Борьба за Крым: раунд второй — 1782—1783 гг.

Рубеж 1770—1780-х гг., несмотря на завершение в 1779 г. первого Крымского кризиса, оказался для России весьма насыщенным событиями.

Во-первых, Петербург, чьи позиции на международной арене после Кючук-Кайнарджийского мира резко укрепились, продолжал зорко следить за всеми европейскими делами. А в Европе в конце 1770-х — начале 1780-х гг. было крайне неспокойно: в 1778—1779 гг. полыхала война за Баварское наследство и набирала обороты война Англии против Франции, Испании, Голландии и США (1775—1783 гг.). Таким образом, все основные европейские державы оказались скованными, и для России открывалась прекрасная перспектива еще более упрочить свое влияние. Что она и сделала.

В 1778—1779 г. Россия вместе с Францией выступила посредником в конфликте Австрии и Пруссии, сведя дело к Тешенскому мирному договору (заключен в мае 1779 г.), который не позволил усилиться ни одной из этих держав. Более того, специальная статья предусматривала для России и Франции статус гарантов этого договора и открывала для Петербурга возможность и далее вмешиваться во внутринемецкое противостояние.¹

В 1780 г., после захвата англичанами и испанцами нескольких русских торговых судов, Петербург провозгласил декларацию «вооруженного нейтралитета», объявившую принципы защиты нейтральной торговли. А чтобы декларация не осталась пустой бумажкой, ей в подкрепление в 1780—1782 гг. в Северное море, Атлантический океан и Средиземное море были направлены 6 эскадр русского флота, общей численностью в 30 линейных кораблей и 10 фрегатов. В результате возникла «Лига нейтральных государств» во главе с Россией, куда вошли Дания, Швеция, Австрия, Пруссия, Нидерланды, Португалия и Королевство Обеих Сицилий. Принципы декларации признали Франция, Испания, США, пришлось считаться с ними и Англии. Плавания русских эскадр и указанная декларация резко усилили позиции России на международной арене.

Действия эскадр Балтийского флота в период провозглашения «вооруженного нейтралитета» в 1780—1782 гг.²

В результате Тешенский мир и «вооруженный нейтралитет» закрепили за Россией положение наиболее влиятельной европейской державы. Кроме того, они окончательно поселили в российском руководстве уверенность в огромных возможностях своей державы, что не замедлило сказаться в следующих же внешнеполитических ходах.

Во-вторых, именно в это время к руководству страной в целом и внешней политикой в частности, вместо потерявшей всякое влияние партии Н.И. Панина, пришла партия Г.А. Потемкина и А.А. Безбородко. Россия начинает постепенно отказываться от старого курса как во внешней политике в целом, так и в Восточном вопросе в частности. Уже в 1781 г. Петербург заключает новый союзный договор с Австрией, переориентировавший ее основные связи с Берлина на Вену. Все это отчетливо говорило о грядущих изменениях в Северном Причерноморье.

Показателен следующий пример. Если в 1779 г., сразу после заключения Айналы-Кавакской конвенции, Россия фактически отказалась от морской практики Азовской флотилии, а в 1780 г. А.С. Стахиев искал варианты оправдания ставшего для турок известным факта строительства в Херсоне линейных кораблей, то в 1781—1782 гг. Г.А. Потемкин уже открыто проводит много времени в Херсоне и настаивает на придании морским силам на Черном море официального статуса флота.

Кроме того, в октябре 1781 г. Екатерина II объявляет решение о постройке для Балтийского флота 8 100-пушечных кораблей.³ По мнению Г.А. Гребенщиковой, одна из целей их создания была связана с планами ведения активных боевых действий на Средиземном море.⁴ Учитывая возобновление тесного союза с Австрией, с этим трудно не согласиться.

В результате, по данным А.С. Кроткова, из Англии были выписаны чертежи английских 100-пушечников (видимо, линейного корабля «Victory» 1737 г.), по переработке которых А.С. Катасановым уже в 1782 г. был заложен первый 100-пушечный линейный корабль «Ростислав».⁵ А следом уже И.В. Ямес заложил еще 2 корабля такого же ранга, но по своему чертежу — «Трех Иерархов» и «Иоанн Креститель» («Чесма»),

Сказав о 100-пушечниках, нужно вспомнить и о произошедшем с их появлением переходе всего Балтийского флота к новым штатам: с 1782 г., как мы уже отмечали в первой главе, его мирный вариант должен был насчитывать 40 линейных кораблей. Естественно, что это тоже не стало случайностью, служа еще одним свидетельством того, что Петербург наметил приступить к окончательному решению черноморской проблемы в самое ближайшее время.⁶

Наконец, о новых планах Петербурга свидетельствовало и желание Г.А. Потемкина в 1780—1782 гг. выторговать у англичан, взамен изменения политики «вооруженного нейтралитета», остров Менорку в качестве базы русского флота. В частности, когда английский посол в России Д. Гаррис заикнулся о возможности территориального вознаграждения Российской империи, Г.А. Потемкин сразу же предложил ему вариант передачи указанного острова. По словам Д. Гарриса, Потемкин сказал ему: «Если бы вы согласились уступить Минорку, я обещаю вам, что тогда бы я мог получить от императрицы все, что вы желаете».⁷ Как писал Гаррис, «на следующий день и несколько дней после того, он все возвращался к этому предмету. Я заметил, что это сделало на него весьма сильное впечатление».⁸ Г.А. Потемкин высказал и весьма заманчивые для англичан аргументы в пользу такой уступки. «...Уговорите ваших министров сделать нам эту уступку, и мы дадим вам мир, и вслед за тем соединимся с вами узами самого твердого и прочного союза... Они (английские министры. — Авт.) желают нашей дружбы; купите же ее, уступив меньше, чем, может быть, вам придется отдать вашим врагам при окончании войны».⁹

Потемкин действовал настолько напористо, что Д. Гаррис писал в Англию: «Однажды, поздно вечером, когда мы сидели с ним вдвоем, он вдруг принялся описывать, какие преимущества вынесла бы Россия из этого проекта [...] Он уже представлял себе, как русский флот стоит в Минорке, греки заселяют остров и он сам становится столпом славы императрицы посреди моря».¹⁰ Против кого предполагал использовать Г.А. Потемкин столь желаемую Менорку, сомнений не вызывает.

Однако англичане сначала затянули с ответом, а когда вернулись к этому, то получили отказ Екатерины II, сказавшей: «Невеста слишком хороша, меня хотят обмануть», раскусив намерения Лондона втянуть Россию в войну с Францией и Испанией, но так и не отдать этого острова.¹¹

Между тем, Константинополь явно не учел складывавшейся ситуации и сам в 1782 г. спровоцировал второй Крымский кризис. Расплата оказалась неминуемой.

«В Крыму татары начали снова немалые беспокойства, — писала 3 июня 1782 г. Екатерина II Г.А. Потемкину. — Теперь нужно обещанную защиту дать хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы с тобою в полчаса положили на меры, а теперь не знаю где тебя найти. Всячески тебя прошу поспешить своим приездом, ибо ничего так не опасаюсь, как что-нибудь проворонить или оплошать... Денег пошлю и суда наряжу, а о войсках полагаюсь на тебя, также — кого пошлешь. Ведь ты горазд избрать надобного».¹² В этих строчках все: и полная оценка ситуации в Северном Причерноморье, и набросок необходимых мер, и вся значимость Г.А. Потемкина как руководителя.

Что же произошло весной 1782 г. в Северном Причерноморье? А ничего нового. Турки по-прежнему не оставляли надежды вернуть полный контроль над Крымом и спровоцировали очередные возмущения ногайских орд на Кубани, которые начались в мае 1782 г. Оттуда волнения быстро перекинулись в Крым, причем их размах был таков, что даже гвардия прорусского Крымского хана Шагин-Гирея отказалась его защищать. В результате ему пришлось вместе с небольшим числом оставшихся верными сторонников перебраться в Керчь под защиту находившихся там русских войск. Новым же ханом был избран Батыр-Гирей, являвшийся ставленником турецкой партии на полуострове, которая напрямую обратилась к Османской империи за помощью.¹³

Однако сводить все исключительно к действиям турок было бы неправильно. Анализ архивных материалов показывает, что причины нового Крымского кризиса были комплексными — это и интриги Турции, и абсолютно неразумная, вызывающая политика Шагин-Гирея, возбудившая всеобщее недовольство татар, и ошибки российского командования, не сумевшего на корню пресечь начавшееся еще ранней весной обострение. Далее будет уместно привести выдержки из документов.

Из письма посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого русскому посланнику в Турции Я.И. Булгакову. 18 мая 1782 г.¹⁴

Не токмо не укротилось в Тамани происшедшее смятение от султанов Батыр-Гирея и Арслан-Гирея, но с 10-го мая действительно открылось оное в полуострове здешнем, следствие которого таково, что Халим-Гирей-султан, вблизи Керчи живущий, собрав по деревням довольное скопище деревенских татар и быв подкреплен из Тамани абазинским и черкесским войском, повсюду в Крыму своими разглашениями, наклонив обитателей в единомыслие на извержение настоящего обладателя Его Светлости Шагин-Гирей-хана, 14-го ввечеру приступил к самому предместью Кафы с многочисленной толпой, коея хан, не надеясь ему верными чиновниками в малом количестве не больше 300 оставшимися бешлеями и сейменами, отразив, себя защитить, принужден купно со мною и с его преданными, сев на судно, удалиться оттоль к Керчи, куда, прибыв вчерашнего числа благополучно, не успеваю пространнее описать вам сего смутного происшествия, а стараясь самоскорейше донести монаршему двору...

Письмо посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого вице-канцлеру графу И.А. Остерману. 21 мая 1782 г.¹⁵

Сиятельнейший граф! С настоящих депеш высоко усмотреть изволите, коликое Его Светлость претерпевать гонение от своих подданных и коль безнадежен самим собою, обратя их в спокойство, привесть в должное послушание, будучи непременно подстрекаемы в скрытном виде от Порты, ибо нельзя им поступить столь дерзновенно, нет средства без особливого Е. И. В. защищения и всемилостивейшего пособия властвовать ему над сим варварским народом... Всенижайше прошу В.С. в толь теснейшем обществе осчастливить Его Светлость исходатайствованием на мои донесения всемилостивейшей Е. И. В. резолюции...
Осмелюсь вам, милостивейший граф, донести при сем о г. генерал-майоре и кавалере Филисове. Сей военачальник с самого начала, происшедшего в Тамани от султанов смятения, мало пособие мне показывать изволил в прекращении оного употребляемым от меня способом. Я, поднося при сем под № 1, 2, 3, 4 и 5-м копии переписки моей с ним и с ханом, по случаю заданных г. Филисову от султанов вопросов о крейсировании по проливу судов, предаю мудрому вашему рассмотрению, сходствен ли с обстоятельствами дел отзыв его к султанам «что де он посылал суда для сыскивания и постановления одних только баканов». Видя возрастающий чем далее, тем больше бунт меж татары, для чего-ж бы ему, по моему требованию, не воспятить <Так!> переезда из Тамани мимо крепостей его таких людей, кои, поступив против своего государя, восстановленного сильной десницею всемилостивейшей государыни, нарушают тем трактат освященный. Пусть повеления, данные ему и воспрещают, но можно бы, как я ему словесно объяснял, удержать переезд под видом карантина и сему подобное, ибо, умножась в Крыме толпы, чтоб иногда не отяготили и границ наших. Знавши татар, коль они трепещут победоносного воинства всероссийского, полагаю мое мнение, если б он, г. Филисов, не делав ответов, что он не может в их дела мешаться и до него оные не касаются, а вместо того, сказывал бы султанам, по сходству моих к нему многих писем, с неким устращением касательно наказания, об оставлении ими возмутительных действий, то надлежало бы ожидать, что они, убоясь его, яко имеющего под своим начальством полки, по крайней мере не коснулись бы еще доселе в Крым на притеснение хана...

Список рапорта посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому от подпоручика Кираева, поданного 14 апреля 1782 г.¹⁶

...Позван я был к султанам (Батыр-Гирею и Арслан-Гирею. — Авт.). Придя к ним и по обыкновенном комплементе, начали они мне говорить то же самое, что и вчера; а наконец, присовокупили: «Кланяйся министру; вот тебе ответное наше письмо к нему. Ежели хан согласится властвовать на древних обрядах, то мы и народ останемся спокойны. Ежели же сам не согласится, то мы, известя российскую императрицу и Девлет-Али-Османие-падышага, будем их просить, чтоб Шагин-Гирей-хан непременно властвовал по древнему и чтобы народы больше не разорялись и были спокойны; а больше мы ничего не желаем. Прощай!».

Так или иначе, но второй кризис вокруг Крыма начался, и в сложившейся обстановке вновь стала остро необходимой деятельность Азовской флотилии по изоляции восставших от Османской империи. В результате 3 июня 1782 г. последовал высочайший рескрипт генерал-майору Ф.П. Филисову, бывшему комендантом Керчи и Еникале. В нем значилось: «По настоящим замешательствам, происшедшим в Крыму от возмутившихся против хана и правительства тамошнего, в ожидании покуда Мы к пресечению сего воспримем сильные меры, с чем и не замедлим, нужным находим, чтоб вы сему владетелю, по его всегдашней к России преданности пользующемуся особливым нашим благоволением и покровительством давали не только требуемую защиту и безопасность его и привязанных к нему, но и всякие по возможности пособия, а притом относительно прекращения дальнейшего распространения сего мятежа вы поступили б согласно с посланником Нашим Веселицким, долженствуя сему министру нашему в том содействовать. Между тем, на первое время указали Мы, чтоб суда Азовской нашей флотилии, сколько их готовых быть может, не ожидая одне других, тотчас учредили свое крейсирование, остерегаясь нападать на кого-либо, но в потребном случае обороняя достоинство флага Нашего и честь оружия российского; а при сем не допуская судов возмутившихся ни отъезжать, ни приезжать к берегам крымским или татарским. Находящимся же в близи Керчи и Еникале вы дайте таковые приказания силою Нашего указа».¹⁷ Однако в действительности власть Филисова над судами флотилии у берегов Крыма превысила указанную здесь «дачу объявленных приказаний», он получал их в оперативное подчинение. Но поскольку общая координация усилий России по оказанию конкретной помощи Шагин-Гирею была возложена на русского представителя в Крымском ханстве П.П. Веселицкого, то и сам Филисов попадал в зависимость от последнего, становившегося, таким образом, верховным распорядителем русскими войсками и кораблями в районе Крымского полуострова.

На этот раз Ф.П. Филисов оперативно отреагировал на поставленные задачи, и находившиеся в Керченском проливе суда Азовской флотилии вышли в крейсерство для «пресечения переправляющихся с таманского на крымский и с крымского на таманский берега татарских судов». В частности, три шхуны под командованием капитан-лейтенанта И.С. Кусакова заняли позицию в районе мыса Таклы, а поляка «Патмос» и галиот «Слон» — у выхода из Керченского пролива в Азовское море (чтобы прервать связь по маршруту Тамань — Арабат). В Керчи остался только бот «Хопер», на который возлагалась доставка воды и провианта на вышедшие в море суда.

Однако для того, чтобы закрыть все крымские берега, сил у указанных судов флотилии, базировавшихся на Керчь, естественно, не было. Да и слишком слабосильны были имевшиеся суда. А ведь могли пожаловать турки. Поэтому Ф.П. Филисов, с одной стороны, пишет П.П. Веселицкому просьбу отказаться пока от вызова судов флотилии к постам в районе Кафа — Козлов, а с другой — шлет просьбу П.А. Косливцеву о возможно скорейшей отправке из Таганрога в Керчь «новоизобретенных» кораблей, добавляя «в коих теперь настоит всекрайняя нужда». Но и их силы были весьма ограничены и старостью, и слабой мореходностью и не самым сильным вооружением. России остро требовались фрегаты, но, в отличие от 1777—1779 гг., теперь флотилия их не имела. Единственный оставшийся у нее фрегат «Почтальон» — и тот готовился к капитальному ремонту. Остальные же фрегаты находись либо в Днепровско-Бугском лимане, где практически все стали небоеспособными, либо находились в состоянии консервации на Гнилотонской верфи (фрегаты №№ 12, 13, 14, 15, 16) и в устье реки Кутюрьмы (фрегаты №№ 9 и 10).

Из письма посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого генерал-майору Ф.П. Филисову от 26 июня 1782 г.¹⁸

...По бытности моей на аудиенции у Его Светлости (Шагин-Гирея. — Авт.), располагая, советовали, каким бы образом опровергнуть крымское происшествие, на его особу братьями простершееся, высочайшим флотилии пособием и письменными увещании непокорливых, то с общего нашего с Е.С. согласия, положено, особливо более основываясь на аккуратстве его заключений, как в рассуждении мятежа, а не меньше приморских гаваней, дабы из имеющихся ныне при Еникале Азовской флотилии, четыре судна отправить к Козлову; из них одному, остановясь на якоре близ сей гавани, другому лавировать Сарыбулатской и Ахмечетской, третьему около Ахтиарской, Балаклавской и прочих вблизи состоящих пристаней, а четвертому близ крымских берегов у Алушты и Судака, пятому остаться в Кефинской бухте, шестому же повелеть крейсировать в тех местах, где лодки с татары в Крымский полуостров въезжают, накапливаясь там своим скопищем, где все те суда, должны блюсти недреманно по высочайшему соизволению указанное, т. е. не допускать судов возмутительских, ни отъезжать, ни приезжать к берегам крымских татар.

Копия с письма генерал-майора Ф.П. Филисова посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому, полученная последним 28 июня 1782 г.¹⁹

Письмо В.П. о посылке морской флотилии к Козлову и другие места шести судов я имел честь вчерашний день получить и моим служу ответом. Военные суда морской флотилии при здешних крепостях находящиеся, в собственность именного Е. И. В. высочайшего указа, до получения письма, как скоро успеть было можно, распределены мною для крейсирования и пресечения с таманского на крымский, а с крымского на таманский берега татарских судов, три шхуны под начальством флота капитан-лейтенанта Кусакова к устью Черного моря, а поляка Патмус и лоц-гальот Слон для такового же прекращения переезжающих с таманской стороны к Арабату и оттоль обратно под начальством лейтенанта Назимова, где оные и находятся; за каковым распределением и останется для доставления на поставленные суда воды и прочего один бот Хопер. По назначению же вашему к Козлову и в другие места по такой отдаленности от крепостей, мне вверенных, и войск расположенных, отправить военные суда и быть им в разных местах, да и по одиночкам, доколе из Таганрогского порта новоизобретенного рода корабли не прибудут, есть не без сумнения... Итак, В. П., не изволите ли согласиться до получения из Таганрогского порта новоизобретенного рода кораблей, в отправлении взять терпение и судам... остаться на теперешних местах. О чем и прошу, какие изволите взять меры, а притом, чтоб и суда не раздроблять по одиночке...

Письмо посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого генерал-майору Ф.П. Филисову от 28 июня 1782 г.²⁰

По почтенному письму В.П. от 27-го числа относительно распоряжения вами по малоисчислению у Яниколя Азовской флотилии судов, я согласен; но всепокорно прошу, если назначенные из Таганрога прибудут, немедля отправить к Козлову и другие назначенные места Черного моря.

Ситуация с фрегатами на Азовском и Черном морях в начале 1782 г.

Но выбора не было, и приходилось использовать то, что было под рукой. Вот что писал П.А. Косливцев И.Г. Чернышеву о принятых им мерах еще до получения просьбы Филисова о присылке кораблей, заодно указав и на многочисленные проблемы: «По содержанию сообщения генерал-майора Филисова, — сообщал П.А. Косливцев, — так как шхуны Победослав и Измаил имеют постановленные мачты и вооружиться скорее прочих могут, то вчерашнего же числа, при счастливо случившейся от вестовых ветров прибылой воде, велел их и перетимберованный для почтовой посылки до Царьграда бот Карабут вывесть в ковш гавани, где их с крайним поспешением днем и ночью вооружать буду, и как скоро готовы будут, немедленно в распоряжение онаго господина генерал-майора Филисова отправлю. А как по обширности таманского и крымского берегов, к воспрепятствованию стремления бунтовщиков с Тамана на крымскую сторону ныне отправляющихся двух и прежде отправленной шхуны Вечеслав, двух (с брандвахтенной) поляк, и трех (с почтовым) ботов, будет недостаточно, то приказал я, на случай ежели оной господин генерал-майор Филисов еще потребует в прибавок военных судов, также немедленно приготовить к вооружению из донских те корабли, которые скорее прочих вооружить и всем укомплектовать можно, а именно Хотин, Журжу и бомбардирский Азов, за не имением же морских штаб- и обер-офицеров, еще больше одного корабля отправить будет никак невозможно, ибо и ныне будет на шхунах только по одному лейтенанту, а на кораблях по одному капитан-лейтенанту и лейтенанту, и по сему не соизволит ли Адмиралтейств-коллегия для определения эскадренным командиром хотя одного флотского капитана присылкою не оставить».²¹ Что здесь можно сказать? Корабли старые, вооружение слабое, людей не хватает — увы, обычное состояние российских воинских частей.

Ведомость кораблям Азовской флотилии, состоящих в Азовской флотилии на 1782 г.²²

Получив указанное донесение, Адмиралтейств-коллегии быстро отреагировала: в Таганрог был направлен капитан 1 ранга Т.Г. Козлянинов²³ с Партией офицеров и нижних чинов (среди командированных находился и Д.Н. Сенявин).

