Глава III. Личный состав Азовской флотилии в годы Русско-турецкой войны 1768—1774 гг.

Основными объектами изучения исследователей русского парусного флота обычно являются судостроение, боевые действия, судьбы известных кораблей. Вопросы же истории личного состава часто оказываются на периферии. Как правило, все ограничивается изучением биографий адмиралов и судостроителей, да и то в основном крупных. Даже серьезные монографии по истории русского флота содержат лишь весьма общие данные по личному составу флотов. Таким образом, в этой области имеется большое количество лакун.

В данной главе речь пойдет о личном составе Азовской флотилии в войне 1768—1774 гг., о людях, которые создали флотилию и на ее кораблях успешно противостояли турецкому флоту на Азовском и Черном морях.

Как упоминалось выше, уже 6 ноября 1768 г., на втором заседании Высочайшего Совета, когда был решен вопрос о первых официальных целях войны (то есть сформулировано постоянно цитируемое историками положение: «Удержать свободное мореплавание на Черном море и для того стараться о учреждении порта и крепости»), Г.Г. Орлов выдвинул идею заведения мореходных судов, после чего зачитал «описание о лесах», на что Екатерина II «благоволила объявить свое соизволение об учреждении экспедиции».¹ Фактически это было решение об учреждении Донской экспедиции. Однако сразу же встал вопрос о том, кому поручить это дело. Екатерина II остановила свой выбор на контр-адмирале А.Н. Сенявине, сыне петровского вице-адмирала Н.А. Сенявина. Он имел немалый опыт, но был сравнительно молод. Видимо, А.Н. Сенявин произвел впечатление на Екатерину II во время посещения ею Кронштадтской эскадры, находившейся под его командованием в 1768 г.² Имел он и нужные связи.³

Кстати, интересная деталь. В Кронштадтской эскадре А.Н. Сенявина 1768 г. все командиры кораблей в последующем оказались связанными с Азовской флотилией. С.К. Грейга и Я.Ф. Сухотина А.Н. Сенявин сразу затребовал к себе (и получил), А.К. Ваксель в итоге по его же просьбе заменил С.К. Грейга, оставленного для Архипелагской экспедиции, Ф.А. Клокачев сначала сменил самого А.Н. Сенявина в должности командующего флотилией (1776 г.), а затем и вообще стал первым официальным командующим Черноморским флотом (1783 г.); А.И. фон Круз возглавлял в Азовской флотилии в 1777—1779 гг. ее эскадренные силы.

Кронштадтская эскадра контр-адмирала А.Н. Сенявина в кампании 1768 г.⁴

В результате 7 ноября 1768 г. Екатерина II повелела А.Н. Сенявину провести в Адмиралтейств-коллегии совет по организации донской экспедиции, а 9 ноября своим указом официально поручила ему руководство ею.⁵ Так было положено начало Азовской флотилии. 18 ноября последовали два важнейших указа, одним из которых во флотилию для проведения работ по восстановлению верфей, заготовке лесов и постройки судов назначался генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов.⁶

Как указывалось выше, исходя из первого штата кораблей, А.Н. Сенявин уже 27 ноября 1768 г. представил в Адмиралтейств-коллегию список личного состава, необходимого для укомплектования 5 прамов и 60 лодок. В нем значилось 908 служителей, в том числе 424 морских и 271 артиллерийский на прамы и 213 морских служителей на лодки.⁷ Список был утвержден с увеличением до 943 служителей. Кроме того, в состав флотилии откомандировывались 5 рот морских батальонных служителей. Таким образом, первый штат личного состава флотилии насчитывал 1697 человек.⁸

Список офицеров, затребованных в ноябре 1768 г. А.Н. Сенявиным для комплектования Азовской флотилии⁹

Капитаны 1 ранга: С.К. Грейг, П.И. Пущин.
Капитаны 2 ранга: Я.Ф. Сухотин.
Капитан-лейтенанты: Н. Палибин, П. Фондезин, С. Жемчужников, С. Дуров, Г. Борисов, Ф. Федоров, М. Кожухов.
Лейтенанты: Т. Воронов, И. Шилников, В. Фондезин, И. Сенявин, Я. Карташев, Я. Баллей, Ф. Дубасов.
Мичманы: «Каких коллегия даст».

Указом же Екатерины II от 1 декабря 1768 г. флотилия обеспечивалась рабочей силой. Во-первых, воронежский губернатор должен был организовать наряд 1000 конных и 1000 пеших работников для заготовки и доставки лесов на верфи, а во-вторых, на донские верфи предписывалось направить 800 плотников из Углича и Галича и 70 кузнецов из Москвы. На содержание команды Селиванова выделялось 20 000 руб.¹⁰

Между тем, уже 11 декабря 1768 г. в распоряжение А.Н. Сенявина (сам он пока находился в Петербурге, решая организационные вопросы) прибыла первая партия моряков из 181 человека, в том числе 4 офицеров (капитана 1 ранга П.И. Пущина, лейтенанта И. Баллея, мичманов М. Воейкова, Ф. Ушакова и Я. Развозова).¹¹ 23 декабря прибыл еще 271 моряк, а с 5 по 9 января 1769 г. под командование А.Н. Сенявина поступило 1237 моряков.¹² Не прислали только 8 человек. 11 января 1769 г. Сенявин начал отправлять их на Дон. В тот день Петербург покинула первая партия из 208 моряков, направлявшаяся на донские верфи (в нее включили 2 штурманов и 2 подштурманов, которые должны были, не теряя времени, приступить к проведению гидрографических работ на Дону). А уже на следующий день вслед за ней отправилась вторая партия, состоявшая из 658 человек. Далее за ними последовали еще три партии.

Здесь необходимо вернуться к судьбе откомандированного в распоряжение А.Н. Сенявина капитана 1 ранга С.К. Грейга. Сенявин даже поручил ему последнюю, пятую, партию собиравшихся на юг моряков флотилии, но в последний момент, по просьбе адмирала С.И. Мордвинова, Екатерина II предписала С.К. Грейгу остаться в Петербурге.¹³ Причина была веской. Шла подготовка эскадры Балтийского флота к походу в Средиземное море. Экспедиция предстояла трудная, и все наиболее способные офицеры были на счету. Поэтому С.К. Грейга, отличившегося во время командования линейным кораблем «Трех Иерархов» (усовершенствованием его рангоута, такелажа и парусного вооружения), решили оставить в Петербурге, чтобы он смог участвовать в походе в Архипелаг. Сенявину же разрешили выбрать по своему усмотрению достойную замену. В результате он остановился на капитане 2 ранга Л.К. Вакселе, также толковом моряке, хорошо ему знакомом.¹⁴ Интересно, что этот эпизод из биографии С.К. Грейга не освещается в отечественной историографии.

Тем временем на донских верфях уже кипела работа. Отправившийся из Петербурга с мастеровыми еще 10 декабря 1768 г. И.М. Селиванов в начале января приступил к восстановлению верфей, достройке прамов и заготовлению леса для строительства лодок.

Между тем, 7 января 1769 г. Екатерина II подчинила И.М. Селиванова А.Н. Сенявину, в руках которого, таким образом, оказалось и руководство военной деятельностью флотилии, и ее строительство.¹⁵ Работы же на Дону, как отмечено выше, развернулись достаточно активно. Но если восстановлению верфей и достройке прамов сильно мешала нехватка мастеровых (направленные из северных уездов плотники еще не прибыли), то с заготовкой лесов проблем не было: 650 пеших и 650 конных работников, полученных Селивановым от воронежского губернатора, разделившись на три партии под руководством офицеров, заготавливали лесоматериал в Битюгских, Борщевских, Усманских и Оленьих лесах.¹⁶

Прибытие со второй половины января моряков и включение их в судостроительные работы ускорило достройку прамов. А в конце января 1769 г. на Дон прибыл и сам А.Н. Сенявин. Внеся существенные коррективы в конструкцию прамов и запросив у Адмиралтейств-коллегии разрешения на строительство дубель-шлюпки и палубного бота, он в феврале совершил поездку в не занятый еще Таганрог. Проведя тщательный осмотр порта, Сенявин принял решение о воссоздании именно там базы Азовской флотилии.

Ф.Ф. Ушаков. Выдающийся русский адмирал и флотоводец. Один из первых пяти офицеров русского флота на Черном море

Тем временем, к апрелю 1769 г. прамы были достроены и 5 и 6 апреля спущены на воду. В мае их направили вниз по Дону, к крепости Св. Дмитрия Ростовского. Тогда же, в мае, началась отправка к Азову и военных лодок. Между тем, путь по Дону, изобиловавшему перекатами и карчами, да к тому же в период, когда уже спадала «большая вода» и появлялись мелководные участки, был очень сложным и требовал максимального напряжения сил личного состава. Так, прамы через перекаты и мелководье приходилось буквально протаскивать с помощью так называемых завозов.¹⁷ Для движения же военных лодок, даже без груза, от Таврова к Икорцу летом 1769 г. экипажам Я.Ф. Сухотина пришлось вручную углублять фарватер.¹⁸ В итоге прибыли только 2 прама и 9 лодок.

Параллельно с этой деятельностью А.Н. Сенявину пришлось решать еще одну задачу. В январе 1769 г. было принято решение о постройке 12 «новоизобретенных» кораблей. Как только Сенявин получил соответствующий документ, он, несмотря на недостаток рабочих рук, организовал сначала поиск, а затем и заготовку потребных лесов. После этого вместе с И.М. Селивановым адмирал принял решение о возобновлении Новопавловской верфи. В начале июля 1769 г. он представил в Петербург два табеля — о личном составе, необходимом для укомплектования экипажей «новоизобретенных» кораблей (всего нужно было 1288 человек),¹⁹ и о числе мастеровых, требующихся для их строительства. Последних он просил прислать двумя партиями: 129 мастеровых к 1 сентября 1769 г. и 80 — к 1 января 1770 г.²⁰ Екатерина II утвердила все предложения. Высоко оценив деятельность А.Н. Сенявина, она еще 4 июня 1769 г. произвела его в вице-адмиралы.²¹

К сентябрю 1769 г. Новопавловская верфь была подготовлена к строительству «новоизобретенных» кораблей, а в Таврове к тому же времени была закончена постройка всех малых гребных судов, положенных для них.²² Успешно продвигалась и заготовка лесов. В августе 1769 г. И.М. Селиванов докладывал Адмиралтейств-коллегии, что «потребные к строению судов новоизобретенных родов дубовые леса все заготовлены, кроме сосновых, но в вывозке их по недостатку конных работников весьма медлительны».²³ Заготовка сосновых лесов (на внутреннюю обшивку и палубы) продолжалась. И.М. Селиванов и А.Н. Сенявин принимали все меры, чтобы доставить заготовленный лес на верфи, однако далее ситуация только ухудшалась — осенью из-за болезней и усталости работников вывозка резко сократилась.

Между тем к этой проблеме добавилась еще одна — Адмиралтейств-коллегии к 1 сентября 1769 г. не прислала ни одного из запрошенных А.Н. Сенявиным мастеровых. Однако откладывать начало строительства «новоизобретенных» кораблей было нельзя (иначе не получалось закончить их к 1 марта 1770 г. — времени обычного вскрытия Дона), и А.Н. Сенявин принял решение о начале их постройки. Поэтому с 1 по 18 сентября 1769 г. все 12 «новоизобретенных» кораблей были заложены на Новопавловской и Икорецкой верфи. Непосредственное руководство их строительством было поручено советнику М. Рябинину и корабельному мастеру И. Афанасьеву.²⁴

Постройка этих кораблей велась очень медленно в силу недостаточного снабжения верфей материалами и нехватки рабочих рук. О положении дел свидетельствует донесение И.М. Селиванова в Петербург 2 октября 1769 г., где он писал, что на обеих верфях «исключая конных и пеших работников (то есть тех, кто участвовал в заготовке и доставке лесоматериалов на верфи. — Авт.) одних (только. — Авт.) адмиралтейских и прочих больных 580 человек и притом, что из начальников мастерств почти все без изъятия, также и находящиеся при Икорецкой верфи у смотрения над работами офицеры больны ж... и на лицо кроме больных он генерал-кригс-комиссар (людей. — Авт.) не имеет...».²⁵

В результате проблему острой нехватки рабочих рук А.Н. Сенявину пришлось решать во время своего пребывания в Петербурге в ноябре—декабре 1769 г. Екатерина II предписала Адмиралтейств-коллегии не только срочно направить ранее затребованных А.Н. Сенявиным мастеровых, но и дополнить нужным числом в счет потерянного времени. Однако коллегия смогла выделить только 108 мастеровых, предписав остальных нанять на месте.²⁶ Причину объяснили так: мастеровых не хватало и в Петербурге, потому что штатное расписание флота пока оставалось прежним, а людей требовалось теперь гораздо больше.

