он заставлял переделывать всё заново и упражнял людей десятки раз.

Ушаков знал каждую щель в обшивке каждой шлюпки и неоднократно докладывал Войновичу о необходимых починках и приобретениях. Еще весной 1787 года он уговаривал адмирала доложить о неблагополучном состоянии кораблей.

Хотя граф Войнович охотно принимал многие советы и планы Ушакова, выдавая их потом за свои, но на этот раз мнения их разошлись. Войнович боялся навлечь на себя гнев Потемкина, занятого приготовлениями к торжественному приезду Екатерины. Он считал, что сейчас не время говорить о плохом состоянии кораблей. Ушаков никак не мог понять цели обмана. Он находил, что именно сейчас, при общих грандиозных расходах по устроению встречи, легче получить требуемое. Дело отложили. Вскоре затем Войнович занялся батареями Севастополя, потому что султан Абдул-Гамид угрожал Крыму.

Потемкин требовал немедленного выхода эскадры. Турки уже начали военные действия, и надо было им немедленно дать понятие о русском флоте.

Шторм, разразившийся 8 сентября у мыса Калиакрия, был тяжким испытанием для кораблей Севастопольской эскадры. Адмирал Войнович, растерявший все мачты и реи на «Славе Екатерины», оправдывался перед Потемкиным перечислением недостатков кораблей. Теперь он считал необходимым сказать правду.

«Святой Павел» вернулся в Севастополь с незначительными поломками. Он держался в бурю крепче всех. Он держался крепко не потому, что корабль был сделан лучше, чем другие, а потому, что люди на корабле имели особую выучку и особое доверие к своему капитану.

18 июня 1788 года эскадра вновь вышла из Севастополя. Она состояла из двух линейных кораблей и десяти фрегатов. На ней было полтысячи орудий и четыре тысячи команды. «Святой Павел», назначенный авангардным кораблем, шел впереди других, и капитан Ушаков распоряжался всеми действиями эскадры, хотя командующим адмиралом оставался граф Войнович.

2 июля русские корабли наконец встретились с турецкими. Флот Эски-Гассана был велик. Его двадцать кораблей были оснащены тысячью орудий, а команды состояли из десяти тысяч человек. Флот Эски-Гассана стоял на ветре между русской эскадрой и Крымом.

«Святой Павел» с фрегатами стремительно пошел к его авангарду. Обойдя голову турецкой колонны, Ушаков приблизился к адмиральскому кораблю. Турецкая эскадра начала атаку, сближая борта своих судов с русскими. На «Святом Павле» был дан сигнал стрелять ближними прицельными выстрелами. Огонь русской артиллерии и храбрость русских моряков, прямо идущих на вражеский рожон, ошеломили турок. Эски-Гассан давал сигналы к бою, он осыпал ядрами отступающие суда, — ничего не помогло. Вскоре турки вместо того, чтобы двигаться к берегам Крыма, отправились восвояси. Это была первая великая победа юного Черноморского флота.

Самое трудное было побудить графа Войновича к решительным действиям. Он размерял шансы количеством кораблей и пушек с той и другой стороны, тогда как Ушаков верил в свой флот, надеясь на своих людей. Доводы Войновича в пользу осторожности начинали раздражать фельдмаршала. Теперь, после сражения у о. Фидониси, несмотря на неоднократные предписания, Войнович удерживал эскадру в Севастополе и не пускал Ушакова делать поиски по берегам Черного моря.

Операции в лимане, от которых зависел исход обороны Кинбурна, а затем осада Очакова были проведены Войновичем со свойственной ему вялостью. В результате флот отсутствовал в самые критические минуты. Нужен был гений Суворова на суше и самоотверженность моряков немногочисленных судов в лимане, чтобы туркам не удался кинбурнский десант. После победы нужна была особая бдительность в лимане, чтобы помешать капудан-паше Эски-Гассану доставлять снаряжение Очаковской крепости.

Между тем Войнович бездействовал.

В середине июня 1788 года Суворов написал об этом преступном бездействии особое письмо, которое адресовал Попову (для доклада Потемкину). Дабы «хороводу трутней», разносящих вести, нелегко было добраться до смысла, Суворов писал иносказательно и туманно: «Севастопольский флот спесив, неделя сряду был ему наиспособнейший ветер без перемены. Судите, коли бы бог дал! После... Здешним почти хуже Чезмы:¹ кроме нас Войнович их не выпустит». Это означало, что на лимане ожидали подкреплений из Севастополя и не дождались, в то время как необходимость в них была велика. Это означало, что моряки, стоящие в лимане, терпят от того, что начальство (Мордвинов и Войнович) не ладит и что Войнович не пускает моряков переведаться с турками в большом деле.

Наконец, когда во время осады Очакова Потемкин сам убедился в бездействии Войновича (вдобавок еще и уклонившегося от действий в лимане для помощи войскам, штурмовавшим Гаджи-бей (Одессу), — Войнович был снят. Потемкин перевел его со столь ответственного поста на тихий Каспийский флот, на его место назначил Ушакова, и всё переменилось.

