«Я охранял лидеров антигитлеровской коалиции...» Воспоминания И.В. Зазвонова, солдата, принимавшего участие в хозяйственной подготовке конференции и охране делегации Великобритании

В Алупку, где должна была размещаться делегация Великобритании, мы прибыли в середине декабря 1944 года. До приезда в Крым прошли большую школу тренировки на плацу Покровских казарм, куда нас собрали сразу после Октябрьских празднеств по особому отбору.

В Покровских казармах формировался сводный полк. Только много времени спустя стало известно, что он предназначался для охраны делегаций Крымской конференции. Кроме того, 1-й батальон этого полка должен был участвовать во встречах и проводах руководителей делегаций, находиться в почетном карауле. В него отбирались наиболее рослые солдаты. Надо было показать, что в Красной Армии имеются еще силы, не оскудела земля русская богатырями.

Комплектовался полк только кадрами из 2-й МСД Московского гарнизона. Дивизия была сформирована в октябре 1941 года. После того как наш разведчик в Японии Рихард Зорге дал точные сведения, что Япония не собирается воевать с СССР, а 23 сентября 1941 года внезапно напала на американскую базу в Пёрл-Харборе (Филиппины), чем, по сути дела, объявила войну США, стало ясно, что Советскому Союзу сильную армию на Востоке держать неблагоразумно. Тем более немцы уже находились на подступах к столице СССР Москве.

Начинается передислокация многих частей с Дальнего Востока и Восточной Сибири в центр страны. В том числе влился в дивизию имени Дзержинского 7-й Иркутский кавалерийский полк. Доктрина Ворошилова-Буденного о роли кавалерии в новой войне рухнула с первых же дней боев. Кавалеристы полка лишаются коней, и он уже числится 7-м мотострелковым. Скорее всего, по наименованию — фактически полк стал просто пехотным, так как автомашин к тому времени оставалось очень мало, и вся военная деятельность полка осуществлялась пешком. В дивизию вошли 9-й и 20-й полки, тоже прибывшие с Востока. Из этих трех полков образовано две МСД.

Под Москвой дивизия пополнилась новобранцами, 18-летними юнцами вроде меня, призванными в основном из Московской и Рязанской областей. В том же октябре месяце отправлена оборонять столицу на Истринском направлении в районе Волоколамского шоссе.

Москва. Покровские казармы

В течение 3-х лет личный состав дивизии изменился более чем на 2/3, но ее костяк оставался еще крепким. Он явился основой при формирования сводного полка, командиром которого был назначен подполковник Нестерец.

В полк отбирались лучшие офицеры, сержанты, рядовые. Учитывался рост. Первоначально решено подбирать армейцев не ниже 175 см. Но оказалось это сделать сложно. Стали брать солдат ростом и 170 см, но не ниже. И, безусловно, как тогда было заведено, тщательная проверка на благонадежность. При отборе в полк национальность не учитывалась, но на посты по охране делегаций не допускались казанские татары, казахи, узбеки и другие представители среднеазиатских народов. Они несли службу дневальными в подразделениях. Видимо, осторожность вызвана тем, что буквально за несколько месяцев до нашего приезда из Крыма были депортированы крымские татары. Предполагалось, что это могло отрицательно сказаться на их единоверцах. Хотя нам такая строгость казалась странной. Патриотический дух всех солдат, независимо от национальности и вероисповедания, был очень высок. Национальное братство народов СССР в тот период было как никогда крепко.

В ноябре 1944 года полк был собран в Покровских казармах города Москвы, началась учеба.

Прошло некоторое время. Приезжает какое-то большое начальство проверить, как идет подготовка. Надо сказать, занимались мы усиленно: 6—8 часов строевой подготовки до обеда, час отдыха. После отдыха обычно политподготовка, которой уделялось большое внимание, особенно международным отношениям.

За войну, конечно, строевой ходить разучились. Но ежедневные тренировки до боли в суставах кое-что уже дали. После проверки было приказано построить полк в одну шеренгу по ранжиру (т.е. по росту). Кто оказался на левом фланге, попали в 1-й батальон. Это были гренадеры. Там уж точно солдат ниже 175 см не было.

Вокзал в Симферополе. Довоенная фотография

В то время у меня рост был 175 см. Но я при начальном формировании части был назначен комсоргом в 8-ю роту 3-го батальона, и, когда подходила очередь по росту передвинуться на левый фланг, командир роты подошел ко мне и предложил подогнуть ноги в коленях, чтобы я вновь попал к нему. Я подгибал, подгибал ноги, пока один из проверяющих офицеров не заметил это и не дал команду выпрямиться. Так что пришлось мне идти служить уже в 4-ю роту 2-го батальона рядовым, в составе которой принимал участие в обеспечении охраны делегации Великобритании.

Ходом подготовки начальство осталось довольно, но им не понравился наш внешний вид. То, что на нас было по приезде на пункт сбора, трудно было назвать обмундированием, поистрепалось изрядно. Естественно, ему требовалась замена, к тому же должно быть что-то однообразное. Началась примерка, а потом и одевание. Вначале выдали шерстяные гимнастерки офицерского покроя, брюки диагоналевые, тоже шерстяные, но уже покрой солдатский, фуражки, яловые сапоги. Оделись. Смотр повторился. Опять высокое начальство осталось недовольным. Причиной оказались гимнастерки. Получился воин и не солдат, и не офицер.

Срочно разрабатывается эскиз нового обмундирования. Брюки, сапоги, фуражка остаются прежними, а гимнастерка заменяется мундиром. Встал вопрос: каким мундиром? Начинается изучение, обсуждение. Нас тоже знакомят с эскизом нового образца. Что-то уточняется, переделывается. До той поры мундиры в Красной Армии не практиковались. И это усложняло дело. Но вот мундир готов. Ткань хлопчатобумажная диагональ цвета хаки, двубортный, ворот стоячий, на петлицах катушки. В первые годы после войны он числился в Красной Армии как парадный.