Между тем, в это же время был принят еще ряд важнейших решений. Так, 10 ноября 1769 г. Екатерина II указывала восстановить Таганрогский порт в качестве главной базы флотилии, поручив выполнение А.Н. Сенявину, который теперь должен был стать и командиром Таганрогского порта. В декабре же было принято решение об учреждении береговой структуры флотилии. Главное руководство всем ее тыловым хозяйством решено было поручить создаваемой конторе Таганрогского порта, во главе с капитаном над портом в чине капитана 2 ранга. Ей, в свою очередь, должно было подчиняться Павловское адмиралтейство, где «надлежало быть» «главному магазину» флотилии, из которого уже и должно было производиться ее снабжение. Возглавить это адмиралтейство предстояло также капитану 2 ранга. Самой же конторе Таганрогского порта надлежало подчиняться командующему Азовской флотилии, но с отчетом и перед Адмиралтейств-коллегией. Число служителей Таганрогского и Новопавловского адмиралтейств было определено в 1002 человека.²⁷ Кроме того, тогда же было решено закрыть Тавровскую и Икорецкую верфи: первую уже в конце 1769 г., а вторую — по завершении постройки «новоизобретенных» кораблей. Служителей с них предполагалось использовать в Павловске и Таганроге.

В завершение нужно отметить, что непривычный климат и тяжелые условия службы способствовали на протяжении кампании 1769 г. высокой заболеваемости и смертности как мастеровых на верфях, так и моряков флотилии. Шканечный журнал прама № 4 позволяет увидеть динамику заболеваемости его экипажа даже в период далеко не выдающейся нагрузки (он просто застрял на донском мелководье): 29 июня среди заболевших числилось 44 моряка, 5 августа — уже 50, 14 августа — 68, 20 августа — 97, 24 августа — 109 и, наконец, 30 августа — 121 человек.²⁸ При этом в числе больных были и командир — О. Салтанов, и большинство офицеров — лейтенант С. Токмачев, мичманы Ф. Селецкой и Панов. Достаточно высокой оказалась и смертность среди личного состава флотилии, в 1769 г. она составила 260 человек.²⁹ В целом ситуация с личным составом в кампанию 1769 г. представлена ниже.

Личный состав Азовской флотилии на 19 марта 1769 г.³⁰

Личный состав Азовской флотилии на 31 октября 1769 г.³¹

Анализируя таблицу состояния личного состава Азовской флотилии на 31 октября 1769 г., нужно отметить, что в это время ее штат был наиболее укомплектован за весь период войны (во флотилии находилось 96% от потребного числа служителей). Тем временем на Дону шло строительство «новоизобретенных» кораблей. Для комплектования их экипажей зимой 1769/1770 г. на Дон были направлены служители. Офицеров командировали из Ревеля и Кронштадта. Оттуда же была направлена и часть нижних чинов (включая 332 старослужащих матроса и 109 канониров); остальных выделили из нового рекрутского набора (165 матросов, 294 солдата и гренадера и 84 человека прочих чинов).³²

Между тем, весна 1770 г. принесла новые серьезные проблемы. Потерянное осенью на постройке «новоизобретенных» кораблей время наверстать весной не удалось: уже в середине февраля аномально рано началось половодье на Дону, и вывозка леса на верфи прекратилась из-за распутицы. К тому же от тяжелой работы и неустроенного быта усилились болезни. Вновь выбыл из строя И.М. Селиванов, и вся нагрузка легла на Сенявина. Стремительно увеличивалось и число больных среди мастеровых на верфях. Об этом и о принятых мерах Сенявин так сообщил в Петербург: «Больных, как здесь (в Павловске. — Авт.), так и на Икорецкой верфи, всякий день умножается и почти одна лихорадка; я рассуждаю купить в малороссийских слободах вина до 1000 ведер и настоя с полынью велеть давать каждое утро кто пойдет на работу по чарке; сим я думаю поощрить людей к работе, а может и сберегу здоровье от утренних сыростей; но как то сделано без указа Адмиралтейств-коллегии, то предварительно В.С. прошу мне в том помочь».³³ Предложение было одобрено, и в итоге, благодаря организаторским способностям А.Н. Сенявина и труду мастеровых и моряков, в марте—мае 1770 г. все 12 кораблей были благополучно спущены. Далее началась их проводка по Дону. Затем были организованы работы по переводу через бар (А.Н. Сенявин нашел способ перевести их без камелей, с помощью максимальной разгрузки перед баром и использования шлюпок и завозов для перетягивания через бар) и вводу в Таганрог. В итоге 10 кораблей первых трех родов к концу сентября сосредоточились в Таганроге. Это был огромный успех — флотилия, таким образом, превратилась в к 1771 г. в боеспособную силу.

А в сентябре началось восстановление Таганрогского порта. Работы возглавил специально направленный сюда из Астрахани инженер-подполковник И. Збородов. В сентябре 1770 г. была организована и контора Таганрогского порта, ставшая с этого времени главным органом руководства всей береговой деятельностью флотилии.

Продолжала нести флотилия в 1770 г. и боевую службу: в этой кампании она также фактически свелась к обороне дельты Дона, хотя был получен и первый опыт плаваний по Азовскому морю, правда, пока в переделах Таганрогского залива. Кроме того, крейсировавшие в этом районе дубель-шлюпка и палубный бот под командованием капитан-лейтенанта Ф. Федорова провели первое уточнение карты Таганрогского залива.

Нельзя не отметить, что в 1770 г. на флотилию обрушилась волна болезней. Так, в конце мая—июне из старших офицеров флотилии фактически только А.Н. Сенявин, да и то серьезно болевший, оставался у руководства. А осенью 1770 г. в Петербург из-за болезней отбыли П.И. Пущин и Л.К. Ваксель.³⁴ Еще в августе уехал лечиться в Воронеж И.М. Селиванов. Дополнительно усилилась нехватка офицеров еще и оттого, что весной 1770 г. в Петербург были отозваны для направления в Архипелаг «как знающие английский язык» капитан-лейтенанты И.Ф. Сенявин, М.Г. Кожухов и И.Ф. Салманов.³⁵ Однако главное было сделано: к началу проведения Крымской операции флотилия была готова.

Между тем, осенью 1770 г. во флотилии произошли изменения в старшем командным составе. В Петербург из-за болезни, начавшейся у них летом 1770 г., отбыли командующий «прамской эскадрой» капитан 1 ранга П.И. Пущин и командующий эскадрой «новоизобретенных» кораблей капитан 1 ранга Л.К. Ваксель. Последнюю теперь возглавил капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин, ставший фактически младшим флагманом флотилии, а командирами «прамской» и лодочной эскадры стали соответственно капитан-лейтенант Н. Шаховской и капитан-лейтенант Ф.С. Федоров.³⁶

По-прежнему много больных в 1770 г. было и на судах флотилии. Так, на 19 сентября 1770 г. на эскадре «новоизобретенных» кораблей насчитывался 201 больной, на 28 сентября — 193 (114 находились на судах и 79 в лазарете), а в октябре — 196 человек.³⁷ В целом ситуация с личным составом флотилии в 1770 г. выглядела следующим образом.

Личный состав Азовской флотилии на август 1770 г.³⁸

Личный состав Азовской флотилии на октябрь 1770 г.³⁹

Анализируя состояние личного состава флотилии на октябрь 1770 г., нужно отметить, что укомплектованность снизилась до 76%. Кроме того, из числившихся по списку во флотилии 271 человек находился в госпиталях, а 81 переносил болезнь, оставаясь при кораблях. То есть всего насчитывалось 352 больных, или 14% от списочного состава.

Ознаменовалась кампания 1770 г. и появлением в составе флотилии первых иностранцев, принятых в русскую службу в качестве офицеров. В частности, речь идет о мичманах М. Орели и Ж. Донша.⁴⁰

К началу кампании 1771 г. Азовская флотилия имела следующие силы: 12 «новоизобретенных» кораблей, 5 прамов, дубель-шлюпку, палубный бот, 44 военные лодки, а также малые гребные суда (всего 48 баркасов, шлюпок, ялботов и беспалубных ботов). Личный состав флотилии составляли 2413 человек (по штату 1770 г. полагалось иметь вместе с денщиками 3218 человек: 1495 на прамах, 308 на лодках и 1415 на «новоизобретенных» кораблях).⁴¹ Кроме того, в состав флотилии вошли еще два судна — трехмачтовая поляка и двухмачтовая шаития, использовавшиеся далее как транспорты.

Анализ таблицы показывает, что за зиму ситуация с укомплектованностью флотилии личным составом не изменилась (как была укомплектованность 75%, так и осталась). Более того, теперь, когда уже достраивались два фрегата, требовалось еще 466 человек. Между тем, потери должны были возрасти — флотилия А.Н. Сенявина начинала боевые действия на море.

Личный состав Азовской флотилии на февраль 1771 г.⁴²

Тем временем в Петербурге, оценив трудности службы на Дону и желая поднять стимул у офицеров, приняли следующее решение. 12 апреля был издан высочайший указ, по которому для офицеров флотилии проводка судов от верфей к дельте Дона в 1769—1770 гг., равно как и несение брандвахтенной службы, приравнивались к соответствующим кампаниям на Балтийском море, а полное плавание по Азовскому морю объявлялось равным Архангелогородскому плаванию вокруг Скандинавии.⁴³ Заметим, что это решение было вполне логичным.

Всеподданнейший доклад Адмиралтейств-коллегии Екатерине II от 5 апреля 1771 г.⁴⁴

...Как в Адмиралтейском регламенте о кампаниях, служащих до сего представления, ничего не напечатано, то и требует делаемые находящимися в Донской флотилии штаб- и обер-офицерами рекою Доном и на Азовском море, а могущие быть и на Черном море вояжи за сколько против делаемых на Балтийском море кампаний почитать?... Адмиралтейств-коллегия о зачете тем служащим на Азовском море штаб- и обер-офицерам кампаний осмеливается постановить следующие правила: 1-е. Плавание от верфи по реке до Азова или Таганрога, тем кои прошлый и нынешний год плыли в рассуждении труда, который имели при заведении верфи и проводки судов почесть за кампанию; 2-е. Кампании на Азовском море почитать против Балтийских следственно и 3-е служащим целое лето на брандвахте на военных судах почитать за одну кампанию, так как и в здешних морях почитаемо.
Сие положение коллегия делает не на всегдашнее, но на нынешнее только военное время, а по переменившимся обстоятельствам может оное и отменено быть. Что же до кампании на Черном море касается, то оставляет коллегия о сем иметь рассуждение до времени.
На подлинном собственной Е. И. В. рукой подписано так: «быть по сему»;
12 апреля 1771 года.

Тем временем в кампанию 1771 г. хлопоты моряков и мастеровых флотилии заметно возросли. Сначала была проведена подготовка «новоизобретенных» кораблей к кампании. Поскольку глубина Таганрогской гавани сделать это в ней не позволяла, пришлось выводить корабли на рейд и уже там оснащать, снаряжать и вооружать, доставляя все необходимое на лодках с берега. Уже сама по себе эта операция была непростой, а во время волнения особенно. С весны 1771 г. такие работы в Таганроге в начале кампаний стали постоянными. Сложным испытанием стала проводка корпусов вновь построенных 32-пушечных фрегатов по многосотверстному пути по рекам Хопер и Дон к крепости Св. Дмитрия Ростовского. Спад же воды на Дону так и не позволил в итоге перевести их через бар в дельте Дона.

