5.2. Боспор и Митридатовы войны

После утверждения власти понтийского царя над Боспорским царством, которое сопровождалось скифским восстанием под руководством Савмака, а также борьбой с разбойничающими племенами ахейцев, зигов и гениохов, Боспор почти на полстолетия вошел в державу Митридата Евпатора. При этом именно Боспор стал тем центром, вокруг которого владыка Понта стремился консолидировать местные силы для вовлечения их в борьбу с Римом (Каллистов, 1938. С. 280).

Страбон отмечал, что с того времени Боспору был подчинен Херсонес (Strab. VII. 4, 3). Мы не можем с уверенностью сказать, каким образом осуществлялось непосредственное управление этими территориями. Показательно, однако, что по словам Плутарха, еще тогда, когда римский полководец Сулла готовился к походу против Митридата (т. е. ранее 87 г. до н. э.), один из сыновей последнего управлял старинными владениями в Понте и на Боспоре вплоть до необитаемых областей за Меотидой (Plut. Sull. 11). Имя этого царевича Плутарх не называет, но, вероятнее всего, это не мог быть Махар, которому было поручено управление Боспором позднее (Шелов, 1978. С. 55). Т. Момзен предположил, что первоначально управление северопричерноморскими владениями было поручено другому сыну понтийского царя, Митридату-младшему (Момзен, 1994. С. 209; ср.: Сапрыкин, 2003. С. 30), но такое допущение тоже вызывает определенные сомнения (Смекалова, Дюков, 2001. С. 66).

М.И. Ростовцев считал, что столицей всех владений царя в Северном Причерноморье стал именно Пантикапей (Rostovtzeff, 1932. P. 232). Несмотря на то, что Херсонес и Ольвия в рамках этого образования имели определенную автономию, могли чеканить монету и т. д., в этом заключении М.И. Ростовцева есть немалый исторический смысл — Боспор стал той ключевой точкой, опираясь на которую Митридат мог наилучшим образом контролировать материальные и людские ресурсы региона. Известно, что Крым и Таманский полуостров в совокупности платили царю дань в размере 180 тыс. медимнов хлеба и 200 талантов серебра (Strab. VII. 4, 6). Этот налог следует признать весомым, но все-таки не слишком тяжелым (Гуленков, 2002). Вряд ли можно сомневаться в том, что Боспор достаточно жестко контролировался царской администрацией, только такой контроль мог обеспечить царю необходимую базу в планировавшейся им борьбе с Римом за гегемонию в античном мире.

Столь важный стратегический пункт, каковым для понтийского царя являлся Боспор Киммерийский, разумеется, необходимо было надежно укрепить, имея при этом в виду прежде всего вторжения со стороны местных варварских племен, а не вероятные действия главного противника — Рима. Племенной мир Северного Причерноморья, как говорилось выше, в это время отличался большой подвижностью, ситуация здесь могла быстро измениться в самом неблагоприятном для понтийского царя направлении.

Рис. 64. Планы «домов-башен» Боспора Киммерийского (по Я.М. Паромову). 1 — на Семибратнем городище; 2 — у поселка «За Родину»; 3 — Юбилейное I; 4 — у станицы Анапской; 5 — Джемете I; 6 — Цемдолинское; 7 — Владимировка; 8 — у хутора Рассвет; 9 — на берегу Ахтанизовского лимана

Для того чтобы противостоять подобному развитию ситуации и держать район под контролем, Митридат разместил в ключевых пунктах Боспора свои гарнизоны. Весьма интересную информацию для понимания положения этих контингентов дает надпись, обнаруженная в 1986 г. в окрестностях Фанагории (Виноградов Ю.Г., 1991). Из надписи, датированной 88—87 г. до н. э., следует, что в городе находился отряд наемников, которым было даровано гражданство. Ю.Г. Виноградов обоснованно предположил, что это надо понимать следующим образом: в 87 г. до н. э., когда войска Суллы поставили Митридата в трудное положение и царь был жизненно заинтересован в получении денежных средств, фанагорийцы решили не платить наемникам, а сделать их гражданами (Виноградов Ю.Г., 1991. С. 31).