Между тем, сам П.А. Косливцев еще до этого сумел отправить к Керчи первые три «новоизобретенных» корабля, одновременно заканчивая подготовку остальных. В частности, в июне к Керчи вышла эскадра капитана 1 ранга Т.И. Воронова, в составе кораблей «Хотин», «Азов» и «Корон», которому П.А. Косливцев поручил командование всеми силами флотилии в районе крымских берегов с подчинением генерал-майору Филисову. Прибыв в Керчь в начале июля и получив предписания, он сразу же начал расширение зоны действий Азовской флотилии на Черном море: две шхуны лейтенанта Кречетникова были направлены к Кафе.

Из задач, поставленных перед действующими судами Азовской флотилии

1. Копия с сообщения генерал-майора П.А. Косливцова посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому от 25 июня 1782 г.²⁴

Из вооружающихся ныне при Таганрогском порте, во исполнение именного Е. И. В. всевысочайшего повеления, судов, первая в трех новоизобретенного рода кораблях эскадра под главною сего флота г. капитана первого ранга Воронова командою, в распоряжение В.П. и генерал-майора и кавалера Филисова всем укомплектованная отсюда отправилась и данным от меня оному, г. Воронову, ордером предписано, по прибытии на место, явясь у В.П. и г. генерал-майора и кавалера Филисова, принять над всеми состоящими и доныне в Еникальском проливе военными судами главную команду. По сей комиссии, быв со всею флотилиею в вашем и г. Филисова точном распоряжении по насылаемым к нему известным вам обстоятельствам повелениям, чинить непременное исполнение, однако ж, в нужном случае, согласуясь с морскими регулами...

2. Из ордера генерал-майора Ф.П. Филисова капитану 1 ранга Т.И. Воронову. 8 июля 1782 г.²⁵

По прибытии Вашего Высокоблагородия из порта Таганрогского с тремя новоизобретенного рода кораблями, спешу в сходность Е. И. В. высочайшего указа для крейсирования и пресечения с крымского на таманский, а с таманского на крымский берега татарских судов сделать распределение, в которое помещаются и до сего распределения три шхуны; поляка Патмус и бот Хопер, в местах нижеписанных, а именно: в устье Черного моря при Такиль мысе два судна, где и вашему пребыванию быть назначивается; двум в Кефинской бухте, а последним трем в Судаке, в Алуштинской и в Ахтиарской гаванях, в каждом месте по одному, из них последнему крейсировать до Козловской гавани; что ж лежит до поляки Патмуса, то оная остается на прежнем месте в устье Азовского моря. О распределении же в вышезначащих местах вами судов и под каким начальством ко мне благоволите дать знать; во время же вашего с эскадрою крейсирования и пресечения татарских судов изволите во всем чинить непременное исполнение в сходность именного Е. И. В. указа, которого здесь копию влагаю... Господину же капитан-лейтенанту Кусакову о бытии с эскадрою под начальством Вашего Высокоблагородия от меня к нему предложено.

Начинать действовать им пришлось без раскачки. Вот что докладывал П.П. Веселицкому Т.И. Воронов: «Поданным мне флота г. капитан-лейтенант Кусаков рапортом представил: отправленный от него для крейсирования с двумя шхунами в Кефинскую бухту флота г. лейтенант Кречетников присланным к нему, Кусакову, на шхуне Вечеслав сего месяца от 7-го числа рапортом доносит, что за противными ветрами на Кефинский рейд прибыл сего течения 4-го. В следовании же до оного предвидимо им ничего не было, а 5-го прислан к нему из Кефы баркас, на котором по примечанию его был некий старшина, который спрашивал, не имеется ль в чем нужды, как в воде, так и в провианте, на что оному ответствовано, что он нужды ни в чем не имеет; да того же числа видима была татарская лодка, отходящая от Кефинского мыса, которая, как по первому пушечному холостому выстрелу, по близости к берегу и в отдаленности от них была в ослушании, оный принужденным нашелся выпалить другую с ядром и оная, убрав паруса, при противном ветре ушла на веслах к прежнему своему месту; а 6-го видимы ж были им следующие с таманской к крымскому берегу три лодки, за которыми хотя и послана была шхуна Вечеслав в погоню, но в отдаленности оных, догнать не могла, которые и пристали в небольшую бухту по зюйдовую сторону мыса Кагатлама, сопротивления ж от татар никакого не предвидел. Ныне ж в Кефинской бухте находится купеческих больших лодок семь, да разных мелких судов пять, а всего двенадцать, которые хотя на вопрос и объявили ему, что они турецкие, но за не поднятием флагов, подлинно ль таковые, или татарские, узнать не можно, то в таком случае о поступлении с ними требует моего наставления».²⁶

Но давать им указанные наставления пришлось уже не ему: буквально несколькими днями позже отряда Воронова в Керчь добрался Т.Г. Козлянинов, который и принял от Т.И. Воронова командование судами на Черном море. Он же и распространил район их крейсерства вплоть до Ак-Мечети на севе-ро-западном берегу Крымского полуострова. Пожелание П.П. Веселицкого было выполнено: с середины июля 1782 г. берега Крыма оказались полностью прикрытыми Азовской флотилией.

Копия рапорта капитана бригадирского ранга Т.Г. Козлянинова посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому с планом действий кораблей Азовской флотилии. 19 июля 1782 г.²⁷

В силу высочайшего Е. И. В. указа и полученных мною от В.П. повелений, по принятии мною команды, о распределении судов Азовской флотилии в предписанных от В.П. местах, к пресечению отъезда и приезда к берегам Крымским, также к принятию осторожности к защищению чести флага, из ведомости у сего изволите усмотреть сделанное мною распределение. Не назначивая места кораблю Хотину, на коем, имея мое пребывание, за долг приемлю крейсировать во всех тех местах, где крейсерующие под моею командою суда находятся, а более от Кефы до Балаклавы на середине распределенных постов, поставя сей пункт за нужные предосторожности, дабы в приближении турецких эскадр способнее мог данным от меня сигналом соединить все суда вверенной мне флотилии и, увелича тем морские силы, продолжая вообще крейсирование, а в случае их покушения мог бы защищать честь флага российского по силе высочайших Е. И. В. повелений. Нужно также знать мне и о состоянии судов по постам крейсировать расставленных для их вспоможения и потребных наставлений, от меня зависящих, почему я, проходя одного, получать буду от другого сведения к ускорению доставления В.П....
Мое единственное теперь ожидание поляки Патмос из Азовского моря и отпуска требуемого провианта по 1-е октября из Керченских магазинов на корабль Хотин, а по снабдении оным и, соединяясь с полякою, как наиспособнейшею для Черного моря, отправлюсь осмотреть все означенные суда, равно положение тех мест и берегов, и что найду, пополнить в данных от меня повелениях, согласно с наставлениями В.П. или где потребно придать еще из ожидаемых из Таганрога прибытием судов, распределяя, пробыв в сем крейсировании не более месяца, возвращусь и В.П. обо всем донесть не премину.

Пояснение к диспозиции капитана бригадирского ранга Т.Г. Козлянинова по расположению кораблей Азовской флотилии у крымских берегов. 19 июля 1782 г.

Однако данные о местах дежурства кораблей и судов Азовской флотилии являются только частью характеристики ее деятельности. Поэтому для понимания всей обстановки приведем сведения о характере действий флотилии в этот период и их влиянии на ход восстания. А здесь картина получается следующая. В ходе июльского и августовского крейсерства вдоль крымских берегов русские моряки сумели практически полностью прекратить движение судов, принадлежавших крымским татарам. В частности, корабли и суда флотилии сигналами или с помощью оружия возвращали татарские лодки, пытавшиеся отойти от побережья, а у наиболее рьяных нарушителей даже топили их, предварительно отправив на берег самих пассажиров. Кроме того, опираясь на русскую силу, ханские поверенные снимали со всех обнаруженных татарских лодок рули, весла и по две обшивные доски, чтобы на время лишить бунтующих возможности передвигаться по морю.²⁸

Наконец, по требованию чиновников Шагин-Гирея русские моряки пытались воздействовать еще и на отложившиеся от законного крымского хана города и поселения на берегу. Здесь применялись и увещевательные обращения бывших на русских кораблях мурз, и акции силового давления, в виде угрозы применения или применения оружия.

Достигла флотилия успехов и в борьбе с турецким судоходством у берегов Крыма. В частности, активным крейсерством, даже несмотря на ограничения, связанные с тем, что война официально не была объявлена, она настолько напугала турок, что интенсивность их плаваний к крымским берегам резко упала, усилив изоляцию крымских татар.

Остается лишь ответить на вопрос: насколько часто флотилия в своих действиях прибегала к упомянутой выше силе оружия? По данным В.Ф. Головачева, артиллерию использовали лишь шхуна «Измаил» и бомбардирский корабль «Азов», да и то по настоянию ханских поверенных находившихся на наших судах. Первая сделала 12 выстрелов по берегу в районе Балаклавы, правда, направленных в воздух, а второй, для наведения страха на крымских татар в районе Кафы, произвел еще 7 пушечных выстрелов по татарским лодкам вблизи берега.²⁹ Однако архивные материалы рисуют более широкую картину использования русскими кораблями своих пушек. В этой связи уместно обратиться к таким источникам, как рапорты командиров Азовской флотилии, а также к информации, собранной российскими дипломатами в Константинополе, что позволит представить масштаб действий флотилии и ее роль в событиях лета 1782 г.

Экстракт командующего эскадрой капитана бригадирского ранга Т.Г. Козлянинова из рапортов, полученных им от начальников, находящихся в крейсерстве судов. 25 июля 1782 г.³⁰

Крейсирующий от Кафы до Судака капитан-лейтенант Кумани на корабле «Журжа»

15- го июля. Отпустил шлюпку в бухту Судака к берегу с прислужниками мурзы Бегадыр-аги, определенных к нему на корабль от его светлости Шагин-Гирей-хана крымского, кои, возвратясь, объявили, что уговаривали они тех жителей и по просьбе их оставили данное повеление от его светлости хана для ответа на оное до другого дня.
16- го. Увидел дожидающихся на берегу татар, отпустил с прислужниками мурзы опять шлюпку, кои быв на берегу, возвратясь, сказывали, что упрямством жителей оставленное повеление брошено к ним на землю, отзываясь в нежелании их служить хану и не хотя про него слышать, да и не надеются-де чтоб он был их хан.

Крейсирующий в Кефинской бухте капитан-лейтенант Прокофьев на бомбардирском корабле «Азов»

Июля 11-го. Против горы Кинчигир, по показанию у него на корабле его светлости хана крымского мурзы капиджилара-кегаяси Мегмет-бея, две татарские лодки, плывущие из Кафы в Тамань остановлены и приведены в Кафу, из них одна потоплена тем мурзою, а другая с людьми с обеих лодок отправлена в Кафу к берегу.
15-го. Отпустил того мурзу на шлюпке, вооружа оную своими людьми, к стоящим в Кефинской бухте 20-ти лодкам, из коих четыре были турецкие, а остальные татарские; а возвратясь он на корабль объявил, что на требование его о выходе турецких из бухты, а татарских о вытаске на берег, сказано ему исполнено-де будет.
16-го. Видя, что сие не исполняют, послал по просьбе его-ж мурзы, шлюпку на берег с посаженными от него двумя татарами для уговаривания Кафинских жителей; по возврате ее объявлено, что кафинцы их слушать не хотели, равно и турецкие суда о выходе из бухты, к коим они подъезжали.
17-го. Для сего тот мурза ездил сам на шлюпке к берегу и, возвратясь, сказывал, что непослушание и его слов о вытаске своих лодок на берег.
Того-ж числа. Усмотрена идущая из Тамана в Кафу по опознании мурзою татарская лодка. К удержанию ее по просьбе мурзы, с его прислужниками послана от корабля вооруженная шлюпка, коя не могла упредить лодки пока пристала к берегу и с нее татары вышед на берег, а к ним присоединилось не малое число еще кафинцев и с того их собрания сделали из ружей несколько выстрелов по шлюпке, отчего и шлюпка защищалась своими выстрелами из ружей; а дабы удержать на берегу татар от перестрелки и тем сохранить своих людей на шлюпке, выпалил с корабля ядром из пушки, что видя, татары разбежались; а шлюпка возвратясь безвредно, привела порожнюю лодку и мурзою она затоплена; ввечеру выпалил еще из двух пушек ядрами по просьбе мурзы, чтоб принудить вытащить на берег стоящие в бухте татарские лодки.
19-го. Видно было (что) те лодки вытащены на берег, кроме турецких и еще шести татарских; из них две мурзою в парусах и рулях сделаны неспособными к отплытию.
Того-ж числа. Одна лодка где прежде татары выходили на берег, усмотрена порожняя и еще идущих от Таманского берегу в Кафу две, кои по опознании объявленным мурзою татарскими, по просьбе его, не имев другого способа остановить за скорым плаванием, кроме как принуждением выпалить из четырех пушек с ядрами и тем одержав, две из них мурзою потоплены, а третья послана на берег с людьми, на них бывшими.
Объявленная с пушек и ружей пальба произведена безвредно.
По смене корабля Азова, оставший на его место с кораблем Короном капитан-лейтенант Бабушкин доносит, что мурза ему объявляет о предприятии стоящих в бухте татарских судов, ожидающих удобного случая к отплытию, равно и вытащенные на берег не лишены еще способности, а удержаны от сего только присмотром его, г. Бабушкина.

Экстракт о действиях командующего судами Азовской флотилии (Т.Г. Козлянинова), крейсирующими на Черном и Азовском морях, со вступления в распоряжения оными³¹

26-го (июля. — Авт.). Для осмотра и дачи повелений находящимся в крейсерстве судам, на корабле Хотин пошел я от мыса Таклы на Черное море с кораблем Таганрог и полякою Патмос, нагруженной в Керчи провиантом для доставления на шхуны и чтоб многим числом устрашить мятежников.
28-го. У Кафинской бухты увидел крейсирующий корабль Журжу и командующий по соединении подал рапорт о немалой течи корабля, в особом экстракте объявленной, по коей продолжать крейсирование от Кафы до Судака и Алушты в рассуждении неудобных к пристанищу берегов не безопасен.
29-го. Приказано от меня кораблю Журже, за немалою его течью, занять место от Кафы до мыса Таклы корабля Корона, а оному принять пост от Кафы до Судака и Алушты корабля Журжи, который для того стал лавировать к Кафе, а я не упущая способного ветра, продолжал плавание к Балаклаве.
30-го. Пришед к Балаклаве, послал шлюпки с офицерами в гавань для разведывания нет-ли татарских судов, которые возвратясь объявили, что находятся два турецких судна, пришедшие по объявлению рейса из Константинополя порожние для получения груза, а еще две лодки по объявлению балаклавских жителей татарские; но начальники их с матросами разбежались от страха, причиненного шхуною Измаил, пред тем бывшею.
Августа 2-го и 3-го. Турецкие три лодки, идущие в Козлов за солью — два из. Анатолии, а последняя с Трапезунда, по объявлении им, что не могут получить груза в Крыму по причине мятежа, пошли в море.
Июля с 30-го по 3-е августа. Запасся пресною водою с берега сколько можно для шхун, крейсирующих от Балаклавы до Ак-Мечети, а между тем отправил 1-го августа поляку Патмос к тем шхунам для доставления на Измаил и Победослав на довольствие служителей морского провианта, взятого на нее из керченских магазинов; узнал, что балаклавские жители выезжают целыми семействами и сему побегу причиною приезд к ним абазинцев, черкесов и бунтующих татар, от коих имея осторожность в посылке людей на берег, не упущая времени знать о действиях вверенных мне судов, спешил идти, оставляя в гавани лодки, неспособные к отплытию.
Августа 3-го. На корабле Хотине с кораблем Таганрогом пошел к Козлову.
5-го. У Ахтиарской гавани соединился с крейсирующей шхуною Измаил и полякой Патмос, приказав им следовать в соединении.
7-го. Соединился с шхуной Победослав Дунайский и пришед к Козлову со всеми со мной судами, двумя кораблями, двумя шхунами и одной полякою, остановился на якоре и от командующих оными о действиях их получил рапорты, кои в особом экстракте значат.
Того-ж. Послал я на берег в Козлов вооруженную шлюпку с офицерами, которые возвратясь объявили, что по данному от меня наставлению для уговаривания мятежников, лишь только отделились от шлюпки на берег, как вдруг встретили их шесть человек вооруженных татар, спрашивая если в чем имеют надобность, то они по причине укрывательства из города жителей, что можно получить удовольствуют. Объявя им офицеры нужное для всего города и мятущагося народа, чтоб могли все знать об их требовании, провожены были на базар улицами, наполненными татар вооруженных в великом множестве, едва могли потесниться дать дорогу. На базаре нашли такое множество вооруженных, за коими видны были абазинцы и черкесы, а старшинам тут же бывшим и всему собранию говорили те офицеры: «Вы видите, Крым окружен российским флотом. Великая императрица всероссийская не желает конечной вашей гибели от возмущения, вами содеянного противу законного своего принца Шагин-Гирея. Должны вы не теряя времени придти к нему с покорностью. Поздно будет, когда увидите разорение мест и погубление ваше; на море же бегом вам спастись не можно, а будете затоплены от российских судов». Но они, не отвечая на то, обещали дать на другой день ответ, жалуясь на шхуну Измаил, коя палила по ним из пушек, с чем и препровождены были те офицеры до берега.
Августа 7-го. Посланы от меня те-ж офицеры на шлюпке на берег к татарам за ответом, где также приняты с ласкою. Собрание их было в таком же множестве вооруженных, на базаре нашли они того города старшин и еще двух как видно из Бахчисарая приехавших на тот случай пачинщиков и мятеж; тут же приехал и султан Арслан-Гирей и тогда им офицеры объявили свое требование и мое сожаление, что они подали повод палить с пушек со шхуны, уверяя, если на требование согласятся, то впредь того не будет. Тогда султан ничего не говоря взглядом своим давал знать, чтоб отвечали на то старшины и по многом между старшинами тихом переговоре султан, оборотясь к собранию народа, сказал: «Что вы думаете? Должны дать ответ», то один сеид Селям, выступя пред собрание, говорил: «Мы не хотим иметь Шагин-Гирея-ханом» и, махнув рукою собранию, из коего чернь не более 10-ти человек криком подтвердили его слова, а достальные ничего не отвечали. Продолжал сеид Селям свою речь: «Если уже у нас хан Батыр-Гирей, а для чего первого не признаем, то нам только известно. Знаем что Россия имеет великие войска и флот, однако ж в рассуждении дружбы, оказываемой нам ею содействием оных к изгублению нашему мы невинны и не предпринимаем против их оружия, не имея здесь жен и детей, сейчас готовы к побегу». На сие спрошено у них офицерами: «Какой же предвидите покой из того вашего упрямства? Отвечал то только, что Шагин-Гирей не будет нашим ханом. Требовали от них сего письменно, но Бахчисарая старшины отозвались, что народ не зная грамоты, будет сомневаться в том и толковать в другую сторону, чего они опасаются». Сказав еще офицеры, что впредь с российскими судами не будут они иметь сообщения, оставя их в полном собрании, возвратились на корабль и что после у них происходило — неизвестно.
Августа 7-го. Шхуну Победослав послал для доставления нужного и повелений от меня и инструкций, о пресечении переезда мятежников, на шхуну Вечеслав, крейсирующую от Козлова до Ак-Мечети, приказав притом о действиях оной доставить мне сведения.
8-го. С оставшими со мною судами пошел от Козлова, и во все время на рейд никаких турецких и татарских судов не было.
9-го. Пришел к Балаклаве и по 13-е число запасся пресною водою. Жители оного места оказывали ласки бывшим на берегу служителям; тут же находятся и Батыр-Гирея люди, кои, как видно, присматривают за жителями того места, а татарских судов кроме поврежденных не имелось.
12-го. Корабль Таганрог за немалою течью послан к мысу Таклы.
13-го. С полякою Патмос пошел к Кафе, оставя в крейсерстве у объявленных мест шхуну Измаил, подтвердя оной также и находящимся другим судам Ак-Мечета в крейсировании, чтоб впредь отнюдь не отваживались производить пальбу по городам и турецким судам, кроме защищения чести флага российского.
17-го. За Кафинским мысом к стоящей лодке послана была шлюпка с мурзою Жантемиром, который, возвратясь, объявил, что она турецкая, пришла за грузом и по объявлении, что оного по причине в Крыму мятежа получить не может, пошла в море.
18-го. Зашел в Кафинскую бухту за противным ветром в отдаленности от города, но никаких тут судов не было; а известясь от корабля Таганрога о посланном ко мне с повелениями боте Хопре, спешил прибытием к мысу Таклы.
19-го. Остановился на якоре за противным ветром между мыса Таклы и горы Кинчигир.
22-го. Пришел в Керчь с кораблем Таганрогом, а поляке Патмосу приказал занять место бота Хопра у мыса Таклы.