Открыла кампания 1771 г. счет и морским кампаниям Азовской флотилии. И ее значение сложно переоценить: в этом году 2-я армия В.М. Долгорукова при активной поддержке сил флотилии сумела овладеть Крымским полуостровом и закрепиться в нем. Сама же Азовская флотилия вышла на Черное море! За «кулисами» же данного успеха стояла напряженная служба моряков флотилии в течение всего 1771 г. А год выдался непростым. Почти весь май и июнь флотилию преследовала штормовая и дождливая погода.⁴⁵ Внезапные шквалы с ливнями постоянно держали людей в напряжении: ведь практически все корабли и суда флотилии имели невысокие мореходные качества. Ценой же нерасторопности была жизнь: 29 мая во время внезапно налетевшего шквала затонул практически со всем экипажем малый бомбардирский корабль «Первый».

По-прежнему непривычной оставалась и тропическая жара июля—августа. Первый же поход по Черному морю эскадры Сухотина вообще был на грани риска: к незнанию побережья Крыма и условий Черного моря добавлялись опасности встречи в море с сильным противником (турками) и враждебными действиями крымских татар у берега. Непростой выдалась и осень, оказавшаяся в 1771 г. чрезвычайно сырой и ветреной.⁴⁶ К тому же очень рано ударили сильные морозы. В результате морякам части кораблей флотилии пришлось прорубать лед на Таганрогском рейде, чтобы ввести свои суда в гавань.

Немало трудностей доставил и Керченский пролив. Непростой гидрологический и навигационный режим при отсутствии карт добавил проблем морякам: не раз приходилось снимать суда с мелей.⁴⁷ Да и ко входу в него из Черного моря нужно было привыкнуть. Так, на вход в пролив и подход к Керчи эскадра Я.Ф. Сухотина, вернувшаяся в начале сентября из Черного моря, потратила почти две недели.⁴⁸ Наконец, ко всему прочему, осенью 1771 г. в Таганроге и на Тамани разразилась эпидемия чумы.

Потери флотилии в 1771 г. составили малый бомбардирский корабль 3-го рода «Первый», палубный бот и 14 военных лодок. Практически все они погибли в результате штормов. Плохая погода способствовала и двум боевым потерям флотилии: гибели палубного бота и военной лодки № 45.

Нужно отметить и потери личного состава флотилии в 1771 г. К немалым потерям моряков и мастеровых флотилии от обычных болезней (вызванных тяжелыми условиями работы и быта, скудным питанием, непривычным климатом, да к тому же еще и чрезвычайно сырой и ветреной погодой 1771 года), осенью 1771 г. добавилась смертность от чумы, появившейся в Таганроге в сентябре. По данным рапортов, с 20 сентября 1771 по 9 января 1772 г. в Таганрогском порту умерло 442 человека морских и адмиралтейских служителей, в том числе командир порта, капитан 2 ранга Н. Горяинов.⁴⁹ Без чумы с января по ноябрь 1771 г. флотилия потеряла 452 человека.⁵⁰

Отметим, что собственно боевыми потерями флотилии за весь 1771 г. стала лишь гибель 21 человека (в том числе одного офицера — лейтенанта Я. Панова), эти люди были в экипажах палубного бота и военной лодки № 45, а также входили в число прикрытия партии по набору пресной воды в Крыму в конце июня. Вообще же соотношение потерь в 1771 г. только офицерского состава флотилии может проиллюстрировать представленная ниже таблица.

Потери офицерского состава Азовской флотилии в кампании 1771 г. по группам причин⁵¹

Таким образом, только среди морских офицеров флотилия лишилась капитана 2 ранга (Н. Горяинова), 2 капитан-лейтенантов (С. Панова и князя А. Гундурова), 3 лейтенантов (М. Воейкова, Я. Панова и П. Бахметева) и 5 мичманов (И. Киленина, П. Соловьева, Б. Морозова, Ф. Клавшева и А. Рагозина). Кроме того, из-за болезней в Петербург убыли капитан-лейтенант И.С. Апраксин и С.Ф. Головнин.

Большая убыль личного состава флотилии в 1771 г. заставила А.Н. Сенявина в ноябре обратиться в Петербург с просьбой прислать пополнение как портовым, так и морским служителям. Особенно он указывал на недостаток офицерского состава. Заодно он просил утвердить сделанные им производства в новые чины среди нижних чинов. В частности, в рапорте от 15 ноября 1771 г. он писал, что находит достойными из имеющихся в его флотской команде служителей произвести в следующие чины: «а именно, в комиссары двух, в клерки двух, в штурманы четверых, в подшхиперы двух, в матросы 1-й статьи сто пятнадцать, в десятники плотничьи двух, в артиллерийские сержанты трех, в капралы десять [человек]...».⁵² Это ходатайство было одобрено Адмиралтейств-коллегией.⁵³

Что же касается пополнения флотилии, то здесь ситуация была следующей. Часть нижних чинов Адмиралтейств-коллегия отправляла из Петербурга, а часть же обещала прислать только после проведения в 1772 г. очередного рекрутского набора.⁵⁴ По офицерскому же составу И.Г. Чернышев 19 января 1772 г. ответил А.Н. Сенявину так: «От 20 декабря прошлого года В.П. предварительно я писал, что по присланной от В.П. табели недостающее число командировано будет, что теперь уже и сделано, как из посланных из коллегии указов В.П. усмотреть изволите, но при сем случае сообщить вам имею, что командировка офицеров и штурманов навела нам немалое затруднение по причине, милостивый мой государь, великого здесь в них недостатка; но... числится у вас капитанов (1 и 2 рангов) 8, капитан-лейтенантов 8, лейтенантов 29, мичманов 9, то против положения не достает капитан-лейтенантов 4, мичманов 33, напротив излишних будет капитанов 4 и лейтенантов 11», поэтому лишних капитанов Сенявин должен был возвратить в Петербург, а к нему откомандировывались 2 капитан-лейтенанта, 5 лейтенантов и 6 мичманов. Далее И.Г. Чернышев прибавлял: «В надлежащее же число за капитан-лейтенантов определить двух из старших лейтенантов; достальных же имеющихся у вас 9 и прибудущих отсюда 5 лейтенантов заменить в мичманы, и так у вас доставать не будет одних мичманов 13, но по выпуске из кадет корпуса командировано будет и их 10, и так недостаток будет только в трех мичманах».⁵⁵

Кампания 1772 г. наиболее интересна двумя событиями. Во-первых, достройкой на Таганрогском рейде фрегатов «Первый» и «Второй», которую мало того что пришлось вести в крайне сложных условиях, так ее еще и сильно осложнила вновь вспыхнувшая в Таганроге в мае 1772 г. эпидемия чумы. В июне—июле она несколько спала, но на август—сентябрь пришелся пик смертности. Всего с 1 мая по 26 сентября 1772 г. в Таганроге умерло 602 морских и адмиралтейских служителей, а также 177 человек гражданского населения (в мае умерло 115 человек, в июне — 45, в июле — 59, в августе — 128, за 26 дней сентября — еще 255 человек: итого — 602 человека, из них от опасной болезни — 522).⁵⁶

Во-вторых, с кампании 1772 г. А.Н. Сенявин организовал постоянные и широкомасштабные крейсерства флотилии у крымских берегов, продолжившиеся с мая по декабрь 1772 г. Эти крейсерства на маломореходных «новоизобретенных» кораблях в итоге сыграли огромную роль: позволили морякам флотилии приспособиться к своим кораблям, освоиться на Черном море и получить отличную морскую практику.

Кроме того, офицеры получили прекрасный опыт командования в морской обстановке. Появился и опыт командования корабельными соединениями, в частности, отрядами из двух-трех «новоизобретенных» кораблей командовали капитан-лейтенанты О. Салтанов (отрядом из трех кораблей), С. Токмачев (в июле 1772 г. командовал «Журжей» и «Новопавловском»), Н. Реутов (в августе—сентябре командовал кораблями «Модон» и «Журжа») и Ф. Шмаков (командовал в сентябре «Таганрогом» и «Короном»).⁵⁷

Героический подвиг совершил командир палубного бота № 2 лейтенант Александр Мальцов. Когда его бот оказался занесенным к абхазским берегам, где его атаковали местные жители, не имея возможности спасти свое судно, он взорвал его вместе с противником и несколькими оставшимися живыми к этому времени моряками бота.

Однако запомнилась кампания 1772 г. не только положительными событиями. Напряженная деятельность выявила и проблемы. Начало кампании ознаменовалось скандалом вокруг деятельности капитана Новопавловского порта капитана 2-го ранга В. Висленева, обвиненного в неумении организовать работу по заготовке мачтового леса в Шацком уезде Воронежской губернии и доставить его к Хопру. (Как записано в Общем Морском списке, «при отправке из Павловска в Таганрог лесных запасов, оказал большие упущения, а при заготовке мачт к двум новым фрегатам показал такую неисправность, что и от Сената протестовано было, и о всем том и Е. И. В. изволила быть известна».⁵⁸) В конце же кампании «отличился» капитан Таганрогского порта Л.Г. Скрыплев. Его уже сам Сенявин обвинил в неумении организовать своевременную достройку фрегата «Второй». В частности, Сенявин так писал Чернышеву: «фрегат ("Второй". — Авт.) еще ко мне не бывал; причина тому нынешняя заразительная болезнь и худая расторопность капитана над портом Скрыплева; я принужден был его переменить капитаном Тулубьевым».⁵⁹ Написал И.Г. Чернышеву и сам Скрыплев: ссылаясь на свое плохое самочувствие он просил отозвать его в Петербург, что и было сделано.⁶⁰

Кроме того, остался недоволен Сенявин и еще несколькими офицерами. В частности, он не объявил о производстве в капитаны 2 ранга капитан-лейтенантов О. Салтанова и Ф. Шмакова, в капитан-лейтенанты — лейтенанта В. Култашева и в лейтенанты — мичмана Ф. Бакунина.⁶¹

В то же время в конце 1772 г. Азовская флотилия потеряла целый ряд толковых офицеров. 31 декабря 1772 г. были уволены в отставку с производством в капитаны 2-го ранга О. Кузмищев и И.И. Ханыков. Был переведен в Петербург капитан 2 ранга Ф. Шаховской. Отпросился в Петербург и обиженный капитан 2 ранга Л.Г. Скрыплев.⁶²

Немалыми были и потери умершими: капитан-лейтенант И. Фролов-Багреев, лейтенанты П. Венгеров, Г. Мерлин, Я. Развозов, мичман И. Долгополов.⁶³ Из-за болезни же кампанию пропустили мичманы П. Ростопчин и Ж. Донша. По болезни в отставку настойчиво просились капитан-лейтенант Ф. Шмаков и лейтенант И. Пыхтин.

А.Н. Сенявин отправил в Петербург просившихся в отставку по болезни капитан-лейтенантов О. Салтанова, Н. Реутова, Ф. Озерова и лейтенанта В. Култашева. В результате план Сенявина по командному составу флотилии на 1773 г. существенно изменился.

План А.Н. Сенявина по командному составу Азовской флотилии на 1773 г. и его реализация⁶⁴

В целом же ситуация с личным составом Азовской флотилии в конце 1772 г. выглядела следующим образом.

Личный состав Азовской флотилии на декабрь 1772 г.⁶⁵

Анализ таблицы показывает, что уровень укомплектованности флотилии в 1772 г. продолжал оставаться на уровне кампании 1771 г. — 74%.

Произошло в кампании 1772 г. и важное изменение в организационном устройстве флотилии. 3 сентября 1772 г. Екатерина II наложила следующую резолюцию на доклад Адмиралтейств-коллегии «об отделении Донских служителей от здешнего комплектного счисления»: «Сей доклад имеет быть в действо произведен с будущего генваря 1-го дня 1773 года».⁶⁶ Таким образом, оформлялось отделение служителей Азовской флотилии от штата Балтийского флота в самостоятельное подразделение.