Совсем не удивительно, что именно при Митридате VI Евпаторе, в основном, была создана система укреплений границ Боспора, которая, правда, начала формироваться несколько ранее, о чем уже было сказано, и достигла своего максимального развития позднее, при преемниках Митридата (Сапрыкин, 1996. С. 275). Материалы археологических исследований на Таманском полуострове позволяют считать, что в это время продолжали существовать старые укрепленные пункты и активно возводились новые. Среди первых можно назвать резиденцию Хрисалиска (Сокольский, 1976. С. 89 сл.), усадьбу, построенную около хут. Рассвет под Анапой не ранее начала II в. до н. э. (Крушкол, 1968. С. 219), а также укрепленное здание на Семибратнем городище, построенное еще во второй половине III в. до н. э. (Анфимов, 1941. С. 263). В ряду укрепленных пунктов, возведенных при Митридате, следует выделить Владимировку и Цемдолинское под Новороссийском (Онайко, Дмитриев, 1981. С. 98; 1982. С. 111). Эти крупные постройки площадью около 200 кв. м и толщиной внешних стен 1,7 м чрезвычайно интересны в том отношении, что дают наглядное представление о стремлении понтийского царя обезопасить данную часть своих боспорских владений от нападений северокавказских племен, обитавших поблизости, — ахейцев, зигов и гениохов. Укреплению этого района, безусловно, необходимо было уделить особое внимание, и исследователи с полным основанием связывают возведение названных зданий с политикой Митридата. По мнению С.Ю. Сапрыкина, царь Понта стал создавать здесь систему военно-земледельческих поселений, заселяемых местными племенами, которые были лояльны царю (Сапрыкин, 1996. С. 276). Названные и некоторые другие укрепленные поселения, возведенные на Боспоре в конце II—I вв. до н. э. или позднее, относятся к типу эллинистических «домов-башен» (рис. 64). С.Ю. Сапрыкин считает, что этот тип построек был перенесен сюда из Малой Азии, когда Северное Причерноморье стало частью Понтийской державы Митридата Евпатора (Saprykin, 2001. P. 289). Следует признать, правда, что «дома-башни» спорадически возводились на Боспоре и ранее, тем не менее, вполне очевидно, что при Митридате такая строительная деятельность была в значительной степени стимулирована. Бесперспективно, на наш взгляд, искать здесь сарматскую (кочевническую?) традицию, что делает Я.М. Паромов (2001. С. 84).

На европейской стороне активное фортификационное строительство относится, в основном, к более позднему времени. Можно допустить, что здесь была вполне удовлетворительной уже существовавшая система укреплений. Археологическая изученность памятников интересующего нас этапа такова, что конкретной информации о развитии военно-политической ситуации она почти не дает. А.А. Масленников по этому поводу лишь заметил, что с эпохи Митридата Евпатора на сельских территориях Восточного Крыма начинается «длительный, богатый различными событиями и по-своему яркий период» (Масленников, 1998. С. 100). Весьма симптоматичным, однако, представляется тот факт, что во второй четверти — середине I в. до н. э. укрепленное поселение было построено у с. Новоотрадное на Керченском полуострове (рис. 65; Saprykin, 2001. P. 289).

Борьба Митридата с Римом растянулась на долгие годы. Проведенные им войны — Первая (88—85 гг. до н. э.), Вторая (83—82 гг. до н. э.) и Третья (74—63 гг. до н. э.) — наполнены походами и сражениями, славными подвигами и кровавой резней, примерами воинской верности и гнусного предательства. Все в них переплелось! В специальной литературе ход борьбы Понта с Римом описан достаточно подробно, и вряд ли следует еще раз останавливаться на пересказе этой истории. Для нас перипетии Митридатовых войн интересны не сами по себе, а лишь в том аспекте, в котором они касались Боспора Киммерийского.

Рис. 65. Новоотрадное на Керченском полуострове. Реконструкция крепости I в. до н. э. (по А.А. Масленникову)

В этом отношении необходимо указать, что уже во время Первой войны неудачный для Митридата ход военных действий привел к попытке отделения Боспора от Понтийской державы (App. Mithr. 64). Для того чтобы восстановить власть, царь готовил против боспорян большой флот и огромное войско; размах приготовлений был столь велик, что у римлян даже возникли подозрения в том, что все это собирается не для похода на Боспор Киммерийский, а против Рима (App. Mithr. 64; Cicero. De Imp. Gn. Pomp. IV. 9). Данное обстоятельство, собственно, и стало поводом для начала Второй Митридатовой войны, а карательная экспедиция на Боспор состоялась уже после ее завершения (App. Mithr. 67).