Из «Журналов Константинопольских происшествий» за август 1782 г.³²

2-го (августа. — Авт.)... Прибыли из Крыма два турецких судна, одно из Кафы, другое из Балаклавы, кои утверждают, что по ним стреляли ядрами с российских судов, что всем турецким судам велено выйти из Крымских пристаней; что на Кубань и к Перекопу прибыло многое число российского войска; что крымцы в смущении (курсив наш. — Авт.)... и что хан вскоре прибудет с российским войском в Кафу...
4-го... В городе продолжают подкидывать по улицам письма к султану, требуя смены разных чиновников и помощи татарам... Здешние купцы получили с пришедшим с Черного моря судном письма, в которых уведомляют, что из Тамана и Суджука плыли сюда четыре ж турецких купеческих судна; но из оных одно потоплено, другое сильно разбито от встретившихся российских военных кораблей, а два едва успели уйти к Анадольскому берегу...
7-го числа... Из Козлова приехал в пять дней один армянин, который рассказывает следующее: в бытность его приходило к Козлову одно российское военное судно. Присланный на оном от хана Шахин-Гирея мурза призывал к себе тамошних старшин и увещевал принести хану повинную. Оную те отвергли, говоря, что хотят лучше повиноваться последнему российскому солдату, нежели Шагин-Гирею, после чего по оному городу учинено до 80-ти выстрелов с ядрами и убито три татарина, сожжено два дома и кофейная лавка; а потом судно опять ушло в море. Равным образом, в Балаклаву приходило одно судно, где пушками разбита поставленная Батыр-Гиреем таможня.
С таковым же намерением пришло в Кафу российское судно. На оном был из преданных хану Мегмед-бей, который, отъезжая с ханом в Керчь оставил брата, жену и сына. При угрожении, что с судна станут стрелять по городу, ежели жители не принесут повинной хану, ответствовал ему Арслан-Гирей, что при первом выстреле увидит он повешенных на городской стене своего брата, по втором — жену, а по третьем — сына. После чего пальбы не чинено, а выгнаны только стоящие в море купеческие суда...
16-го... Разные здешние купцы нагрузили товары для отправления в Крым, но шкиперы объявили им, что по причине тамошних замешательств ехать туда не смеют и товары велели им взять назад (курсив наш. — Авт.)...
18-го. Приезжающие из Еникале суда привозят известия, что в Таганроге с поспешностью вооружаются новые фрегаты и старые суда починиваются для отправления в Черное море, где уже оных так много, что все крымские гавани заняты, а турецкого ни одного нет судна (курсив наш. — Авт.). Войска российские в Крым еще не вступили...

Какие можно дать комментарии? Приведенные документы, свидетельствуя о том, что действия Азовской флотилии летом 1782 г. были жестче, чем это показано у В.Ф. Головачева³³ (в частности, использование шхуной «Измаил» артиллерийского огня против Козлова можно считать доказанным фактом), подтверждают (особенно выделенные нами фрагменты) эффективность летней работы флотилии П.А. Косливцева, которая добилась поставленной цели: крымские татары оказались не только отрезанными от Кубани и Турции, лишившись внешней поддержки, но и вместе с турками были серьезно напуганы. Это стало первым тяжелым ударом но восстанию, которое перестало расширяться.

Между тем, последовал и второй удар. Екатерина II, в условиях неясности позиции Османской империи, решила не затягивать с полным подавлением восстания. 3 августа 1782 г. она поручила генерал-аншефу Г.А. Потемкину ввести войска на Крымский полуостров и восстановить власть Шагин-Гирея силой. Самому же Шагин-Гирею «рекомендовалось» немедленно перебраться в Петровскую крепость, откуда прибыть к направляющимся на полуостров войскам, чтобы на их плечах вернуться в качестве восстановленного правителя. В рескрипте, направленном П.П. Веселицкому, в частности, значилось: «Из предшествовавших наших к вам повелений, паче же из собственноручного письма к хану Крымскому Шагин-Гирею, мог уже он достаточно уверен быть, что мы по непременному нашему к нему благоволению и покровительству, непреминули учинить все потребные распоряжения в прекращении замешательства в области его происшедшего и в сохранение его при владении вверенными ему народами. Когда мы ныне усматриваем, что никакие увещания и никакие кроткие способы не подействовали на обращение возмутившейся части татар к должному повиновению законному их владетелю от Нас и Е.В. султана признанному и что сии возмутители мятеж и дерзость свою до того распространили, что выбрали над собою ханом приставшего к их толпе брата ныне владеющего хана, Багадыр-Гирея-султана, то мы решилися прибегнуть к крайнему для них средству и именно военными нашими силами стараться усмирить бунт сей и не повинующихся истинному их государю привести в достодолжное послушание. Вследствие чего, повелели мы нашему генералу Новороссийскому, Азовскому, Астраханскому и Саратовскому генерал-губернатору князю Потемкину, которому от нас главная команда над сухопутными и морскими нашими силами в том крае поручена, весть войска наши в Крым для исполнения сего намерения. Сообщая хану Шагин-Гирею о сем новом опыте нашей императорской к нему милости и попечении о сохранении его, вручите ему присланное при сем письмо наше, в котором придаем мы ему на сущем нашем к нему доброхотстве основанный совет наш, чтобы его светлость с находящимися при нем членами правительства татарского, поспешил переехать в Петровскую крепость, откуда приказано будет войскам нашим паки его ввести в Крым, охранять его и в утверждении спокойного его обладания пособствовать. А дабы к таковому переезду все потребное распоряжение учинено было, наш генерал князь Потемкин не оставит предписать генерал-майору Филисову и прочим до кого сие касается. Само собою разумеется, что и вы, как уполномоченная от нас при сем владетеле особа, должны с ним же следовать».³⁴

«Новоизобретенный» корабль и вооруженный бот в крейсерстве у крымских берегов

В результате в сентябре 1782 г. Т.Г. Козлянинов на четырех судах флотилии, включая флагманский корабль «Хотин», переправил Шагин-Гирея и 150 человек его свиты из Керчи в Петровскую крепость, передохнув в которой хан и убыл к корпусу А.Б. де'Бальмена. Сам же Т.Г. Козлянинов получил от П.П. Веселицкого еще более жесткие полномочия, в том числе, и против турецких судов, у которых, в случае отказа добровольно покинуть прибрежные воды Крыма, моряки флотилии могли теперь, руками находившихся на их судах чиновников Шагин-Гирея, отрезать якоря. В частности, в письме П.П. Веселицкого значилось: «...Если-ж бы, паче чаяния, тех турецких судов рейзы, по самым долгим и ласковым переговорам, не удалились от берегов Крымских, а и паче грубостью посответствуют, в сем крайнем случае и что заключать непременно надобно, яко они для того приостановятся, дабы из мятежников при тесном случае захвати, увозить, посредством ханских чиновников на судах наших вольность своего государя и свою защищающих, избегая драки и убийств, отрезать у них якоря, пусть куда хотят, туда и лавруют...».

Тем временем восстание, не получая поддержки, и без того уже шло на убыль. 20 сентября 1782 г. Т.Г. Козлянинов написал Г.А. Потемкину: «Ото всех крейсирующих судов получил я известия, что бунтующие в Крыму находятся весьма в страхе. Султан Селим-Гирей с Карасу-Базара приехал в Кафу, изыскивая способы бежать из Крыма переездом на Таманскую сторону; а многие мурзы стараются от бунтующих уйти и принести свое повиновение хану Шагин-Гирею, из коих один мурза, Решид-чилябе, с двумя прислужниками, ушед в Ахтиарскую гавань, на шхуне Вечеслав приехал в Керчь. Все способы отняты от бунтующих бежать из Крыма, лодки на крымских берегах сделаны порчею не способными к плаванию, и они находятся в страхе, имея всегда ввиду крейсирующие суда (курсив наш. — Авт.). Единственно только на турецких судах, коих пристает к Козлову и к берегам Крыма не малое число могли бы они получить способ к переезду, то на сей случай предписал я командующим крейсирующих судов уговаривать турецких реизов ласкою, чтобы они отходили, представляя им на вид отсутствие владетеля и в Крыму замешательства; а если не послушают, останавливаться подле них на якоре и удерживать, дабы не могли увезти кого-либо из крымцев». А ведь после этого письма Азовская флотилия еще усилила блокаду Крыма, что нашло свое отражение в записях «Константинопольских происшествий» наших дипломатов в турецкой столице.

Из «Журналов Константинопольских происшествий» за сентябрь—октябрь 1782 г.³⁵

23-го (сентября. — Авт.)... На сих днях из Кафы прибыло, в пять дней, одно греческое судно, которое вышло из Таганрога, но туда занесено штормом. Шкипер оного сказывает следующее: в Кафе стоят два российских фрегата... Сам хан отправился 11-го сентября из Керчи со всеми при нем бывшими на трех фрегатах в Петровскую крепость, где, взяв находившиеся в готовности 24 полка российских войск, вступит в Крым сухим путем через Перекоп. На подкрепление Еникольскому и Керченским гарнизонам прибыло четыре полка. Батыр-Гирей с великим множеством татар стоит неподвижно в Карасу... Ему, шкиперу и товарищам его от командира российских двух фрегатов позволено было ездить в Кафу для покупки нужного, а случившееся там турецкое судно задержано и экипажу возбранено иметь сообщение с жителями...
14-го (октября. — Авт.)... Сегодня прибыло одно судно из Тамана. Экипаж на нем весь турецкий. Шкипер взят для допроса в Адмиралтейство; матросы же друзьям своим рассказывают... что в разных портах захвачено три дом-баса с татарами, армянами и жидами, выезжающими из Крыма и отведены в Керчь....
16-го... Из Кизилташа (близ Тамани) прибыл третьего дня ночью турецкий томбаз. На нем приехал сын одного мирзы с чегодарем в Тамань, переплывший из Крымского порта Еникале (близ Керчи). Сие судно привезло известие, что недалеко от Судака, при урочище Аюдаг сожжена от российского военного корабля одна идриотская полугалера с имевшимися на ней несколькими боченками пороха. Неизвестно, как и зачем она там явилась, но, по-видимому, есть там самая, которая нынешним летом отправлена была отсюда в Суджук.

Тем не менее, 20 октября в Перекоп вошли и русские войска под командованием генерал-поручика А.Б. де'Бальмена, которые уже 27 числа того же месяца заняли и Карасубазар. Власть Шахин-Гирея была окончательно восстановлена.³⁶ 1 ноября 1782 г. де'Бальмен писал П.А. Косливцеву: «По всевысочайшему Е. И. В. соизволению, вступя еще прошедшего октября 21 числа для усмирения бунтующих татар в Крыму, прибыл уже с войсками к урочищу Большому Карасеву (Карасубазару), а отсюда, запасясь провиантом, имею отправиться и далее, и взять свое в Кафе расположение, и предлагаю вашему высокоблагородию, на случай в провианте недостатка, по отменному вашему к службе усердию, столь довольно всем известному, постараться перевести на вверенной вам эскадре из Еникаля в Кафу муки тысячу, или ежели можно и более, четвертей с пропорциею круп; и как теперь предмет службы должен быть у нас связан, то и глее вы с эскадрою крейсировать и какие примечания иметь будете, равно и где на зиму расположитесь, не оставьте меня уведомить; да и впредь обо всем до сведения моего касательным относитесь. А чрез сих татар предварительно дайте знать, могу ли я надеяться в перевозке из Еникале в Кафу какого-нибудь числа провианта и не помешает ли в том настоящая осень и ветры, или же что другое».³⁷ Отдельно А.Б. де'Бальмен сообщал П.А. Косливцеву, что в крейсерстве судов около Крыма в ноябре уже надобность отпала, поскольку Крым практически полностью замирен, а заодно указывал на то, что часть судов флотилии в случае надобности может перейти для зимования в Ахтиарскую бухту, куда вскоре прибудут из Днепровско-Бугского лимана и оба оставшихся боеспособными фрегата — «Восьмой» и «Одиннадцатый» под командованием капитана 1 ранга И.М. Одинцова.

Однако позднее время, сопровождавшееся противными ветрами и штормами, задержало некоторые суда у берегов Крыма до того времени, когда начал замерзать Керченский пролив, вследствие чего им пришлось остаться в крымских гаванях. В частности, шхуна, поляка и бот остались зимовать в Балаклаве, а еще одна шхуна — в Кафе. Состояние их оставляло желать много лучшего, как, впрочем, и практически всех остальных судов Азовской флотилии, которые данная кампания, с учетом сроков их службы, практически вывела из строя. Более того, в ноябре 1782 г. при возвращении в Таганрог в результате попадания во льды погибли два «новоизобретенных» корабля — «Корон» и «Таганрог», что стало весьма серьезной потерей. Но свои задачи в 1782 г. флотилия уже выполнила.

Из донесения генерал-майора и капитана над Таганрогским портом П.А. Косливцева об обстоятельствах гибели кораблей «Корон» и «Таганрог». 27 декабря 1782 г.³⁸

...2-го числа сего месяца присланными ко мне из обстоящего при Таганроге карантинного дома кораблей Корона и Таганрога командир первого капитан-лейтенант Бабушкин, а второго — лейтенант Филатов рапортами донесли, что вверенные им корабли силою ветров и носимостью по морю льда поставило первый на морские острова сперва на глубину девяти, и, повалив на бок, несло льдом по мели и совсем остановило на осми футах, грунт песок, и, неся по мели... начало льдом ломать настоящую обшивку и шпангоуты, от чего и налился корабль водой, и упорностью льда накренило корабль на левую сторону, так, что пушечные дула достали до воды; второй — на Долгую косу глубиною на десять фут и нашедшим с великим стремлением льдом переломило как опущенные за корму стеньги, реи, оборвало с бортов многие стелюги, кранцы, и стало оным льдом отдирать настоящую обшивку, и ломать шпангоуты, а корабль налился водой. И оба оные командира, не имея уже надежды к спасению кораблей, а единственно стараясь к сохранению команд, с согласия всех обер-офицеров и нижних чинов служителей, решились, оставя корабли, переходить льдом на берег, первый, держась к Кривой косе, но за препятствием великих полыней, тонкости и несения от О к W льда, пробыв без мала трои суток на льду, едва выйти мог на Белосарайскую косу, куда также по льду вышел и второй со своею командой, оба с потерею притом переходе через лед шестидесяти одного человека разных чинов служителей, да привели с собой обер-офицеров и нижних чинов отморозивших руки и ноги двадцать восемь человек. Но в совершенно почитаемое потерянное командами число служителей 27 ноября в Петровской крепости из команды корабля Таганрог явились квартирмистр 1, матросов 12, канонир 1, мушкатер 1, а всего 15, да 22 числа сего месяца у меня с корабля Корона подштурман 1, матрос 1-й статьи 1, 2-й статьи 2, мушкатер 2, профос один, итого семь человек, из коих первые за худостью льда пробыли трои сутки на льду и оным к помянутой крепости занесены, а последние, идучи вслед за командиром... оторвавшейся в ночное время льдине всего девять человек отделены [оказались], с которой за великими к берегу полыньями не имея способу перейти на оной, принуждены были перебираясь со своей на другую льдину возвратиться на другой день к кораблю, на котором и пробыли двадцать дней, но как уже у корабля другой бок льдом проломило и состоящим в корабле льдом при случае прибылой воды начало фок-мачту подымать к верху, а между тем 14 числа сего месяца принесло к кораблю великую льдину, то и решились сошед на оную ититть на берег и 15 числа вышли на Кривую косу, а теперь на корабле остались за обморожением ног один парусник и за жестокой болезнью первой статьи матрос...

Интересно отметить и то, что кампания Азовской флотилии 1782 г. описана в записках прибывшего как раз в этом году в ее состав Д.Н. Сенявина, тогда еще мичмана. Приведем некоторые отрывки, весьма рельефно рисующие Азовскую флотилию и русских моряков.

«В Таганрог я приехал в первых числах июля, — писал Д.Н. Сенявин. — Отправлен на галиоте в Керчь для распределения по судам Азовского флота (курсив наш. — Авт.).³⁹ Флот сей составляли в то время одна корвета 22-пушечная и называлась корабль Хотин; он был всегда флагманским; 6 кораблей бомбардирских, двухмачтовых, вооруженных мортирами и большого калибра гаубицами, 3 шхуны, 1 бриг и 3 палубных бота: все тут».⁴⁰ И далее: «Я определен был на корабль Хотин. Вскоре потом прибыл в Керчь владетель Крыма Шагин-Гирей; при нем находились со стороны нашей министр Веселицкий и главнокомандующий сухопутных войск в Крыму генерал-майор Самойлов... Хан пробыл в Керчи три дня, посадили его с тремя преданными к нему мурзами к нам на корабль Хотин, прочих его свиты числом 19 человек, разместили на 3 шхуны и на прочие 4 судна.

Снялись мы с якоря, пошли в Азовское море и на другой день прибыли к Петровской крепости. Тут принял хана генерал Потемкин... В то же время эскадра снялась с якоря и скоро прибыла в Керчь».⁴¹

Следующий, наиболее интересный эпизод, описываемый Д.Н. Сенявиным, происходит уже осенью 1782 г.: «В октябре прибыл к нам 32-пушечный фрегат Крым,⁴² построенный в Хоперской крепости; командующий нашим флотом бригадир Тимофей Григорьевич Козлянинов поднял на этом фрегате брейд-вымпел свой и меня перевел на сей фрегат. В последних числах сего октября снялись мы с якоря и пришли в Кафу очень скоро, ездили на берег беспрестанно и делали всякие покупки без всякой осторожности от заразительной болезни. 1-го числа ноября перед вечером вдруг оказалась у нас на фрегате чума. Бригадир в тот же час переехал на корабль Хотин, бывший тогда с нами, и приказал нам всех заразившихся свезти на берег и устроить для них там из парусов палатки, а потом немедленно идти в Керчь, остановиться в удобном месте и возможно ближе к берегу, устроить из парусов баню и палатки для жительства людей и окуривать все беспрестанно. В следующую ночь построили мы две палатки и перевезли всех заразившихся числом до 60 человек. Поутру снялись с якоря, а ввечеру были у Керчи на месте; немедленно отвязали паруса, построили на берегу баню, кухню, палаток достаточное число для служителей и перевезли на берег.

Около 15-го числа чума у нас вовсе прекратилась, похитив в это короткое двухнедельное время более 110 человек; из оставленных в Кафе выздоровело только 2, подштурман да матрос, дорогою в одни сутки опустили в воду 16 человек и на берегу в Керчи померло 38 человек; умершие все нижние чины и рядовые, а из офицеров никого...

По взятии Крыма до учреждения карантинов года с два чума весьма часто выказывалась в нашем крае от сообщения с татарами и судами турецкими, приходящими в наши порты. Мы, наконец-то, к ней привыкли, что нисколько не страшились ее и считали, как будто это обыкновенная болезнь...».⁴³

Что можно сказать в связи с последним? Бесстрашие, конечно, необходимо военному человеку, но когда оно превращается в безалаберность — это уже катастрофа. Бездарно потерянные жизни моряков — это утрата опытных кадров, нехватка личного состава, что сказывалось на действиях в море, замедлении судостроительных и судоремонтных работ. И в момент начала войны всегда оказывалось, что для должной готовности чего-то не хватает. А ведь, пример противоположного поведения тогда же, во время эпидемии чумы в Херсоне в 1783 г., показал Ф.Ф. Ушаков, сумевший спасти жизнь большинству членов экипажа своего корабля. Но такое в России, увы, исключение. Принято считать, что людей у нас много, набрать новых несложно.

В завершение обзора 1782 г. укажем, что в очередной уже раз по случаю обострения отношений с Турцией последовал новый экстренный указ от 23 августа, согласно которому предписывалось срочно ввести в строй уже спущенные на воду фрегаты и достроить еще находившиеся на стапелях (правда, последние при этом спускать пока не разрешалось). Иными словами, опять имели место уже отмечавшиеся нами и аврал, и половинчатость мер. Тем не менее, осенью 1782 г. в Керчи собрались 44-пушечные фрегаты «Девятый», «Десятый» и «Тринадцатый». Достраивались фрегаты «Двенадцатый», «Четырнадцатый», «Пятнадцатый» и «Шестнадцатый». В Ахтиарской же бухте, как и планировалось, расположились на зиму фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый». Таким образом, к 1783 г. боеспособность флотилии существенно возросла.

* * *

Но гораздо важнее было то, что в Петербурге уже решили для себя кардинальный вопрос: Крым должен быть в составе России, а на Черном море Российская империя должна наконец обзавестись линейным флотом. Причина этого была проста: кризис вокруг Крыма в 1782 г. еще раз наглядно показал, что турки от «ничейного» Крыма не откажутся. К тому же Г.А. Потемкин беспрестанно и вполне обоснованно внушал Екатерине II, что выбора у России все равно нет. «По сим обстоятельствам польза Вашего Императорского Величества, — писал он, — требует занимать то, чего никакая сила из рук Ваших отнять не в состоянии и чего требует необходимость, то есть взять навсегда полуостров Крымской... Порта не упустит, выждав свободное время, захватить сей полуостров в свои руки. Тогда тяжелее он будет России, нежели теперь... Я уверен, что они не осмелются высадить в Крым войска, когда он будет назван русским, ибо сие было бы начать прямо войну».⁴⁴

«Изволите рассмотреть следующее, — обращался Потемкин к Екатерине II далее. — Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках.

Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден.

Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово.

Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Князь Г.А. Потемкин-Таврический. Генерал-фельдмаршал русской армии. Неизвестный художник

Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду».⁴⁵

Из приведенного документа следует, что присоединение Крыма рассматривалось Г.А. Потемкиным прежде всего с точки зрения безопасности России. В этом смысле, по убеждению Потемкина, присоединение Крыма было бы более оправданным, нежели захват Австрией Буковины или аннексия Францией Корсики.⁴⁶

В частности, по его мнению, присоединение Крымского полуострова сразу позволяло решить целый ряд проблем. В частности, это, во-первых, привело бы к созданию непрерывной границы между Черным и Азовским морями, что коренным образом изменило бы саму оборону южных рубежей, а во-вторых, усилило бы на Черном море влияние России, в руках которой оказался бы контроль над устьями Дуная и Днепра.

Не менее весомым аргументом в пользу присоединения Крыма было то, что там находилась превосходная Ахтиарская бухта, в которой могло поместиться множество судов любого класса, с прекрасными климатическими и метеорологическими условиями, что делало ее первоклассной базой для создаваемого Черноморского флота. В отличие от Днепровско-Бугского лимана, где российские корабли в любое время могли быть заблокированы турецким флотом, из Ахтиарской бухты всегда имелся свободный выход в море. Кроме того, располагаясь на выдающейся глубоко в Черное море оконечности Крымского полуострова, Ахтиарская бухта позволяла, в случае необходимости, осуществить быстрый переход кораблей как к Керченскому проливу, так и к Днепровско-Бугскому лиману.

При этом нужно отметить, что к концу 1782 г. правительство России действительно могло вполне оценить значение этой бухты, поскольку обладало достаточной информацией. Так, первый ее план был составлен еще зимой 1773/1774 г. штурманом прапорщичьего ранга И. Батуриным (служил на корабле «Модон»), В 1778 г. значение Ахтиарской бухты по достоинству оценил А.В. Суворов, написавший: «Подобной гавани не только у здешнего полуострова, но и на всем Черном море другой не найдется, где бы флот лучше сохранен и служащие на оном удобнее и спокойнее помещены были...».⁴⁷ Наконец, прибывший поздней осенью 1782 г. для зимовки в Ахтиарской бухте отряд капитана 1 ранга И.М. Одинцова также составил ее карту и описание.

Что же представляла из себя столь привлекшая к себе внимание Ахтиарская бухта? Вот какие сведения о ней сообщали первые исследователи. В частности, они указывали следующие размеры рейда: «Длина свыше шести верст, ширина от 250 до 450 сажень, глубина от 35 до 60 футов».⁴⁸ Далее в описании говорилось: «Вход в бухту около 400 сажень расположен между двумя вытянутыми мысами. На Северной стороне рейда находятся несколько незначительных мысов и бухт, переходящих в овраги; к Южной стороне примыкают три бухты, самая большая из них — Южная, длиной до 2 верст, шириной от 100 до 200 сажень и глубиной 35 футов. К южной бухте подходит небольшая, но удобная для стоянки бухта (впоследствии получила название Корабельной. — Авт.). Немного западнее Южной, за широким мысом, находится вторая бухта (названная позже Артиллерийской. — Авт.). Третья бухта располагается восточнее Южной (позднее она была оборудована для килевания кораблей и стала называться Килен-бухтой. — Авт.). От нее среди высоких обрывистых склонов простирается на четыре версты балка. Рейд со всех сторон окружают горы, постепенно понижающиеся от Инкермана к морю. На Северной стороне они возвышаются до 225, а на юге и востоке до 308 футов. У оконечности рейда впадает Черная речка, а севернее от нее располагается Инкерманская долина».⁴⁹

В качестве дополнения уместно привести и отрывок из отправленного весной 1783 г. в Адмиралтейств-коллегию донесения И.М. Одинцова: «С начала пребывания моего в Ахтиарской бухте прошлого 1782 года с 17-го ноября по 7 марта 1783 года, порученной мне эскадры фрегаты стоят на одних якорях посредине самой бухты; при перемене якорей канаты всегда бывают целы, потому что грунт — ил мягкий; при всех бываемых крепких ветрах волнения никакого не бывает, кроме вестового, от которого при ветре не малое волнение; а по утешении — зыбь, но безвредна. В разных местах опущены с грузом доски, также и фрегаты осматриваемы при кренговании, однако червь ни где не присмотрен: сему причина — часто бываемая при остовом ветре, по поверхности губы из речки Аккерманки, пресная вода, в губе превеликое множество дельфинов, или касаток; но они безвредны».⁵⁰

К концу 1782 г. бухта была практически пустынна. Так, окружающие ее холмы, покрытые кустарником и невысоким лесом, крутыми обрывистыми склонами спускались к воде, и лишь вверху над белеющими скалами ютились несколько домиков небольшого татарского селения Ак-Яр (что означает «Белый Утес»). Кстати, отсюда и название бухты — Ахтиарская.⁵¹

Обосновывая необходимость присоединения к России Крыма, Г.А. Потемкин использовал для убедительности также идеологические аргументы. В частности, он напоминал, что именно в Корсуне (Херсонесе) в 987 г. принял крещение святой и равноапостольный князь Владимир Святославич, годом спустя крестивший Русь. «Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления», — писал Г.А. Потемкин императрице.⁵²

Взвесив все «за» и «против», Екатерина II начала интенсивную дипломатическую и военную подготовку к присоединению Крымского полуострова к Российской империи. И первым ее шагом стал секретный указ Коллегии иностранных дел от 8 декабря 1782 г., содержавший повеление, с одной стороны, рассмотреть вопрос о присоединении Крыма и завершении дел с Пор-тою, а с другой — «начертать генеральную систему в рассуждении поведения нашего со всеми другими державами»,

Проанализировав военно-политическую ситуацию в Европе и учитывая возможную реакцию каждой из европейских держав, Коллегия иностранных дел пришла к обоснованному выводу о настоятельной необходимости присоединения Крыма, указав на благоприятные к тому обстоятельства. При этом оговаривалось, что уступка Турцией Крыма будет мера вынужденная и, следовательно, необходимо предпринять все усилия, чтобы Порта постоянно чувствовала угрозу возмездия. На этом основании был сделан вывод, что «содержание на Черном море почтительного флота долженствует для нас быть лучшим залогом оттоманской доброй веры в наблюдении обетов ее. Действительное на Черном море появление из оного 12 линейных кораблей и многих фрегатов, кои пред Константинополем лучшими стряпчими тяжбы нашей служить могут». Но здесь же было замечено: «Однако нельзя нам не чувствовать, что для всегдашнего обуздания турков нужно иметь другой военный порт, откуда бы во всякое время свободный выход иметь было можно... Настоящее занятие Ахтиарского порта представляет собой и лучший случай к утверждению там твердой ноги и к приведению его в образ и оборону военной пристани».⁵³

Подытоживая выводы, коллегия отметила: «Таковое поведение наше, основываясь в первой части на точном разуме Кайнарджийского трактата и Изъяснительной конвенции, а с другой — на здравом рассудке, на праве собственности от независимого владетеля приобретенном и на сущей необходимости содержания в узде турок и татар, дабы во времена будущие тишина и покой Отечества нашего с той стороны не зависели более от их произвола, не встретит, конечно, пред светом осуждения нашей доброй вере и не возбудит излишней зависти в других народах, потому что они сами собственною своею пользою обязаны желать и способствовать в их земли активной торговли из черноморских наших пристаней».⁵⁴ Таким образом, Коллегия иностранных дел, исходя из международной ситуации, давала благоприятный прогноз реакции ведущих европейских держав на действия России.

Основания для этого были вполне весомыми. С Австрией Россия с 1781 г. находилась в военном союзе, а Англия еще в декабре 1782 г. устами своего посла в России Дж. Харриса уверила Г.А. Потемкина в том, что она дружелюбно воспримет шаги России в отношении Крыма.⁵⁵

Кроме того, нельзя не отметить и еще одного блестящего хода Екатерины II, обеспечившего надежную поддержку Австрии (союзные договоры ведь далеко не всегда являются надежными). Речь идет о конфиденциальном письме Екатерины II Иосифу II от 10 сентября 1782 г.⁵⁶ Хотя оно не имело никакого заголовка, его нарекли Греческим проектом Екатерины II.

В письме Екатерина сначала сетовала на то, что Османская империя мешает проходу российских судов через Босфор и Дарданеллы, подстрекает крымцев к восстанию, попирает автономные права дунайских княжеств. Далее следовали заверения в миролюбии: «...Я не добиваюсь ничего, выходящего за рамки договоров», и рисовалась мрачная картина состояния Турции. После этого Екатерина II переходила к основным положениям письма. «Целесообразно, — полагала царица, — создать между тремя империями, Российской, Османской и Габсбургской, некое буферное государство, от них независимое, в составе Молдавии, Валахии и Бесарабии, и назвать его Дакией, и поставить во главе его монарха-христианина. Оно никогда не должно объединиться ни с Австрией, ни с Россией. Притязания последней ограничивались крепостью Очаков на Днепровском лимане и полосой земли между Бугом и Днепром. Если же, — и тут следовало сокровенное, — с помощью Божьей удастся освободить Европу от врага имени Христова, то ее друг (т. е. Иосиф), не откажется помочь мне в восстановлении древней Греческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстанавливаемой монархии от моей». Царица излагала затем свою затаенную мечту: «возвести на престол в Константинополе своего второго внука при условии, что ни он, ни его наследники не посягнут на российскую корону».⁵⁷

Возникает вопрос: а причем же здесь подготовка к занятию Крыма? А она тесно связана с этим ходом Екатерины II. Не вдаваясь в подробный анализ и оценку Греческого проекта в целом, отметим крайнее важное для нас обстоятельство. Вот, что, в частности, пишет известный современный историк В.Н. Виноградов: «...Помимо будущего, Греческий проект был обращен и к современности. Он не случайно появился на свет после заключения союза с Австрией, когда зашел в тупик курс на образование в Крыму самостоятельного ханства, и в числе подготовительных материалов к нему имелась и записка Потемкина "О Крыме". Закинув перед Иосифом сети обещаний, Екатерина подрывала в Вене позиции противников раздела Турции и гасила возможное сопротивление кайзера присоединению ханства к России».⁵⁸ Забегая вперед, отметим: когда до Австрии дошло известие о присоединении Крыма к России, Иосиф II прислал вместо ноты протеста слова поздравления.⁵⁹

Наконец, о стремлении ведущих европейских держав не допустить выступления турок, к тому же отягощенных серьезными внутренними проблемами, докладывал в конце 1782 г. из Константинополя русский посол Я.И. Булгаков, писавший, в частности: «...Не будучи пророком, осмелюсь, однако, предсказать, что здесь войну не предпочтут, ибо не смеют, и вести ее с успехом не в состоянии...

Здесь боятся бунта, в провинциях возмущений и измены, нигде ни на кого положиться не смеют; но никто ни о чем не радит, и помысла не имеет об отвращении зла, которое все предвидят неизбежным...

Французский посол, по одним уже Крымским замешательствам, получил точные повеления отвращать войну. Оные, конечно, сильнее еще подтверждены будут, когда в Версале узнают о соединении двух Высочайших дворов против Порты. Интересы Франции того требуют, поведение посла тому соответствует и надежно, что употребит он все силы к склонению Порты на все наши требования...

Третьего дня Порта требовала Совета у шведского поверенного в делах Гейдештама, а сей у французского посла, и по научению его отвечал рейс-эфендию, что нет иной для нее дороги, как согласиться на все наши требования... Старание посла привести Гафрона (прусского посла. — Авт.) на истинный путь и наставление Гейдештаму доказывают также, что он искренне печется об отвращении войны...

Капитан-паша присылал за английским послом, спрашивал у него о состоянии и связи европейских держав, о татарских замешательствах и о силе России, не упоминая однако ни о других делах, ни о нашем общем мемориале, хотя и вероятно, что сии вопросы делал по повелению Порты. Посол весьма возвышал силы и внутренние ресурсы России, утверждал, что опасно ее тронуть и раздражать, и советовал всячески избегать с нею войны. Сие он сам мне пересказывал...».⁶⁰

* * *

Несмотря на все указанные выше благоприятные прогнозы, Петербург все же решил серьезно подстраховаться. В частности, Екатерина II по данным историка А.Н. Петрова сформулировала идею организации новой экспедиции Балтийского флота в Средиземное море, «чтобы поднять против Турции все подвластное ей побережное население, так и для отвлечения турецкого флота из Черного моря, и тем обезопасить Крым».⁶¹ Однако зная взгляды Екатерины II, несложно догадаться, что на деле за всем этим скрывалась главная цель — Константинополь. Тем не менее, императрица запросила мнения специалистов.

Первым, 16 февраля 1783 г., дал ответ главный командир Кронштадтского порта и один из наиболее сильных отечественных адмиралов С.К. Грейг, составив на имя Екатерины II записку «Размышления, относящиеся ко овладению Дарданелльскими крепостями». В ней значилось: «Полагаю число сухопутных войск 4000, 500 кирасир, 500 артиллерийских и 5000 нерегулярных. По прибытии всего вооружения против Дарданелл, оставляя несколько легких фрегатов и катеров, курсировать между Северными Дарданеллами и островом Эмброс для примечания и доставления заблаговременного известия главному командиру, ежели неприятельский флот отважится выйти из Дарданелл. Прочему вооружению идти на северную сторону Дарданелл, высадить весь десант под прикрытием военных кораблей на способнейшее место, которое найдено быть может вблизи крепости, немедленно стараться произвести внезапное нападение и овладеть крепостью Молдавиджи Паша... Некоторую часть укреплений с морской стороны подорвать, дабы корабли всегда могли иметь свободный проход. По разорению нижней Дарданелльской крепости флот с армией должен следовать против верхней крепости. Овладение оною почти единственно зависит от сухопутных войск, ибо от узости канала течение там так быстро, что корабль ни на малое время не может стоять в одном положении, отчего и пушки останутся без желаемого действия... Когда сею крепостью уже овладели, вся в оной находящаяся артиллерия может быть обращена против крепости Абидес на азиатском берегу, которая в расстоянии от оной меньше пушечного выстрела. Против сей крепости корабли также могут действовать, и чрез совокупление их действие стараться из оной выгнать гарнизон и крепость разрушить, чтоб мимо идущим кораблям не мог впредь чинить вред».⁶²

Записка весьма примечательная, хотя, на первый взгляд, и сконцентрированная лишь на захвате Дарданелльских крепостей действиями высаженного с кораблей десанта. Тем не менее, этот момент как раз и свидетельствует о намерении Екатерины II нанести в ходе экспедиции удар по главной цели — Константинополю: ведь взятие указанных крепостей и открывало к нему путь.

Между тем, буквально следом прислал свое мнение и Г.А. Потемкин. Но его записка Екатерине II, датируемая В.С. Лопатиным мартом 1783 г., была гораздо более обстоятельной. Так, поддержав идею отвлечения турок от немногочисленной черноморской эскадры, которая по приказу от 20 января должна была войти в Ахтиарскую гавань, он одновременно строил более обширные планы, при этом критикуя С.К. Грейга. «Отправление флота в Архипелаг (если будет с турками ныне война) последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских сил, — писал Г.А. Потемкин. — Удержав их флот присутствием нашего, всю мы будем иметь свободу на Черном море. А если бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам... Главный вид для флота Вашего Величества — притеснять сообщение по морю туркам с их островами и Египтом, и через то лишить их помощи в съестных припасах. Притом все целить пройти Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре. Препятствовать турки захотят, тут они обязаны будут дать баталию морскую, чего нам и желать должно. Но чтоб Дарданеллы форсировать с сухого пути, на сие нужна армия, ибо у турок достанет сил обороняться. Притом мы видели в прошедшую войну, что они и тремястами человек гоняли наши большие десанты. Какая же разница флоту действовать единственно на водах? Число пятнадцати кораблей уже несумнительно превосходит силу морскую турецкую. К тому числу почтенному сколько пристанет каперов, обеспокоивающих везде их транспорты, а искусный и предприимчивый адмирал, верно, выждет способ пролететь Дарданеллы... Нужен испытанный в предприимчивости и знании адмирал. Нигде столько успехи от маневра и стратегии не зависят как на море, а сих вещей без практики большой знать нельзя, а вашему величеству известна практика наших морских... Что бы мешало секретнейшим образом соединить эскадры, кои теперь в походе, и послать под видом прикрытия торговли в Архипелаг, пока турки еще не готовы пройти в Черное море?».⁶³

Из данной записки Г.А. Потемкина видно, что завоевания «на сухом пути» в районе Архипелага и черноморских проливов светлейший князь считал невозможными. Опираясь на опыт Русско-турецкой войны 1768—1774 гг., он вполне реально оценивал шансы русских десантов в Архипелаге как весьма невысокие. Именно поэтому главную ставку в своем плане Г.А. Потемкин сделал исключительно на морские действия, причем оттягивание турецких морских сил с Черного моря имело далеко не ведущий характер. В частности, как мы видели, главная цель сводилась к решительному принуждению Турции к капитуляции, что предлагалось достичь полным перекрытием турецких морских коммуникаций в Архипелаге и как можно более быстрым прорывом через Дарданеллы к Константинополю («притом все целить пройти Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре»). В сущности, предполагалось сделать то, что не удалось в 1770—1774 гг.

Отдельно стоит отметить еще один аспект данного плана Г.А. Потемкина. Речь идет о желании князя попытаться, в случае благоприятных обстоятельств и падения Константинополя, провести Балтийскую эскадру в Черное море, что позволяло еще и быстро решить проблему с комплектованием линейных сил Черноморского флота. Занимаясь текущим стратегическим планированием, Г.А. Потемкин одновременно думал и о последующих событиях, в которых Черноморскому флоту отводилась весьма значимая роль. Кроме того, и здесь мы видим следы опыта прошедшей Русско-турецкой войны, в частности планов 1770 г.

Так или иначе, но перед нами впервые достаточно проработанный план новой Архипелагской экспедиции, с двумя вариантами операции против столицы Османской империи: стремительным прорывом через Дарданеллы («искусный и предприимчивый адмирал, верно, выждет способ пролететь Дарданеллы») или овладением ими с помощью десанта. Не оставляет вопросов и происхождение плана, в основу которого положен опыт Архипелагской экспедиции 1769—1774 гг., скорректированный с учетом осознанных ошибок. Стоит отметить, что на фоне крайне распыленных и нерешительных действий Парижа и Мадрида, которые в проходившей тогда же войне США, Франции, Испании против Англии так и не решились на десант против Англии, несмотря на свое подавляющее превосходство, указанный план смотрелся еще более эффектно, особенно в редакции Г.А. Потемкина, делавшего ставку на быстроту действий.

Более того, план Архипелагской экспедиции, видимо, даже перерос стадию теоретического планирования, поскольку налицо некоторые практические шаги Петербурга по пути его реализации. Так, 15 января 1783 г. Высочайший указ Екатерины II предписал снарядить для кампании на Балтийском флоте 10 линейных кораблей и 4 фрегата, да еще держать 5 линейных кораблей, 4 фрегата и 50 галер для обороны Балтики.⁶⁴ Кроме того, в Ливорно была задержана эскадра В.Я. Чичагова (5 линейных кораблей и 2 фрегата), ушедшая туда еще в 1782 г. в рамках обеспечения «вооруженного нейтралитета». Однако международная ситуация была непростой, и от содействия флота в Архипелаге пришлось все же отказаться. В частности, война Англии и Франции уже явно клонилась к концу, а самое главное, как отмечает историк О.И. Елисеева, король Швеции Густав III предпринял военные демонстрации у русских границ.⁶⁵ Таким образом, опереться Г.А. Потемкин мог только на имевшиеся на Черном море военно-морские силы.

Из документов о планах использования Балтийского флота в начале 1783 г.

1. Из журналов Адмиралтейств-коллегии за 16 января 1783 г.⁶⁶

Во исполнение указа приказали учинить следующее: 1) из состоящих в Кронштадтском порте кораблей и фрегатов приготовить для защищения торговли корабли: 74-пушечные Победослав, Иезекиль, 66-пушечные № 68, № 69, Трех Святителей, Не тронь меня, Виктор, Память Евстафия, Европа, Дерись, фрегаты: Гектор, Надежда, Симеон и Александр, на которые морской провизии иметь в готовности на 6 месяцев, такелажу, парусов и прочих припасов отпустить сверхштатного с запасом, так как отправленные в прошлом году эскадры удовольствованы были; а для обучения морских чинов и служителей приготовить же корабли: 66-пушечные Храбрый, Николай, Богоявление, Твердый, Преслава, фрегаты: Мария, Счастливый, Поспешный и Воин и предписать указом, чтобы все означенные корабли и фрегаты непременно готовы были к открытию рейда, дабы по первому повелению в море отправиться могли...

2. Высочайший указ адмиралу В.Я. Чичагову от 14 марта 1783 г.⁶⁷

Господин адмирал Чичагов. Как пребывание ваше с эскадрою в Ливорно долженствует продолжаться до получения дальнейших моих повелений, в таком случае, если вы останетесь там далее июня месяца, я желаю, чтоб разные вещи, кои для меня из Рима привезены будут и кои приказано было погрузить на военном корабле или фрегате, вы постарались обще с статским советником графом Моцениго отправить на наемном купеческом судне, употребя все нужные и обыкновенные при том предосторожности к целостному и надежному их доставлению.

Однако план Архипелагской экспедиции 1783 г забыт не был. В связи с его большим значением и как плана действий, и как моста к последующим историческим событиям кратко обозначим его дальнейшую судьбу. Она весьма примечательна. Вплоть до конца 1788 г. этот план остается важнейшей частью стратегического плана на случай войны с Османской империей и с ее началом в 1787 г. сразу же начинает реализовываться, причем даже численный состав ядра Балтийской эскадры оставили таким же, каким он был в плане Г.А- Потемкина — 15 линейных кораблей, как число «несумнительно превосходящее турецкую морскую силу». Да и формирование эскадры было поручено все тому же С.К. Грейгу.