Наконец, в том же 1772 г. А.Н. Сенявин был вынужден сформировать совместно с комендантом Таганрога де Жедерасом комиссию по разбору правонарушений, производимых сухопутными и морскими чинами. В его приказе от 9 августа значилось так: «В произшедших от гарнизонных двоекратных противу морских, то есть 17 июня и сего месяца 6 числа непристойных поступках и драках; как я господину генерал-майору и Троицкой, что на Таганроге крепости коменданту де Жедерасу предлагал дабы к разобранию того учреждена была комиссия из общего с обоих сторон присутствия, на которое сего числа дал он мне знать, что в ту комиссию присутствующие от гарнизонных определены, к коим в общие заседания я определяю господина кригс-комиссара Силина, флота лейтенанта Развозова и поручика Аристова, которым с завтрашнего числа и вступить в ту комиссию».⁶⁷

Кроме того, в сентябре 1772 г. А.Н. Сенявин учредил должность командира Керченского порта, назначив на нее капитан-лейтенанта К. Ивкова.⁶⁸ Между тем, рост нагрузки на Сенявина вызвал в конце декабря 1772 г. предложение И.Г. Чернышева о назначении во флотилию в помощь А.Н. Сенявину младшего флагмана из контр-адмиралов. В частности, на заседании Высочайшего Совета он так обосновал это предложение: «Чтоб в уважении частых вице-адмирала Сенявина с Дону на Крым переездов, отправлен был к нему в помощь один контр-адмирал из представляемых ныне к пожалованию».⁶⁹ Совет одобрил предложение, и в начале января 1773 г. младшим флагманом флотилии был назначен контр-адмирал А.Ф. Баранов.⁷⁰ Кроме того, понимание значимости флотилии в предстоящем противостоянии Турции на Черном море привело к назначению во флотилию, также с функциями командира отряда, опытного голландского офицера на русской службе капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена.⁷¹

Восполнить же всю указанную выше нехватку офицерского состава во флотилии Петербург не мог: в 1772 г. сам Балтийский флот испытывал острейшую проблему с командными и штурманскими кадрами. Дошло до того, что в случае войны со Швецией Н.И. Панин предложил несколько линейных кораблей отдать под управление датским офицерам, поскольку Дания явилась бы союзницей! Вот как это записано в протоколе заседания Высочайшего Совета: «3 сентября (1772 г. — Авт.). Вице-президент граф Чернышев представлял, что нет теперь здесь нужного числа офицеров и штурманов, потому что оные для доставления им практики отправлены по большей части в Архипелаг, а другие употреблены в Азовской флотилии и на Дунае; что и флагманов также великий недостаток, ибо по числу приготовляемых к будущему году судов, должно иметь их столько ж, сколько есть всех по штату; что из имеющихся здесь, адмиралы Ноульс, Мордвинов и Нагаев чрезвычайно стары, контр-адмиралы ж Сенявин (речь идет о Николае Ивановиче Сенявине. — Авт.) употреблен к препровождению кораблей от города Архангельского и мало надежен, а Чичагов послан также с кораблями в Архипелаг, и неизвестно, скоро ли оттуда возвращен будет... Равномерно ж Совет согласен был и с мнением действительного тайного советника графа Панина, что в рассуждении нашего в морских офицерах недостатка, и что если дойдет у нас до войны со шведами, мы будем вести ее обще с датским двором, то можно отдать оному на сей случай несколько кораблей для употребления на них своих (т. е. датских. — Авт.) офицеров...».⁷²

Кампании 1773—1774 гг. стали самыми напряженными в деятельности флотилии во время войны. В это время Азовской флотилии, защищая Крым и Керченский пролив, пришлось вести борьбу с намного превосходящим ее турецким флотом. Следствием стали постоянные крейсерства в данном районе в любую погоду, бдение в ожидании турецких судов, регулярный ремонт своих кораблей, постоянно текущих и теряющих мачты и стеньги. В эти кампании морякам флотилии приходилось недоедать и недосыпать, промерзать до нитки в студеную погоду ранней весной (в 1773 г. даже май на Черном море выдался очень холодным) и поздней осенью, мучиться от непривычной жары в июле—сентябре и при этом постоянно быть готовыми к бою. И эти крейсерства не прошли даром. Флотилия блестяще выиграла все пять столкновений с турецкими эскадрами (причем один раз турецкая эскадра бежала от русской, даже не приняв боя), захватила 7 и сожгла 8 турецких судов, что в целом сыграло важнейшую роль в победе России в Русско-турецкой войне 1768—1774 гг., ибо сорвало планы турок высадить десант в Крыму, захватить Керченский пролив и поднять восстание крымских татар.

При этом особо нужно отметить, что все эти успехи были одержаны моряками, которые прежде не имели боевого опыта и впервые столкнулись с противником. Наиболее же ярко уровень русских моряков характеризует Балаклавский бой. И.Г. Кинсберген, в частности, был в восторге от увиденного. В донесении Сенявину он так оценил действия подчиненных ему русских офицеров: «Справедливость требует от меня достойного засвидетельствования о мужественной храбрости гг. командовавших означенными кораблями и прочих бывших под командою их обер-офицеров, которые, будучи первый раз в действительном огне не только не мало не устрашились, но еще примером своего усердия и расторопностью возбуждали своих подчиненных к отважному всех неприятельских нападений отражению».⁷³ В письме И.Г. Чернышеву Кинсберген дал уже общую характеристику моряков русских кораблей: «Я весьма доволен обоими кораблями и на коленях умоляю В.С. выразить всем офицерам и нижним чинам, что вы довольны их поведением и храбростью», после чего добавил: «С такими молодцами В.С., я выгнал бы черта из ада».⁷⁴ Сам И.Г. Кинсберген за этот бой получил орден Святого Георгия IV степени.

В итоге кампания 1773 г. стала прекрасной боевой школой для моряков Азовской флотилии. Основную роль в ней сыграли А.Н. Сенявин, Я.Ф. Сухотин и И.Г. Кинсберген. Отличился ряд командиров кораблей: И. Баскаков, А. Колычев, И. Басов, Ф. Денисон. Понесла флотилия и первые потери в боях: мичман А. Рейниен был убит (на корабле «Таганрог» в Балаклавском бою), а мичманы Лисовский и Лазырев попали к туркам в плен.⁷⁵

К концу кампании вновь остро встала проблема со старшим командным составом. Контр-адмирал А.Ф. Баранов скоропостижно скончался еще в середине мая 1773 г., а в конце кампании в Петербург по состоянию здоровья отбыли капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин и капитан-лейтенант М. Фондезин. Осенью скончался и командир Таганрогского порта капитан 2 ранга С. Тулубьев. В этой ситуации А.Н. Сенявин запросил Петербург о назначении во флотилию нового младшего флагмана.

В результате в конце 1773 и начале 1774 г. во флотилию был назначен целый ряд старших офицеров. Так, младшим флагманом во флотилию назначен контр-адмирал В.Я. Чичагов,⁷⁶ командиром Таганрогского порта — капитан 1 ранга П.А. Косливцев,⁷⁷ а старшими командирами — капитаны 2 ранга Н.А. Плоярт, А.И. Апочинин и И.А. Михнев.⁷⁸

Кроме того, решение о строительстве для Азовской флотилии трех новых фрегатов вновь остро поставило вопрос о рабочей силе для их постройки. Нуждался в пополнении и личный состав Таганрогского порта, понесший серьезные потери во время эпидемии 1772 г. Обо всем этом А.Н. Сенявин и доложил в ноябре 1773 г. в Петербург. И уже в декабре последовали высочайшие указы о направлении 300 рабочих в Таганрогский порт и группы мастеровых на Новохоперскую верфь.⁷⁹ А 23 декабря 1773 г. генерал-прокурор Сената А.А. Вяземский представил на рассмотрение Совета рапорт воронежского губернатора, в котором говорилось «о требуемых вице-адмиралом Сенявиным для рубки и перевоза на повеленные фрегаты лесов пятидесяти пеших работников с топорами и ста конных».⁸⁰ Совет полностью согласился с этим требованием и предписал о немедленном направлении в распоряжение Сенявина указанных работников.⁸¹

Нуждалась флотилия и в пополнении личного состава кораблей. Об этом, в частности, напомнила Совету в августе 1773 г. Екатерина II, когда утверждала новый рекрутский набор. Но каких-либо документов о направлении во флотилию моряков в 1773—1774 гг. обнаружить не удалось.

Ознаменовалась кампания 1773 г. и рядом весьма показательных эпизодов, обнаружить которые удалось в материалах РГАВМФ. Процитируем документы. 18 мая 1773 г. в ордере А.Н. Сенявина Новопавловской адмиралтейской конторе значилось: «Убыль в реке Дону воды понуждает меня узнать, что отправленные отсюда боты Битюг, Карабут, Челбаш и Кагальник как отсюда далеко следуют, и в случае их остановки, дабы подать к походу возможный способ; для сего и предписываю помянутой конторе послать с открытом указом нарочного, который бы доехав до всех тех ботов, и объявя оной указ, требовал дабы каждого бота командир на указе написал и то сколько верст отсюда (от Новопавловска. — Авт.) проплыл, и при котором месте ево тот указ застанет...».⁸² В ордере же Я.Ф. Сухотину от 2 августа А.Н. Сенявин указал: «Господа корабельные командиры рапортуют вас о течи и повреждении мачт, всем им хотя и следует верить, но для подробного познания следовало и вам самим все то освидетельствовать, но как того в рапортах ваших нет, и сего ради подтверждаю впредь таковыя по рапортам показываемые повреждения самим вам осматривать».⁸³

Наконец, не менее интересен и ордер Сенявина тому же Сухотину от 18 августа 1773 г.: «По рапорту вашему вместо оторванной от корабля Азова волнением шлюпки и унесенной в море, я приказал господину управляющему в Керчи адмиралтейскими делами капитан-лейтенанту Ивкову из обстоящих при Керчи шлюпок одну немедленно отправить, и отдать на корабль Азов с распискою, а как посланным от меня к вашему высокоблагородию 19 июля сего года ордером велено в бытность кораблей на Черном море шлюпки и ялботы без нужды с кораблей не с пущать, да и по исправлении надобности их без умедления поднимать на корабли; но для чего означенная шлюпка не поднята была на корабль имеете от командующего корабля Азова взять объяснение и представить ко мне на рассмотрение».⁸⁴

В начале 1774 г. корабельный состав Азовской флотилии насчитывал следующие силы. В строю находились 3 фрегата (2 32-пушечных и один 58-пушечный), 11 «новоизобретенных» кораблей, 4 бота, 5 транспортных судов, 4 флашхоута, транспортные суда поляка и шаития. Еще один фрегат зимовал на Дону и должен был быть введен в строй в том же году. Кроме того, 5 44-пушечных прамов числились в резерве. Наконец, на Новопавловской и Новохоперской верфях строились 3 42-пушечных фрегата, 4 галиота и 3 бота. На все эти суда (кроме прамов) полагалось по штатному расписанию 3332 человека личного состава. В наличии же состояло 2805 человек (84,5%), из них 181 находился в госпиталях (6,5% от 2805 человек списочного состава флотилии).⁸⁵

Вдобавок в начале 1774 г. флотилия потеряла еще двух опытных офицеров: за ранами был отпущен в отпуск капитан-лейтенант А.М. Колычев, а 20 февраля вышел указ об увольнении в отставку капитан-лейтенанта И. Басова с присвоением ему чина капитана 2 ранга.⁸⁶ А это были одни из самых сильных командиров флотилии: Колычев командовал кораблем «Таганрог» в бою у Балаклавы, а Басов — кораблем «Корон». Чуть менее заметными были отставка капитан-лейтенанта Ф. Озерова и отъезд в Петербург капитана 2 ранга Ф.В. Неелова.

Общее положение дел с личным составом Азовской флотилии весной 1774 г. отражено в таблице.