О боевых действиях этой кампании мы знаем очень немного. Аппиан сообщает лишь то, что тогда был предпринят поход против ахейцев. Поход оказался крайне неудачным, потеряв две трети войска (конечно, экспедиционного корпуса, а не всей армии) из-за боев и тяжелого климата, Митридат вынужден был вернуться (App. Mithr. 67). Позднее, скорей всего, был предпринят еще один поход, и ахейцы были подчинены Понтийскому царю, поскольку во время Третьей Митридатовой войны они упомянуты в составе его войска (App. Mithr. 69).

Есть основания предполагать, что в это же время Митридату на Боспоре пришлось бороться еще с одним варварским объединением, вероятнее всего, скифами. Среди эпиграфических памятников, найденных в последние годы на античных поселениях Восточного Крыма, имеется один любопытный документ — каменная база бронзовой статуи Митридата, обнаруженная на некрополе Нимфея. На базе была начертана надпись с благодарностью за победу, которая, разумеется, была одержана над варварами и, если судить по некоторым деталям надписи, после Первой Митридатовой войны (Виноградов, Молев, Толстиков, 1985. С. 595 сл.; Яйленко, 1985. С. 618 сл.; Сапрыкин, 1996. С. 149 сл.; Молев, 19996).

С.Ю. Сапрыкин считает, что тогда победили сарматов (1996. С. 159), а В.П. Яйленко полагает, что это были скифы (1985. С. 618). Логичней представляется вторая точка зрения, поскольку возведение памятника в честь победы Митридата над какими-то другими варварами (сарматами или т. п.) на европейском Боспоре кажется не вполне логичным, а в контексте победы над крымскими скифами он абсолютно уместен. В свете изложенного представляется весьма вероятным, что попытка боспорян выйти из состава Понтийской державы после поражений Митридата в Первой войне с Римом, была связана не с позицией греческих городов, а некоторых из местных варварских племен. Д.Б. Шелов, на наш взгляд, был абсолютно прав, когда указывал, что тяготы войны для боспорских греков тогда еще не стали слишком обременительными, и, в конечном итоге, здесь все зависело от реакции на известия о неудачах царя какой-то части варваров (Шелов, 1978. С. 56; 1983. С. 53). Возможно, определенную роль в этих событиях сыграло недовольство действиями царской администрации (Шелов, 1978. С. 58), но этими недовольствами, как представляется, дело не ограничилось. Вполне возможно, что часть варваров, воспользовавшись благоприятной ситуацией, попыталась восстановить на Боспоре свои утерянные позиции. По всей видимости, и на сей раз инициатива исходила, прежде всего, от скифов и ахейцев, которые, как говорилось выше, боролись против установления власти Митридата над Боспором Киммерийским, были разгромлены, но не забыли о былом влиянии в районе пролива и, надо думать, мечтали о его возвращении.

Восстановив власть над Боспором, Митридат назначил здесь правителем своего сына Махара (App. Mithr. 67). К этому времени он уже полностью прекратил разыгрывать роль защитника эллинских свобод, пытаясь сконцентрировать все имеющиеся силы для продолжения тяжелейшей борьбы с Римом (Шелов, 1978. С. 65). Определяя территориальные границы владений Махара, В.Ф. Гайдукевич считал, что ему был подчинен не только Боспор, но и все другие греческие центры Северного Причерноморья (Гайдукевич, 1949. С. 305), что, очевидно, следует принимать с определенными оговорками. Конечно, Махар не был царем Боспора и тем более — всего Северного Причерноморья, а являлся наместником, управлявшим от имени царя, но роль его в политической системе региона была очень существенной.

Поражения, нанесенные Митридату Лукуллом во время Третьей войны, привели к тому, что Махар осознал бесперспективность дальнейшей борьбы и решился на измену. Он направил к римскому полководцу посольство, даровал ему золотой венок и заключил дружбу (App. Mithr. 83; Plut. Luc. 24; Liv. Per. 98), римлянам были направлены также запасы продовольствия, подготовленные для нужд войск Митридата (Memn. 54, 1). После предательства сына положение Митридата становилось почти безнадежным.