Обмундирование подогнано, муштра дала свои результаты, морально и политически подготовлены. Но для чего, для каких целей, пока неизвестно.

В середине декабря полк был поднят по тревоге. С товарной станции Курского вокзала товарным поездом в пульмановских вагонах отправлен в южном направлении. Вагоны были оборудованы двухъярусными нарами. В центре стояла печка-буржуйка. На открытых платформах везли артиллерийские орудия, там же и походная кухня. Доехали до Симферополя вполне благополучно.

Алушта. Почтовая открытка начала XX в.

Здесь нас уже ожидали новенькие американские автомашины «Шевроле». Объявили посадку по 16 человек на машину и тронулись в путь в сторону гор. По разбитым старым указателям с трудом, но все же можно было определить, что путь держим на Ялту.

Большинство солдат полка призывались из равнинных мест, гор никогда не видели. А дорога, особенно до Алушты, была извилистая, серпантин необыкновенный и изрядно побита. Так что многие из нас чувствовали себя без привычки весьма некомфортабельно. Но красота пленила. Особенно у моря. Декабрь, а здесь зелено, цветут розы.

Зима в Крыму 1944/1945 года выдалась как никогда теплой. Уже в Алупке мне запомнился день во второй половине декабря, когда на массивном наружном термометре на Львиной террасе Воронцовского дворца мы увидели температуру 16 градусов тепла. Дорога на Ялту в то время проходила через центр г. Алушты, по набережной. Здесь мы остановились на привал. От города мало что осталось. Стояли полуразрушенные здания. В одном из них под охраной сторожа висели картины, на которые мы ходили любоваться. Якобы до войны здесь была Картинная галерея. Позже этого здания уже не увидел. Оно вместе с несколькими бывшими кварталами города было снесено, и восстановить уже ничего не удалось. А на созданной людьми красоте, разрушенной войной, теперь раскинулся парк, расширена набережная. Тоже хорошо, но чего это стоило!

В Алуште мы впервые близко увидели море. Оно блистало необыкновенной чистотой, повсюду чувствовался его пьянящий запах. Многим из нас о море приходилось только читать и кое-кому слышать из уст очевидцев. Теперь оно лежало перед нами в необозримом просторе. Оно пленило нас — это прекрасное Черное море.

Ялту проезжали уже вечером. Впечатление от нее осталось как о ботаническом саде. Домов почти не было видно. Которые покрупнее, были разрушены и успели зарасти бурьяном. В темноте кучи мусора не проглядывались. Одноэтажки были скрыты вечнозелеными деревьями и кустарником. Цвели хризантемы. Много еще встречалось неопавших роз, необыкновенный запах которых постоянно преследовал нас.

Вид Алупки. Почтовая открытка 1950-х гг.

В Алупку приехали ночью. Она оказалась нашим конечным пунктом. Разгрузились. Завели нас в просторное помещение, только что отремонтированное. Оно было совершенно свободно от мебели и других вещей домашнего обихода. Расположились на ночлег как обычно, по-солдатски. Шинель под себя, шинель на себя, вещмешок под голову. Утром начали обустраиваться. Где-то в подвалах открыли склад кроватей, кое-кто добыл себе матрац. Жизнь начала налаживаться.

Через несколько дней поступила команда освободить помещение, перебираться в другое место. Под нашу роту выделили 2-х этажный домик сразу за почтой, несколько выше. А роскошное помещение, оказывается, это был корпус санатория летчиков, передали под комендатуру дворца, состав которой полностью состоял из работников НКГБ Грузии во главе с министром.

Штаб 2-го батальона и остальные 2 роты разместились в корпусах здравницы.

В первые дни пребывания в Алупке складывалось впечатление, что за полторы тысячи километров приехали заниматься строевой подготовкой, мало оказалось плаца Покровских казарм. Подобрать место для занятий не представляло сложности. Отдельные участки трассы Ялта—Севастополь, изрядно побитой в войну, сохранились неплохо. Но ротное начальство облюбовало выезд (возле дома отдыха «Шахтер» — тогда так было) на Ялтинскую дорогу, поближе к казарме. Машины ходили редко, и он являлся тихим уголком, где никто не мешал отрабатывать строевой шаг.

Но нетерпение наше разгоралось. В чем же дело? Зачем привезли нас сюда? А когда начали знакомить с Воронцовским дворцом и окружающей его территорией, появились догадки, поползли различные слухи.

Н.Г. Кузнецов

Но что происходило в то время в верхних эшелонах власти, о решении вопросов, имеющих к нам прямое отношение, мы узнали позже.

Подготовка к встрече «Большой тройки» под кодовым названием «Аргонавты» шла по дипломатическим каналам на протяжении 6 месяцев. На завершающем этапе войны в Европе все более настоятельно становилась необходимой разработка союзниками совместных планов действий войск, решения некоторых политических проблем. Нужна была встреча глав держав, несших основной груз войны с фашистской Германией.

После длительных переговоров было намечено провести конференцию делегаций США, Великобритании и СССР в Крыму в конце января — начале февраля 1945 года.

Резиденциями для глав государств, по предварительной договоренности по дипломатическим каналам, были определены: для Ф. Рузвельта и его делегации — Белый дворец в Ливадии, У. Черчилля и его делегации — Алупкинский дворец.

Советская делегация во главе с И.В. Сталиным должна разместиться в Кореизском (Юсуповском) дворце.

Разрушенная Ялта. Фотография 1944 г.

Следует заметить, что план размещения делегаций оказался удачным.

Ливадийский дворец, летняя резиденция царя, безусловно, в то время был самым престижным строением на Южнобережье. Кроме прекрасных спален, здесь имеются обширные залы, в одном из которых и проходили заседания конференции. Рядом с залом заседаний располагались апартаменты Рузвельта. Ему по состоянию здоровья было очень удобно, что в первую очередь и учитывалось при определении места размещения делегаций. Кроме того, парк вокруг дворца, особенно в верхней его части, более ровный. Зная состояние здоровья Президента, при подготовке резиденции многие дорожки в парке были выровнены, где, возможно, убраны ступеньки, чтобы легче было проехать с коляской. Хотя в этом особой необходимости не было. Рузвельта сопровождали два высоких физически крепких негра, которые при необходимости переносили его на руках, посменно дежурили возле его спальни во время отдыха.