Личный состав Азовской флотилии на 14 мая 1774 г.⁸⁷

Кампания 1774 г. получилась неровной. Весеннее спокойствие с лихвой компенсировалось напряженным противостоянием Азовской флотилии с турецким флотом в Керченском проливе в июне—июле, которое флотилия блестяще выиграла. Фактически победа в этом противостоянии, сорвавшая планы турок по захвату Керченского пролива, возвращению Крыма и вытеснению России с Черного моря, поставила победную точку в войне 1768—1774 гг.

А.Н. Сенявин получил благодарность за свою службу и 3000 руб.⁸⁸ А в декабре 1774 г. он был вызван в Москву, где намечались торжества по случаю одержанной победы. С ним отзывался из флотилии и контр-адмирал В.Я. Чичагов. Кроме того, право отпуска для поездки домой получили капитаны 2 ранга И.Г. Кинсберген и Н.А. Плоярт. За старшего на флотилии остался капитан 1 ранга П.А. Косливцев.

Однако запомнилась кампания 1774 г. и еще одним, к сожалению, негативным событием. Во время боя 28 июня 1774 г. в Керченском проливе произошел вопиющий случай. «Отличился» назначенный во время противостояния с турецким флотом в Керченском проливе для лучшего управления большим бомбардирским кораблем «Яссы» капитан-лейтенант Н. Веленбаков. Во время событий 28 июня он оказался пьяным. В деле о его увольнении со службы без пенсиона значится: «По определении на корабль командиром, усмотрен в своем поведении слабым, да и в случившимся с неприятельским флотом на эскадру атаку, был также командиром бомбардирского корабля, сделанного ему сигнала не обсервовал и найден пьяным». В январе 1775 г. он был с позором уволен со службы без чина и пенсиона.⁸⁹

Кстати, этот инцидент с Н. Веленбаковым наталкивает на весьма интересное размышление. Не данный ли персонаж использовал в своей книге, посвященной Ф.Ф. Ушакову, известный советский писатель Л. Раковский,⁹⁰ изобразив в качестве друга-однокашника Федора Федоровича пьяницу Нерона Веленбакова — образ, получившийся сборным и метким для значительного числа морских офицеров русского флота того времени. Тем более что, согласно данным «Общего морского списка», учились они в Морском шляхетном корпусе действительно вместе: в 1761—1766 гг.⁹¹ Ведь другие герои этой книги — П.В. Пустошкин и Г.И. Голенкин — также являлись реальными персоналиями.

Из книги Л.А. Раковского об одном эпизоде службы Нерона Веленбакова⁹²

...Расскажи, Нерон, как ты приставал на шлюпке к кораблю «Тверь», — напомнил Пустошкин.
— Да-a, было дело! — самодовольно улыбаясь, почесал затылок Нерон...
— Собственно, не о чем рассказывать. Я пошел в первое плавание. Конечно, ничего еще не знал. В Архангельске отправляет меня капитан-лейтенант на шлюпке и говорит: «Подойди, — говорит, — к "Твери", вахтенный передаст тебе пакет». А где она, эта «Тверь», черт ее знает. На рейде судов — пропасть.
Я гляжу как баран на новые ворота. Капитан-лейтенант смекнул, что я не найду, и решил растолковать: «Да вот тот корабль, у которого спущены бом-брам-стеньги». А я и этого — ни в зуб...
— И что же дальше?
— Отвалил я и спокойно говорю гребцам: «Давай, ребята, к тому кораблю, что со спущенными бом-брам-стеньгами!». Думаю: они-то уж знают! И не ошибся...

В заключении представим таблицы, характеризующие ситуацию с личным составом Азовской флотилии, а также Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства в марте 1775 г.

Личный состав Азовской флотилии на март 1775 г.⁹³

Из числившихся по списку 2860 человек в госпиталях находились 289, таким образом, в строю был 2571 человек.

Личный состав Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства на март 1775 г.⁹⁴

Здесь необходимо отметить, что официально утвержденный в 1769 г. штат личного состава Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства составлял 1002 человека.⁹⁵ Увеличение его на 88 человек произошло в течение войны и в официальных указах не отразилось.

Какие итоги можно подвести? Несмотря на серьезные проблемы и хроническую нехватку личного состава (укомплектованность от 74 до 96%), моряки Азовской флотилии достойно проявили себя в годы войны, достигнув успехов как в судостроении, так и в сражениях с неприятелем. Тем не менее, до конца войны сохранялись серьезные проблемы: отсутствие твердого штата личного состава, проблемы с обустройством быта и службы моряков и ряд других. Все это предстояло решить уже после войны, в зависимости от пути развития Азовской флотилии.

* * *

Рассмотрев проблему комплектования Азовской флотилии личным составом, необходимо проанализировать и вопрос его финансового обеспечения (напомним, что в целом проблема финансирования Азовской флотилии рассматривалась нами во главе II.

Уже 20 ноября 1768 г. вышел первый высочайший указ по финансированию Азовской флотилии: адмиралтейские доходы Воронежской и Белгородской губерний в размере 73 000 руб. в год переводились на содержание личного состава флотилии.⁹⁶ В частности, в ведение флотилии должны были быть переданы собранные на этот момент с этих губерний деньги в размере 12 106 руб. 29½ коп.⁹⁷ Каким образом составлялась сумма в 73 000 руб., представлено ниже.

Финансовые средства, направленные в Азовскую флотилию по указу 1768 г.⁹⁸

В конце 1769 г., в связи с оформлением штата Азовской флотилии и адмиралтейских служителей, Екатерина II издала новый указ (от 24 декабря 1769 г.), по. которому ежегодно на их содержание и продовольственное обеспечение должно было выделяться 145 946 руб. 40 коп. Это были деньги на жалование морским и адмиралтейским чинам флотилии, а также «на мундир, морскую провизию и сухопутный провиант для них».⁹⁹ Строительство судов и береговых объектов должно было финансироваться отдельно. Таким образом, флотилия получала первый официально оформленный регламент финансирования.

7 декабря 1770 г. Екатерина II увеличила данную сумму на 15 301 руб. 88 коп., после чего та составила 161 248 руб. 28½ коп.¹⁰⁰ В таком виде данное финансирование просуществовало до 1775 г. В 1775 г. эта сумма была подтверждена. Кроме того, сохранился документ, свидетельствующий, в каких местностях и из каких источников данная сумма должна была собираться.

Роспись питейных доходов с Воронежской губернии и ее провинций, которые должны были идти на финансирование флотилии¹⁰¹

Однако прибывший в 1776 г. во флотилию Клокачев после знакомства с финансовой ситуацией писал в Петербург (22 октября 1776 г.), что данной суммы достаточно лишь на «жалование, морскую провизию, сухопутный провиант и мундир». Но поскольку судам нужны запасной такелаж, паруса и другие материалы для ремонта, то деньги за неимением расходовались из этой суммы, почему она уже закончилась. В результате положение моряков было весьма плачевно: «Всю вверенную мне команду... нашел сожаления достойную; по одному с января месяца сего года неудовольствию жалованием во всем претерпевают нужду, а паче мастеровые, кои не получая мундиров, некоторые и в работу употребляются почти совсем без одежды и терпя по нынешнему осеннему времени стужу, тем больше больных; и как в приезд мой сюда денег в казне находилось весьма малое число...».¹⁰²

В итоге 21 ноября 1776 г. Екатерина выделила сумму в 152 228 руб. 38 коп. на приготовление припасов для флотилии и повелела просчитать нужную для флотилии сумму впредь, чтобы единожды утвердить.¹⁰³ А 19 декабря 1776 г. последовала корректировка суммы ежегодного финансирования флотилии: она была увеличена на 36 305 руб. 30 коп. в год, назначенных на 3 вступающих в строй фрегата.¹⁰⁴ Кроме того, была выделена единовременная сумма в 31 749 руб. на приготовление провизии для кампании 1777 г.¹⁰⁵ Однако, к сожалению, в силу ряда объективных и субъективных причин единая сумма средств, требуемых на содержание личного и корабельного состава флотилии, так и не была составлена.

В завершение следует привести перечневую табель денежных окладов, полагающихся личному составу Азовской флотилии.

Денежные оклады чинов личного состава, упоминаемого в документах по Азовской флотилии¹⁰⁶

* * *

Изучение проблем, связанных с личным составом, не может быть полным без рассмотрения и анализа условий службы моряков и мастеровых, которые самым прямым образом влияли на их службу, а значит и деятельность любого соединения военно-морских сил в целом, и Азовской флотилии в частности. При неброскости, на первый взгляд, данной проблемы, она в действительности играет значимую роль в функционировании любого воинского контингента.

Первой особенностью службы во флотилии была необходимость участвовать в постройке судов и выводе их в море. При этом сам путь от верфей в Азовское море представлял целую эпопею. Ведь только от Павловска до крепости Св. Дмитрия нужно было пройти 1100 верст, находясь в постоянном напряжении и готовности преодолевать отмели и избегать столкновений с карчами¹⁰⁷. Вместе с тем переход требовал расторопности, так как прозевать «большую воду» на Дону означало потерять год. Еще одной сложностью была служба в дельте Дона. Переменчивая погода при сложном климате и многочисленных болезнях делали ее крайне непростой. Следующую трудность представляли Азовское и Черное моря. Непростые погодные условия и непривычный для северян климат, отсутствие карт стали непростым испытанием для русских моряков. Отсутствие обустроенных баз и нормального жилья усугубляло проблемы.¹⁰⁸

Район плаваний был малоизучен.¹⁰⁹ Точных методов обсервации еще не существовало. Дважды в сутки по четыре часа каждый член экипажа нес вахту. Для выполнения срочных и тяжелых работ устраивались авралы, когда наверх вызывался весь экипаж. Многие дни, а иногда и недели морякам приходилось проводить в море, борясь со стихией и постоянно готовясь к встрече с противником. Однако корабли Азовской флотилии были весьма мало приспособлены к такой службе. Практически все они, из-за недостатка помещений, имели плохие условия обитания, принимали малые запасы продовольствия и воды. До изнеможения доводила качка, просушиться и обогреться на большинстве судов было негде.¹¹⁰ Да и огонь разводили лишь в определенные часы, для приготовления горячей пищи, что часто оказывалось затруднительным. Свежих продуктов хватало лишь на первые дни плавания, а затем питались кашей, солониной, сухарями. Вода, хранившаяся в деревянных бочках, быстро портилась.¹¹¹ Скученное проживание и тяжелые условия быта при скудном питании и непривычном климате вели к вспышкам болезней, причем больным часто приходилось жить рядом со здоровыми. Лекарей же катастрофически не хватало. Пожалуй, только фрегаты были сколько-нибудь удобными судами флотилии.

Из описаний быта парусного корабля XVI—XVIII вв.¹¹²

...Команда устраивалась на пушечных палубах-помещениях, как правило, постоянно сырых и открытых сквозному ветру. Пространство там было до такой степени ограниченным, что им можно было пользоваться только поочередно. Страдавшие морской болезнью и больные дизентерией, болевшие цингой и пьяные, а также люди, просто хотевшие спать, обременяли и беспокоили друг друга. Из этого порочного круга невозможно было выбраться...

Из описания результатов состояния одежды моряков русского флота, но уже XX в., после перехода 2-й Тихоокеанской эскадры из Ревеля в Носсибе¹¹³

...Особенно неблагоприятно обстоит дело с обеспечением команды обмундированием на 1905 г. Ужасные условия плавания, тяжелые судовые работы, громадные погрузки угля, отсутствие у значительной части команды нормальных жилых помещений... — все это чрезвычайно ускорило износ обуви и одежды, а Морское министерство решило отправить очередные комплекты обмундирования на 1905 г. по железной дороге во Владивосток. Видимо, о сохранности штанов и сапог заботятся более, чем о судьбе эскадры. Ей предоставлено выкручиваться из всех трудностей «собственными средствами». Недаром на Востоке японцы зовут наших солдат «ободранцами». Наши матросы уже сейчас подходят под эту кличку. Обуви команда не имеет, а обмундирование представляет жалкие лохмотья. Вместо фуражек половина команды носит какие-то монашеские скуфейки или поварские колпаки, сделанные из грязного тряпья...
Судовой почетный караул и фалрепные, вызываемые к парадному трапу для встречи прибывающих офицеров и гостей, в своих разношерстных одеяниях напоминают корсаров, а не команду корабля «флота его величества»

Из шканечного журнала «новоизобретенного» корабля 2-го рода «Таганрог» за 1771 г.¹¹⁴

[31 августа]... Умер матрос 2-й статьи, а после него остался ветхий тулуп и брюки парусиновые, кои выбросили за борт (курсив наш. — Авт.)...