Царь Понта, однако, не желал складывать оружия. Даже окончательно разбитый Помпеем в Малой Азии, он отнюдь не отказался от борьбы. Более того, тогда он задумал дерзкий план переноса военных действий на территорию противника, для чего нужно было осуществить поход на Рим с востока. Первым шагом к реализации этого плана, естественно, было возвращение власти над Боспором, где все еще правил изменник Махар (App. Mithr. 101). Путь к Боспору лежал через Кавказ, населенный многими воинственными племенами, при этом с некоторыми из них царь сумел договориться, а других принудил к повиновению силой. Известно, что он был дружески принят гениохами, а вот с ахейцами вновь пришлось бороться. Митридат одержал еще одну (третью?) победу над ними (App. Mithr. 102), после чего те способствовали успешному завершению его нелегкого пути (Strab. XI. 2, 13).

Совершив рискованный переход через Кавказ, Митридат вышел в Прикубанье. Все местные племена радушно приняли понтийского царя, пропустили через свою территорию, обменялись многими подарками и заключили союз, для укрепления которого Митридат отдал замуж за наиболее могущественных из них своих дочерей. Как свидетельствует Аппиан, именно во время этого похода у Митридата окончательно сложился план вторжения в Италию через Альпы (App. Mithr. 102). Думается, что поддержка меото-сарматских племен сыграла здесь весьма важную роль. Показательно, что римский полководец Помпей не рискнул преследовать Митридата, поскольку посчитал, что путь его проходил через земли многочисленных неизвестных и воинственных племен. Тогда-то он и отдал приказ о морской блокаде Боспора Киммерийского (Dio. Cass. XXXVII. 2—3; Plut. Pomp. 39).

Вряд ли можно согласиться с заключением Г. Бенгтсона, что «своим авантюрным бегством в Пантикапей Понтийский царь сам исключил себя из мировой политики» (1982. С. 321). Напротив, этим отчаянным шагом Митридат попытался сохранить себя в мировой политике, использовать свой последний шанс в борьбе с могучим противником.

Махар, узнав о том, что отец проделал огромный путь в столь короткое время и, очевидно, этого не ожидавший, не предпринял никаких попыток сопротивления, хотел даже перед ним оправдаться. Все, однако, было напрасно. В конце концов Махар был вынужден бежать в Херсонес, а для того, чтобы избежать преследования, сжечь корабли. Эта предосторожность оказалась напрасной, у Митридата нашлись другие корабли, в такой абсолютно безнадежной ситуации Махар принял решение покончить жизнь самоубийством (App. Mithr. 102). Таким образом владыка Понта потерял своего сына, на которого он так надеялся и которому так много доверил. Эта потеря, конечно, была для него жестоким ударом.

Д.Б. Шелов предполагал, что измена Махара не отражала господствующих настроений на Боспоре, который, в целом, оставался верен Понтийскому царю (Шелов, 1978. С. 71; 1985. С. 569). Однако антимитридатовские настроения в это время здесь, скорей всего, уже не только существовали, но и выражались активными действиями. По свидетельству Аппиана, царь «захватил Пантикапей» (Mithr. 107), а его военачальники — другие укрепленные места (Mithr. 108). На основании этих свидетельств следует считать, что Митридат восстановил свою власть над Боспором силой оружия (Гайдукевич, 1949. С. 308; Каллистов, 1938. С. 282; Блаватский, 1964. С. 128).

Археологические материалы также могут поддержать данную точку зрения. Серьезные разрушения этого время зафиксированы при раскопках Пантикапея (Блаватский, 1964. С. 133; Марченко И.Д., 1974. С. 56—57), небольшая крепость на месте переправы через пролив (Порфмий) вовсе прекратила существование (Кастанаян, 1972. С. 85; но ср. 1983. С. 162). Слой пожара на городище Патрей относится к концу правления Митридата, в слое разрушения обнаружены даже два человеческих костяка (Крушкол, 1951. С. 228; 1956. С. 116). По заключению А.А. Масленникова, почти все сельские поселения Восточного Крыма тогда лежали в развалинах (1998. С. 216).

