1.1. Командный состав и комплектование армии

Несомненно, главой боспорской армии, как и в предшествующий период, считался сам царь, и она была для него главным инструментом поддержания власти (Блаватская, 1965. С. 30 сл.). Следует предполагать также сочетание ряда административных должностей в системе управления отдельными областями царства с широкими военными полномочиями. В данном аспекте на первое место среди них можно поставить должность, именовавшуюся ‛о 'επί της βασιλείας¹ (КБН, № 36, 58, 628, 1051, 1134, 1249). Лица, занимавшие ее, вероятно, контролировали царские войска в пределах столицы и прилегающей к ней области (Сидоренко, 2001. С. 137—138)². Во всяком случае, в списке членов привилегированного фиаса судовладельцев-навклеров из Горгиппии конца II — начала III в. сначала упоминается ‛о 'επί της βασιλείας Афинодор, сын Селевка,³ а затем уже наместник самого города (КБН, № 1134). К кругу подобных должностей, связанных со своего рода военно-административными округами, относятся также следующие: «наместник Феодосии» (КБН, № 36, 64, ИЗО; Петрова, 2002. С. 39), «начальник острова»⁴ (КБН, № 40, 697, 982, 1000), «начальник аспургиан»⁵ (КБН, № 36, 1246, 1248), «пресбевт» Танаиса (КБН, № 847, 1239, 1241, 1243, 1245, 1246, 1248-1250, 1252), очевидно, в значении, близком римскому «легату» времен Империи, то есть самостоятельный наместник или военачальник. По-видимому, окончательно эта административно-территориальная система оформилась в период правления царя Аспурга (Сапрыкин, 2002а. С. 214) или Савромата I (Ростовцев, 1990. С. 176). Отметим, что и ранее, при Спартокидах, управление какой-либо областью сочеталось на Боспоре с контролем над размещенными в ее пределах войсками. Приведем соответствующую цитату из обращения молодого боспорца, сына Сопея, к афинским судьям в переводе Н.Н. Залесского: «Отец мой... настолько близко стоит к Сатиру, что управляет у него обширной областью и имеет попечение о всей его вооруженной силе» (Isocr. Trapez., 3). Близкий перевод этого места у Исократа давала ранее К.М. Колобова: «правит большой частью царской территории и (вместе с тем) управляет всем его войском» (Колобова, 1953. С. 59).

Командная структура армии включала и отдельные должности, традиционные для эллинистических армий (Масленников, 1990. С. 144). Так хилиархом (КБН, № 36, 53, 58, 984, 1049) мог именоваться крупный военный чин из ближайшего окружения царя или командир наемной царской гвардии, несшей постоянную военную службу при дворе (Brandis, 1899. Sp. 2276; Ростовцев, 1990. С. 178). Скорее всего, начальниками значительных воинских соединений были упоминающиеся в надписях стратеги (КБН. № 1134, 1141, 1179, 1237, 1256; Болтунова, 1986. С. 46). Значимость этой должности на Боспоре подтверждается выделением в пантикапейском некрополе I в. н. э. специального участка, вероятно, обнесенного оградой с воротами и обозначенного одним словом στρατηγών (КБН. № 827; Латышев, 1902. С. 33. № 1; Блаватский, 1954. С. 148). Кроме того, две посвятительные надписи, относящиеся ко времени правления царей Асандра и Котиса II, поставлены от имени лиц, занимавших должность наварха — командующего флотом (КБН. № 30, 33).

Все перечисленные должности относятся к сфере высшего командования, точную картину иерархии которого трудно представить. Нельзя до конца исключить и возможность того, что титул стратега могли носить также и крупные чиновники, занятые в гражданской сфере (Алексеева, 1988, с. 75; Mielczarek, 1999. P. 83). Во всяком случае, круг людей такого рода, занимавших высшие придворные и военные посты, был не так уж велик. Известны и менее значимые должности, например, в одной из пантикапейских надписей упоминается спирарх Гаттиан (КБН, № 263). Этот термин, видимо, обозначал командира боспорского пехотного отряда в 600 воинов, примерно равного по численности римской когорте (Ростовцев, 1900. С. 145; Блаватский, 1954. С. 148). Примечательно, что отборную часть войска Митридата VI Евпатора, собранного им на Боспоре в 63 г. до н. э. для новой войны с Римом, составляли шестьдесят отрядов по 600 человек в каждом (App. Mithr., 108). Возможно, именно с этого времени спира,⁶ созданная по образцу когорты римскими перебежчиками, стала основной тактической единицей регулярных частей боспорской армии (Блаватский, 1954. С. 145; Масленников, 1990. С. 144; Крыкин, 1993. С. 238), которые, как можно предполагать, дублировали соответствующую римскую организационную структуру (Зубарь, 1998. С. 84).