Из описания А.Н. Сенявиным особенностей «новоизобретенных» кораблей¹¹⁵

По низкости бортов от воды в крепкие ветры по середине моря держаться нельзя, а надлежит искать закрытых мест от волнения, ибо в лежании на дрейфе всякой почти вал будет всходить на судно, от плоскости ж его близко к ветру всходить не может и рассекать вала не будет, а станет бросаться с боку на бок, от чего мачтам и стеньгам великая опасность, да хотя б и можно было держаться так как на регулярном судне, но что ж будет пользы, когда без всякого дела воду выпьем, провиант поедим, которого по малости и низу интрюма не более поместится, как на три, а воды на полтора месяца, на бомбардирском ж только на месяц...

Из шканечного журнала «новоизобретенного» корабля 3-го рода «Второй» за 1771 г.¹¹⁶

«[29 мая]... Шторм крепкий с находящими пресильными шквалами, от чего происходила немалая качка и подавало через борт и бак, и черпали бортами неоднократно воду и лили беспрестанно помпами воду, а с верхней палубы и где стояла мортира ведрами... в ½ [6-го] часа нахождение туч, пасмурность с мокротою и шел дождь; в то время увидели мы стоящий бомбардирский корабль ("Первый". — Авт.) к Z на якоре, который вдруг пошел на дно [и] у которого грот-мачта видна только по бегин-рей, на котором еще сидели служители...»

Кстати, о питании моряков. Оно делилось на две разновидности: первая выдавалась во время пребывания в кампании (морской провиант), а вторая — при службе в зимнее время (сухопутный провиант). Морской провиант моряков, служивших во флотилии, составляли: вино, уксус, сухари ржаные, гречневая и овсяные крупы, горох, солод, мясо говяжье, масло и соль.¹¹⁷ Главным отличием сухопутного провианта было исключение из довольствия мясной порции.

О том, что провизия была далекой от здоровой и зачастую с трудом позволяла восстановить силы, существует много свидетельств. Приведем выдержку из воспоминаний современника, только служившего на английском флоте: «Солонина была тверда, как камень, жилистая, засохшая, потемневшая, усыпанная сверкающими кристаллами соли... Соленая свинина вообще была лучше соленой говядины, но моряки вырезали и из той и из другой различные игрушки и коробки. Утверждали, что вещи из мяса так хорошо полировались, как если бы они были изготовлены из мелкозернистой древесины».¹¹⁸

Не лучше была ситуация и с сухарями. «Они входили в ежедневный рацион, ибо свежий хлеб на кораблях не выпекался. В сухарях вскоре разводились различные насекомые и черви, избавиться от которых никак не удавалось».¹¹⁹ Таким образом, зачастую оставался единственный выход — жевать сухарь в темноте, чтобы не видеть, как он выглядит.

Дополнительно усугубляло службу матросов их полное бесправие перед офицерами и система жестоких наказаний. Так, наиболее распространенной мерой «воздействия» служила порка плетью-десятихвосткой.

Тяжелыми были и условия службы на берегу. Напряженная работа, скудное питание, трудный климат и необустроенный быт были серьезным испытанием. Практически ни одна верфь, равно как и Таганрогский порт, не имела нормального жилья. На донских верфях нижних чинов расселили по домам местных жителей, а в Таганроге приходилось жить в полуземлянках-казармах. Нижним же чинам кораблей вообще часто приходилось зимовать на своих судах. Для офицеров в Таганроге имелись дома «связи» (рубленые избы). Но качество всех построек, как уже говорилось, оставляло желать много лучшего.

Серьезные проблемы были даже в мелочах. Указом А.Н. Сенявина от 28 ноября 1772 г. был определен способ отапливания помещений: в Таганроге дровами, в Керчи — кизяком, причем в зимнее время полагалось выдавать на каждую печь «трехполенных плах дров по полу», а в летнее — по одной четверти сажени. Зимнее время считалось с 16 ноября по 1 марта,¹²⁰ однако южный климат был не столь теплым, как казалось на первый взгляд. Не случайно указом Адмиралтейств-коллегии от 20 марта 1778 г. было предписано, поскольку «всегдашними опытами и сделано, что во весь ноябрь, а также и март месяцы бывает и от ненастливых погод очень немалая стужа, а притом нередко и жестокие морозы, по сему тех месяцев никак за летние почитать не можно и для того отныне и впредь зимнее время считать ноября с 1-го апреля по 1-е число».¹²¹

Анализируя боевые действия флотилии, необходимо учитывать все эти аспекты службы русских моряков, действовавших не в абстрактных, а в реальных условиях, которые, как мы видели, были весьма непростыми.

* * *

В заключение данной главы уместно затронуть проблему оценки состояния личного состава Азовской флотилии, понимая под ним уровень подготовки моряков и степень укомплектованности кораблей флотилии. Обозначенная проблема является весьма важной для любого воинского соединения, особенно флотского, тем более на парусном флоте.

Рассмотрим уровень нижних чинов. Только в 1769—1770 гг. большую их часть представляли старослужащие моряки, переведенные с Балтики.¹²² Затем большинство нижних чинов стали составлять рекруты. Показательно, что в бою 23 июня 1773 г. никто из русских моряков не имел реального боевого опыта.¹²³ О пришедшем же фрегате «Второй» Кинсберген отозвался так: построен хорошо, но матросы только рекруты.¹²⁴ Кроме того, постоянной болезнью русского флота этого времени (в частности, и Азовской флотилии) была нехватка личного состава, что только увеличивало нагрузку на экипажи.

Укомплектованность экипажей кораблей Азовской флотилии¹²⁵

Однако русские матросы в своем большинстве имели прекрасные качества. В частности, как упоминалось выше, подводя итог Балаклавскому бою 23 июня 1773 г. И.Г. Кинсберген писал И.Г. Чернышеву: «С такими молодцами В.С., я выгнал бы черта из ада». Английский же офицер на русской службе Дж. Тревенин писал во время Русско-шведской войны 1788—1790 гг.: «Нельзя желать лучших людей, ибо неловкие, неуклюжие мужики скоро превращались под неприятельскими выстрелами в смышленых, стойких и бодрых воинов».¹²⁶ Не менее интересна зарисовка П.И. Ханыкова о русских матросах, сделанная им в конце XVIII в. во время пребывания русских кораблей в Англии: «Теперь [они] исполняют в 3 или 4 минуты такие работы, с которыми прежде едва справлялись в 10 и 12 минут».¹²⁷

Почему же при таких свойствах нижних чинов флот регулярно вступал в боевые действия плохо подготовленным? Очевидно, причина в неумении большинства русских командиров найти должный подход к обучению экипажей. К сожалению, такой вывод подтверждается фактическим материалом. Достаточно вспомнить приводившиеся нами оценки личного состава русского флота накануне как Семилетней, так и описываемой Русско-турецкой войны.¹²⁸ Наиболее емко ситуацию характеризуют два свидетельства. Во-первых, слова Екатерины II, по итогам учений Балтийского флота заявившей: «У нас в излишестве кораблей и людей, но нет ни флота, ни моряков... все выставленное на смотр было из рук вон плохо».¹²⁹ Во-вторых, М.М. Философова, под впечатлением от 2-й Архипелагской эскадры Д. Эльфинстона отметившего осенью 1769 г.: «По несчастию, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком слабом порядке, что контр-адмирал весьма большие трудности в негодованиях, роптаниях и беспрестанных ссылках от офицеров на регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату, а не к продолжению экспедиции клонится, и что беспрестанно делаемые ему в том представления о неточности судов и тому подобном единственно из сего предмета происходят».¹³⁰

Таким образом, к началу Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. состояние офицерского корпуса было не самым лучшим. В целом офицерскую среду этого времени характеризовали невысокий уровень знаний, пассивность, низкая дисциплина (распущенность) и безобразное отношение к нижним чинам (жестокость наказаний, рукоприкладство, использование труда нижних чинов в своих интересах). Как нами уже отмечалось в первой главе, во многом такая установка закладывалась уже во время обучения в морском корпусе и общим климатом, царившим в обществе, где дворянство было всем, а все остальные сословия, не говоря уже о «подлом народе», — ничем. К тому же отсутствие в это время на кораблях кают-кампаний и общего столования нижних чинов создавали разобщенность чинов.

В воспитании царили суровость и произвол в телесных наказаниях. На развитие офицеров, на поддержание среди них любви к своему тяжелому ремеслу и на выработку в них необходимой самостоятельности не обращалось никакого внимания. Плавая в течение короткого балтийского лета на слабо выстроенных судах, офицеры не чувствовали ни признания, ни любви к морскому делу. Практически отсутствовал боевой опыт. Все весеннее время проходило в тяжелом и усиленном труде по вооружению кораблей, для того чтобы пробыв в море лишь несколько недель, опять провести всю осень в работах по разоружению. Зимой же занимались чем хотели.

Тем не менее, А.Н. Сенявину удалось добиться того, что практически все старшие офицеры флотилии и большинство младших, назначенные во флотилию в 1768 г. имели и практический, и боевой опыт. Дальнейшие же пополнения такого опыта уже не имели.

Опыт старшего офицерского состава, участвовавшего в создании Азовской флотилии в 1768—1769 гг.¹³¹

Действия флагманов и офицеров флотилии в войне продемонстрировали как инициативу, находчивость и храбрость, так и пассивность («ленность»), лживость и неумение и нежелание действовать активно. И чем более напряженной была обстановка, тем больше это подтверждалось. Объединим наиболее вопиющие факты. В 1771 г. И. Збородов сталкивается с растаскиванием материалов с поврежденной Таганрогской гавани. В 1772 г. В. Висленев оказался не в состоянии организовать нормальную заготовку мачтовых деревьев для столь необходимых флотилии фрегатов. А.Г. Скрыплев так и не сумел достроить фрегат «Второй». В результате в 1773 г. А.Н. Сенявин, как мы отмечали выше, был вынужден организовать тщательный контроль над действиями офицеров. В частности, речь идет о выяснении Новопавловским адмиралтейством реального расстояния, пройденного судами по Дону на пути от верфей в Таганрог, и об обязательности проверки Я.Ф. Сухотиным донесений командиров кораблей о повреждениях их судов. Наконец, в 1774 г. капитан-лейтенант Н. Веленбаков во время событий боя 28 июня вообще оказался пьяным.

Тем не менее, положительных примеров было все-таки больше. Это и успешная проводка в 1770 г. по Дону и через дельту Дона в Таганрог «новоизобретенных» кораблей, чем было достигнуто то, на что в принципе не решались офицеры Донской флотилии П.П. Бредаля в 1735—1739 гг. Внимания заслуживают и работы А.А. Тишевского по поиску необходимых для постройки фрегатов лесов, а заодно и отыскание им места для верфи.

Не нуждаются в комментариях успешные действия личного состава «новоизобретенных» кораблей в течение всей войны, несмотря на столь серьезные мореходные недостатки последних. Показателен и факт проведения ремонта А.М. Колычевым в абсолютно неприспособленной Балаклавской бухте подводной обшивки корабля «Таганрог» для его скорейшего возвращения в строй. Даже Петербург отметил спасение Ф.Ф. Ушаковым затонувших на Дону транспортов с припасами. В частности, вице-президент Адмиралтейств-коллегии И.Г. Чернышев писал капитану над Таганрогским портом: «За всем тем коллегия за доброе ваше распоряжение в доставлении тех припасов, как и лейтенанту Ушакову за усердие и исправность, изъясняет свое удовольствие и представляет иметь себе в памяти».¹³² Навсегда должен запомниться поступок лейтенанта А. Мальцова, уничтожившего свой палубный бот, дабы тот не достался врагу. Можно вспомнить немало других примеров.