Назначение на столь важный пост никому не известного моряка (то есть, неизвестного петербургским сановникам и светскому Петербургу) вызвало недовольство в «сферах» и сочтено было за очередной каприз Потемкина. Между тем Потемкин увидел в Ушакове качества, которыми обладал Суворов: он был не только напорист, смел, скор в решениях, но и мог найтись в случае самом трудном, даже безнадежном. Будучи уверенным в этих свойствах Ушакова, Потемкин предписывал ему действовать в согласии с ними: «С эскадрой — толкайтесь на флагманский корабль. Обняв его огнем сильным и живым, разделите — которое судно должно бить в такелаж, которое в корпус и чтобы при пальбе ядрами некоторые орудия пускали бомбы и брандскугели, но не занимайтесь брать, а старайтесь истребить, ибо одно бывает скорее другого. Требуйте от всякого, чтобы дрались мужественно, или лучше скажу, по-черноморски». Таков был фельдмаршальский приказ, и Ушаков честно исполнил всё и не мог бы не исполнить по умению своему и характеру военного дарования.

Итак, на второй год войны, «Святой Павел» стал флагманским кораблем, и в середине мая 1790 года он вышел из Севастополя в сопровождении шести больших кораблей и двенадцати мелких. Он держал курс на турецкий берег.

Три недели он бомбардировал и жег города и селения от Синопа до Анапы. Множество пленных и несколько купеческих кораблей составили его трофей. Но разведав, что турецкий флот готовится выступить из Стамбула, эскадра, возглавляемая «Святым Павлом», возвратилась в Севастополь.

Новый молодой султан Селим II объявил, что в ближайшее время Крым будет взят. Он считал виновником всех неудач капудана-пашу Эски-Гассана и передал флот своему любимцу Гуссейну. В советники юному адмиралу дал он знаменитого своей храбростью Саид-бея.

8 июля Ушаков встретился с Гуссейном у Керченского пролива. Как и при Фидониси, турецких кораблей было почти вдвое больше, чем русских. Саид-бей бросился в атаку, но был встречен такими «амфиладными залпами», которые заставили его отступить. «Святой Павел» преследовал флагманский корабль и бомбардировал его, сближая палубы.

Весь раззолоченный, корабль Гуссейна теперь был в клубах дыма. Он почернел и мачты его согнулись. Меткий выстрел сбил с него адмиральский флаг, пойманный шлюпкой «Святого Павла». Казалось, это лишило турок последних сил. Саид-бей дал сигнал к отступлению.

Не прошло и двух месяцев со времени керченской победы, как «Святой Павел» со всей эскадрой направился к Тендровской косе, где стоял на якоре турецкий флот.

Турки, не ожидавшие встречи, рубили канаты и уходили к устьям Дуная. Ушаков стремился отрезать арьергардные суда от всей эскадры и вызвал на бой флагмана. На «Святом Павле» давались непрерывные сигналы об атаке и погоне. Жаркий бой при полном сближении продолжался два часа, пока не взлетел на воздух флагманский корабль.

Тогда, по приказанию Ушакова, матросы бросились спасать людей. Они вынесли из пламени старого морского волка — Саид-бея — и положили его у ног своего адмирала. Вслед за тем был взят в плен и «Владыка морей» («Мелике-Бахр») — слава султанского флота.

Капудан-паша Гуссейн немедленно принялся собирать силы и составил флот из турецких, алжирских, тунисских и триполийских судов. Весной 1791 года восемнадцать кораблей, семнадцать фрегатов под турецким флагом стали на якоре у Румелийских берегов, близ злополучного для русских мыса Калиакрия.

Севастопольский флот был вдвое меньше турецкого, что не помешало Ушакову, не поджидая подкрепления, двинуться в сторону Константинополя. Тремя колоннами двигался он вдоль турецкого берега, меж этим берегом и судами Гуссейна. Капитаны турецких кораблей делали теперь то, что казалось им единственно возможным при виде «Ушак-паши», — они командовали отступление, ставили паруса и снимались с якорей. Это был миг замешательства и страха. Миг этот и решил исход сражения. Напрасно турецкие адмиралы давали сигналы к атаке, напрасно пытались привести в порядок расстроенную линию кораблей, напрасно флагман бил по отступавшим — Ушаков уже сделал главное. Остальное зависело от ловкости маневров среди беспорядка вражеского флота, от хорошего попутного ветра и безотказности пушкарей. Как и тогда, при Тендре, здесь, недалеко от мыса Калиакрия, в шестидесяти верстах от Константинополя, Ушаков сделал быстрый, неожиданный ход, срезав флагманский корабль под корму. Турецкий адмирал принял сражение и держался до поздней ночи. Искалеченный, он направился к Босфору, тогда как другие корабли его эскадры погибали в морской пучине, сдавались в плен, или шли к берегам Румынии. Не дойдя до Стамбула, адмиральский корабль стал тонуть. О гибели своей он возвещал пушечными выстрелами, которые заставили содрогнуться сераль. Прошел слух, что Ушак-паша приближается к Порогу Счастья. Султан Селим-хан «всегда победоносный» вызвал великого визиря и заговорил о мире, — о Крыме он больше не говорил. Именно 31 июля 1791 года в день сражения у Калиакрии были подписаны предварительные условия мира, и победоносный «Святой Павел» со всеми кораблями, фрегатами, шкунами и катерами мог взять курс на северо-восток. Ветер ему благоприятствовал. В Корабельной его ждали большие труды.

Примечания

1. Чезма, или Чесменское дело, упомянуто потому, что там были разногласия между английским адмиралом Эльфинстоном и адмиралом Спиридовым.