Однако последний не только сохраняет свой вариант проведения операции против главной цели похода — Константинополя, но и вообще корректирует ее суть в целом. Так, С.К. Грейг обусловливает операцию не местными факторами, как указывал Г.А. Потемкин, рассчитывавший в кратчайший срок занять столицу Османской империи, а исключительно развитием событий на Дунае, в частности, переходом русских войск на его левый берег, что, как следует из опыта войны 1768—1774 гг., неминуемо затянув сроки проведения, начисто лишало экспедицию внезапности. В результате даже Высочайший Совет, выслушав слова С.К. Грейга о том, что «проход флота через Дарданеллы зависеть будет не только от способствования ветров, но и от успеха в действиях армий наших, ибо пока они за Дунай не перейдут, нельзя будет отважиться и на проход сей»,⁶⁸ высказался весьма определенно: «Конечно весьма желательно, чтоб скорее настал случай флоту простереть путь свой для Царьграда...».⁶⁹ Видимо, предчувствуя такую «решительность» С.К. Грейга, Екатерина II еще в 1787 г. попыталась вновь поручить верховное командование А.Г. Орлову, но тот отказался.⁷⁰ После чего Екатерина II все-таки согласилась с планом действий С.К. Грейга.⁷¹ Но этой экспедиции не суждено было осуществиться. Выступившая против России в 1788 г. Швеция сорвала новый поход русского флота в Архипелаг.

Не менее интересен и другой момент, связанный с идеей быстроты проведения операций, сформулированной Г.А. Потемкиным в плане Архипелагской экспедиции. Так, в 1784 г., в связи с угрозой со стороны Швеции, Г.А. Потемкин, планируя действия уже против этой страны, также обратится именно к ней. Здесь, в частности, русский флот должен был без промедлений нанести удар по шведскому флоту в Карлскруне, после чего территория Швеции становилась беззащитной для десантов, что предопределяло ее быструю капитуляцию. Вот что, в частности, значится в «Выписке из плана князя Григория Александровича Потемкина-Таврического» за 1784 г.: «Против Швеции при малейшей демонстрации с их стороны объявить должно войну. Назначенный корпус к переходу за Кимень (реку Кюмень. — Авт.) заранее должен стать наготове. Датчане не должны остаться нейтральными. Сими озаботив шведов, удержим большую часть их на границах норвежских, а тогда Финляндия не без труда достанется в руки. Флоты наш и датский на море шведов, конечно, не найдут; то посадя войска, должно устремится прямо на военный порт (Карлскруну. — Авт.), во что бы то ни стало истребить их флот за один раз и следовательно на веки... Действия флота много поспешествовать может, то и нужно сему быть в знатном числе...».⁷²

В завершение попробуем ответить на вопрос: какие же действия против Константинополя были бы более оправданными — стремительный удар или последовательное овладение рубежами? Однозначного ответа дать нельзя, но можно отыскать исторические параллели. В 1807 г. английская эскадра Д. Дакворта, благодаря внезапному и стремительному прорыву, сумела проскочить Дарданеллы и достигнуть Константинополя. В то же время англо-французский флот вместе с войсками в 1915—1916 гг. так и не сумел овладеть Дарданеллами в ходе долгой и кровавой, но зато «регулярной» операции против них.

* * *

Но вернемся к событиям рубежа 1782/1783 г. В результате напряженной дипломатической работы и всестороннего обоснования Екатерина II в начале 1783 г. решилась разом официально разрешить как вопрос присоединения Крыма, так и вопрос придания морской силе на Черном море статуса военно-морского флота. Поскольку линейные корабли уже строились на верфи в Херсоне, в Петербурге решили не затягивать с оформлением такого статуса, и 11 января 1783 г. Екатерина II подписала указ о назначении вице-адмирала Ф.А. Клокачева командующим флотом «заводимым на Черном и Азовском морях». Верховное же руководство Черноморским флотом переходило в руки Азовского и Новороссийского генерал-губернатора Г.А. Потемкина, который уже 20 января принял решение о переводе основных корабельных сил Азовской флотилии в Ахтиарскую бухту, где они должны были положить начало эскадре Черноморского флота. Остальные же суда флотилии (которая формально сохранялась) оставались в распоряжении командира Таганрогского порта, который сохранял подчиненность и генерал-губернатору, и Адмиралтейств-коллегии.

Из распоряжений светлейшего князя Г.А. Потемкина по занятию Крыма и Ахтиарской бухты

1. Ордер Г.А. Потемкина генерал-поручику графу де'Бальмену от 20 января 1783 г.⁷³

Высочайшая Ея Императорского Величества есть воля приобресть навсегда гавань Ахтиарскую, исполнение чего и возлагаю я на Ваше Сиятельство. Вы. содержа в непроницаемой тайне вам предписанное, объявите Хану, что имеете повеление расположить главную часть войск у оной гавани... присовокупив к тому, что флот Ее Императорского Величества, не имея в Черном море гавани, не может употребиться к удержанию действий на море, турками производимых, а чрез то невозможно будет защищать и его самого... ежели Хан на сие отвечать вам будет с упрямством, то, Ваше Сиятельство, в разговоре упомяните ему, что вы имеете повеления... приготовить войски к выходу из Крыма, и тогда ту часть войск, которая оставлена при Хане для его охранения, присовокупите к Ахтиару же, куда и отправляется для назначения укреплений инженер... Но если бы Хан без всякого упрямства строению способствовал, в таком случае войски, находящиеся при нем, по прежнему оставьте. Рекомендую вам ласкать правительство Татарское, стараясь приобресть на свою сторону начальников, кои в народе важны. Не упустите. Ваше Сиятельство, употребить все способы занести в них доброхотство и доверие к стороне нашей, дабы потом, когда потребно окажется, удобно можно было их склонить на принесение Ея Императорскому Величеству просьбы о принятии их в подданство.

2. Из ордера Г.А. Потемкина вице-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 23 января 1783 г.⁷⁴

При настоящем поручении Вашему Превосходительству команды над флотом на Черном и Азовском морях находящемся, весьма нужно скорое ваше туда отправление, чтобы, приняв в ведомство ваше состояние там корабли и прочие суда, идти в море могущие, снабдить их всем потребным к предпринятию немедленного плавания. Собрав повсюду теперь находящиеся, кроме тех, кои нужны для примечания в Керченском проливе, имеете войти со всеми в гавань Ахтиарскую, где командующий войсками в Крыму г. генерал-поручик и кавалер граф Бальмен сильный учинил отряд, как ради охранения, так и для производства тамошних укреплений... Я рекомендуя Вашему Превосходительству стараться ласковым обхождением с тамошними жителями приобресть их доверенность. Сие подаст вам способ через них часто узнавать о состоянии турецких морских сил...

Кроме того, 11 февраля 1783 г. последовал указ Екатерины и о введении, наконец, в строй достроенных на Гнилотонской верфи 4 фрегатов («Двенадцатый», «Четырнадцатый», «Пятнадцатый» и «Шестнадцатый») в связи со срочной их надобностью.

А 8 апреля того же года Екатерина II подписала манифест о присоединении к России Крыма и Кубани. И Г.А. Потемкин сразу же приступил к его воплощению в жизнь.⁷⁵ В частности, были проведены переговоры с Шагин-Гиреем, в результате которых он уже 17 апреля 1783 г. отрекся от престола. Шагин-Гирей оказался загнанным в угол: без русских штыков он не мог удержаться на престоле, а русские союзники подталкивали его к отречению. Выбора у него не осталось, и он согласился. «Что хан отказался от ханства... о том жалеть нечего, — писала Екатерина II Г.А. Потемкину 5 мая 1783 г., — только прикажи с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю».⁷⁶

Из Манифеста «О принятии полуострова Крымского, острова Тамани и всей Кубанской стороны под Российскую державу», подписанного Екатериной II 8 апреля 1783 г.⁷⁷

В прошедшую с Портою Оттоманскою войну, когда силы и победы оружия Нашего давали Нам полное право оставить в пользу Нашу Крым, в руках Наших бывший, Мы сим и другими пространными завоеваниями жертвовали тогда возобновлению доброго согласия и дружбы с Портою Оттоманскою, преобразив на тот конец народы Татарские в область вольную и независимую, чтоб удалить навсегда случаи и способы к распрям и остуде, происходившим часто между Россиею и Портою в прежнем Татар состоянии...
Свету известно, что, имев со стороны Нашей толь справедливые причины не один раз вводить войска Наши в Татарскую область, доколе интересы Государства Нашего могли согласовать с жаждою лучшего, не присвояли Мы там себе начальства, ниже отмстили или наказали Татар, действовавших неприятельски против воинства нашего, поборствовавшего... в утушении вредных волнований. Но ныне, когда с одной стороны приемлем в уважение употребленные до сего времени на Татар и для Татар знатные издержки, простирающиеся по верному исчислению за двенадцать миллионов рублей, не включая тут потерю людей, которая выше всякой денежной оценки; с другой же, когда известно Нам учинилося, что Порта Оттоманская начинает исправлять верховную власть на землях Татарских и именно на острове Тамане, где чиновник ея, с войском прибывший, присланному к нему от Шагин-Гирея Хана с вопрошением о причине его прибытия публично голову отрубить велел и жителей тамошних объявил Турецкими подданными; то поступок сей уничтожает прежние Наши взаимные обязательства о вольности и независимости Татарских народов... и поставляет Нас во все те прав, кои победами Нашими в последнюю войну приобретены были... и для того по долгу предлежащего Нам попечения о благе и величии Отечества, стараясь пользу и безопасность его утвердить, как равно полагая средством, навсегда отдаляющим неприятные причины, возмущающие вечный мир, между Империями Всероссийскою и Оттоманскою заключенный, который Мы навсегда сохранить искренно желаем, не меньше же и в замену и удовольствие убытков Наших, решилися Мы взять под Державу Нашу полуостров Крымский, остров Таман и всю Кубанскую сторону.

Одновременно с переговорами с Шахин-Гиреем по приказу Г.А. Потемкина войска П.С. Потемкина и А.В. Суворова выдвинулись на Таманский полуостров и Кубань, а войска А.Б. де'Бальмена из Кизикермена направились в Крым. Но если П.С. Потемкину и А.В. Суворову удалось достаточно быстро занять указанные территории, то А.Б. де'Бальмен задержался — помешали разливы рек.

Вход Азовской флотилии в Ахтиарскую бухту 2 мая 1783 г. Художник Е. Августович

Однако уже 2 мая эскадра вице-адмирала Ф.А. Клокачева из 11 судов (фрегаты «Девятый», «Десятый» и «Тринадцатый», корабль «Хотин», бомбардирский корабль «Азов», поляки «Патмос» и «Екатерина», шхуны «Победослав», «Вечеслав» и «Измаил» и палубный бот «Битюг»), совершив переход из Керчи, прибыла в Ахтиарскую бухту, где к ней присоединились уже находившиеся там фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый», чем было положено начало Севастопольской эскадре — главной ударной силе созданного Черноморского флота. 3 июня 1783 г. здесь был заложен город, названный 10 февраля 1784 г. Севастополем.

Состав эскадры вице-адмирала Ф.А. Клокачева, прибывшей в Ахтиарскую гавань⁷⁸

Донесение вице-адмирала Ф.А. Клокачева Г.А. Потемкину из Ахтиара о выполнении распоряжения по перебазированию в указанную бухту. 4 мая 1783 г.⁷⁹

От 26 апреля В.С. доносил, что с эскадрой Азовской флотилии, отправляюсь в поход; то того ж 26 числа из Керчи отправился и в поведенную ордером В.С. Крымского полуострова Ахтиарскую гавань сего мая 2 числа прибыл благополучно.
В сей гавани нашел отправленные в прошлом 1782 году из Херсона два военных фрегата под командой флота капитана 1 ранга Одинцова, которые и принял под свою команду.

Особо отметим, что занятая бухта привела Ф.А. Клокачева в такой же восторг, как и всех тех, кто ознакомился с ней раньше. В результате он дал ей самую высокую оценку. Вот что, в частности, Ф.А. Клокачев написал в своем донесении в Петербург: «...При самом входе в Ахтиарскую гавань дивился я хорошему ея с моря положению, а вошедши и осмотревши, могу сказать, что во всей Европе нет подобной сей гавани — положением, величиной и глубиной. Можно иметь в ней флот до ста линейных судов, по всему же тому сама природа устроила лиманы, что сами по себе отделены на разные гавани, то есть военную и купеческую... Ежели благоугодно будет иметь Е. И. В. в здешней гавани флот, то на подобном основании надобно будет здесь порт, как в Кронштадте».⁸⁰

Таким образом, весной 1783 г. политические шаги были одновременно подкреплены шагами военными, и у берегов Крыма Россия получила эскадру, состоящую из 5 фрегатов, «новоизобретенного» корабля «Хотин», бомбардирского корабля «Азов», 3 шхун, 2 поляк и одного бота. Оборону Керченского пролива по-прежнему несли силы Азовской флотилии.

Между тем, русские войска успешно продвигались по Крымскому полуострову, и 25 мая крымские мурзы и духовенство передали генерал-поручику А.Б. де'Бальмену акт о признании себя российскими подданными, получив в ответ контракт о праве пользования всеми преимуществами российских подданных и об освобождении их от всяких податей.⁸¹ Оставалось привести к присяге население.

У А.В. Суворова и П.С. Потемкина на Кубани и Тамани все было готово к принятию присяги. «При восклицании наших "ура" и "алла", бывших началом здесь производства высочайших намерений, спешу Вашу Светлость всенижайше поздравить приложениями, от обоих народов, соединяющихся в единый», — доносил 28 июня 1783 г. А.В. Суворов, лично участвовавший под Ейским укреплением в принятии присяги начальниками Джамбулацкой и Едисанской ногайских орд. Вскоре пришло известие о присяге Едичкульской орды на самой Кубани и горских народов в ее верховьях.⁸²

В Крыму же дела шли труднее. 14 июня Г.А. Потемкин приказал де'Бальмену: «Время настало к произведению в действо Высочайшего Е. И. В. о татарах предположения. Остается только В.С. присоединить к себе прибывающие войска и главный стан составить многочисленнее, ибо сие много придаст важности при объявлении Высочайших Манифестов. Приуготовляя таким образом, имеет призвать членов Правительства Крымского и объявить им волю Е. И. В. ... Вы вручите им высочайший Манифест и мой плакат... Присяга должна последовать по объявлении Манифестов по обыкновенном у магометан исполнении оных чрез целование Алкорана. Чины Правительства и прочие старшины и начальники обязаны приложить печати к присяжным листам, коих форма при сем следует».⁸³

Однако и в июне 1783 г. присяга крымского населения так и не состоялась. Обеспокоенная Екатерина II писала Потемкину 29 июня: «Надеюсь, что по сей час судьба Крыма решилась, ибо пишешь, что туда едешь»⁸⁴. Но так и не получив от него ответа, в новом письме от 15 июля она указывала: «Ты можешь себе представить, в каком я должна быть беспокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель. Сверх того здесь слухи бывают ложные, кои опровергнуть нечем. Я ждала занятия Крыма, по крайней сроке, в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и Папа Римский... Сюда и о язве приходят всякие сказки...».⁸⁵ Но беспокойство оказалось излишним. Крымское население присягнуло на верность императрице. 10 июля 1783 г. Г.А. Потемкин донес Екатерине II: «Матушка Государыня. Я чрез три дни поздравлю Вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все».⁸⁶ И 16 июля 1783 г. князь, выполняя обещание, действительно сообщил ей: «Вся область Крымская с охотою прибегла под державу Вашего Императорского Величества...». А позже, уже получив письмо с упреками, объяснил причины задержек: «Я виноват, правда, что не уведомлял долго Вас, кормилица, и сокрушался, что держал долго в неизвестности. Но причина тому была то, что Граф Бальмен от 14 числа июня обнадеживал меня через всякого курьера о публикации манифестов и, протянув до последнего числа того месяца, дал знать, наконец, что татарские чиновники не все собрались еще... Я решился поскакать сам и чрез три дни объявил манифесты, несмотря, что не все съехались... Я еще раз скажу, что я невольным образом виноват, не уведомляя, матушка, Вас долго. Но, что касается до занятия Крыма, то сие чем ближе к осени, тем лутче, потому что поздней турки не решатся на войну и не так скоро изготовятся».⁸⁷

Однако не только А.Б. де'Бальмен был виноват в затяжке с присягой крымских татар. Не особо спешил и сам князь Г.А. Потемкин. Как мы видели выше, он стремился оттянуть возможную реакцию турок на осень, чтобы тем самым фактически лишить их возможности начать войну. В чем же крылась причина такого поведения?

Проведя подробнейшее исследование присоединения Крыма к России, В.С. Лопатин, которого мы так подробно цитировали выше, как и многие другие отечественные историки, совершенно не затронул военно-морской проблематики. А она связана с вопросами присоединения Крыма самым тесным образом.

В частности, отнюдь не случайно Г.А. Потемкин более чем на месяц задержался в Херсоне. Приказывая войскам выдвинуться в Крым, а эскадре Азовской флотилии перейти в Ахтиарскую бухту, Потемкин надеялся на ее скорейшее пополнение кораблями из Херсона, так как можно было ожидать начала турками военных действий. А здесь морская сила играла бы более чем значимую роль.⁸⁸ Однако, прибыв в Херсон, как мы писали выше, он был шокирован и писал 11 мая Екатерине II: «Измучился, как собака, и не могу добиться толку по Адмиралтейству. Все запущено, ничему нет порядочной записи. По прочим работам также неисправно...». В общем, вместо почти готовых линейных кораблей князь застал, в основном, одни остовы. А ведь И.А. Ганнибал уверенно сообщал в Петербург, что к началу 1783 г. будут готовы семь линейных кораблей!⁸⁹ В результате Г.А. Потемкин застрял в Херсоне, пытаясь, насколько возможно, ускорить работы, которые стали осложняться появившейся в Северном Причерноморье чумой. Приходилось проявлять максимальную осторожность.

Между тем, Г.А. Потемкин продолжал лично заниматься усилением обороны Днепровско-Бугского лимана и судостроением в Херсоне. 13 июня 1783 г. он вновь писал Екатерине II оттуда: «Богу одному известно, что я из сил выбился. Всякой день бегаю в адмиралтейство для понуждения, а при том множество других забот. Укрепление Кинбурна, доставление во все места провианта, понуждение войск и прекращение чумы, которая не оставила показаться на Казикермене, Елисавете и в самом Херсоне... Сею язвою я был наиболее встревожен по рапортам из Крыма, где она в розных уездах и госпиталях наших показалась. Я немедленно кинулся туда, сделал распоряжение отделением больных... и так, слава Богу, вновь по сие время нет... Ахтияр лучшая гавань на свете. Петербург поставленной у Балтики, северная столица России, средняя Москва, а Херсон Ахтиарской да будет столица полуденная моей государыни... Не дивите, матушка, что я удержался обнародовать до сего времени манифесты. Истинно нельзя было без умножения [войск], ибо в противном случае нечем было бы принудить... Обращаюсь на строительство кораблей. Вы увидите из ведомости, что представлю за силу... Я считаю, что собранием всех фрегатов, которые из Дона выдут, можно будет в случае разрыва, и когда турки флотом от своих берегов отделяться, произвесть поиск на Синоп или другие места (курсив наш. — Авт.)...».⁹⁰ И только изложив, что делается и планируется, Г.А. Потемкин запросил Екатерину II о помощи. В его втором письме, написанном в тот же день, значилось: «Сколь нужны потребные для кораблей здесь строящихся офицеры и нижние чины, Вы сами знать изволите. За употреблением на фрегаты, здесь почти ничего не остается. Положенное же число на здешние корабли людей много бы поспешествовало работе. А ежели будет воля Ваша, чтоб сих отрядить, то прикажите хороших, а то, что барыша, когда в новое место нашлют дряни. Ежели бы приказали... генерал адмиралу сей наряд сделать, сказавши, что Ваша воля есть, что б люди были, как офицеры, так и прочие — годные, то бы, конечно, разбор был лутчий...».⁹¹

Что же мы видим? Г.А. Потемкин, пока русские войска занимают Крым, старается подготовить ответ Турции на море, если она все же рискнет выступить против России. Он готов нанести удары по турецким берегам, причем даже использовать для этого эскадру фрегатов, на укомплектование экипажей которых он бросил почти всех имевшихся у него моряков. И если переговоры с ханом вел А.Н. Самойлов, войсками в Крыму и на Кубани командовали А.Б. де'Бальмен, А.В. Суворов и П.С. Потемкин, то морскими делами князь занимался лично!