Кинооператор Кричевский¹, один из очевидцев работы конференции, так описывает прелюдию заседания: «Ровно без пяти минут четыре справа показалась огромная сигара, а уже за ней У. Черчилль, сопровождаемый адъютантом и дочерью Сарой. Затем к залу заседаний медленно подходил Сталин. Последними раскрывались створки двери из апартаментов Президента США и выезжало кресло-каталка, подталкиваемое лакеем-негром. Улыбающийся Рузвельт пожимал руки Сталину и Черчиллю, и они скрывались в зале заседаний»².

В своих воспоминаниях Кричевский довольно четко отразил главную причину определения Ливадийского дворца для американской делегации. «Раскрывались створки двери... выезжало кресло-каталка...» Однако одно обстоятельство не было учтено. Окно одной из комнат апартаментов Президента просматривалось со стороны моря, и это было опасно для его жизни. Хотя возле побережья моря постоянно несли службу наши военные корабли, но всякое могло случиться.

Когда мы возвратились в Крым в составе вновь сформированной роты для охраны дворцов, нам сторожа показали пробоину от небольшого снаряда в правом углу верхнего звена окна одной из комнат Рузвельта. Снаряд был выпущен со стороны моря 14 февраля, на следующий день после отъезда делегации. Можно всякое предполагать, как это случилось и чей снаряд летел в опустевший дворец, главное, долетел. Видимо, было расследование, но его результаты до нас не дошли.

Как и было определено, советская делегация разместилась в Юсуповском дворце. По сравнению с другими двумя он выглядит беднее. Без особо выдающейся архитектуры одноэтажное здание. Было решено по-хозяйски — лучшее гостям. Но этот особняк имеет одно преимущество — обширные благоустроенные помещения цокольного этажа.

Как вспоминает участник конференции, бывший нарком Военно-Морского флота СССР Н.Г. Кузнецов³, «...в цокольном этаже бывшего Юсуповского дворца был развернут своего рода походный Генеральный штаб. Там же обсуждались и готовились предложения нашему руководству по чисто военным вопросам, согласовывались взгляды в связи с предстоящим совещанием военных и морских представителей Советского Союза, Англии, США»⁴.

[из воспоминаний Л.И. Савченко]

Жительница Ялты Людмила Ивановна Савченко (р. 1928 г.)

...Особенно запомнился день освобождения Ялты 16 апреля 1944 года, солнечный, с обилием цветов, со счастливыми улыбками освободителей и освобожденных.

...Мы были свидетелями Крымской конференции, но руководителей не видели, машины с закрытыми окнами промчались по городу, на набережную никого не пускали. На рейде стояли военные корабли, гуляли матросы, мы впервые увидели негров и бегали за ними, нам сказали, что ладошки у них белые, вот и хотелось посмотреть.

В школу привезли гуманитарную помощь, и мы долго щеголяли в американских платьях, кофточках...

Выделить под делегацию Великобритании Воронцовский дворец, как говорят, сам Бог велел. Строился дворец по проекту англичанина Эдуарда Блора. В проекте им предложен стиль английской архитектуры XVI века.

В оформлении Парадного кабинета, по определению знатоков, отчетливо выражены черты английского интерьера первой трети XIX века. Мебель в кабинете подлинной английской работы. Не случайно здесь У. Черчиллю и был определен рабочий кабинет. Рядом находилась спальня, а другие основные члены делегации размещались в Шуваловском корпусе этого сказочного дворца и окрестных сохранившихся домах отдыха. По дипломатическим каналам была договоренность, что каждая делегация в своем составе имеет 250 человек. Вся делегация англичан во дворце не смогла разместиться. Небольшая ее часть, около 50 человек, проживала в одном из корпусов санатория им. Баранова.

В это же время отрабатывались вопросы охраны высоких гостей. Охраной делегации Великобритании ведал полковник Кузнецов. Его фотографию можно видеть в еженедельнике «Аргументы и факты», № 41 за 14—20 октября 1989 года. На фото в газете он в форме генерал-лейтенанта. Во время конференции он был еще полковником, ходил в гражданской одежде, считался личным телохранителем Черчилля. Причем эту же миссию Кузнецов выполнял и на Тегеранской конференции. Там он завоевал высокое доверие Черчилля. Вот что рассказали наши ребята из 1-го батальона, участвовавшего в почетном карауле.

В г. Саки Черчилль, сойдя с трапа самолета, к первому из встречавших его на аэродроме подошел к Кузнецову с возгласом: «О, Кузнецов!», хотя рядом находились Молотов и другие высокие лица советской делегации.

Пруд в парке. Фото 1950-х гг.

Личность Кузнецова мне хорошо запомнилась. Высокий представительный мужчина лет 45-ти, весьма обаятельный и доступный, высокоэрудированный. Он появился во дворце задолго до конференции. Нас, несколько солдат, направили для разбора подвалов дворца. Здесь и встретились с полковником.

При разборе завалов он постоянно находился с нами, давал пояснения по интересующим нас вопросам. В частности, в подвале оказалась булава гетмана Украины. Валяется какая-то штуковина типа крестьянского безмена со штырями на набалдашнике. Слыхать о булаве слыхали, а видеть не приходилось. Кузнецов позволил нам каждому подержать булаву в руках, подробно объяснил ее роль и значение в былые времена. В подвале находилось много картин, книг. Некоторые картины были вывешены в залах дворца перед конференцией. Помещение библиотеки находилось в отремонтированном состоянии со стеллажами, но книги оставались в подвале.

К нашему приезду ремонт дворца в основном завершился. Заполнять его содержимым приходилось нам, солдатам. Мебель получали из Москвы, разгружали в Симферополе вагоны и далее отправляли машинами до Алупки. По биркам на гарнитурах было видно, что она принадлежит гостинице «Савойя». Приходилось выезжать на помощь по меблированию Ливадийского дворца. Там по биркам значился уже другой хозяин мебели — гостиница «Националь».