Прочий огромный и в высшей степени ценный археологический материал пока еще сложно использовать при исторических реконструкциях. С.Ю. Сапрыкин абсолютно верно указывает на то, что причиной разрушений на боспорских поселениях конца II — первой половины I в. до н. э. могли быть самые различные события: восстание Савмака, карательный поход Диофанта, боевые действия Неоптолема, борьба Митридата за восстановление власти над Боспором после Второй войны с Римом, а затем — против изменника Махара (Сапрыкин, 1996. С. 270; ср. Saprykin, Maslennikov, 1995. P. 267). Не следует забывать также, что перед прибытием царя на Боспор многие местные поселения пострадали от страшного землетрясения, о чем сообщают древние авторы (Dio Cass. XXXVII. 3, 3; Oros. VI. 5, 1). Все эти события, так сказать, были весьма «плотно спресованы» во времени, но современный уровень археологического знания пока не позволяет предложить столь дробную и «узкую» хронологическую атрибуцию всех памятников, выявить следы разрушений, которые можно было бы однозначно связать с одним из перечисленных выше событий. Надо надеяться, что это удастся сделать в будущем.

В отношении Мирмекия, правда, можно достаточно уверенно полагать, что он пострадал в результате действий понтийского царя против Махара. Небольшой монетный клад, обнаруженный на городище, содержал самые поздние монеты, которые относятся к 80—70-м гг. до н. э. (Белова, 1958. С. 343—344, №№ 222, 227). Были обнаружены также 6 монет южно-понтийского города Амиса (тоже, вероятно, клад), которые датируются 80-ми гг. (Харко, 1952. С. 361; Зограф, 1952. С. 378, №№ 2552—2557). Во второй половине I в. до н. э. центральная и восточная части Мирмекия уже превратились в руины (Гайдукевич, 1959а. С. 55; Пругло, 1966. С. 274). Одновременно с Мирмекием, скорее всего, пострадала и прекратила существование сельская усадьба, расположенная в его окрестностях (Гайдукевич, 1981. С. 58).

Признавая бесспорность фактов разрушений боспорских поселений, имевших место во время борьбы Митридата за восстановление своей власти в этом районе, необходимо, конечно, четко осознавать, что он прибыл сюда не только для того, чтобы покарать изменников, и даже прежде всего не для этого, — в первую очередь его захватывали идеи дальнейшей борьбы с Римом, а для этого было нужно не только карать, но и созидать. Положение великого царя, однако, становилось все более критическим, свою роль в этом, конечно, сыграла и плотная морская блокада Боспора, установленная Помпеем. В такой ситуации владыка Понта, уже практически потерявший свою державу, вынужден был вступить в переговоры с римским полководцем. Помпей по существу потребовал от Митридата капитуляции, а также его личной явки к римлянам. Царь на это пойти не мог, но, не отказавшись от дипломатических контактов, обещал послать к Помпею кого-нибудь из сыновей (App. Mithr. 107). Несмотря на тяжелейшие обстоятельства, этот мужественный человек, как писал древний историк Дион Кассий, по-прежнему считал, что для него нет ничего невозможного (Dio Cass. XXXVII. 11, 2). Митридат ускоренными темпами готовился к задуманному походу, «он спешно стал собирать войско из свободных и рабов, приготовил много оружия и копий и военных машин, не щадя ни лесу, ни рабочих быков для изготовления тетив (из их жил), и на всех наложил налоги, даже на крайне маломощных» (App. Mithr. 107; перев. С.П. Кондратьева).

Археологические материалы также позволяют считать, что Митридат стремился в кратчайшие сроки получить все необходимое для похода. На сельскохозяйственных территориях Боспора восстанавливались старые и строились новые поселения (Saprykin, Maslennikov, 1995. P. 269 ff.). Совершенствовались и оборонительные системы — в Пантикапее в первой половине I в. до н. э., вероятнее всего, в 60-х гг., были перестроены укрепления, в результате чего куртины получили более сложную планировку, удобную для установления метательных машин (рис. 66). Исследователь городища В.П. Толстиков связывает эту реконструкцию с деятельностью гарнизона Митридата (1984а. С. 45; 1985. С. 360; Tolstikov, 1997. P. 223).

Рис. 66. Акрополь Пантикапея. Куртина, предназначенная для установки катапульт (реконструкция В.П. Толстикова)

Приведенные выше факты военных приготовлений Митридата, будь то свидетельство Аппиана о почти поголовной мобилизации или данные археологии о строительстве укрепленных сельских поселений, позволяют сделать одно чрезвычайно важное заключение. Выше говорилось, что при Спартокидах роль народного ополчения в вооруженных силах государства постепенно уменьшалась, и к III в. до н. э., вероятнее всего, оно практически перестало существовать. Владыки Боспора, в основном, стали полагаться на контингенты наемников (греческих, фракийских, кельтских и пр.), а также на военные формирования союзных варварских племен. При Митридате боспорское ополчение, скорее всего, было воссоздано, при этом воссоздано на совсем иной основе, нежели гражданское ополчение греческих полисов более раннего времени. Эта принципиальная перемена, как покажет дальнейшее повествование, повлияла на военное дело Боспора нескольких последующих веков.