При этом князь встретил полную поддержку Екатерины II. Она, как следует из ее переписки с Г.А. Потемкиным, не только по личному почину направила ему в качестве экстренной помощи 100 тыс. рублей, но и полностью выполнила все его просьбы по укомплектованию Черноморского флота личным составом. Одобрила она и намерение нанести удары по берегам Турции. В частности, в одном из писем Г.А. Потемкину императрица писала: «Вот тебе наши вести... к [во]оружению морскому люди отправлены и отправляются, и надеюсь, что выбор людей также не дурен — самому генерал-адмиралу поручен был... Проект твой на Синоп или другие места, если война будет объявлена, не дурен...».⁹²

Обратим внимание на повторение Екатериной II выражения «другие места», поскольку далее Г.А. Потемкин обратился к ней с просьбой о присылке к нему в качестве «предприимчивого адмирала»... Джона Эльфинстона! Единственного из русских флагманов, кто пытался войти в Дарданеллы в 1770 г., оказавшегося в итоге изгнанным с русской службы. На наш взгляд, это было вовсе не случайным, поскольку Г.А. Потемкин в 1780—1783 гг. все активнее демонстрировал стремление прорваться к Константинополю. Иными словами, вполне логичным выглядит предположение о намерении Г.А. Потемкина перенести острие такого удара с Архипелага на Черное море. Тем более что среди задач Черноморского флота, сформулированных для него в 1784 г. (то есть на следующий год), значилась и такая: «...В нынешней возможности учинить нечаянное нападение на столицу самого султана».⁹³

Из письма светлейшего князя Г.А. Потемкина императрице Екатерине II от 9 августа 1783 г.⁹⁴

Матушка Государыня! Изготовя отправлять сего сего курьера с ответом об адмирале Эльфинстоне, получил присланного со Всемилостивейшим рескриптом и награждениями генералам, от меня рекомендованным...
Возвращаюсь на Эльфинстона. Конечно, предприимчивый адмирал здесь нужен, но как согласить: Клокачев был капитаном, как тот был уже Адмирал, а теперь старее чином. Ежели вы найдете способ обойтить сии затруднения, не отымая Клокачева, который нужен для строения, то бы я просил Эльфинстона и с сыном...

В этой связи совершенно иначе воспринимается военно-морская составляющая российской подготовки к занятию Крыма и раскрывается роль, отводившаяся Севастопольской эскадре, появление которой Г.А. Потемкин так тщательно готовил еще зимой 1782/1783 гг. Более того, становится очевидным, что именно из-за вскрывшейся неготовности Черноморского флота к масштабным действиям Г.А. Потемкин, бросивший все свои силы на его подготовку, стал принимать все меры, чтобы война с турками в 1783 г. не началась (при этом все равно отыскав, на крайний случай, вариант с ударом по турецким берегам имевшимися силами). Иными словами, военно-морской фактор в событиях 1783 г. оказался более чем заметным.

Кстати, обратим внимание, что Г.А. Потемкин готов был использовать в качестве главных сил своего Черноморского флота имевшиеся у него фрегаты. Тем самым он, с одной стороны, следует здесь уже имевшемуся опыту, а с другой, похоже, начинает приближаться к отчетливому пониманию роли судов этого класса в борьбе с турками. Не случайно после этого мы видим развитие идеи 50-пушечных фрегатов.

Так развивались события в Северном Причерноморье. А что происходило у турок и на международной арене? Нужно сказать, что Г.А. Потемкин вовремя образовал Севастопольскую эскадру. 18 марта 1783 г., когда манифеста о присоединении Крыма к России еще не было, визирь собрал у себя министерство (Министерство иностранных дел Османской империи) и всех янычарских начальников для обсуждения вопросов, касавшихся России.

Янычары в один голос заявили, что из-за слабости войска и неповиновения его своим начальникам Порта не в состоянии вести с Россией войну. На что реиз-эфенди в запальчивости возразил: «Так разве теперь соглашаться на все, что российский двор требует?».⁹⁵

Присутствовавший при этом отставной Муфтий Молла-бей в поддержку реиз-эфенди заметил, что «российский двор начал дела свои с Портою с мизинца и, дойдя по порядку до большого перста, наконец требованиями своими коснется головы, а потом и шеи нашей. Предвидя все оное, не лучше ли бы было Порте решиться на последнюю крайность; нежели определение Аллаха настало — совсем погибнуть или же удержать, когда счастие возблагоприятствует оружию, дальнее российского двора стремление».⁹⁶ Многие знатные турки придерживались того же мнения.

Однако объективные реалии удерживали Порту от вооруженного противостояния. А в ночь на 26 марта 1783 г. в Константинополе выпал обильный снег, что было встречено жителями столицы как дурное предзнаменование. В народе стали говорить, что зачинщиком всех военных приготовлений был капитан-паша, который похвалялся овладеть Крымом. Духовенство затаило недовольство на султана, высказывая друг другу, что едва ли он избежит низвержения, а с ним не уцелеет и капитан-паша, без чего последнего никак «с рук сбыть нельзя».

Тем не менее, Оттоманская Порта продолжала военные приготовления, правда, с меньшим пылом, чем ранее. В литейных мастерских лились пушки; визирь, капитан-паша и янычар-ага устраивали служителям учебные артиллерийские стрельбы; на Дунай в пограничные крепости отправлялись войска. 1 марта определено было отправить на Черное море отряд из пяти кораблей под командованием капитан-паши. Серьезность намерений подтверждал тот факт, что к походу были отобраны лучшие корабли турецкого флота: 70-пу-шечный «Инает Хак» («Милость Божия») под командованием Заде Ахмеда, 54-пушечный «Шиш-пай» («Шестиногий») — Ескандерлы Ахмеда, 60-пушечный «Бурдж Зафар» («Полюс победы») — Фундукли Мегмета Али, 54-пушечный «Фатих Бахри» («Морской победитель») — Гелиболи Заде Халила, 60-пушечный «Сеяр Бахри» («Морской ходок») — Улюкнылы Идриса.⁹⁷

Но и здесь не обошлось без проблем. Для всего турецкого флота надлежало иметь 10 тыс. матросов, а налицо было только три тысячи. Порта обещала добровольцам платить по 60 пиастров за кампанию, но охотников не явилось. С азиатских пристаней удалось на отходящие пять кораблей старым турецким способом (насильно) набрать тысячу человек.

И здесь из Крыма прибыл турецкий шкипер, который сообщил Порте, что Шагин-Гирей отрекся от ханства, а на его место возведен его брат Батыр-Гирей. Порта, зная, насколько Батыр-Гирей неприемлем для России, приняла эту новость за ложь. Но с этого дня город стал наполняться слухами о войне, что россияне и австрийцы скоро нападут на турецкую империю со всех сторон. И дабы прояснить ситуацию, капитан-паша отправил в Черное море свою яхту, а находившегося при нем Реиз Яталлы Хаджи Мегмета — шпионом в Крым.

Между тем, к концу мая пришли очередные сообщения из Крыма о том, что там всем управляет российский генерал, при котором находится Шагин-Гирей, что татары в смущении. Порта пришла в полное недоумение. Не имея достоверных сведений из Крыма и официальной информации от российской стороны, Турция не могла предъявить претензий.

Тем временем Шагин-Гирей, без тени сомнения в своих поступках, 28 июня сам направил Порте сообщение о преобразованиях в Крыму. Его известие, хотя и ожидалось, тем не менее, не на шутку растревожило сераль. Ситуация усугубилась и тем, что именно в это время среди христианского населения начала ходить старинная книга «Агафангелос», наделавшая много шума в прошлую войну. Написанная «тайным слогом», она пророчествовала о скором падении Османской империи, а потому под страхом смерти была запрещена. Запрещалось не только ее иметь, но даже говорить о ней.

В создавшихся обстоятельствах Порта немедля обратилась к своим давним друзьям, Франции и Испании, надеясь на их поддержку. И не ошиблась.

Резче всех протестовала Франция. Так, глава французского внешнеполитического ведомства Вержен в ответ на объяснение российскими дипломатами И.С. Барятинским и А.И. Морковым действий России в 1783 г. в Крыму заявил им в ответ: «Ведаете ли вы, что из Кафы и из Балаклавы в Царьград суда часто приходят за тридцать шесть часов? Уже потому таковое соседство не может быть сходственно с их интересами».⁹⁸ Далее Версаль начал распускать слухи о посылке своего флота на помощь туркам, провел военные демонстрации на границах Австрийских Нидерландов, активно толкал на противодействие России Пруссию и Швецию и, наконец, доказывал туркам, что война теперь с Россией неизбежна. Более того, И.С. Барятинский докладывал в ответ на информацию о планах Петербурга перебросить Балтийскую эскадру в Архипелаг, что испанский посол в Париже шевалье Чередиа, сказал ему, намекая на союзнические отношения между Испанией и Францией: «...Я не думаю, чтоб мы пропустили в Архипелаг российскую эскадру», как это было в 1770 г.⁹⁹

Здесь, правда, следует отметить, что Петербург не очень-то опасался французских угроз, найдя средство противодействия: «Одних угроз его (Версальского двора. — Авт.) будет, конечно, не довольно к удержанию Нас от посылки из Балтийских Портов флота Нашего в неприятельские воды, — писала Екатерина II российскому послу в Париже И.С. Барятинскому в 1783 г., — а насильственное оного с пути обращение вспять немногую туркам пользу даст, ибо чувствительнейшие удары им последуют на сухом пути и со стороны Черного моря, но зато даст Нам полное право счесть действия Франции за сущий с Нами разрыв и пустить на французскую морскую торговлю множество корсаров, к чему конечно везде, а особливо в Англии, сыщется много охотников».¹⁰⁰ Кстати, это письмо Екатерины II важно еще и тем, что лишний раз подтверждает всю серьезность планов Петербурга по отправке вновь в Архипелаг эскадры Балтийского флота, даже несмотря на проблемы со Швецией.

Между тем, одновременно с угрозами Франция предложила России «посреднические услуги» в предотвращении войны. Причина этого во многом крылась в усталости Франции от войны 1778—1783 гг. с Англией, которая только усилила финансовые проблемы. Об этом и писал в Петербург А.И. Морков: «...Сделанный нам ответ доказывает скромность и осмотрительность, с каковыми намерена Франция вести себя в сем деле. Правда, что сии качества должно приписать скорее ее бессилию, нежели доброму расположению к нам...».¹⁰¹

Однако предложенное Версалем «посредничество» выглядело пока также протурецким. Вот какой разговор произошел между вице-канцлером И.А. Остерманом и французским посланником маркизом де Вераком, напросившимся на аудиенцию к нему. «Занятие Крыма, господин вице-канцлер, — начал де Верак, — не препятствует употреблению добрых услуг, посредством коих может ее величество в замену того получить другую полную надежность, ибо много есть примеров, что таковые занятия чужих земель отменяются при получении иного удовлетворения». «Государыня не имела прежде намерения овладеть означенными татарскими областями, — заметил И.А. Остерман, — и приняла такую резолюцию по необходимости, когда Порта Оттоманская обнажила свое вероломство присылкою от суджукского паши чиновника в Тамань, коий объявил тамошних жителей подданными Порты и отрубил голову посланнику Шагин-Гирея. Что же касаемо до возвращения Крыма, то сии земли не принадлежат Порте уже издавна. Равномерно нельзя их оставить и в прежней независимости, которая по легкомыслию жителей, побудившему и самого Шагин-Гирея отказаться от правления, им не свойственна». На это де Верак ответил так: «Не входя в исследование причин, побудивших императрицу принять вышеозначенную резолюцию, не могу я обойтись без изъявления моего короля, чтобы Ее Величество предпочла полюбовную сделку неизвестности оружия. В случае же не отмены сей резолюции, мне кажется, турецкое министерство, хотя и хотело бы пребывать в миролюбивых расположениях, принуждено будет уступить буйности простого народа, а от сего и возгорится в Европе жестокий пламень (курсив наш. — Авт.)».¹⁰²

Более конкретно позицию Версаля по крымскому вопросу обозначил российский посланник в Вене Д.М. Голицын. В своей реляции на высочайшее имя он писал: «...Впрочем, не может Франция спокойно смотреть на предприятия, кои бы простирали ся к крайнему разорению Турецкой империи».¹⁰³ Причины же такой позиции вскрыли российские дипломаты в Париже. «...Здесь полны решимости не допустить никоим образом до совершенного изгнания турков из Европы, как до такого происшествия, которое может потрясть и политическую и коммерческую систему», — докладывал из Парижа А.И. Морков.¹⁰⁴ Посол же И.С. Барятинский продолжал: «Франция чрез присвоение Россией себе Крыма потеряет свою исключительность в торговле архипелагских продуктов».¹⁰⁵ «Вержен был убежден, — отмечал французский историк П. Рэн, — что слабая Оттоманская империя — это самый лучший защитник французской торговли в Леванте. Перспектива увидеть в Черноморском бассейне и тем более у берегов Сирии молодую и дерзкую Россию ужасала его в той же степени, как и распространение австрийского владычества на нижний Дунай...».¹⁰⁶

Достаточно жесткую позицию против занятия Россией Крыма заняла и Пруссия, серьезно озабоченная возобновившимся союзом России и Австрии. В результате прусский поверенный в делах в Константинополе постоянно внушал реис-эфенди и высшему духовенству Турции, чтобы ни в коем случае не уступали Крыма России и пошли на войну с ней.¹⁰⁷

Не осталась в стороне и Швеция, король которой своими военными маневрами фактически сорвал возможность отправки Балтийского флота для удара по Константинополю. Однако все это было не так страшно, поскольку Англия и Австрия после некоторых колебаний заняли другую позицию.

К тому же финансовые трудности и отказ Англии от сотрудничества с Францией в противодействии России заставили Париж изменить свою позицию.¹⁰⁸ Вот что писал Екатерине II И.С. Барятинский: «Франция, конечно же, Порту к воспалению войны приводить не будет, а напротив того, станет прилагать старание о соблюдении тишины; ибо здесь войны весьма не желают, потому что финансы в великом неустройстве; а между тем все ее приготовления имеют целью поставить себя в почтительнейшее состояние на суше и на море, дабы по обстоятельствам, какой оборот примет сие дело, могла она принять решительность для удержания политического равновесия».¹⁰⁹ Как справедливо отмечает далее П.П. Черкасов, «в переводе с архаического дипломатического языка XVIII в. это означало, что все демонстративные военные приготовления Франции и сознательно распространяемые Верженом слухи о возможности военного союза с Пруссией имели одну-единственную цель — удержать Россию (и Австрию) от нападения на Турцию. Ради этого французская дипломатия готова была продолжать свои миротворческие усилия в Константинополе, сдерживая там агрессивные порывы "партии войны"».¹¹⁰

Между тем, обстановка все же осложнилась после подписания 24 июля 1783 г. Георгиевского трактата с грузинским царем Ираклием II о принятии в состав России Картли-Кахетского царства.

События, развернувшиеся в Крыму и на Кавказе, все-таки задели за живое всю Европу. И Турция, почувствовав некоторую поддержку, с новой силой начала военные приготовления. В народе разглашался слух, что после байрама (17 августа) Порта непременно объявит России войну. Но при этом горожане роптали на своего султана, что он только забавляется в серале и не печется о государственных делах. К тому же, на беду несчастных турок, на них вновь обрушилась эпидемия чумы.

А тем временем в Крыму жизнь понемногу налаживалась. Простые татары были весьма довольны политическими преобразованиями и хулили хана за его «худые» поступки. Российский посланник в Константинополе Я.И. Булгаков, получив 12 июля официальное сообщение Г.А. Потемкина о состоявшейся перемене правления в Крыму, с восторгом писал ему: «Поздравляю с благополучным окончанием покорения Крыма. Сие знаменитое происшествие, расширяющее пределы империи Российской присоединением бесценных областей и умножающее славу премудрости Монархини нашей, предоставлено было трудам Вашей светлости, и совершение его без малейшего при том кровопролития учинит имя Ваше бессмертным в истории веков и человечества».

Однако ближе к осени на противоположной стороне Черного моря усилилось недовольство переменами в Крыму. Турки как будто очнулись после двухмесячного забытья. 31 августа у муфтия состоялся большой совет, на котором было определено «чинить к войне всевозможные приготовления». Духовенство с жаром говорило, что «поступок российского двора в рассуждении Крыма совсем противен трактату и что магометанская вера не может видеть крымцев и татар подданными России, которая сим присвоением не удовольствуется и от времени до времени будет чинить новые требования и напоследок пожелает, может быть, иметь в своих руках и самой Константинополь; почему лучше теперь погибнуть, нежели видеть сие событие».

Усиленно муссировался слух о том, будто бы Франция и Испания в случае войны Турции с Россией обещали не пропускать русские военные корабли в Средиземное море и что Франция, якобы, готова дать Порте 12 линейных кораблей и 7 бомбард для блокирования российских крепостей в Черном море, куда они пойдут под турецкими флагами. Французы обещали Порте помочь и опытными артиллеристами, что, однако, вызвало бунт в среде турецких канониров.

Флот турок к сентябрю был уже починен, за исключением трех судов, к ремонту не пригодных. Готовилась к походу и турецкая армия. Началось ее выдвижение к российским границам. Однако, по верному замечанию Я.И. Булгакова, «отправление войск более происходило от боязни турецкого министерства, что возникнет внутреннее беспокойство, нежели явятся внешние опасности». Оно старалось уменьшить в столице число «тунеядцев», от которых ежедневно можно было ожидать бунта. При этом мелкие начальники, получив деньги, «набирали всякую сволочь, подобно употребляемым в европейских государствах вольным батальонам».¹¹¹

Имея обо всем подробную информацию, Россия твердо стояла на своих позициях, совершенно не собираясь отступать. 1 сентября 1783 г. Я.И. Булгаков доносил Екатерине II: «Если турки своими приуготовлениями льстятся перемену какую произвести по крымскому делу, то в великом находятся заблуждении; ибо высочайший двор поступил на присоединение к империи Крыма по зрелому размышлению о всех следствиях, могущих из того произойти, по предварительном приуготовлении всех и везде нужных мер, и с твердым намерением подкрепить свой поступок всеми своими силами, а сии последние довольно по опыту знакомы Порте, и ежели она збирается что-либо предпринять, и своего собственного лишится; пребывая же спокойною, не теряет ничего, ибо Крым был уже для нее потерян с самой войны, а выиграет напротив того, что преобразованием его изторжется совсем корень к ссорам и распрям между обеими империями».¹¹²

Кроме того, помимо благоприятного для Петербурга внутреннего состояния Турции, к осени 1783 г. серьезно укрепилось и военное положение самой России в Северном Причерноморье.

Так, весной-летом 1783 г. вошли в строй все достраивавшиеся на Дону фрегаты, в результате чего Севастопольская эскадра стала насчитывать 9 44-пушечных («Поспешный», «Осторожный», «Крым», «Храбрый», «Стрела», «Победа», «Перун», «Легкий» и «Скорый») и 3 малых фрегата («Св. Николай», «Почтальон», «Вестник»). Затем в Херсоне был наконец-таки спущен первый 66-пушечный линейный корабль «Слава Екатерины». Все это представляло уже весьма ощутимую силу, если учесть, что в эскадру, которую собрали в 1783 г. турки, входили в основном 54—60-пушечные корабли.

Состояние фрегатов Черноморского флота в 1783 г.¹¹³

Артиллерийское вооружение фрегатов Черноморского флота на начало 1784 г.¹¹⁴

Состав турецкого линейного флота на 1783 г.¹¹⁵

И здесь очевидно, что при вооружении русских фрегатов более тяжелой артиллерией (как это было у шведов), они практически не уступали бы туркам в мощи огня. При большем же их количестве Россия вообще могла получить преимущество, особенно исходя из опыта войны 1768—1774 гг.! Но этого-то и не было сделано. Правда, Г.А. Потемкин, как мы и писали выше, похоже, осознал, что линейные силы флота могут включать крупные, но не линейные корабли. В частности, в Херсоне уже был заложен 50-пушечный фрегат. Но, как опять-таки мы указывали выше, ясного понимания значимости именно линейного фрегата пока так и не произошло. Хотя о том, насколько небольшой нужно было сделать шаг в переходе к постройке фрегатов с более тяжелым вооружением, свидетельствует следующий пример.

Сравнительный анализ трех типов фрегатов, построенных и планировавшихся к постройке на донских верфях в 1778—1791 гг.

Но не только численный рост военно-морских сил России на Черном море произвел впечатление на турок. Дополнительным аргументом стала еще и их активность: крейсерства русских кораблей продолжались у крымских берегов до поздней осени, причем уже начавшие их «новоизобретенные» корабли и шхуны проявили максимальную жесткость в контроле подступов к полуострову.

Достаточно привести следующий пример. Еще в июне 1783 г. «новоизобретенный» корабль «Хотин», будучи в крейсерстве в Черном море, увидел судно близи берегов Крыма и сразу же начал сближение с ним. Когда же судно попыталось скрыться, то «Хотин» открыл артиллерийский огонь, чем вынудил его остановиться. После этого оно было приведено в Ахтиарскую бухту, где выяснилось, что на нем находится турок, который от Реиза-эфенди едет послом к Крымскому хану Шагин-Гирею и везет ему письмо. Командовавший Севастопольской эскадрой контр-адмирал Ф.Ф. Мекензи (сменил отбывшего для ускорения судостроительных работ в Херсон Ф.А. Клокачева) сразу же направил турка к А.Б. де'Бальмену.¹¹⁶

Между тем, увеличение числа фрегатов в Севастопольской эскадре позволило постепенно сменить в крейсерстве у крымских берегов «новоизобретенные» корабли и шхуны. В результате осенью 1783 г. район Кафа — Балаклава прикрывали 44-пушечные фрегаты «Крым», «Храбрый» и «Легкий», обладавшие хорошей мореходностью и наглядно демонстрировавшие возросшие возможности России на Черном море.