Рис. 68. Боспорское царство в римский период

Наконец, существовала и должность лохага (КБН, № 36, 1000, 1051, 1136, 1179, 1231, 1251а), функции которого до конца неясны (Mielczarek, 1999. P. 85). М.И. Ростовцев считал, что так именовали ближайших помощников хилиарха и стратега (Ростовцев, 1990. С. 179). Видимо, в составе армии лохаги были командирами отдельных отрядов, подчинявшихся непосредственно стратегам без каких-либо промежуточных инстанций (Lammert, 1926. Sp. 945). Скорее всего, такие отряды не имели постоянной численности: все зависело от количества воинов, набиравшихся по территориально-административному принципу (Нефёдкин, 1998. С. 24—31).

Как именно формировалась боспорская армия в рассматриваемый период, мы можем только догадываться, и эта недостаточно изученная проблема требует дополнительного осмысления. В свое время В.Д. Блаватский предположил, что, как и в сарматском обществе, все свободное мужское население Боспорского царства было связано с военной службой (Блаватский, 1954. С. 141—142). Существование здесь всеобщей воинской повинности считает возможным и М. Мельчарек, привлекая для сравнения имеющиеся сведения о практике формирования военных отрядов у сарматов (Mielczarek, 1999. P. 82—83). Но насколько обоснована эта гипотеза? Вряд ли она оправданна, ведь Боспорское государство и соседние сарматские племена находились на разных стадиях общественного развития. Более логичным представляется в данном отношении сравнение с Понтийским царством, государственные институты которого получили на территории Боспора дальнейшее развитие. Можно утверждать только одно: по крайней мере, часть населения царства была связана с его военной организацией, и вооружение воина в основном зависело от уровня его благосостояния.

Несомненно, определенную долю боспорского войска составляли воины-профессионалы, получавшие жалованье как в период военных действий, так и в мирное время. Использование постоянных воинских частей давало неоспоримое преимущество, поскольку они являлись более надежной опорой для трона, чем временно мобилизованные войска. Частью это были наемники иноземного происхождения, что было обычной практикой вассальных по отношению к Риму правителей⁷. Так, на погребении иудейского царя Ирода Великого в траурном шествии «сперва шли копьеносцы, затем отряды фракийцев, германцев и галлов», а затем уже все остальное войско (Ios. Fl. Ant. Jud. XVII. 8, 3). Представляется вероятным, что в этот период и на Боспоре этнический состав наемников был примерно таким же, конечно, при некоторой доле выходцев из соседних варварских, прежде всего сарматских племен. У Аппиана в описании событий, связанных со смертью Митридата VI Евпатора в 63 г. до н. э., упоминается начальник галлов Битоит (App. Mithr. 111). Вряд ли его отряд был распущен, когда на трон взошел новый царь. Изготовленные в пантикапейских мастерских терракоты конца II в. до н. э. — I в. н. э., воспроизводят образы воина-галата или воина в варварском одеянии со своего рода этнической эмблемой — большим овальным щитом — тюреосом (Пругло, 1966. С. 205. Рис. 1). Для него характерны такие особенности, как вытянутый умбон с рельефным ребром по длинной оси и валик по краю (Пругло, 1966. Рис. 2; Connolly, 1981. P. 118—119). Это предполагает довольно хорошее знакомство жителей боспорских городов с их владельцами. М.Ю. Трейстер связывает с присутствием галатов в Пантикапее найденную там серию фибул периода среднего латена (Treister, 1993. Р 793).