Наиболее запомнился мне эпизод оформления Зимнего сада в Алупкинском дворце. Руководство пригласило садовника, посадили в кузов грузовой машины четырех солдат и поехали мы по заброшенным питомникам и оранжереям Алупкинского и Мисхорского парков собирать остатки мало-мальски пригодных для пустовавшего Зимнего сада цветов. В одном месте уцелел фикус, в другом олеандр. Редко попадались веерные пальмы. Выбор был крайне ограниченным. Да, теперь Зимний сад дворца прекрасен, а пальмы прелесть, о таких в то время мы и мечтать не могли, но, учитывая зимний период на дворе, и кое-как собранный сад помог скрасить обстановку.

Одновременно готовился парк. Дворец для графа Воронцова строился с 1828 по 1848 год и занимает площадь более 2000 кв. метров. В те же годы вокруг дворца был разбит парк на 40 гектарах. На его закладку не жалели средств. Завозились из-за моря ценные породы парковых деревьев, кустарников. Добротно выложены подпорные стены, парковые дорожки с переходными ступеньками. Изобилие малых архитектурных форм и скульптур, пруды, оригинальный хаос, прекрасная пальмовая аллея — все это во время войны, само собой понятно, содержалось небрежно. Многие деревья от сильных ветров погнулись, а отдельные из них лежали с вывороченными корнями, кустарник изрежен, неухожен. Не было здесь в то время ни араукарий, ни лебедей и рыбок в прудах. В первую очередь надо было освободить проезд ко дворцу со стороны Мисхора. Покрытие дороги сохранилось неплохо. Надежно стояли подпорные стены. А вот сосны, росшие на кручинах вдоль дороги, оказались слабее. Не выдержали натиска природы, образовали лесоповал над трассой. Пришлось в первую очередь распиливать деревья, расчищать проезд, а потом уже браться и за другие участки парка, заниматься в основном ее очисткой.

К приезду членов делегации парк выглядел уже более или менее благоустроенным. Но вид его был далек от настоящего, ухоженного, о котором хочется выразиться стихами Маяковского:

Хожу,
  гляжу в окно ли я —
цветы
  да небо синее,
то в нос тебе магнолия,
то в глаз тебе
    глициния⁵.

Еще более разросся прекрасный декоративный парк.

Лишь по-прежнему, говоря словами поэта, «пылают горы-горны, и море синеблузится».

После очистки парка появляются дрова, но их оказалось недостаточно, чтобы обогреть помещения дворца. Слишком низок тепловой эффект от топки каминов. Пришлось нам ехать в горы на заготовку дров.

Выехали ранним утром на американских «Студебеккерах» по верхней дороге в сторону Севастополя. Миновав Алупку, в районе подсобного хозяйства, несколько выше Алупки-Сары, небольшая колонна машин поднялась в горы. Впервые нам по достоинству пришлось оценить американскую технику. Февраль, грязь, бездорожье — ничто не останавливало автомашины. Как букашки, расползались они по предгорьям. А секрет оказался простым: у машин оба моста являются ведущими. Дрова были заготовлены заранее, сложены в штабеля. Не составило особого труда их погрузить в кузова машины. Оставалось свободное место. Решили спилить еще несколько сосен. С нами был знаток крымского леса. Дал совет, какие деревья положить. Оказалось, в них так много смолы, горели, как сухие дрова. Загрузились, возвращаемся в расположение подразделения. Спускаемся с гор. Горизонт обзора обширный. Вдали виднеется море. Справа дачи поселка Симеиз, гора Кошка. Слева Алупка с ее роскошными санаторными постройками и тенистыми парками при них. Вечнозеленые деревья, кустарники придают этим уголкам Южнобережья какую-то особую привлекательность. Просматриваются дороги верхняя и нижняя.

И вот из-за отрогов Кошки появляется колонна автомашин. В то время одну машину увидеть редкость, а тут целая колонна движется в нашем направлении по верхнему шоссе со стороны Севастополя. Наши пути сошлись.

Пока спускались с гор, участок дороги, на который мы должны были съезжать, оказался занятым. Лента шоссе была настолько узкой и извилистой, что в два ряда проехать невозможно. Мы вынуждены остановиться. Сошли с машин и выстроились возле дороги.

Автомобиль «Студебеккер»

Оказывается, мы первыми встретили тылы американских и английских делегаций, которые прибыли на пароходе в Севастополь. Там они выгрузились и своим транспортом двинулись на Южный берег Крыма.

Настроение им поднял произошедший случай в дороге. Между пос. Оползневое и д. Голубой Залив, а старая дорога проходила через эту деревню, спустило колесо в легковой машине, в которой ехал вице-адмирал Басистый⁶, начальник штаба Черноморского флота. Шофером у него был Миша Басихин, человек необыкновенной силы. Сам он феодосийский, и после войны мы с ним были в приятельских отношениях. Его силу однажды пришлось испытать лично. Поехали мы вчетвером рыбалить на ставок. Закинули сеть. Договаривались тянуть по два человека с каждой стороны. Миша сказал: «Не надо, я сам, а вы беритесь втроем». Так и сделали, но мы за ним угнаться не могли.

И вот такая неприятность случилась с Мишиной машиной. Тогда это было не весьма позорно. Много транспорта стояло по обочинам дорог. Техника поизносилась. Все шло на военные нужды, не каждая машина считалась военной. Да и у них было не густо.

Адмирал нервничал. Миша, чтобы ускорить замену колеса, подставил плечо вместо домкрата. Приподнял машину и делал свое дело. Тут и подъехали американцы и англичане. Увидели они это чудо — русского медведя под машиной — и все взоры в его сторону с возгласами: «О, рус, рус!» Этот случай их развеселил. Не успели они успокоиться, здесь мы попались им на пути. Сколько было счастливых улыбок, восторженных слов, воздушных поцелуев и дружеских объятий — трудно поддается описанию.