Таким образом, в целом Азовская флотилия сыграла по-настоящему значимую роль в развитии русского флота. В частности, постоянные действия в напряженной обстановке требовали от личного состава высокого мастерства и давали ему большой опыт. А поскольку кораблями и даже отрядами начинали командовать лейтенанты и капитан-лейтенанты,¹³³ то это не могло не способствовать их более раннему, чем у коллег, профессиональному росту. Ведь самостоятельность резко увеличивала ответственность и заставляла все время искать решения разнообразных задач.

Кстати, о том, какое огромное значение для моряка имеет практика самостоятельного командования, впоследствии говорили А.С. Грейг и М.П. Лазарев, постоянно стремившиеся обеспечить максимально большее число офицеров отдельными судами. Вот что пишет, например, о деятельности А.С. Грейга в этом направлении его сослуживец: «Здесь кстати припомнить, что до его управления черноморский флот имел очень мало мелких судов, не отвечавших своему назначению; выстроенные же при нем мелкие суда различных наименований принесли несомненную пользу как офицерам, так и матросам в приобретении практики мореходства. При адмирале Грейге число мелких судов было увеличено до значительной цифры: бриги, шхуны, бригантины, люггера, тендера и другие... и цель его — иметь больше мелких судов и притом различных наименований для полного и надежного ознакомления моряков с практической стороною дела — вполне была достигнута».¹³⁴ Так, в XIX в. А.С. Грейг строил малые суда, а в Азовской флотилии обер-офицеры командовали уже кораблями и фрегатами. Кстати, малые суда во флотилии А.Н. Сенявина также имелись, и ими командовали даже мичманы. Таким образом, в Азовской флотилии середины XVIII в. предвосхитили идею А.С. Грейга. Более того, можно смело сказать, что первый опыт суровых черноморских крейсерств, позднейшим примером которого — крейсерствами у Черноморского побережья Кавказа в 1830—1840-х гг. — столь справедливо восторгались современники, был приобретен в войне 1768—1774 гг.

Точно так же напряженные действия флотилии влияли и на уровень ее старших командиров. Имея чины капитанов 1 и 2 ранга, они уже командовали эскадрами, которым противостоял полноценный неприятельский флот. Видимо, поэтому практически все флагманы флотилии 1768—1774 гг. впоследствии достигли адмиральских званий: П.И. Пущин, Я.Ф. Сухотин и В.Я. Чичагов в русском флоте, а И.Г. Кинсберген — в голландском и датском.

Кроме того, офицерам всех чинов приходилось практически постоянно участвовать и в процессе создания флотилии: постройка и достройка кораблей в специфических условиях Азово-Донского региона, их проводка по сложному руслу Дона и его дельты, практика ремонтных работ в отсутствие оборудованных баз давали дополнительный и бесценный организационный и хозяйственный опыт, которого было намного меньше у других русских офицеров. Не случайно П.И. Пущин, Ф.Ф. Ушаков, Л.К. Ваксель, П.В. Пустошкин, Н.И. Баскаков, М.И. Рябинин, И.П. Баллей, А.И. Борисов, И.А. Баскаков отличились затем именно на хозяйственном поприще флота. При этом те же Ф.Ф. Ушаков и П.В. Пустошкин оставались и отличными моряками.

Подводя итоги характеристике офицеров Азовской флотилии, можно сказать следующее. В годы войны через флотилию прошло более 130 человек, в том числе 70 мичманов, 25 лейтенантов, 23 капитан-лейтенанта, 10 капитанов 1 и 2 рангов и 3 офицера в адмиральских званиях.¹³⁵ Из них 7 человек получили награды и благодарности (причем большинство неоднократно), 7 подверглись наказаниям, 19 умерли, 5 погибли (3 по боевым причинам и 2 при кораблекрушении), 2 попали в плен. В дальнейшем из указанного числа офицеров сделали большую карьеру или получили широкую известность 29 человек (11 мичманов, 4 лейтенанта, 4 капитан-лейтенанта, 8 капитанов 1 и 2 рангов, 2 адмиралов). Семь офицеров стали полными адмиралами, в том числе и Ф.Ф. Ушаков.

Флагманы и офицеры Азовской флотилии, приобретшие известность в годы войны 1768—1774 гг. и прославившиеся после нее

Таким образом, коллективный портрет офицерского состава Азовской флотилии был столь же неоднозначным, как и портрет офицеров русского флота в целом. Слепые исполнители чужой воли и ищущие, инициативные специалисты; карьеристы, стремившиеся к личной выгоде, и моряки, влюбленные в свою службу; жестокие крепостники и люди гуманные — среди офицеров как флотилии, так и флота встречались люди со всеми этими качествами. Однако главное, что характеризовало подавляющее большинство русских моряков от А.Н. Сенявина до матроса, — это храбрость в бою и в борьбе со стихией, глубокая преданность России.

Зарисовки о личном составе вооруженных сил России времени Екатерины II

1. Из записок иностранцев об офицерах русской армии¹³⁶

Я не могу понять, как может русский обер-офицер, проявивший как в этом, так и во многих других сражениях доказательства изумительной храбрости, действовать с таким усердием, являясь в то же время орудием и жертвою своих начальников, которые отнимают у них плоды этой храбрости и часто не разделяя даже с ними опасностей. Все генералы, полковники и т. п. обращаются с обер-офицерами не только с недостаточным уважением, но даже с презрением.
На другой день после такого штурма, как, например, Измаил, этот самый офицер, который бесстрашно подвергал себя неслыханным опасностям, первый взошел на городской вал, видя, быть может, в то время, как его начальник (генерал Львов, например) прячется во время сражения и появляется лишь тогда, когда опасность уже миновала, этот самый офицер, говорю я, явится к своему начальнику с величайшей покорностью, едва будет говорить и то только тогда, когда его станут спрашивать и, если он умнее своего начальника, то никогда не будет противоречить глупостям его превосходительства; этот начальник будет употреблять этого офицера для лакейских услуг и будет давать ему поручения, которые тот исполнит беспрекословно. Невозможно постичь эту смесь геройства и низости.

2. Из воспоминаний Л.Н. Энгельгардта¹³⁷

Полковник мой, следуя английскому обыкновению, подпивал; после обеда ставили чашу пунша. Приятели его, а мои товарищи стали на мой счет подшучивать, что похож ли я на гренадерского офицера: водки и пунша не пью и трубки не курю. Желая быть в числе коротких приятелей своего полковника и быть настоящим гренадерским офицером, сперва пил я в угождение, потом это вошло в привычку и наконец не только у полковника, но уже я искал в других местах, где бы подпить; словом сказать, ни одного дня не проходило, чтоб я не был пьян.

3. Из записок Д.Н. Сенявина¹³⁸

Капитан мой (речь идет о князе Ф.Н. Шаховском, прослужившем в Азовской флотилии в 1769—1772 гг., а в 1780—1781 гг. командире линейного корабля «Князь Владимир» на котором Сенявин совершил плавание в Лиссабон и обратно. — Авт.) был лет под пятьдесят от роду, весьма кроткого нрава, так что во всю кампанию, т. е. около полутора года, никто не слыхал громкого гневного его приказания. Время проводил он каждый день почти одинаково. Поутру вставал в 6 часов, пил две чашки чаю, а третью с прибавлением рома и несколько лимона (что называлось тогда «адвокат»), потом причесавши голову и завивши из своих волос длинную косу, надевал колпак, на шею повязывал розовый платок, потом надевал форменный белый сюртук, и всегда почти в туфлях, вышитых золотом Торжковой работы. В 8 часов в этом наряде выходил на шканцы и очень скоро опять возвращался в каюту. В 10 часов всегда был в молитве, после полудня тотчас обедал, а после обеда раздевался до рубашки и ложился спать (это называлось не спать, а отдыхать).

4. Из «Записок» П.В. Чичагова¹³⁹

Жалованье русских моряков было плачевно скудное, и их состояние, как мы уже говорили, всего чаще ничтожно; поэтому являлась необходимость сделать их существование возможным в материальном отношении, и правительство давало им пособия и предоставляло выгоды, если не деньгами, которые так редки в России, то, по крайней мере, натурой, предметами первой необходимости, водящимися в изобилии. Так поступала Императрица Екатерина. Офицерское жалование своею стоимостью вдесятеро превосходило нынешнее... Затем эти пособия заключались в том, что адмиралы и офицеры большую часть времени пользовались квартирами в казенных домах. Им давали, смотря по чину каждого, от одного до десяти или двенадцати слуг из рекрутов. Эти слуги (денщики) получали одежду и паек из разного рода провизии, а так как обыкновенно не брали всего числа слуг, допускаемого законом, в то время как выдача пайков производилась полностью, излишек их составлял основу домашнего обихода господ... У каждого из адмиралов и капитанов были в распоряжении шлюпки с экипажем, которые употреблялись ими для поездок и для домашних работ; кроме того при них состоял почетный караул... Все эти выгоды в их общей сложности дозволяли офицерам, по крайней мере тем, которые были хорошо обставлены, жить порядочно и даже с некоторым подобием довольства, соответствовавшего их чину без всяких исканий прибылей незаконных. В других странах, более богатых нарицательной стоимостью денег, и где люди пользуются уважением или, скорее, сами себя уважают по достоинству, подобный порядок был бы очень разорителен и даже невозможен, вследствие большой затраты людьми, которые могли бы быть более производительными. Но в России, где люди ценятся настолько дешево, что находят дешевле употреблять двенадцать человек вместо одной лошади и где всего чаще правительство назначает их в работы тяжкие для них и непроизводительные для него, дело улаживается отлично...

5. Приказ Ф.Ф. Ушакова о принятии мер против пьянства среди личного состава флота. 4 ноября 1792 г.¹⁴⁰

Господин доктор фон-Вилинг поданным ко мне сего числа рапортом донес, что как неоднократно уже случились умершие служители от пьянства, то и на сих днях некоторые команд служители найдены на улицах умершими, да и третьего дня в 11 часу пополудни напротив его дому корабля Богоявление матрос пьяный, лежа в грязи, в рассуждении холода его тогдашнего состояния требовал по человечеству с полчаса помощи, во обозрении его которого из против находящейся лавки два грека, вышед с фонарем, осмотрели и оставили по-прежнему в грязи; о чем узнав, он приказал взять в свой дом, и если бы не сделана была ему сия помощь, то и сей человек необходимо оттого мог бы умереть.
Отданным же от меня 26 числа приказа во все команды подтверждаемо было, чтобы господа командующие по командам имели наистрожайшее смотрение и служителей от пьянства как наивозможно приказали бы удерживать, но за всем тем я беспрестанно вижу в разных местах шатающихся пьяных людей, особо береговых, при порте находящихся. Подтверждаю еще наистрожайше, чтобы господа командующие всех команд употребили бы наиприлежнейшее смотрение и бережливость за служителями в соблюдении их здоровья и до пьянства отнюдь не допускать. В противном случае всякое таковое недосмотрение и небрежливость взыскана будет на командирах неупустительно военным судом.

* * *

В завершение подведем общие итоги. Постоянное развитие корабельного состава флотилии в 1769—1774 гг. обусловило отсутствие устойчивого штата личного состава (штаты 1768 и 1769 гг. быстро устаревали), что вело к хроническому несоответствию штатов корабельного состава и личного состава флотилии. Вкупе же с нехваткой моряков на Балтийском флоте это приводило к постоянному дефициту кадров и соответственно к росту нагрузки на служивших во флотилии. Тяжелые условия службы (необустроенный быт, непривычный климат, малопригодные для нормальной службы суда, напряженная судостроительная и боевая деятельность) обусловливали довольно высокую заболеваемость и смертность, что обостряло данную проблему. Усложняло жизнь и то обстоятельство, что из-за недостатка мастеровых морякам очень часто приходилось участвовать в постройке своих кораблей. Тем не менее, личный состав Азовской флотилии достойно справился практически со всеми проблемами, результатом чего стали достигнутые успехи как в судостроении, так и в боевой деятельности. А в 1773 г. произошло важное для флотилии событие: с 1 января ее личный состав, выведенный из состава Балтийского флота, стал самостоятельным формированием.

