Заключение

Дунайское столкновение стало исключением в череде мирных лет византийско-русских отношений с 1043 года. В сущности, после 1116 года и Киеву, и Константинополю оказалось не до передела «сфер влияния» и взаимного сведения счетов за застарелые внешнеполитические обиды, тем более что Тмутаракань прочно вошла в состав империи. Византию и Русь объединяла половецкая угроза, с которой ромеи не могли справиться в одиночку¹. При этом сохранялись локальные проблемы: у империи — сельджуки и крестоносцы, у Руси — междоусобицы, возникновение и рост самостоятельных княжеств, складывание своеобразной удельной федерации, когда связи с Византией окончательно утратили характер единой государственной политики². К тому же решительный перевес, достигнутый Владимиром Мономахом в борьбе с половцами в первой четверти XII века, также способствовал потеплению в русско-византийских отношениях³. Подчеркнем, что в связях с русскими Византия в лучшем случае стремилась к утверждению политического влияния, главной целью которого было добиться благожелательной позиции к империи и отвлечь Русь от союза с врагами Константинополя, но ее политическая раздробленность не увеличивала, а ослабляла возможности византийского влияния⁴.

Комниновская Византия — заключительный этап существования «Содружества», столкнувшись с новыми вызовами эпохи Крестовых походов, когда встал вопрос о самом ее существовании, не только отстояла свои лидерские позиции среди европейских стран, по многим показателям догнавших империю, но и обеспечила новый подъем военно-политической и экономической мощи. Больше того, Константинополю, отказавшемуся от политики «блестящей изоляции», столь характерной для предшествующих столетий, когда он позволял себе покупать наемников, но не вступать в союзы⁵, удалось, несмотря на потерю восточных и южноитальянских сателлитов, сохранить господство в югославянском регионе и даже расширить политическую экспансию в Венгрии, Северной Сирии и Палестине.

В то же время Русь, окончательно превратившись в федерацию полутора десятков самостоятельных полугосударств⁶, «княжеств-королевств»⁷, сконцентрировалась на внутренних проблемах, преимущественно разрешавшихся в ходе междоусобных войн крупнейших династических группировок Галича-Волыни, Ростова-Суздаля, Чернигова за овладение Киевом и сопряженное с этим формальное старшинство.

Хотя контакты с Византией не прервались, а в некоторых областях (к примеру, культурно-церковной или брачно-семейной) даже укрепились, полицентричная и погруженная во внутренние конфликты Русь, потерявшая Тамань и отрезанная половцами от Северного Причерноморья, более не представляла для империи какой-либо военной угрозы, равно как и утратила возможность оказания ей помощи вооруженными силами. Константинополю приходилось выстраивать отношения по отдельности с каждым из крупных русских княжеств, важнейшим из которых был Галич, единственный из «топархий, принадлежащих россам»⁸, имевший общую границу (правда, нестабильную) с Византией в устье Дуная. Показательно, что Иоанн Киянам различает князей Руси 1140—1150-х годов по их «статусности» и модели взаимодействия с Византией, называя, скажем, Юрия Владимировича Долгорукого (1125—1157) «союзником» («symmachos»), а Владимирко Володаревича Галицкого (1141—1153) «вассалом» («hypospondos») Константинополя⁹.

Более короткий и безопасный торговый путь из Галиции к границам империи и по морю, и по суше через болгарскую территорию пришел на смену продолжавшим существовать днепровскому и азово-донскому путям¹⁰: уплотнение половецкого барьера в низовьях Днепра и Северского Донца¹¹ обусловило попытки русских князей утвердиться на Дунае. Хотя Русь потеряла позиции в Приазовье, она стремилась упрочить влияние в низовьях Днестра, Прута, Дуная¹², т. е. Русь вынужденно отказалась от старых факторий ради вероятного приобретения контроля над перспективной торговой магистралью.

Междуречье Днестра и Серета и Нижнее Подунавье — ворота между морем и Карпатами, через которые в XI—XII веках кочевники устремились на Балканы. Византия не имела сил вынести границы к северу от Нижнего Дуная, и политический вакуум в этом районе мог быть заполнен лишь влиянием русских, только они могли мешать кочевникам вторгаться на Балканы, не пуская их через Дунай или нанося им удар в спину¹³. Впрочем, хотя влияние Галича (который Константинополь поставил в привилегированное положение) на Дунае не переросло в организованное политическое господство, но в XII веке временами оно было решающим.

Разумеется, едва ли «Византия стремилась оттеснить Русь от моря, ослабить ее методом союзов с ханами многочисленных половецких орд, кочевавших в степях Северного Причерноморья. Киевские князья отдавали себе, вероятно, отчет в том, что стареющая и непрерывно теряющая силы, некогда сильнейшая мировая держава не может обходиться без военной поддержки Руси»¹⁴. Больше того, при всей искушенности и гибкости дипломатия византийского двора исходила из трезвого учета реальных обстоятельств, василевсы никогда не ставили задачи непосредственного политического подчинения Руси¹⁵.

Таким образом, 1110-е годы четко обозначают наступление нового этапа отношений Византии и Руси: окончательную трансформацию торгово-экономических и военно-политических контактов (нередко сопровождавшихся открытой конфронтацией) преимущественно в культурно-церковные связи, причем эти изменения не в последнюю очередь обусловлены ликвидацией крымско-приазовской зоны взаимодействия. В то же время «на смену общерусским договорам с империей пришли соглашения отдельных княжеств Руси, подчиненные конкретной задаче, непрочные и кратковременные, зависевшие от переменчивой международной и внутриполитической обстановки в обеих странах»¹⁶. Хотя в середине XII столетия еще проводились совместные Византийско-Русские внешнеполитические акции, однако они носили спорадический характер, интенсивность политико-военных контактов снизилась и уже никогда не достигала прежнего уровня. Международные пути Руси и Византии начали расходиться.

Примечания

1. Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. С. 425.

2. История Византии. Т. II. С. 351.

3. Князький И. О. Византия и кочевники южнорусских степей. С. 110.

4. Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь. С. 296, 298.

5. Культура Византии. Т. II. С. 274.

6. И. Сталин, А. Жданов, С. Киров. Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР // Сталин И.В. Сочинения. Т. XIV. Тверь, 2007. С. 30.

7. Рыбаков Б.А. Первые века Русской истории. С. 147; Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества. С. 476 и сл.

8. Никита Хониат. История, начинающаяся с царствования Иоанна Комнина / Перев. под ред. проф. В.И. Долоцкого: В 2 т. Т. I. СПб., 1860. С. 162.

9. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов (1118—1180). Труд Иоанна Киннама / Перев. под ред. проф. В.Н. Карпова. СПб., 1859. С. 126; Бибиков М.В. BYZANTINOROSSICA: Свод византийских свидетельств о Руси. Нарративные памятники. II. С. 456—457; Оболенский Д.Д. Византийское содружество наций. С. 238.

10. Васильченко И.И. Еще раз об особенностях феодализма у кочевых народов // Вопросы истории. № 4. 1974. С. 195; Князький И. О. Византия и кочевники южнорусских степей. С. 111.

11. Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь. С. 293.

12. Захаров В.А. Тмутараканское княжество. С. 73—74.

13. Литаврин Г.Г. Особенности русско-византийских отношений. С. 43—44; Приселков М.Д. Русско-византийские отношения. С. 106.

14. Котляр Н. Ф. Дипломатия Южной Руси. С. 58.

15. Литаврин Г.Г., Янин В.Л. Некоторые проблемы русско-византийских отношений. С. 40.

16. Литаврин Г.Г. Особенности русско-византийских отношений в XII веке. С. 212.