Тылы — это транспорт, вспомогательные службы, обслуживающий персонал, солдаты-шофера и др., прибыли на несколько дней раньше основных членов делегации. Нам в эти дни перед началом работы конференции приходилось с ними тесно общаться. Встречи всегда были исключительно теплыми, радушными. Чувствовалось приближение окончания проклятой войны, и мы, союзники, друзья по оружию, подходим к победному финишу. Возросший авторитет Красной Армии положительно отражался на нас, представителях ее сынов.

Вид Симеиза со стороны Голубого залива. Открытка начала XX в.

Каждый иностранец хотел иметь сувенир. Что мы могли предложить — звездочку. В запасе их не имели. Пришлось снимать с шапок, которые в ту крымскую зиму оказались ни к чему. Все пораздарили, что было в наших бедных вещмешках, дело дошло до пуговиц со звездочками с рабочих гимнастерок. Происходили и забавные случаи. Подходит англичанин к одному нашему товарищу и говорит ему: «Презент, презент», а сам держится за пуговицу мундира и потихоньку ее покручивает. Тот никак не поймет, чего от него хотят. Пытается на пальцах выяснить сущность вопроса. Тогда англичанин покрепче дернул за пуговицу и в оторванном виде показывает ему «презент». Сейчас это слово распространено, а до войны редко кому из нас приходилось его слышать. Тогда велась борьба против засорения русского языка. Иностранные слова внедрялись с большим трудом.

Возле Воронцовского дворца нам довелось наблюдать встречу и других союзников — немцев и румын. К нашему приезду в Алупку дворец был огорожен колючей проволокой. Подходили к концу ремонтные работы, которые велись силами военнопленных немцев и румын. Жили и выходили на работу они отдельно группами, но на объекте им приходилось встречаться. Вот здесь и происходили взаимные перепалки. Начиналось обычно с оскорбительных выкриков: «Ваш Гитлер сволочь», «А ваш Антонеску дурак» и т. д., пока дело не доходило до потасовок. Временами нам приходилось вмешиваться и разнимать. Вот так распорядилась судьба. Мечтавшие властвовать над миром чувствовали приближение конца. С нетерпением ждали другого конца, конца войны, готовили Победу союзники, съезжавшиеся на свою конференцию в Крым.

Прежде чем прибыть в Крым, руководящие деятели США и Англии с 30 января по 2 февраля 1945 года провели совещание на острове Мальта, где обсуждались военные вопросы по завершению боевых действий против Германии и Японии. Союзники обменялись мнениями об общей линии их поведения на конференции.

Затем Рузвельт и Черчилль в сопровождении высокопоставленных лиц в ночь на 3 февраля на самолетах отправились в Крым. Гостей прибыло на военный аэродром в Саки около 700 человек.

На аэродроме был выстроен почетный караул. У. Черчилль и В. Молотов, как положено по протоколу, обошли строй, а затем солдаты промаршировали по взлетной площадке аэродрома. Это был наш 1-й батальон во главе со старшим лейтенантом Ивановым, который после конференции за особые заслуги получил орден и звание майора. Но что удивило солдат, как они потом нам рассказывали: Черчилль прошел очень близко к строю и с напряженным вниманием вглядывался в глаза каждого солдата.

Симеиз. Открытка первой половины XX в.

Потом нам передадут, что он все-таки не поверит, что это были рядовые, а не переодетые офицеры. Будут удивляться, глядя из окна, как это русские солдаты могут стоять столь длительно на посту без подмены.

Из Сак члены делегаций в сопровождении наших дипломатических и военных представителей на машинах через Симферополь, Алушту проследовали в Ялту в отведенные им резиденции. Весь путь следования охранялся. Посты находились один от другого на визуальном расстоянии.

Охрана была мощной, особенно на Южнобережье, и не случайно, хотя конференция готовилась в глубокой тайне. О ее подготовке знал небольшой круг людей.

Большинство задействованных в ее организации не знали конкретно цели проводимой работы. О нас, солдатах, и говорить нечего. Нас посадили в вагоны и повезли. Но вот свежий факт. Совершенно недавно по телевидению довелось видеть и слышать воспоминания фотокорреспондента, снимок которого облетел весь мир (Рузвельт, Сталин и Черчилль сидят во внутреннем дворике Ливадийского дворца). С ним то же самое произошло. Пригласили к руководству, предложили срочно собраться и отправиться в командировку с Курского вокзала. Но у него была привилегия. Ехал в пассажирском поезде и сопровождающий их группу знал, куда ехать, но зачем, возможно, знал, но молчал. Сам фотокорреспондент был в полном неведении.

Но в какой бы тайне ни готовилось совещание на высшем уровне, немцам стало известно, что что-то где-то готовится. Ведомство Геббельса на первых порах пыталось посеять сомнение в вероятность созыва конференции и прежде всего в принятие ею согласованных решений. Но когда победа вооруженных сил союзников стала очевидной, немцы поняли, что встреча глав 3-х держав состоится, и предпринимают меры выяснения, где и когда. Предполагали Крым. С этой целью военным самолетом в Крым был направлен разведчик (резидент) в форме Красной Армии с фиктивными документами на имя старшего лейтенанта Алиева. Группой контрразведки «Смерш» Отдельной Приморской армии он был задержан.

Вице-адмирал Н.Е. Басистый

При допросе разведчик сначала скрывал истинные цели прилета в Крым, но потом вынужден был показать, что по заданию ставки Гитлера и военной разведки «Абвер» он должен был выяснить, где и когда на заключительном этапе Второй мировой войны намечается конференция руководителей союзных держав, а затем по указке сверху с помощью радиоразведгруппы, оставленной немцами после ухода из Крыма, предпринять определенные действия⁷.

Заброска резидента в наш тыл еще раз подтвердила, что зажатая в тиски 2-х фронтов фашистская клика упорно искала выход. До конца своих дней не теряла надежды на раскол в союзе 3-х держав, пыталась склонить западные страны на сепаратный мир. Для достижения этих целей они не гнушались никакими средствами.