Нелегкой в годы войны была и ситуация с финансированием личного состава. Хотя деньги на это выделялись регулярно, но напряженная деятельность флотилии вкупе с острой нехваткой денег на ремонт судов, особенно к концу войны, привели к использованию части указанных средств на припасы для судов. В первую очередь использовались средства из тех, что полагались на мундир. При осмотре флотилии Ф.А. Клокачевым в 1776 г. эта проблема встала по-настоящему остро.

Что же касается самих моряков флотилии, то здесь нужно отметить следующее. В течение всего периода войны остро чувствовалась нехватка опытных кадров. Даже несмотря на то, что А.Н. Сенявин в начале войны сумел отобрать наиболее достойных, опыт у основной их части был отнюдь не большим. Еще хуже дело было с нижними чинами. Как выяснилось, например, в Балаклавском бою, ни один русский моряк вообще не имел опыта боевых действий. Тем весомее на этом фоне выглядят достигнутые флотилией победы. Годы войны, так как флотилия действовала очень активно, стали отличной школой для русских моряков (не случайно, кстати, только черноморцы — Ф.Ф. Ушаков, а затем и его ученик Д.Н. Сенявин, впоследствии в русском флоте придерживались принципа атаки и уничтожения противника в море). Особенно ценно то, что самостоятельный командный опыт был получен молодыми офицерами русского флота: ведь во флотилии, как мы указывали выше, кораблями, а часто и отрядами командовали лейтенанты и капитан-лейтенанты.

Наконец, бесспорно самой высокой оценки заслуживает сам А.Н. Сенявин, проявивший себя выдающимся организатором, заботливым командиром, незаурядным судостроителем и толковым адмиралом, пусть и сторонником несколько шаблонных действий. Достигнутые флотилией успехи — во многом его заслуга, точно так же, как значительное число неудач Донской флотилии П.П. Бредаля — следствие его ошибок.

Таким образом, несмотря на проблемы и недостатки, личный состав Азовской флотилии великолепно проявил себя в Русско-турецкой войне 1768—1774 гг., а сама война стала важной вехой для развития русского флота.

Примечания

1. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 7—8.

2. МИРФ. Ч. 11. СПб., 1886. С. 331—333.

3. Его сестра была матерью жены Г.Г. Орлова, фаворита Екатерины II. Подробнее о биографии и родственных связях А.Н. Сенявина см. приложение 2.

4. МИРФ. Ч. 11. С. 331.

5. РГАВМФ. Ф. 227. Оп. 1. Д. 27. Л. 1; МИРФ. Ч. 6. С. 259.

6. МИРФ. Ч. 6. СПб., 1877. С. 261.

7. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 1—2 об.

8. В этот штат вошел несколько расширенный список А.Н. Сенявина по морским и артиллерийским служителям и 5 рот морских батальонных служителей, выделенных Азовской флотилии Адмиралтейств-коллегией. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4, Д. 1. Л. 155—158. «29 ноября (1768 г. — Авт.) высочайшею конфирмациею повелено куда им следовать о том дастся впредь повеление, а людей командировать по ведомости контр-адмирала Сенявина, которых ныне же отдать в его команду. И во исполнение оных Е. И. В. указов, а по требованию контр-адмирала Сенявина для вышеписанных судов, в команду ево отослано морских и артиллерийских штаб-, обер- и унтер-офицеров и нижних чинов служителей всего 943 человека, да солдатских батальонов пять рот в коих состоять имеет 755 человек, а всех 1698 человек» (РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 2. Л. 365—365 об.).

9. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 2 об.

10. МИРФ. Ч. 6. С. 265—266.

11. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 17—18, 20—29.

12. Там же. Л. 155—158.

13. Там же. Л. 39.

14. Там же. Л. 39, 41.

15. Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1351—1352.

16. РГАВМФ. Ф. 211. Оп. 4. Д. 3. Л. 55—57.

17. Смотри материалы шканечных журналов прамов флотилии за 1769—1770 гг.

18. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 346—347.

19. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 284—285.

20. Там же. Л. 225—225 об., 306—308 об.

21. Общий морской список. Ч. II. С. 378—379.

22. МИРФ. Ч. 6. С. 280—281.

23. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 378—379.

24. Данные по закладке «новоизобретенных» кораблей: РГАВМФ Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 201—201 об; Д. 5. Л. 198—201 об; МИРФ. Ч. 6. С. 285.

25. МИРФ. Ч. 6. С. 293.

26. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 225—227.

27. Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 34. Л. 40—65.

28. Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 63087. Л. 15 об. — 18 об.

29. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 12. Л. 12—24 об.

30. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 270—271.

31. Там же. Л. 383 06—384.

32. МИРФ. Ч. 6. С. 303—304.

33. МИРФ. Ч. 6. С. 311.

34. Там же. С. 343; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 500—500 об.

35. Смотри биографические сведения об этих трех офицерах в «Общем морском списке». Ч. И. СПб., 1885.

36. МИРФ. Ч. 6. С. 343.

37. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 3. Л. 4—5, 11—12.

38. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 492—495.

39. Там же. Л. 503—505 об.

40. Там же. Ф. 173. Оп. 1. Д. 144. Л. 273—274 об.; Общий морской список. Ч. III. С. 500; Ч. IV. С. 498—499.

41. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 438—438 об.

42. Там же.

43. МИРФ. Ч. 6. С. 352—353; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 880—881.

44. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 592—593.

45. МИРФ. Ч. 6. С. 357—361, РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31—41 об.; Д. 1042. Л. 30—39 об.

46. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 81 об. — 125.

47. Там же. Л. 55 об. — 56.

48. Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 75 об. — 82.

49. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 12. Л. 102—113 об.

50. Там же. Л. 53—67 об.

51. Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 145—147 об., Д. 12. Л. 53—67 об., 69, 81—81 об., 83—83 об., 222; МИРФ. Ч. 6. С. 358.

52. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 613. Л. 391.

53. Там же. Л. 392.

54. В кампанию 1772 г. действительно был проведен рекрутский набор. В частности, от флотилии для доставки рекрут был послан С.Ф. Мордвинов.

55. МИРФ. Ч. 6. С. 392—393.

56. РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 165.

57. См. шканечные журналы кораблей «Журжа», «Азов» и «Таганрог»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1096, 1124, 1123.

58. Общий морской список. Ч. II. С. 75—76.

59. МИРФ. Ч. 6. С. 417—418.

60. РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 182—184 об.

61. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 624—625; Ф. 172. Оп. 1. Д. 139. Л. 293.

62. Там же. Л. 652; Общий морской список. Ч. II. С. 389—390.

63. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 12. Л. 102—112 об., 176—177, 226.

64. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 650—651 об.

65. Там же. Л. 657—659.

66. Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 96. Л. 387—390.

67. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 14. Л. 25.

68. Общий морской список. Ч. II. С. 147—148.

69. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 349.

70. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 697—697 об.

71. МИРФ. Ч. 6. С. 428.

72. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 2. С. 175—177.

73. Там же. С. 442—443.

74. Там же. С. 444.

75. Общий морской список. Ч. IV. С. 214—215, 243—244.

76. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 712, 715.

77. Общий морской список. Ч. II. С. 202—204; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 724.

78. Общий морской список. Ч. II. С. 11—12, 261—262. Ч. IV. С. 573.

79. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 43. Л. 285.

80. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 352.

81. Там же.

82. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 11. Л. 2.

83. Там же. Л. 26—26 об.

84. Там же. Л. 30—30 об.

85. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 17—18 об.

86. Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1236. Л. 16.; Общий морской список. Ч. II. С. 34—35. Ч. IV. С. 117—118.

87. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 17—18 об.

88. Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1401.

89. Общий морской список. Ч. III. С. 278—279.

90. Раковский Л.А. Ушаков. А., 1973.

91. Общий морской список. Ч. III. С. 278—279.

92. Раковский Л.А. Указ. соч. С. 18—19. Безусловно, это художественный образ. К тому же бом-брам-стенег в это время на «Твери» быть еще не могло. Но писателю удалось достаточно точно изобразить на примере этого Нерона Веленбакова (а мы считаем, что в основе этого персонажа лежал упомянутый нами прототип) отношение многих русских офицеров к своему делу.

93. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 13. Л. 125—126 об.

94. Там же. Л. 126 об. — 130.

95. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 34. Л. 40—65.

96. Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 444. Л. 110.

97. Там же.

98. Там же.

99. МИРФ. Ч. 6. С. 346.

100. Там же.

101. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 66—68.

102. МИРФ. Ч. 6. С. 483.

103. Там же. С. 488.

104. Там же. С. 490.

105. Там же.

106. Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 91. Л. 35—37, 38 об. — 40, 42—44, 45—46, 48—58.

107. МИРФ. Ч. 6. С. 310.

108. Об условиях жизни моряков см. в главе II раздел, посвященный Таганрогскому порту.

109. МИРФ. Ч. 6. С. 358.

110. Об условиях жизни на «новоизобретенных» кораблях: МИРФ. Ч. 6. С. 331—332, 374—376.

111. Там же. С. 331—332, 364—365.

112. Ланге Пауль Вернер. Горизонты Южного моря: История морских открытий в Океании / Пер. с нем. П.И. Пучков, А.Б. Снисаренко. М., 1987. С. 152—153.

113. Костенко В.П. На «Орле» в Цусиме. Л., 1968. С. 292—293. За исключением погрузок угля, со всеми остальными проблемами условий службы и износа формы столкнулись и моряки Азовской флотилии, многих из которых, как мы указали выше, Ф.А. Клокачев встретил в 1776 г. чуть ли не голыми.

114. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 81 об.

115. МИРФ. Ч. 6. С. 331—332.

116. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1, 1042. Д. Л. 20 об.

117. Там же. Д. 1206а. Л. 1.

118. Трухановский В.Г. Судьба адмирала: триумф и трагедия. М., 1984. С. 24.

119. Там же. С. 24—25.

120. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 13. Л. 24—24 об.

121. Там же.

122. См. рассмотрение нами кампаний 1769—1770 гг.

123. МИРФ. Ч. 6. С. 442—443.

124. Там же. С. 445.

125. Составлено на основании шканечных журналов кораблей Азовской флотилии.

126. Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. 2-е изд. М.; Л. 1939. С. 170.

127. Там же. С. 170.

128. Подробнее см. главу I и прил. 1.

129. Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIII. История России с древнейших времен. Т. 25—26 / Отв. ред. И.Д. Ковальченко. М., 1994. С. 392.

130. Там же. Кн. XIV. Т. 27—28. М., 1994. С. 288.

131. Составлено по данным Общего морского списка. Ч. II. СПб., 1885; Материалов для истории русского флота Ч. 10. СПб., 1883.

132. Сацкий А.Г. Ф.Ф. Ушаков // Вопросы истории. № 3, 2002. С. 53.

133. Список капитан-лейтенантов, командовавших отрядами Азовской флотилии, представлен в прил. 4.

134. Крючков Ю.С. Алексей Самуилович Грейг, 1775—1845. М., 1984. С. 33.

135. Подсчет сделан по званиям офицеров на момент их командировки во флотилию.

136. Леонов О.Г., Ульянов И.Э. Регулярная пехота: 1698—1801. М., 1995. С. 131.

137. Там же. С. 130.

138. Гончаров В. Адмирал Сенявин. Биографический очерк с приложением записок адмирала Д.Н. Сенявина. М.; Л., 1945. С. 112—113.

139. Чичагов П.В. Записки. М., 2002. С. 163—164.

140. Адмирал Ушаков: письма, записки. М., 2004. С. 138—139.