Все эти чрезвычайные меры, усугубленные злоупотреблениями царской администрации (App. Mithr. 107), а также римской блокадой, вызвали огромное недовольство боспорян. Между тем для планируемого похода стали собираться необходимые силы — 60 отборных отрядов по 600 человек в каждом и много другого войска. Часть этого войска была послана из Пантикапея в Фанагорию, чтобы еще больше укрепить контроль над проливом (App. Mithr. 108). Положение на Боспоре, однако, стало не просто критическим, а взрывоопасным. Любопытно, что именно в Фанагории, куда был направлен царский отряд, и вспыхнуло антимитридатовское восстание, к которому призвал горожан фанагориец Кастор. Повстанцы обложили дровами ту часть города, где находились сыновья и дочери Митридата, и подожгли его. Почти все царские дети сдались в плен, лишь царевна Клеопатра оказала сопротивление, и отец сумел спасти ее на специально посланном корабле (App. Mithr. 108).

После этих событий от Митридата отложились Херсонес, Феодосия, Нимфей и все другие города по берегу Понта. Только в такой ситуации великий царь решил обратиться к скифам, прося их как можно скорей прибыть к нему с войском. Тогда к скифским владыкам были посланы дочери Митридата, но отряд, который сопровождал девушек, взбунтовался, и они оказались в руках Помпея (App. Mithr. 108; ср.: Dio Cass. XXXVII. 11, 4). Уже потеряв все царство и не рассчитывая больше на поддержку скифов, Митридат все еще надеялся на продолжение борьбы с Римом, он считал возможным совершить поход в Италию при поддержке кельтов, с которыми давно заключил союз и поддерживал дружбу. Но и царское войско в это время заколебалось, стало волноваться вследствие, главным образом, грандиозности запланированной военной акции (App. Mithr. 109).

Митридату изменил даже сын Фарнак, которого отец высоко ценил и считал своим преемником. Судьба распорядилась так, что любимый сын встал во главе заговора, который, правда, был раскрыт (App. Mithr. 110; Dio Cass. XXXVII. 12, 2; Oros. VI. 5, 4), но это не спасло царя, а лишь подтолкнуло Фарнака к более активным действиям. Он, прежде всего, явился в лагерь к римским перебежчикам и склонил их к выступлению против Митридата, поскольку тем возвращение на родину в рядах вражеской армии было неприемлемо. После этого царевич разослал своих сторонников по другим расположенным поблизости лагерным стоянкам, договорившись о совместных действиях. Утром следующего дня в соответствии с договоренностью перебежчики первыми бросили военный клич, его поддержали воины, стоявшие недалеко от них, а также флот. Другие же присоединились к нему «скорее из страха, чем по доброй воле» (App. Mithr. 110; перев. С.П. Кондратьева).

Не сумев договориться с Фарнаком, Митридат осознал крушение всех своих надежд и опасался, что мятежники выдадут его в руки римлян. Такой исход для великого врага Рима был абсолютно неприемлем, по этой причине он решился на самоубийство. История его неудачного отравления уже давно стала хрестоматийно известной, все древние авторы излагают ее приблизительно одинаково (см.: App. Mithr. III; Dio Cass. XXXVII. 13, 1—2; Oros. VI. 5, 5—6).

Митридат решил уйти из жизни, приняв яд, который он всегда носил с собой в рукояти меча. Две его дочери пожелали разделить судьбу отца, они тоже приняли яд и тотчас умерли. На Митридата смертельное зелье не подействовало «вследствие привычки и постоянного употребления противоядий, которыми он всегда пользовался как защитой от отравления» (App. Mithr. III; перев. С.П. Кондратьева). Как видим, в конце жизни судьба сыграла с этим восточным владыкой жестокую шутку, — по существу, по своей собственной вине царь был лишен права на легкую смерть.