Кстати, тем самым оборона крымских берегов наконец-таки приняла достаточно удобную форму, обеспечивавшую ей прочность и эффективность: несколько фрегатов вели крейсерство вдоль берегов, а основные силы Севастопольской эскадры находились в готовности для выхода в море в превосходно расположенной Ахтиарской бухте. О том, что к концу 1783 г. эскадра превратилась в весьма серьезную силу, отмечал и ее командующий контр-адмирал Ф.Ф. Макензи, которому не было смысла преувеличивать, поскольку в случае войны предстояло вести соединение в бой. В частности, он писал И.Г. Чернышеву: «...Эскадра наша умножается ежедневно и делает не малую фигуру в здешнем месте и думаю, кабы с противной стороны, что появилось, то поспорить могу...».¹¹⁷

Кроме того, стоит отметить и организацию специальной охраны в еще двух важнейших пунктах Крымского полуострова, для чего отлично подошли менее мореходные, но достаточно неплохо вооруженные «новоизобретенные» корабли. В частности, в Козлове дежурил корабль «Хотин», а Керченском проливе даже целый отряд Т.Г. Козлянинова из кораблей «Журжа» и «Модон» и палубных ботов «Новопавловск» и «Кальмиус».¹¹⁸ И заметим, пока что все это были суда Донской постройки: из Херсона официально провозглашенный Черноморский флот по-прежнему не получил ни одного корабля.

* * *

Заглянув вперед, отметим, что и в 1784—1785 гг. Севастопольская эскадра по-прежнему состояла, в основном, из фрегатов донской постройки. Более того, в 1784 г. после тимберовки к ней присоединился еще и фрегат «Херсон», называвшийся до этого «Седьмой». Из Херсона же добавились только 4 судна: в 1784 г. — линейный корабль «Слава Екатерины», а в 1785 г. — такие же корабли «Св. Павел» и «Мария Магдалина» и 50-пушечный фрегат «Св. Георгий Победоносец». Таким образом, из 17 кораблей и фрегатов, состоявших в 1785 г, в Севастопольской эскадре, 11 были построены на Дону, а 2 в 1774—1783 гг. служили в Азовской флотилии! Иными словами, Херсон пока только начал перенимать функции основного «поставщика» главных сил Черноморского флота у донских верфей.

Ведомость сил Севастопольской эскадры в ноябре 1784 г.¹¹⁹

Но гораздо важнее в 1784—1785 гг. было все же то, что Севастопольская эскадра, в отличие от 1779—1781 гг., продолжила крейсерство вдоль крымских берегов, занимаясь как их охраной, так и практической подготовкой. Что же касается масштаба этих действий, то он был следующим. В 1784 г., по данным З.А. Аркаса, в море вышла чуть ли не вся Севастопольская эскадра. В частности, он пишет: «В этом году контр-адмирал Макензи ходил с эскадрою в крейсерство от Севастополя до Евпатории и потом до Кинбурна для встречи и сопровождения вновь выстроенного в Херсоне корабля Слава Екатерины и возвратился в Севастополь. Капитан 2 ранга Берсенев с 4 фрегатами: Осторожный, Поспешный, Храбрый и Победа описывал Крымские берега от Феодосии до Тарханкута, а фрегаты Перун и Вестник ходили в Алушту для спуска и привода в Севастополь построенной там ханом полаки, наименованной Григорий просветитель великой Армении, которую и привели в Севастополь...».¹²⁰ Правда, эти данные, видимо, требуют некоторой корректировки, поскольку фрегат «Храбрый» в 1784 г. фактически выбыл из строя как негодный для плавания, а спущенная в Алуште поляка никогда не была фрегатом «Григорий Великия Армении».

По кампании 1785 г. данные более точные. В ней приняли участие 7 корабельных единиц Севастопольской эскадры: линейный корабль «Слава Екатерины» и 6 фрегатов («Херсон», «Осторожный», «Поспешный», «Стрела», «Легкий» и «Скорый»), Их выход в море в составе эскадры капитана 1 ранга М.И. Войновича состоялся 11 июля. После этого указанная эскадра совершила плавание по маршруту Севастополь—Кафа—Гаджибей—Севастополь, в который и прибыла 8 августа.¹²¹

* * *

Но вернемся в 1783 г., когда в результате действия неблагоприятных для Турции военных и политических факторов ей пришлось смириться с реальностью и расстаться с Крымом, Таманью и Кубанью. Как указал В.Д. Овчинников: «Собственная слабость и разруха, с одной стороны, сила русской и австрийской армии — с другой, заставили Порту умерить свои желания». Австрия в этот момент уже четко встала на сторону России, а Англия дала понять, что поддержки от нее Турция сейчас не получит.

Вот что сказал английский посол в Турции сэр Енсли капитан-паше Гассан-паше: «Единственный спасительный для Порты случай — не оспаривать с Россией присоединения Крыма к ее владениям, ибо случившаяся от того война будет пагубна для Турции. К тому же Россия находится в лучшем состоянии, нежели была в предшествующую войну. А кроме того, имеет союзником императора Римского».¹²² Капитан-паша попытался было возразить, что это Порта сейчас находится в наилучшем состоянии, однако позиция Енсли осталась неизменной.

Более того, активное вмешательство Англии самым серьезным образом обеспокоило Францию, ибо в создавшихся условиях ей пришлось бы большую часть своих средств обратить не на турецкие дела, а на укрепление своих морских сил. Между тем, как мы видели выше, финансовое положение Французского государства и без того оставляло желать много лучшего. В результате Франция также дала понять туркам, что им лучше принять все как есть. Более того, Вержен даже заявил, что это в интересах самой Турции. В сформулированном им Мемориале, направленном Людовику XVI уже после подписания турками конвенции с Россией, говорилось, что именно Франция в 1783—1784 гг. спасла Турцию от неминуемого разгрома с последующим расчленением, так как Екатерина II, по мнению главы французской дипломатии, буквально жаждала войны и лишь «добрые услуги» французской дипломатии не позволили реализовываться агрессивным планам русской императрицы.¹²³ Так Османская империя осталась без поддержки европейской дипломатии.¹²⁴

Россия же, проанализировав внутреннюю ситуацию в Константинополе и исходя из готовности Англии «вступить с обоими императорскими дворами (российским и австрийским. — Авт.) в беспосредственные обязательства», представила Оттоманской Порте проект декларации о закреплении за собой Крыма, Тамани и Кубани.

В указанных выше обстоятельствах Турции не оставалось ничего другого, как принять условия российской стороны. В результате, 28 декабря 1783 г. на конференции, состоявшейся в местечке Айнали-Кавак, близ Константинополя, Порта подписала акт о присоединении Крыма, Тамани и Кубани к Российской империи.

Подписание Османской империей данного акта без какого-либо военного сопротивления стало подлинным триумфом российской дипломатии, а также и непосредственно Екатерины II и Г.А. Потемкина. Российский посланник в Константинополе Я.И. Булгаков в своем донесении в тот же день с радостью сообщал императрице: «Татарские народы одержали счастие быть ненарушимо навсегда подданными Вашего Величества. Сие им благоденствие и новые пределы империи утверждены без пролития крови подданных, без употребления мною денег и без жертвования наималейшей выгоды».¹²⁵

30 марта 1784 г., после размена ратификациями Крымского акта, крымский вопрос юридически был закрыт. Во время церемоний верховный визирь заметил, что он «радуется благому окончанию дел и будет стараться о соблюдении тесной дружбы между двумя империями». А Екатерина II, оценивая произошедшее событие, написала: «Присоединение к империи Нашей Крыма, Тамани и Кубани, совершившееся без извлечения меча, следовательно же, и без пролития крови человеческой, составит, конечно, в роды родов Эпоху, примечания достойную».¹²⁶

Екатерина II была вправе дать такую оценку. Подготовка и проведение Крымской операции 1783 г. стало одним из самых блестящих достижений России за всю многовековую историю, сравнимым с защитой султана и Ункияр-Искелесийским договором 1833 г., бескровным возвращением прав на Черное море в 1871 г., посылкой русских эскадр в Нью-Йорк и Сан-Франциско в 1863 г., заставившей Англию отказаться от поддержки Польши.

Показательным в рассмотренной операции было практически все. Подготовка отличалась великолепным выбором момента (связанность главных возможных противников России конфликтом из-за США), всесторонним обоснованием (политическим, военным и даже идеологическим), грамотным набором военных и дипломатических мер осуществления (включавшим нейтрализацию возражений Австрии Греческим проектом, план нанесения удара по Турции из Средиземного моря при одновременных действиях в Северном Причерноморье и в Крыму).

На достаточно высоком уровне оказалось и проведение операции, хотя, осуществляя ее, Г.А. Потемкин и Екатерина II все же столкнулись с непредвиденными проблемами. Так, позиция Швеции заставила отложить посылку флота с Балтики в Архипелаг, а неготовность линейных кораблей в Херсоне резко снизила возможности военно-морских сил на Черном море. Касаясь последнего, правда, надо отметить, что здесь изначально просчитался сам Петербург: Г.А. Потемкин видел ход «работ» в Херсоне в 1782 г., а Азовской флотилии именно высочайшие распоряжения не дозволили ввести в строй уже в 1782 г. все находившиеся в достройке суда.

Однако и Г.А. Потемкин, и императрица сумели выйти из возникших затруднений без потерь. Г.А. Потемкин так провел занятие Крыма, что ответная реакция турок могла последовать только осенью, что естественно резко снизило их возможности.¹²⁷ Кроме того, нашел князь и вариант морского ответа в случае необходимости, даже при том, что удар из Средиземного моря оказался невозможным: фрегаты Черноморского флота должны были нанести удар по Синопу или по другим турецким пунктам на Черном море, что грозило парализовать поставки продовольствия в Константинополь этим путем.

Наконец, оперативной была и реакция на дипломатическом фронте. Екатерина II «сковала» Густава III,¹²⁸ а против враждебных действий Франции был найден вполне адекватный ответ — каперская война с привлечением англичан. Результат оказался налицо — Крым и Кубань достались без крови.

И здесь нужно особо отметить впервые столь блестяще раскрывшего свой государственный ум князя Григория Александровича Потемкина, о котором после долгого забвения и поругания, в последнее время написано уже немало справедливых слов, как об организаторе, дипломате, военачальнике, администраторе. Ко всему прочему, в событиях 1782—1783 гг. мы увидели Г.А. Потемкина и как человека, отлично понимавшего значение флота, причем великолепно использовавшего предыдущий опыт, умевшего исправлять ошибки. Его план действий в Средиземном и Черном морях не оставляет в этом сомнений.

Таким образом, оценивая вклад в Крымскую операцию 1783 г. ее основных участников, нельзя не согласиться с историком Н.Ю. Болотиной, написавшей, что именно Г.А. Потемкину «принадлежала главная и решающая роль в присоединении благодатного полуострова».¹²⁹

А как сам Г.А. Потемкин оценивал совершенное в 1783 г.? Вот что писал он после завершения Крымской операции, а также установления протектората над Восточной Грузией: «Какой государь (речь о Екатерине II. — Авт.) составил толь блестящую эпоху как Вы? Не один тут блеск. Польза есть большая. Земли, которые Александр и Помпей, так сказать лишь поглядели, те Вы привязали к скипетру Российскому, а Таврический Херсон — источник нашего христианства, а потому и лепности, уже в объятиях своей дщери. Тут есть что-то мистическое, род татарской — тиран России некогда, а в недавних временах стократны разоритель, коего силу подсек царь Иван Василия, Вы же истребили корень. Граница теперешняя обещает покой России, зависть Европе и страх Порте Оттоманской. Взойди на трофеи, не обагренные кровью, и прикажи историкам заготовить больше чернил и бумаги».¹³⁰ Читая эти строки можно только поразиться величию Г.А. Потемкина и подтвердить указанные выше его способности. В приведенных строчках и умение отдать должное роли императрицы, и столь необходимая в общении с высшей властью лесть, и точная оценка достигнутых результатов, и глубокий анализ исторического пути России.

Не случайно поэтому, что именно с событий 1783 г. Г.А. Потемкин окончательно становится главным советником Екатерины II, ее «правой рукой», узнав о смерти которого в 1791 г. она воскликнет: «Заменить его не возможно, потому что надо родиться таким человеком как он, а конец этого столетия как-то вовсе не предвещает гениев...».¹³¹

Портрет светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, составленный принцем де Линем¹³²

Показывая вид ленивца, трудится беспрестанно; не имеет стола, кроме своих коленей; другого гребня, кроме своих ногтей; всегда лежит, но не предается сну ни днем, ни ночью; беспокоится прежде наступления опасности и веселится, когда она настала; унывает в удовольствиях; несчастен от того, что счастлив; нетерпеливо желает и скоро всем наскучивает; философ глубокомысленный, искусный министр, тонкий политик и вместе избалованный девятилетний ребенок; любит Бога, боится сатаны, которого почитает гораздо более и сильнее нежели самого себя; одной рукой крестится, а другой приветствует женщин; принимает бесчисленные награждения и тотчас их раздает; лучше любит давать, чем платить долги; чрезвычайно богат, но никогда не имеет денег; говорит о богословии с генералами, а о военных делах с архиереями; по очереди имеет вид восточного сатрапа или любезного придворного века Людовика XIV и вместе показывает изнеженного сибарита. Какая же его магия? Гений, потом гений, и еще гений; природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздаянии наград, чрезвычайная тонкость, дар угадывать то, чего он сам не знает, и величайшее познание людей; это настоящий портрет Алкивиада.

Итак, Черноморская проблема после столь долгого и кровавого пути, была, наконец, решена. Решена, как мы видели, при значительном влиянии Азовской флотилии, ставшей в 1768—1783 гг. надежным военно-политическим инструментом России на Черном море. Чуть позднее Г.А. Потемкин так отметил все значение такого инструмента в борьбе за Крым: «Сколько еще достает моего рассудка, то я осмеливаюсь доложить, что без флота в полуострове стоять войскам В.И. В. трудно...».¹³³ Далее наступали времена борьбы за сохранение достигнутых позиций и за право прохода Черноморского флота через проливы Босфор и Дарданеллы. Но это уже предмет другого исследования.

* * *

Борьба за решение черноморской проблемы, столь упорно протекавшая в 1768—1783 гг., завершилась. Россия полностью победила. Это был огромный успех Екатерины II и ее сановников. Мирным путем, великолепно используя международную обстановку, Россия добилась колоссального успеха: ведь мало того, что для Турции потеря Крыма была тяжелейшей, после выхода России на Черное море, потерей, но и для Англии, Австрии и Франции она также представлялась малоприемлемой.

Об использовании политических рычагов, о блестящих действиях русских войск, о роли Екатерины II, Г.А. Потемкина, А.В. Суворова и многих других написано уже немало, потому повторяться не будем. Проанализируем роль во всех этих успехах Азовской флотилии и ответим, наконец, на вопрос: когда же был создан Черноморский флот России.

Как мы видели в ходе нашего исследования, уже во время Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. Азовская флотилия, став достаточно надежной морской опорой России на южных морях и внеся весомый вклад в ее победу, во многом выполнила функции флота. В частности, содействие армии в овладении приморскими неприятельскими территориями, обеспечение защиты занятых территорий, противодействие флоту противника, в том числе и на дальних подступах, равно как и наличие планов использования флотилии в наступательных действиях в дальней морской зоне, позволяют считать, что она отвечала критериям именно флота. Да и управление ее кораблями производилось согласно сигналам корабельного флота (примечательно, что вести бой в море они должны были, находясь в линии баталии), а не галерного соединения, каковыми в XVIII в. и были флотилии.

Курс развития на создание флота продемонстрировало в годы войны и судостроение флотилии, достигшее, кстати, приличных успехов. Уже первый проект корабельного состава Азовской флотилии предполагал в качестве основных сил 10 24- и 30-пушечных фрегатов и 2 бомбардирских корабля. И хотя реализован он не был, но показал, что у Петербурга относительно флотилии изначально существовали большие планы. Это подтвердила и постройка 12 «новоизобретенных» кораблей, ставших ее основными силами до конца 1772 г. Здесь показательно даже само их название — «корабли», характерное в тот период, в основном, для линейных кораблей, являвшихся главной силой парусных флотов. Более того, и после постройки Россией на Черном море полноценных линейных кораблей, «новоизобретенные» вносились в один список с ними и ставились над фрегатами! Наконец, появившиеся в 1771—1774 гг. 32—58-пушечные фрегаты и вовсе положили начало крупному российскому судостроению на Черном море. Причем 58-пушечные фрегаты типа «Третий», вооруженные 28 18-фунтовыми единорогами, силой превосходили даже 40- и 50-пушечные линейные корабли турецкого флота.

Кроме того, в годы войны было положено и фактическое начало создания на Черном море настоящего линейного флота. В частности, в 1769—1771 гг. Петербург сделал несколько попыток пополнить флотилию линейными кораблями, а затем, после их неудачи, принял в конце 1771 г. не оставляющее сомнений решение: «...Приготовить [...] к постройке оных на будущее время надобности (курсив наш. — Авт.)».

Указанные тенденции сохранялись и после войны, в 1774—1783 гг., во время так называемого периода мирной борьбы за Крым, когда деятельность Азовской флотилии вновь приобрела существенное значение. Правда, в эти годы она оказалась все же менее яркой и определяющей, чем в 1773—1774 гг., когда флотилия, фактически в одиночку, занималась отражением от Крымского полуострова турецкого флота, но повторимся, ее значение от этого меньше не стало.

Так, в 1777—1778 гг. Азовская флотилия, теперь под командованием контр-адмирала Ф.А. Клокачева, сумела отрезать Крым от Кубани, а в начале сентября 1778 г. еще и не допустить в Керченский пролив турецкий флот. Вкупе с действиями А.А. Прозоровского и А.В. Суворова это в итоге привело к разрешению первого послевоенного Крымского кризиса. В 1782 же году уже именно действия самой флотилии по пресечению контактов крымских татар с ногайскими и с турками сыграли ключевую роль в усмирении нового мятежа в Крыму. Так что вклад Азовской флотилии в окончательное решение Черноморской проблемы и в 1777—1783 гг. довольно весомый, так же как и в 1768—1774 гг. Не случайно Д.Н. Сенявин, прибыв в 1782 г. в Таганрог, назвал увиденное им корабельное соединение «Азовским флотом».

Все более адекватным полноценной корабельной эскадре становился в 1777—1783 гг. и состав Азовской флотилии. Так, в 1777 г. в нее входили 9 фрегатов (в том числе два 58-пушечных, три 42-пушечных, один 32-пушечный, два 26-пушечных и один 14-пушечный), 6 «новоизобретенных» кораблей (22-пушечных) и целый ряд других судов, которые представляли собой весьма серьезное корабельное соединение, особенно учитывая такого противника, как турки. Более того, в 1778 г. принимается программа постройки для флотилии еще 10 44-пушечных фрегатов! Наконец, после проведенного ремонта практически все «новоизобретенные» корабли превратились в 30-пушечные суда.

Не случайно в 1783 г. именно главные силы флотилии составили Севастопольскую эскадру, с которой Г.А. Потемкин даже планировал вести наступательные действия на Черном море, если бы турки, в ответ на присоединение Россией Крыма, объявили ей войну. Но самое показательное, что и после 1783 г. и, в частности, вплоть до 1787 г. большую часть сил уже «официального» Черноморского флота составляли те же силы Азовской флотилии, причем отзывы о них были весьма уважительными. Достаточно вспомнить приведенное нами высказывание контр-адмирала Ф.Ф. Макензи.

В составе Севастопольской эскадры числились в 1787 г. 3 линейных корабля и 15 фрегатов, причем 13 фрегатов либо были донской постройки, либо начали службу в Азовской флотилии. Заметим, что в большинстве своем это фрегаты 40-пушечного ранга! Между тем, в иностранных флотах еще существовал ранг 44- и 50-пушечных линейных кораблей, которые использовались, в основном, для конвойной службы. Более того, в турецком флоте линейные корабли такого ранга в 1770—1780-х гг. составляли значительную часть линейных сил.¹³⁴ Причем, опять-таки, как мы видели выше, по оценкам самих турок, русские 40-пушечные фрегаты были вполне сопоставимы с их кораблями подобного ранга.

Таким образом, и состав Азовской флотилии в 1770—1780-х гг., в принципе, отвечал требованиям, предъявляемым к полноценной корабельной эскадре. То есть по своим основным критериям данная флотилия вполне могла решать задачи флота, находящегося на стадии становления, неизбежной для любого флота.

В этой связи полезно обратиться к истории рождения основных флотов, как отечественных, так и иностранных. Известно, что флоты основных европейских держав (Англии, Франции, Испании, Португалии) появились в конце XV — первой половине XVI в., когда они далеко не отвечали современным представлениям о такого рода формированиях. Становление регулярных флотов завершилось во второй половине XVII в., когда в результате постепенной эволюции оформились их структура, органы управления и появились официальные документы, регламентировавшие тактику ведения боя. Однако свою историю каждый флот начинает именно с появления первых соединений казенных (государственных) военных кораблей.