Этот факт подтверждает правильность и крайнюю необходимость предпринимаемых в то время мер по охране членов делегаций, прибывающих на конференцию, особенно во время заседаний, и мест их размещения.

Охрана трассы до Южнобережья была поручена местным войсковым частям. Охрану делегаций на ЮБК осуществляли два сводных полка, сформированных в Москве.

1-й сводный полк — командир полка подполковник Нестерец.

2-й сводный полк — командир полка полковник Шендырев.

По фамилиям командиров полков так и назывались — Нестерцовский и Шендыревский.

Военный аэродром в Саках. У. Черчилль обходит строй почетного караула. 3 февраля 1945 г.

Обеспечение безопасности делегации Великобритании было поручено 2-му батальону 1-го сводного полка. Командир батальона старший лейтенант Куликов, зам. командира ст. лейтенант Жульков. В 1-м кольце несла службу 4-я рота, командир роты ст. лейтенант Сахнов. Мы были горды этим высоким доверием. 5-я и 6-я роты обеспечивали охрану во втором кольце и членов делегации, разместившихся в корпусе санатория.

Было еще и третье кольцо, в котором постоянно курсировали пограничники с собаками. В горах размещались артиллерийские установки, в море несли службу корабли, в воздухе патрулировали самолеты. Охрана делегации Великобритании находилась в надежных руках.

Когда стало известно, что нам предстоит обеспечение охраны членов делегации конференции, на строевую подготовку стало отводиться времени меньше. Наряду с хозяйственными делами приходилось знакомиться с дворцом и местностью вокруг него. Потом каждому солдату было объявлено, где он будет нести службу и с кем. Уже в составе небольшой группы особенно тщательно изучали район расположения поста.

Вообще-то мне пришлось научиться хорошо ориентироваться на местности двух постов. Первоначально у спуска лестницы, ведущей с Львиной террасы. Но потом почему-то ротное начальство пересмотрело свое решение и определило к въездным воротам со стороны города. Возможно, это был запасной вариант на случай вдруг возникшей необходимости замены. Но, мне кажется, по другой причине. Я был дисциплинированным солдатом, но со строевой подготовкой не ладил. Ноги мог поднимать высоко, а вот из-за сутулости спины в строевики не годился. Пост у ворот был крайним со стороны казармы. Не надо было идти строевым шагом вокруг дворца под наблюдением иностранцев. Зато у меня был лихо отработан прием с винтовкой «по-ефрейторски». Здесь мне его приходилось использовать на полную мощь, так как движение членов делегации из корпуса санатория во дворец и обратно проходило через «мои владения».

За каждым постом было закреплено по четыре человека. Выходили в район предполагаемого несения службы в разное время суток. Кто бывал в Воронцовском дворце, знает, что он находится в окружении прекрасного парка, местность сильно пересеченная, много малых архитектурных форм, фонтанов и фонтанчиков, различной формы и величины камней, богатая растительность. Вечером и ночью все эти предметы выглядят необычно. Надо было к такой обстановке привыкнуть, чтобы не натворить случайностей.

Сакский военный аэродром. Госсекретарь США Э. Стеттиниус, нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов, премьер-министр Великобритании У. Черчилль, президент США Ф.Д. Рузвельт (слева направо). 3 февраля 1945 г.

За несколько дней до начала работы конференции приступили к несению службы на закрепленных участках. Первое кольцо обеспечивало охрану по периметру дворца с наружной стороны. Посты были подвижными и стыковались между собой. Так, наш пост начинался от въездных ворот со стороны Алупки, кончался у памятника «Трильби». От памятника вверх по дорожке возле стены хоздвора нес службу другой часовой. У ворот осуществляли допуск во внутренний двор особняка дворца офицеры, молодые лейтенанты не из нашего полка, выпускники какого-то училища. С нами они мало общались.

Центральный вход в апартаменты Черчилля охраняли одновременно два человека — русский и англичанин. Помкомвзвода Любодеев, который нес службу с англичанином, рассказывал, что на посту тот имел стул и мог во время дежурства сидеть, даже при прохождении члена делегации. На вопрос Любодеева, а он немного понимал по-английски, отвечали, что у них такая демократия, они могут не вставать даже при появлении Черчилля. Для нас это казалось чем-то невообразимым. Соответственно, так и понимали, что нам пускают пыль в глаза.

Других постов англичане не имели. Солдаты выполняли хозяйственные функции, работали шоферами. Форму носили цвета хаки и почему-то все ходили в резиновых сапогах.

С основной делегацией прибыла «Морская гвардия». Они занимались сопровождением Черчилля и его свиты. На них была красивая форма. Френчи темно-синего цвета, брюки навыпуск, ботинки, фуражки, цветом похожие на наши, только потемнее и несколько иной формы. С нами они не общались. Видимо, времени свободного не было, не приходилось их видеть вне службы. Солдаты были более доступны. На пальцах с ними вели беседы, дарили сувениры.

Почему у нас вызвало удивление рассказанное Любодеевым об английском солдате на посту? Каждый, кто служил в армии, знает, что значит пост и как строго и ответственно приучают солдат относиться к караульной службе в нашей армии. Не дай Бог где-нибудь к дереву прислониться, не то что присесть на камень. А там, пожалуйста, стул.

Южный фасад дворца. Современная фотография

Три месяца закалки не прошли бесследно. В нас выработали выносливость и высокое чувство ответственности за выполнение служебного долга.

В обеспечении охраны делегации были задействованы и офицеры роты. Так, командиры взводов являлись разводящими, командир роты и его заместитель — начальником и заместителем начальника караула. На пост шли только строевым шагом. Смена постов проводилась строго по Уставу караульной службы. На посту стояли по 6 часов без какой-либо подмены. После первых 6 часов столько же отдыха и снова на 6 часов на службу. После второй смены разрешалось отдыхать 12 часов и опять на 6, после которых отдых продолжался 18 часов. И снова в таком же порядке. В 18-часовой перерыв руководство роты еще подбрасывало несколько часов занятий. Чаще всего политподготовки, но бывали случаи и строевой.