Как свидетельство наличия в столице отряда фракийских наемников можно рассматривать грекоязычную эпитафию Диза, сына Бифия (II в. н. э.), где сказано, что он был κεντυρίων ‛о καί πρίνκιψ фракийской спиры (КБН. № 666). В свое время это считалось свидетельством временного пребывания римских войск на Боспоре и, в частности I, V или VI Фракийской когорты (Cichorius, 1901. Sp. 277; Гайдукевич, 1949. С. 334; Герасимова, 1970. С. 25; Цветаева, 1979. С. 39), хотя еще М.И. Ростовцев высказался в пользу местного происхождения этого подразделения (Ростовцев, 1911. С. 39). Сейчас многие исследователи склоняются к мнению, что это именно боспорское воинское формирование, ведь, судя по имени и совместному погребению с женой Еленой, Диз не имел римского гражданства и прожил на Боспоре довольно длительное время (Крыкин, 1993. С. 239; Зубарь, 1998. С. 84—85; Сапрыкин, 2001. С. 191). Дополнительным указанием на принадлежность фракийской спиры к боспорской армии служит упоминание о командовании ею в одной из пантикапейских надписей этапов воинской карьеры чествуемого лица, входившего в ближайшее окружение царя Савромата I (Vinogradov, 1994. Р 74; Виноградов, Шестаков, 2005. С. 42—44; Сапрыкин, 2005. С. 45 сл.).

Должность, указанная в эпитафии, переводилась составителями КБН как «центурион и начальник отряда фракийцев», но тогда непонятно, почему Диза не называют просто спирархом, да и скромный характер известнякового надгробия не убеждает в том, что это был военачальник достаточно высокого ранга. Не исключено, что κεντυρίων ‛о καί πρίνκιψ — это просто греческая «калька» с латинского centurio princeps. В римских вспомогательных войсках так именовали старшего центуриона когорты (Ле Боэк, 2001. С. 64). В III—IV вв., судя по ряду пантикапейских надписей, название этой должности используется в сокращенном варианте: πρίνκιψ (КБН. № 35, 744, 811).

Рис. 69. Боспорское царство и восточная часть Римской империи в I—III вв.

Вполне вероятно, что представители династии Тибериев-Юлиев, не менее чем в свое время Митридат VI Евпатор и Фарнак, использовавшие римских перебежчиков (App. Mithr. 110), нуждались в хороших военных специалистах и привлекали на службу бывших офицеров римской армии (ср.: Gracey, 1986. P. 314). К числу таковых можно отнести Марка Ульпия Прима, поставившего в 97 г. статую «своего благодетеля» царя Савромата I (КБН. № 43). Носитель имени Прим, популярного среди римских военных, перегринов и отпущенников и крайне редкого для Боспора, вряд ли был местным уроженцем. Поскольку он получил praenomen и nomen Траяна, когда тот еще был наместником в Германии (Дьячков, 1993. С. 246), можно полагать, что этот ветеран, выйдя в отставку, предпочел службу боспорскому царю скучной жизни в провинциальном городе. Спустя полтора столетия на Боспоре появляется римский всадник, «известный августам» Аврелий Родон, сын Лоллея, чья статуя была воздвигнута в Пантикапее в 249 г. (КБН. № 58). Наделенный высшими военными полномочиями он занимает должности ‛о ’επί της βασιλείας и хилиарха.

Общую численность наемников контингента в составе боспорского войска определить невозможно. В конечном итоге она регулировалось объемом отпускавшихся на их содержание денежных средств. Впрочем, финансовые возможности Боспора, даже в лучшие времена, в период его первого расцвета в IV в. до н. э., не простирались далее содержания 4 тыс. наемных воинов (Diod., XX, 22; Блаватский, 1953. С. 202 сл.). Условно такую цифру можно принять за основу и для римского времени. С этим вполне сопоставимо количество воинских сил, выделенных для поддержания порядка на северном побережье Понта при императоре Нероне, — 3 тыс. солдат (Jos. Fl. Bell. Jud. II. 16, 3).

Отборная часть боспорских воинов, судя по всему, несла постоянную военную службу при дворе, находясь в личном распоряжении царя. В случае военных действий это элитное подразделение, по-видимому, выступало как конный корпус типа «агемы», отряда конницы численностью в тысячу человек, в войске Селевкидов (Secunda, 1994. P. 22). Когда Фарнак потерпел поражение от Юлия Цезаря в битве при Зеле, он прибыл в Синопу, а затем возвратился на Боспор (App. Mithr. 120) с тысячью всадников, которые, судя по их недовольству приказом убить коней перед посадкой на корабли, были набраны среди кочевников⁸. Видимо, со времени правления Аспурга на особом положении в составе царской гвардии находились представители родственных правящей династии аспургиан (Ростовцев, 1990. С. 179; Горончаровский, 2000а. С. 57; его же, 20006. С. 234).