Завершение этой трагедии описывается по-разному: Дион Кассий писал, что Митридата убили мечами воины, которых царь раньше послал к Фарнаку (XXXVII. 13, 3), Павел Оросий считал, что это сделал солдат-галл (VI. 5, 6), а другие древние историки отмечают, что царя убил начальник галлов Битоит (App. Mithr. 111; Liv. Per. 102). Несмотря на несхожесть описаний, можно предположить, что они совсем не противоречат друг другу, а просто описывают событие с некоторыми расхождениями. Очень может быть, что пришедший в отчаяние царь по его просьбе был убит Битоитом, предводителем отряда галатов, который ранее был послан для переговоров к Фарнаку и, соответственно, принес Митридату роковое для него известие.

Археологические материалы, относящиеся ко времени владычества Митридата над Боспором, позволяют лучше понять историческую ситуацию, поскольку, как неоднократно говорилось выше, несут информацию о многочисленных разрушениях на боспорских поселениях, фортификационном строительстве и т. д. Любопытно, но погребальным памятникам этого времени в научной литературе уделено очень мало внимания. Сложилась ситуация, которую вполне можно назвать парадоксальной, — истории Митридата VI Евпатора посвящены монографии, в них собраны все сведения письменной традиции и данные археологии о войнах с Римом, но при этом не выделено ни единого погребального комплекса на Боспоре, который можно было бы назвать погребением воина митридатовской армии. Такие комплексы однако есть, и они давно известны.

Среди них в первую очередь следует выделить так называемый Ахтанизовский клад (ОАК. 1900. С. 104 сл.; Спицын, 1909. С. 19 сл.). Он был обнаружен на Таманском полуострове в 1900 г. при случайных обстоятельствах, и часть инвентаря была расхищена. Из предметов этого клада можно выделить бронзовый кованый шлем (рис. 67, 2), набор серебряных блях с изображением головы горгоны Медузы, украшавших конскую сбрую (рис. 67, 1), три шейные гривны, серебряные и стеклянные сосуды, золотую застежку с хрустальной пронизью в центре, золотые фибулы с резными сердоликами, 27 тисненых золотых нашивных бляшек и пр. Датировка клада вызывает немалые трудности, поскольку входящие в него вещи были изготовлены в различное время; тем не менее, есть основания согласиться с М.И. Максимовой и датировать комплекс концом II в. до н. э. (Максимова, 1969. С. 58; ср.: Засецкая, Марченко, 1995. С. 99). Показательно, что среди золотых нашивных бляшек 5 экземпляров имеют изображение восьмиконечной лучевой розетки и 3 — полумесяца (рис. 67, 3, 4), их вполне можно включать в совокупность официальных символов державы Митридата Евпатора, на что обратил внимание еще М.И. Ростовцев (1925. С. 557).

Другое подобное погребение было открыто в кургане около станицы Старо-Титоровской намного раньше Ахтанизовского клада в 1845 г. (см.: Карейша, 1846. С. 305—306; ДБК. С. LVI сл.). Здесь были обнаружены шлем, меч, кинжал, бронзовые сосуды, стеклянный сосуд, два серебряных фалара, застежка с резным камнем и пр. Хронологическая атрибуция этого комплекса тоже не вполне ясна, но его датировка в пределах I в. до н. э. вполне приемлема (Засецкая, Марченко, 1995. С. 96).

Рис. 67. Находки из Ахтанизовского клада. — серебряная бляха конской сбруи (фалар); 2 — бронзовый шлем; 3, 4 — золотые нашивные бляшки (1 — по В.И. Мордвинцевой)

Есть основания полагать, что у Ахтанизовского лимана и под Старо-Титоровской были погребены воины, которые сражались в составе войск Митридата Евпатора и получили от царя богатые дары. Некоторые ученые признают, что царскими дарами являлись серебряные фалары, застежки-медальоны и дорогие стеклянные сосуды (Щукин, 1994. С. 151; Марченко, 1996. С. 128; ср.: Simonenko, 1994. P. 119). В обоих случаях этот набор присутствует. Хронологический разрыв между двумя памятниками позволяет предполагать, что Ахтанизовка, вероятней всего, относится к начальному периоду владычества Митридата над Боспором, а Старо-Титоровка — к его завершению. Расположение обоих памятников на азиатской стороне Боспора, на наш взгляд, совсем не случайно, поскольку, как неоднократно говорилось выше, с варварскими племенами этого района Митридат наладил самые тесные связи.