Что касается «точек отсчета» истории других российских флотов, то они также весьма показательны, особенно у Балтийского флота. Этот флот, официально появившийся в 1703 г., вплоть до 1710 г. имел в своем составе только 28- и 32-пушечные фрегаты, шнявы, бригантины и гребные суда, что вовсе не мешало ему именоваться именно флотом. Более того, лист из бумаг Петра Великого (без датировки, но относящийся к началу 1703 г.), на котором в столбец приведена в следующем порядке численность судов различных классов — «12 караблей, 10 шняв, 3 флейта, 6 буеров, 1 буерс, 6 шмак, 10 шкут, 10 галер» именуется первой программой строительства Балтийского флота, поскольку до конца 1707 г. последний развивался именно по ней.¹³⁵ (Напомним, что первая реализованная программа Азовской флотилии также включала 12 кораблей, только «новоизобретенных», причем не с 8-, 6- и 3-фунтовой артиллерией, а с 12-фунтовыми пушками и 1-пудовыми гаубицами, но эту программу к истории Черноморского флота не относят, хотя вплоть до 1785 г. число линейных кораблей в программах и штатах этого флота составляло именно 12).

Далее следует заметить, что первые линейные корабли Балтийского флота вошли в его состав лишь в 1710 г. и являлись 50-пушечными кораблями, построенными, кстати, тоже не на Балтийском море, а в Новой Ладоге. Более того, целая серия таких кораблей была затем куплена Петром I за границей, а часть построена в Архангельске. Но всех их числят в составе Балтийского флота, в то время как 58- и 44-пушечные фрегаты Азовской флотилии практически вычеркивают из истории Черноморского флота.

Еще нагляднее картина официального рождения остальных двух флотов Российского государства. Так, родословную Тихоокеанского флота ведут от Охотской флотилии, а Северного — от Северной флотилии. В частности, днем Тихоокеанского флота считается 21 мая, в память состоявшегося в 1731 г. постановления Сената об учреждении «для защиты земель, морских торговых путей и промыслов» Охотского порта, а днем Северного флота — 1 июня, в память изданного в 1933 г. циркуляра начальника штаба РККА о формировании Северной военной флотилии.¹³⁶

И только Черноморский флот имеет в качестве официальной даты своего рождения произвольно вырванное из его истории событие — 2 мая 1783 г. Что же произошло в этот день? Эскадра Азовской флотилии, придя в Ахтиарскую бухту, стала именоваться Севастопольской эскадрой, не более! Даже современники никак не отметили это событие.

Правда, ряд историков пытаются привести более «веские» обоснования такому выбору. В частности, А.Г. Сацкий пишет, что именно 1783 год «открыл эпоху русского военного судостроения на Черном море», поскольку 16 сентября в Херсоне состоялся спуск первого линейного корабля «Слава Екатерины».¹³⁷ Но как же быть с судами донской постройки, включая 42—58-пушечные фрегаты, действовавшие на Черном море до 1783 г. и продолжившие служить позднее? Разве не имеют отношения к Черноморскому судостроению линейные корабли типа «Петр Апостол», построенные на Рогожско-хуторской верфи в 1787—1791 гг.? Ответ, нам кажется, очевиден. Кстати, отсчитывать военное судостроение от закладки линейных кораблей абсурдно, тогда практически всем флотам придется вырвать не одну страницу из своей истории.

Наконец, приводится указ Екатерины II от 11 января 1783 г. о назначении вице-адмирала Ф.А. Клокачева командующим флотом «заводимым на Азовском и Черном морях». Это событие, действительно, важное, однако оно имеет другое объяснение. Во-первых, назначение Ф.А. Клокачева состоялось, когда на Черном море уже имелись определенные силы и осуществлялись судостроительные программы, перемен в которых с прибытием Федота Алексеевича не произошло. А во-вторых, современники, в том числе и официальные власти, отнеслись к этому указу вполне буднично.¹³⁸ Объясняется это тем, что флотилию, как мы видели, и прежде нередко именовали флотом.¹³⁹ Более того, А.Н. Сенявина еще в 1772 г. официально называли «главнокомандующим флотом». Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к следующим документам.

Кстати, то, что формулировки указа от 11 января 1783 г. являются условными, фактически подтвердил и сам Г.А. Потемкин, указавший в ордере вице-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 23 января 1783 г. следующее: «При настоящем поручении Вашему Превосходительству команды над флотом на Черном и Азовском морях находящемся (курсив наш. — Авт.), весьма нужно скорое ваше туда отправление, чтобы, приняв в ведомство ваше состоящие там корабли и прочие суда, идти в море могущие, снабдить их всем потребным к предпринятию немедленного плавания...».¹⁴² То есть, Екатерина II пишет о флоте «заводимом», а Г.А. Потемкин — о «находящемся». Между тем, оба документа появились с разницей в 12 дней!

И, наконец, еще один интересный момент. Описывая барону Гримму увиденный в Севастополе 22—23 мая 1787 г. Черноморский флот, Екатерина II писала: «Здесь, где тому назад три года ничего не было, я нашла довольно красивый город и флотилию, довольно живую и бойкую на вид (курсив наш. — Авт.); гавань, якорная стоянка и пристань хороши от природы, и надо отдать справедливость Потемкину, что он во всем этом обнаружил величайшую деятельность и прозорливость».¹⁴³ Однако спустя всего лишь несколько месяцев в письме Г.А. Потемкину предлагала: «...Но есть ли хочешь, я тебе дюжинку фрегат велю построить на Дону. Вить и Севастопольский флот (курсив наш. — Авт.) ими же пользуется и ныне».¹⁴⁴ Как видим, здесь имеет место всего лишь произвольное употребление терминов, явление весьма распространенное в XVIII в., с его во многом не устоявшейся терминологией.

Так что же произошло в 1783 г., если его действительно принимать за веху в истории Черноморского флота России? Всего лишь назначение вице-адмирала Ф.А. Клокачева новым командующим морскими силами России на Черном море, только с официально присвоенным статусом командующего флотом, «заводимым на Азовском и Черном морях», для придания политического веса этому соединению. То есть, в сущности, было произведено лишь переименование соединения, составленного из главных сил Азовской флотилии, которую, как мы и указали выше, современники часто называли флотом. Событие, повторимся, важное, но отнюдь не судьбоносное.

Исходя из вышесказанного, на наш взгляд, намного логичнее вести отсчет истории русского Черноморского флота с 9 ноября 1768 г., когда Екатерина II поручила донскую экспедицию А.Н. Сенявину, так как с этого времени история русских военно-морских сил на Черном море больше не прерывалась до 1918 г. Соответственно, следует рассматривать донское судостроение, наравне с днепровским, в качестве одной из двух составляющих единого процесса создания Черноморского флота (ведь рассматривается же судостроение в Архангельске в рамках истории Балтийского флота!). Иными словами, вести историю Черноморского флота необходимо с азов, как это и принято по отношению к Балтийскому, Северному и Тихоокеанскому флотам. Как отсчитывают историю своих флотов англичане, испанцы, португальцы, хотя и у них морские силы вначале состояли не из линейных кораблей!

Военно-морской флот невозможен без духовной составляющей, которая, в свою очередь, немыслима без крепких традиций. Традиций, построенных на прочном фундаменте истории, опирающемся как на большие, так и на малые события. Обратный вариант, когда из контекста времени произвольно вырываются эпизоды, начинается игра с понятиями и терминами, иногда дает некоторый пропагандистский эффект, но при этом разрушаются как сами традиции, так и возможность для осмысления всей истории в целом, за что России уже пришлось дорого заплатить.

В этой связи предпринятым исследованием мы попытались восстановить справедливость по отношению к весьма обделенной вниманием Азовской флотилии 1768—1783 гг. Флотилии, которую из-за названия и отсутствия в ее составе классических линейных кораблей долго выводили за рамки официальной истории Черноморского флота, но которую, в силу изложенных фактов, вполне можно назвать его родоначальницей, а ее историю — первыми страницами истории флота. Причем страницы эти весьма богаты на значимые в жизни Российского государства события: достаточно сказать, что именно Азовская флотилия была второй, помимо армии, «рукой» России в борьбе с Турцией за Крым в 1768—1783 гг., именно она положила начало победам на Черном море над турками, именно она впервые вышла на просторы Черного моря.

Примечания

1. Дипломатический словарь в трех томах. М., 1986. Т. III. С. 462.

2. Составлено по: МИРФ. Ч. 12. С. 573—577, 623—628, 683—687.

3. Гребенщикова Г.А. «VICTORY» и русские 100-пушечные корабли // Судостроение. 2007. № 3. С. 78. Правда, в Истории отечественного судостроения Т. 1. (С. 210) указано, что 23 октября 1781 г. было высказано лишь предложение построить 8 100-пушечных линейных кораблей, а утверждено оно было лишь 28 июня 1782 г.

4. Там же. С. 79.

5. Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 18; Гребенщикова Г.А. «VICTORY» и русские 100-пушечные корабли. С. 79; История отечественного судостроения. Т. 1. С. 211—212. Более того, тот же Кротков указывает, что построенный А.С. Катасановым «Ростислав» был красавцем и предметом восхищения русских моряков.

6. Вспомним: мы говорили о том, что, принимая в 1764 г. нестандартный вариант штата Балтийского флота, Екатерина II явно исходила из того, чтобы, сохраняя необходимый минимум сил для Балтики, постоянно иметь возможность быстрого (без организационных проволочек) перехода к флоту, способному выделить крупный кулак «в качестве рычага политического влияния», но не знала, когда и как он понадобится (отсюда были и 32, и 40 кораблей в военное время). Теперь все было понятно, и 40 линейных кораблей сразу же стали минимальным вариантом численности линейных сил Балтийского флота, показывая намерение правительства иметь в распоряжении указанный кулак при первой же необходимости. Планы 1764 г. оказались практически реализованы, а реальных врагов кроме Турции у России по-прежнему не просматривалось. Случайность, повторимся, была таким образом исключена.

7. Д. Гаррис, лорд Мальсбери. Донесения британскому правительству // Г.А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2002. Кн. 1. С. 70.

8. Там же.

9. Там же. С. 71.

10. Себаг-Монтефиоре С. Потемкин / Пер. с англ. Н. Сперанской и С. Панова. М., 2003. С. 227—228.

11. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 265—266.; Д. Гаррис, лорд Мальсбери. Донесения британскому правительству // Г.А. Потемкин... С. 71—72.

12. Екатерина и Потемкин. Подлинная их переписка. 1782—1791 гг. // Русская старина. 1876. Т. 16. С. 33—34; Лопатин В.С. Указ. соч. С. 56—57.

13. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 267.

14. Присоединение Крыма к России... Т. 4. СПб., 1889. С. 515.

15. Там же. С. 515—517.

16. Там же. С. 502—506.

17. МИРФ. Ч. 6. С. 593—594.

18. Присоединение Крыма к России... Т. 4. С. 634—635. Этот, а также ряд других приведенных нами ниже документов по действиям Азовской флотилии в 1782 г. мы специально публикуем в нашей работе, поскольку с момента использования их Н.Ф. Дубровиным они не использовались в отечественной историографии.

19. Там же. С. 636—637.

20. Там же. С. 637.

21. Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 57—58.

22. МИРФ. Ч. 6. С. 591—593.

23. Уже по ходу кампании 1782 г. он стал капитаном бригадирского ранга (в частности, 28 июня).

24. МИРФ. Ч. 6. С. 672.

25. Там же. С. 675.

26. Там же. С. 677.

27. Там же. С. 691—692.

28. Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 64.

29. Там же.

30. Присоединение Крыма к России... Т. 4. С. 749—750.

31. Там же. С. 752—754.

32. Там же. С. 736—737, 737, 739, 763, 764.

33. Пример, кстати, достойный внимания, поскольку именно так всегда и действовали все великие державы, а особенно Англия и США, добивавшиеся максимальных результатов. Не удивительно, что такая форма действий оказалась полезной и флотилии. Правда, одновременно нельзя не заметить и признаки информационной войны, когда для оправдания вмешательства в крымские дела турками использовались заведомые преувеличения (таковыми можно считать разговоры о потоплении и повреждении турецких судов).

34. Там же. С. 722—723.

35. Присоединение Крыма к России... Т. 4. С. 844, 867, 883.

36. Как указывает В.С. Лопатин, к середине ноября 1782 г. операция по восстановлению власти хана Шагин-Гирея в Крыму была завершена. Все закончилось без кровопролития. Главари и активные участники мятежа (около 30 человек) были взяты под стражу. В их числе оказались и старшие братья хана: Батыр-Гирей, провозглашенный мятежниками новым ханом, и Арслан-Гирей (Лопатин В.С. Светлейший князь Потемкин. С. 387).

37. Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 65—66.

38. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 135—137.

39. Как видим, среди моряков флотилия тогда уже привычно называлась флотом.

40. Гончаров В. Адмирал Сенявин. М., 1945. С. 118. Приведенные данные о кораблях Азовской флотилии явно требуют некоторого комментария. Во-первых, названы далеко не все силы Азовской флотилии. Во-вторых, несколько по-другому оценен класс «новоизобретенных» кораблей: «Хотин» назван корветом, а еще 6 кораблей — бомбардирскими. В отношении последнего можно сказать следующее: «Хотин» по своей конструкции и вооружению действительно мог считаться как малым фрегатом, так и корветом, а корабли 2-го рода, имевшие только грот- и бизань-мачты, а также носовые гаубицы, внешне вполне подходили под облик бомбардирских кораблей.

41. Гончаров В. Указ. соч. С. 119.

42. В 1782 г. этот фрегат назывался еще фрегатом «Десятый». Автор называет его после переименования Г.А. Потемкиным судов Черноморского флота в 1783 г.

43. Гончаров В. Указ. соч. С. 119—120.

44. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 78—79.

45. Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 208—209.

46. Там же. С. 209.

47. Скориков Ю.А. Севастопольская крепость. СПб., 1997. С. 12—13.

48. Там же. С. 15.

49. Там же. С. 15—16.

50. Медведева И.Н. Таврида. Л., 1956. С. 114.

51. Скориков Ю.А. Указ. соч. С. 12.

52. Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 210.

53. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 79.

54. Там же.

55. Исабель де Мадариага. Указ. соч. С. 620.

56. Как пишет В.Н. Виноградов: «Подпись царицы увенчала творение трех — ее самой, доверенного секретаря А.А. Безбородко, сделавшего черновой набросок, и Г.А. Потемкина, отредактировавшего текст и внесшего в него свои поправки». История Балкан: Век восемнадцатый. С. 140.

57. Там же. С. 141.

58. Там же. С. 143.

59. Там же.

60. Бумаги Я.И. Булгакова // Сб. РИО. Т. 47. СПб., 1885. С. 44—47.

61. Петров А.Н. Вторая Турецкая война в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1880. Т. 1. С. 116—117.

62. Гребенщикова Г.А. Проблема Босфорских экспедиций второй половины XVIII — первой половины XIX века // Новый Часовой. 2006. № 17—18. С. 45—46. На эти же моменты указал в своей работе «Вторая Турецкая война в царствование императрицы Екатерины II» и А.Н. Петров, только без непосредственного цитирования (Т. 1. С. 116—117). Жаль, что Г.А. Гребенщикова и в этом случае указывает, будто именно ей принадлежит первенство в публикации данного материала.

63. Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769—1791. М., 1997. С. 158; Елисеева О.И. Указ. соч. С. 281—282.

64. Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом... С. 140.

65. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 290.

66. МИРФ. Ч. 13. С. 24. И хотя в указе было сказано о подготовке 10 линейных кораблей и 4 фрегатов «для защищения торговли», однако, поскольку война Англии против Франции, Испании и США уже подходила к концу, а отмеченные корабли должны были быть готовы к дальнему переходу, фактически речь шла о снаряжении их для похода в Средиземное море, где уже находилась эскадра В.Я. Чичагова из 5 линейных кораблей и 2 фрегатов, кстати, как мы видели, вскоре задержанная «до особых распоряжений». Показательно и то, что при сложении десяти указанных линейных кораблей с пятью чичаговскими мы получим пятнадцать, что как раз соответствует записке Г.А. Потемкина. Таким образом, перед нами, безусловно, план скрытой подготовки новой Архипелагской экспедиции.

67. Там же. С. 6—7.

68. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 529—532.

69. Там же.

70. Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 436—437, 453—455, 466—467.

71. Петров А.Н. Вторая Турецкая война... Приложение № 9. С. 25—27.

72. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 551—552.

73. Лопатин В.С. Указ. соч. С. 390.

74. Там же. С. 390—391.

75. В.С. Лопатин справедливо называет операцию по присоединению Крыма и Кубани к России первой по-настоящему крупной военно-дипломатической операцией светлейшего князя.

76. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 290.

77. Лопатин В.С. Указ. соч. С. 384—385.

78. Составлено по: МИРФ. Ч. 6.; Общий морской список. Ч. III—V. СПб., 1890; Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта; Чернышев А.А. Указ. соч. Т. 1—2.

79. МИРФ. Ч. 15. С. 6.

80. Скориков Ю.А. Указ. соч. С. 15.; Кротков А.С. Указ. соч. С. 93—94.

81. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 80. Ссылка на АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 631. Л. 53.

82. Лопатин В.С. Указ. соч. С. 408.

83. Там же. С. 408.

84. Там же. С. 409.

85. Там же. С. 410.

86. Лопатин В.С. Указ. соч. С. 410; Елисеева О.И. Указ. соч. С. 300—301.

87. Лопатин В.С. Указ. соч. С. 411.

88. Не случайно уже во время Русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Г.А. Потемкин, узнав о гибели эскадры М.И. Войновича в 1787 г., даже предложил очистить Крым, не видя более способа защитить его.

89. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 292.

90. Там же. С. 298—299.

91. Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка... С. 173.

92. Екатерина и Потемкин. Подлинная их переписка. 1782—1791 // Русская старина. 1876. Т. 16. С. 44—45.

93. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 95.

94. Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка... С. 181.

95. Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 87.

96. Там же. С. 87.

97. Там же. С. 88.

98. Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 224.

99. Там же. С. 232.

100. Там же. С. 223.

101. Там же. С. 225.

102. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 81—82.

103. Там же. С. 82.

104. Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 226—227.

105. Там же. С. 227.

106. Там же.

107. Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 93.

108. Как указывает Исабель де Мадариага в своей работе «Россия в эпоху Екатерины Великой» (М., 2002) на с. 620: «Вержен сначала надеялся было заручиться помощью Англии и вместе повлиять на Россию, но обнаружил, что Фокс совершенно не склонен к сотрудничеству».

109. Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 232.

110. Там же. С. 232—233.

111. Овчинников В.Д. Святой Адмирал Ушаков. С. 92.

112. Там же.

113. Составлено по: МИРФ. Ч. 15. С. 8—9, 16, 22—23.

114. МИРФ. Ч. 15. С. 25—26.

115. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 415—416. Правда, в реальности положение дел в турецком линейном флоте было намного хуже. Так, по данным русских дипломатов в Константинополе, в ноябре 1782 г. турки могли выставить только 24 линейных корабля, причем в это число входили и небоеспособные корабли (Присоединение Крыма к России... Т. 4. С. 914—915). В этой ситуации Севастопольская эскадра действительно представляла из себя достаточно серьезную силу.

116. МИРФ. Ч. 15. С. 13.

117. Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 82.

118. МИРФ. Ч. 15. С. 8—9.

119. Использованы данные работы Головачева В.Ф. «История Севастополя как русского порта» (С. 92), а также «Материалов для истории русского флота» (Ч. 15. С. 35—38).

120. Аркас З.А. Начало учреждения Российского флота на Черном море и действия его с 1778 по 1798 год // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса. Т. IV. 1858. С. 265.

121. Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 92.

122. Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 93—94.

123. Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 237.

124. Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 94.

125. Там же.

126. Там же. С. 95.

127. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 301—302.

128. Там же. С. 293. Екатерина II, чтобы потянуть время, провела в июне 1783 г. встречу со шведским королем во Фридрихсгаме.

129. Болотина Н.Ю. Князь Потемкин. Герой эпохи Екатерины Великой. М., 2006. С. 242.

130. Елисеева О.И. Указ. соч. С. 303—304.

131. Там же. С. 595.

132. Г.А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала. Воспоминания. Дневники. Письма. Книга 1. СПб., 2002. С. 253.

133. Г.А. Потемкин. Последние годы. Воспоминания. Дневники. Письма. Книга 2. СПб., 2003. С. 11—12.

134. Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 415—416.

135. История Отечественного судостроения. Т. 1. С. 93.

136. Курсом чести и славы: ВМФ СССР / России в войнах и конфликтах второй половины XX в. М., 2006. С. 430.

137. История отечественного судостроения. Т. 1. С. 257—258. Кстати, Г.А. Гребенщикова пошла еще дальше. В своей книге «100-пушечные корабли типа "Виктори"» СПб., 2006 на с. 51 она пишет: «В 1783 году произошло присоединение Крыма к России. Это важное политическое событие повлекло на юге России колоссальные по своей значимости последствия — строительство флота, верфей и портов на Черном море». Непонятно, как в этот перечень попали верфи!

138. Равно как и большинство историков XIX в. Более того. Д. Афанасьев свою работу, изданную в «Русском Архиве» в 1902 г., и вовсе озаглавил: «К истории Черноморского флота с 1768 по 1816 год».

139. Причем делали это даже иностранцы. В частности, английский посол в Петербурге в 1774 г. в своих донесениях совершенно четко называл Азовскую флотилию флотом. Сб. РИО. Т. XIX. С. 419—422.

140. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 7. Л. 108.

141. Там же. Ф. 212, Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 36 об.

142. Лопатин В.С. Указ. соч. С. 390—391.

143. Брикнер А.Г. Потемкин. М., 1996. С. 101.

144. Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769—1791. С. 238.