Часть постоянного войска была рассеяна по гарнизонам городов и, вероятно, подчинялась наместникам соответствующих военно-административных округов. В случае развертывания масштабных военных действий в состав вооруженных сил Боспора могли включаться военные поселенцы, набиравшиеся среди сельского населения или соседних варварских племен. В таком случае их размещали в заново отстроенных или возведенных от основания крепостях и предоставляли прилегающие земельные угодья, размежеванные на отдельные участки. Подобная практика широко применялась в эллинистических государствах, обеспечивая им внушительный военный потенциал, и часто сопровождалась отменой на определенный период налогов с урожая и плодов земли (ср., напр.: Ios. Fl. Ant. Jud., XVII. 2, 1). Возможно, поселенцы получали также оружие и прочее военное снаряжение. В свою очередь они были обязаны нести сторожевую службу, держать под контролем дороги, участвовать в подавлении внутренних волнений или отражении нападений извне. Постоянных расходов из казны такие воинские подразделения не требовали. Конечно, в случае войны они могли получать подарки и, наверняка, имели долю в добыче. Успешное завершение боевых действий также, видимо, отмечалось денежными раздачами. Таким образом, военные поселения, созданные в приграничных районах на направлениях возможных вражеских вторжений, избавляли боспорских царей от необходимости содержать здесь большую армию прикрытия.

Вторая, более многочисленная часть резерва, — это конное и пешее ополчение жителей боспорских городов (Масленников, 1990. С. 42). Возросшая роль их в обороне государства, очевидно, была обусловлена усилением при Митридате VI Евпаторе элементов городского самоуправления, которые впоследствии поддерживались Римом в противовес власти боспорских царей (Ростовцев, 1990. С. 182; Сапрыкин, 2002. С. 158 сл.; 2002а. С. 220). В этом отношении чрезвычайно интересен фанагорийский декрет 88—87 гг. до н. э. о предоставлении гражданства иноземным наемникам «за то, что они достаточно продолжительное время несли службу вместе с нами». Привилегии даются им «на том условии, чтобы они не платили ни причитающиеся общественные сборы, ни плату за квартирование, ни дополнительную плату, будучи свободными от всех чрезвычайных взносов и от любого рода повинностей, кроме всеобщего набора в войско...» (Виноградов, 1991. С. 16). В любом случае боспорским царям в целях стабильности центральной власти, очевидно, приходилось считаться с позицией городов и их правами (Сапрыкин, 2002. С. 159 сл.),⁹ если они хотели обеспечить их содействие в деле обороны границ (Ростовцев, 1990. С. 182). М.И. Ростовцев считал, что в этот период обязательная военная служба была главной обязанностью граждан боспорских городов, на которой покоилось само существование государства (Ростовцев, 1989. С. 197).

Впрочем, относительно гражданских общин на Боспоре первых веков н. э. есть различные точки зрения. Достаточно осторожно по данной проблеме высказался В.Ф. Гайдукевич, который полагал, что «в государственно-политическом строе Боспора уже нет ничего, что могло хотя бы отдаленно напомнить рабовладельческий демократический полис», за исключением Фанагории, в эпиграфике которой вплоть до II в. встречается формула «совет и народ» (Гайдукевич, 1949. С. 340—341). Вряд ли можно однозначно утверждать, что в это время полисные институты власти «либо играли незначительную роль, либо их не было вовсе» (Скржинская, 2003. С. 91). Видимо, для первых веков н. э. можно говорить о сохранении остатков городского самоуправления, помимо Фанагории, в Пантикапее, Горгиппии и Танаисе (Колобова, 1953. С. 53—55, 65; 1958. С. 195 сл.; Кругликова, 1966. С. 29—31). К этому списку, очевидно, следует присоединить и Феодосию, с учетом ее особого статуса, зафиксированного в посвятительных надписях с титулатурой царя Аспурга (КБН. № 39, 40). Данное обстоятельство, конечно, не исключает одновременного жесткого контроля со стороны представителей государственной администрации (комм, к КБН. № 1000).