На вооружении у нас находилась винтовка СВТ. Она была изобретена перед войной, представляла из себя полуавтомат с 10-зарядным магазином. СВТ очень хороша в мирное время для несения караульной службы или в далеком тылу во время войны, где за ней имеется возможность добросовестного ухода. Но испытания в боевых действиях она не выдержала. Винтовка легка и удобна в обращении. Размеры ее соответствуют росту человека. СВТ даже несколько облегчала долгое стояние на посту. Еще ее одно достоинство — штык кинжального типа при необходимости может служить холодным оружием, что в дальнейшем использовано Калашниковым при конструировании автомата.

Нам было приказано всех членов делегации приветствовать только по-ефрейторски. (Стоять по стойке смирно, откидывая в сторону винтовку, приклад у ноги.) Согласно воинскому Уставу — это оказание высшей чести.

Такое вот выпало напряжение на наши плечи, и рассказ Любодеева о поведении английских солдат на посту, безусловно, не мог не вызвать удивления. Поверить ему мы никак не могли, хотя он упорно пытался убедить нас в справедливости своих слов.

И.В. Зазвонов в Алупке (у фонтана «Трильби»). 1953 г.

Погода в Крыму, особенно в зимнее время, резко сменчивая. За одни сутки температура может или упасть, или подняться в пределах 20 градусов и больше. Обычно этим отличается февраль. Не знаю, или синоптики так точно предсказали погоду, или что-то другое благоприятствовало проведению конференции, но период с 4 по 11 февраля был исключительно теплым, стояла солнечная безветренная погода. Мы несли службу в мундирах, члены делегации ходили в костюмах, без головных уборов. За исключением, конечно, военных. Те были в фуражках и большинство со множеством орденских планок.

Кое-кого из членов делегации мы могли уже узнавать. Вот идет высокий стройный генерал, вся грудь в орденах — это военный министр Александер. Издали узнавали Идена — министра иностранных дел. А вот Черчилль редко выходил из своих апартаментов. Мне довелось его видеть лишь дважды и то при проезде в машине.

В ясный солнечный день 4 февраля 1945 года в 17 часов по московскому времени открылось первое пленарное заседание конференции. За большим круглым столом в Ливадийском дворце разместились делегации СССР, США и Великобритании. Ярко горел камин, как будто создавая более теплую атмосферу конференции. Первое заседание продолжалось до 20 часов. По предложению И.В. Сталина председательствовал Ф. Рузвельт.

Безусловно, о проходивших заседаниях и решаемых на них вопросах мы тогда знали очень мало. В то же время у нас пробудился большой интерес к событиям тех дней. Хотелось знать как можно больше. <...>

На конференции в целом царила атмосфера доверия и доброжелательности, что, в свою очередь, непосредственно отражалось на нас, солдатах, несущих службу на постах. Постоянно слышались в наш адрес добрые слова, с лиц англичан не сходили приветливые улыбки. Чувствовалось приподнятое настроение членов делегации. Ну, а мы вкладывали все свое умение и мастерство в приветствие их по-ефрейторски. <...>

Северный фасад дворца в Алупке. Фотография начала 1950-х гг.

После окончания заседаний конференции главы государств поочередно давали обеды в честь дружественных делегаций. На заключительном этапе конференции был прием и в Воронцовском дворце, на который прибыла делегация СССР во главе с И.В. Сталиным. О степени его осторожности и высокой бдительности охраны говорит такой случай, о котором нам поведал Любодеев, стоявший в это время на посту.

При входе Сталина в помещение дворца, предназначенное для приема гостей, произошла заминка. Оказывается, одна из любопытных дам, выглядывая из окна, рядом с собой положила сумочку. Это было замечено бдительным оком. И пока сумочку не убрали, Сталин в помещение не входил.

Конференция окончена. Делегации разъехались по своим странам завершать начатое дело. Пришла пора и нам отбывать к месту постоянной службы. Выполнили свой долг достойно. Правительство наше усердие отметило наградами. Командиры полков получили по ордену Ленина, командиры батальонов — ордена Красного Знамени и повышение в чинах, командиры рот и взводов — кто орден Красного Знамени, кто Красной Звезды. Отмечены наградой были и пом. командиров взводов, несших службу у апартаментов Черчилля. Они получили медали «За боевые заслуги». По одной медали на взвод дали и на рядовых.

Небесное творение исчерпало отпущенные для великих дел хорошие погодные условия, и мы на своих спинах прочувствовали, сколь сурова бывает крымская зима. 14 февраля в том же порядке, как и приехали, на открытых машинах отправились до Симферополя. Всю дорогу нас хлестал дождь с мокрым снегом. В Симферополе погода испортилась, как обычно, на несколько дней раньше. Здесь зима проявилась в полном своем южном величии. Крыши в большинстве домов города за войну обветшали и беспощадно текли. Завезли нас в один из таких домов, типа казармы, недалеко от вокзала, и разместили на ночлег, ожидать отправления поезда. Можно представить наш отдых в помещении с глиняным полом, где посреди комнаты большая лужа, вода течет сквозь крышу и со стен. Ничего не поделаешь, солдатам на фронте тяжелее достается. Как гласит русская пословица: «Лиса под бороной от дождя спасалась — все не каждая капля попадет». Так и мы после дорожной бани были рады-радехоньки и этому углу.

По возвращении в Москву нас по своим частям не отправили. Полк готовился для выполнения новых спецзаданий. 2-й батальон разместили в одной из школ Рижского района и поручили несение патрульной службы по городу.

И.В. Зазвонов в Алупке. 1953 г.