Оценивая митридатовский этап в истории Боспора и всего Северного Причерноморья, вряд ли стоит задаваться вопросом, а мог ли владыка Понта победить в борьбе с могучим противником, и, соответственно, могла ли история пойти совсем иным путем? В подобного рода рассуждениях, конечно, нет особого смысла. Другое дело — вопрос о причинах поражения Митридата, тесным образом связанный с серией других. Среди них вычленим некоторые: сумел ли Митридат Евпатор сплотить все античные центры и все варварские племена для грандиозной борьбы с Римом, а значит, удалось ли ему обеспечить себе надежный источник пополнения войск за счет местных контингентов? Иными словами, сказалось ли на трагическом для Митридата завершении этой борьбы положение в Северном Причерноморье?

Ответ на эти вопросы не прост, да и вообще при современном состоянии разработанности источников вряд ли может быть однозначным. Сразу можно признать, что указания на то, что «мощь римской армии была неизмеримо выше» (Молев, 1995. С. 142), «перспективы римской политики Митридата были совершенно ошибочными» (Бенгтсон, 1982. С. 321) и т. п. сами по себе, разумеется верные, не позволяют раскрыть всей сложности проблемы. Совсем неудачными представляются объяснения, в которых следствия выдаются за причины, что, к примеру, продемонстрировал Н.И. Новосадский, писавший, что «ближайшими причинами гибели Митридата были восстания в его собственном царстве, измена войска и глубочайший разлад в его семье» (Новосадский, 1928. С. 353—354).

Более прав, на наш взгляд, был Д.П. Каллистов, который отмечал, что выступление Митридата в Северном Причерноморье совпало с периодом острого кризиса. В такой обстановке Понтийский царь начал свою борьбу с войны против варваров, а закончил политикой союзов с варварскими династами, вербовкой в армию рабов и пиратов (Каллистов, 1938. С. 281). Причиной поражений Митридата, по мнению исследователя, было не сомнительное военное превосходство римлян, а внутренний крах митридатовской политики, попытка найти опору в двух враждующих силах (греческие города и варварские племена) окончилась полной неудачей. Однако заслуга Митридата заключается в том, что на заключительном этапе борьбы он повернул политику от вступивших в кризис эллинов в сторону варваров, то есть тех, «за кем было историческое будущее» (Каллистов, 1938. С. 285).

Оставим без комментариев радикализм выражений, характерный для советской науки того времени, но даже тогда с Д.П. Каллистовым можно поспорить. В первую очередь, трудно с ним согласиться, что античное общество к рубежу эпох уже находилось на нисходящей линии развития. Трагизм положения эллинов Северного Причерноморья заключался не в этом, а в том, что они попытались спастись от варваров, защитить свою самобытность и право на самостоятельное развитие под властью азиатской державы. Владыка этой державы использовал «панэллинскую» риторику, на словах выступал покровителем свободы греков, а на деле был готов пожертвовать и действительно жертвовал всем ради борьбы с Римом (ср.: Шелов, 1986. С. 41). В таком случае выступление греков против царя Понта на заключительном этапе Митридатовых войн стало вполне закономерным итогом его политики.

Таким образом, одной из важных причин поражения Митридата, на наш взгляд, стало то, что он не сумел создать в Северном Причерноморье прочную базу для столь грандиозного противостояния. Точнее, «единый греко-варварский блок» был создан, но он оказался непрочным, просуществовавшим лишь до первых поражений понтийского царя. В ситуации начавшихся разочарований политикой Митридата все острее стали проявляться противоречия между греками и варварами Северного Причерноморья, а также и противоречия внутри мира варваров, отдельных племен или их группировок. Эти противоречия, очевидно, удалось лишь временно сгладить, но отнюдь не ликвидировать. В общем, представляется возможным признать, что даже выдающейся личности Митридата Евпатора не удалось консолидировать нестабильный мир варваров Северного Причерноморья. Ход войн с Римом, как и развитие межплеменных отношений, постоянно подтачивали основы этого непрочного союза, который стал быстро давать трещины в весьма существенных его составляющих, прежде всего, в Крымской Скифии. При таком положении, как представляется, Митридату было трудно надеяться на успех в борьбе с Римом. Победа над Малой Скифией, как видим, не обеспечила победы над Великим Римом. Сокрушив Митридата, римляне приняли от него эстафету покровительства причерноморским грекам и, как правильно считали Я.В. Доманский и Э.Д. Фролов, справились с этой непростой задачей и успешней, и продуктивней (Доманский, Фролов, 1995. С. 94).