Недели через три меня пригласил заместитель командира батальона старший лейтенант Жульков и спрашивает: «Как Крым, здорово понравился?» Безусловно, я не стал скрывать своего впечатления. Несмотря на доставшую нас по дороге зиму, восторга от крымской природы не убавилось. Из беседы я понял, что перед окончанием конференции В.И. Молотов тщательно ознакомился с дворцами и прилегающими к ним парками. Правительством принято решение во дворцах, в которых размещались делегации конференции, организовать дома отдыха для руководителей партии и правительства и членов их семей. Из двух сводных полков формируется рота для охраны. Старший лейтенант спросил меня, хочу ли я возвратиться в Ялту. Если есть такое желание, он предложит мою кандидатуру в состав новой роты. Я срочно согласился, и так стал солдатом 185-й отдельной мотострелковой роты, направлявшейся к месту постоянного базирования в г. Ялту.

В конце марта 1945 года едем в Крым. Благополучно добрались до Симферополя. Здесь уже той организованности и встреч не было. Несколько часов прождали машины, на которых должны добираться до Ялты, так они и не прибыли. Поступила команда — шагом марш. Дошли пешком до п. Перевальное. Об асфальт здорово ноги побили. Решили использовать подручные средства. У одного из сержантов сохранилось удостоверение патруля коменданта города Москвы, нашелся флажок. Стали останавливать проезжавшие машины в сторону Ялты и по 2—3 человека подсаживать. Все уехали. Но кто и куда, точно неизвестно, главное, в направлении Ливадии — конечного пункта сбора.

Машины в основном проезжали гражданские, а в них цивильные люди, добрые люди. А к воинам в то время было особое отношение. Каждый человек готов был отдать тепло и ласку, последний кусок хлеба, чтобы накормить солдата. Некоторые злоупотребляли гостеприимством. Так что собирались к месту службы 3-е суток, а несколько человек прогостевали до недели.

Через некоторое время распределили нас по гарнизонам. Взяли под охрану Ливадийский, Алупкинский и Кореизский дворцы. Наш взвод обеспечивал охрану Кореизского дворца, где в 1945 и 1946 годах отдыхал М.И. Калинин, здесь же и провел свои последние дни.

Размеры дворцов для государственных дач оказались велики. После смерти И.В. Сталина Ливадийский дворец передан под санаторий в ведение ВЦСПС. Здесь же организован выставочный зал с экспозицией Крымской (Ялтинской) конференции глав союзных держав. В Алупкинском дворце организован музей. Спустя некоторое время и Кореизский дворец передан для организации отдыха трудящихся.

Рота переехала в Москву, влилась в состав дивизии имени Дзержинского. Но это было уже без меня. Я демобилизовался в 1946 году и остался в Крыму на постоянное место жительства⁸.

Примечания

1. Кричевский Абрам Григорьевич (1912—1982) — советский кинооператор и режиссер. Лауреат двух Сталинских премий (1941, 1948). Заслуженный деятель искусств РСФСР (1969). Окончил операторский факультет ВГИКа (1937). С 1931 по 1935 г. работал ассистентом оператора, в 1940—1941 гг. и с 1948 по 1951 г. — оператор Киевской фабрики Украинфильма-Укркинохроники. На Московской студии кинохроники в 1936—1937 гг.; фронтовой кинооператор. Оператор Центральной студии документальных фильмов с 1951 по 1974 г. Оператор полнометражных кинолент «На Дунае» (1940), «День войны» (1942), «Черноморцы» (1942), «Сталинград» (1943) и других.

2. Литературная газета, 1968, 24 января.

3. Кузнецов Николай Герасимович (1902—1974) — советский военно-морской деятель. Родился в семье крестьянина. В 1919 г. пошел добровольцем в Северо-Двинскую военную флотилию, участвовал в Гражданской войне. В 1925 г. вступил в РКП(б). В 1926 г. окончил Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе и служил на Черноморском флоте. В 1932 г., после окончания Военно-морской академии, был назначен помощником командира, затем командиром крейсера. С осени 1936 г. являлся военно-морским атташе и главным военно-морским советником в Испании. Летом 1937 г. был назначен первым зам. командующего, затем командующим Тихоокеанским флотом. В 1939—1946 гг. был наркомом ВМФ СССР и главнокомандующим. В 1939 г. ввел в действие трехстепенную систему готовности, позволявшую за несколько часов подготовить флот к отражению внезапного удара и развертыванию сил для ведения боевых операций. Налеты фашистской авиации на военно-морские базы в первый день войны были безрезультатны. Во время Великой Отечественной войны умело осуществлял взаимодействие флотов с сухопутными войсками; принял участие в Ялтинской и Потсдамской конференциях в 1945 г. В этом же году был удостоен звания Героя Советского Союза. С 1947 г. занимал руководящие должности в ВМС: в 1951—1953 гг. был военно-морским министром, в 1953—1956 гг. являлся первым зам. министра обороны СССР, Адмиралом Флота Советского Союза.

4. Кузнецов Н.Г. Страницы былого. Ялта-Потсдам. — Вопросы истории, 1965, № 4.

5. Маяковский В.В. Собрание сочинений. В 2-х т. Т. I. — М.: Правда, 1987. С. 475.

6. Басистый Николай Ефремович (1898—1971) в Военно-морском флоте с 1918 г. Участник Гражданской войны 1918—1920 гг. В 1931 г. окончил Военно-морскую академию. С 1931 г. командир эсминца, затем крейсера. В 1937 г. военный сотрудник в республиканском флоте Испании. С 1938 г. командир крейсера «Червона Украина», затем бригады крейсеров на Черном море. В Великую Отечественную войну командир бригады крейсеров, с 1943 г. командующий Черноморской эскадрой, а с 1944 г. начальник штаба Черноморского флота. Корабли эскадры под его командованием разгромили румынский флот и заняли порты Констанцу и Сулину, вынудив тем самым корабли Германии покинуть Черное море. После войны командующий Черноморским флотом. С 1952 г. 1-й заместитель Военно-морского министра, затем 1-й заместитель главнокомандующего Военно-морским флотом, в 1958—1960 гг. в группе генеральных инспекторов.

7. К 65-летию ВЧК-КГБ. Крымская правда, № 291 от 19.12.1982 г.

8. Публикуется по рукописи, хранящейся в научном архиве АДПМЗ.