Население более мелких боспорских городов, не имевших полисных традиций, по-видимому, также в какой-то степени было связано с военной организацией царства, выделяя по требованию центральной власти небольшие воинские контингенты. Практика всеобщего набора в войско объясняет обилие изображений воинов на местных надгробиях и сравнительное изобилие мужских захоронений с оружием в городских некрополях, когда «каноническим делается присутствие в погребениях меча и кинжала» (Ростовцев, 1925. С. 235). Из ряда эпитафий становится ясно, что военная служба вовсе не была основной профессией погребенных. Наиболее характерным примером в данном отношении является найденное в Керчи надгробие I в. н. э., воздвигнутое на могиле Стратоника, сына Зенона (рис. 70). На верхнем рельефе надгробия Стратоник изображен в длинном гиматии, со свитком в руке, на нижнем — он же выступает в виде конного воина (Гайдукевич, 1949. С. 385 сл. Рис. 64). На правом боку всадника лук «гуннского» типа и колчан для стрел, на правом бедре — кинжал с кольцевидным навершием. В надписи под рельефом говорится: «Храня и мудрость, и дивный характер, погиб ты, Стратоник, оставив слезы печальному отцу. Божественный друг, причисленный к прежним великим людям, будущие века узнают из книг твою прелестную мудрость» (КБН, № 145). Таким образом, Стратоник, писатель, а может быть и философ, тем не менее, нес военную службу, когда его, вероятно, и настигла смерть.

При всей условности подсчетов общая численность свободного населения боспорских городов должна была составлять около 90—100 тыс. человек (ср.: Крижицький, Щеглов, 1991. С. 46—56), и, в случае необходимости, они могли выставить не менее 15—16 тыс. воинов. Для командования ими существовали определенные военные должности. Так, для Танаиса мы знаем о существовании стратега граждан и лохага танаитов (Латышев, 1909. С. 126; КБН, № 1237,1251,1256). В одной из пантикапейских надписей засвидетельствована должность политарха, военный аспект которой определенно вытекает из найденной в Фанагории эпитафии 179 г. на стеле Агафа, сына прежнего начальника острова Сакла. Она характеризует его как «хорошо управлявшего в прошлые времена канцелярией, а затем ставшего доблестным политархом и превосходным лохагом вследствие своего исключительного благомыслия по отношению к владыкам-царям» (КБН, № 1000). Последнее наводит на мысль, что подобные должности были не выборными, а замещались по решению царя или по согласованию с ним.

Рис. 70. Надгробие Стратоника, сына Зенона. Пантикапей. I в.

Таким образом, можно полагать, что и преемники Митридата VI, и представители династии Тибериев-Юлиев терпимо относились к наличию оружия и традиций военной подготовки у жителей боспорских городов, чтобы в случае необходимости использовать их в собственных интересах, как резервную воинскую силу. В условиях мирной жизни годные к воинской службе боспорцы могли быть организованы в рамках тех фиасов, которые существовали под покровительством вельмож царского двора и, возможно, носили сакрально-военный характер (Ростовцев, 1989. С. 194; Сапрыкин С.Ю., Масленников А.А., 1999. С. 198—199)¹⁰. В отстаивании данной точки зрения, распространяя ее на все фиасы, наиболее последовательным был М.И. Ростовцев: «Мы имеем дело с планомерной организацией, целью которой было объединить способное носить оружие население городов в государственные коллегии военно-религиозного характера. Этим преследовалась задача создать сплоченные кадры защитников государства против надвигающейся опасности поглощения варварскими элементами. Одновременно в этих организациях юношество подготавливалось к будущей военной и административной карьере» (Ростовцев, 1989. С. 201). Создание их в тесной связи с военной организацией государства он приписывал Савромату I, когда на Боспоре сложилась «благоприятная почва для сплочения эллинизированных элементов около талантливого царя» и отражения грозившей со всех сторон смертельной опасности (Ростовцев, 1989а. С. 124). Конечно, эта гипотеза выглядит чрезвычайно привлекательной, но фиасы и синоды в Боспорском царстве нельзя оценивать однозначно¹¹. Во всяком случае, они отличаются от аналогичных объединений греческих городов в составе Римской империи тем, что в них входили только мужчины¹².

В ряде случаев боспорские цари могли привлекать и военные силы подчиненных Боспору племен — синдов, меотов, дандариев, тарпетов, торетов, псессов и танаитов. Для некоторых из них, например, синдов можно предположить прямое управление царя через своих наместников, для других — сохранение племенных вождей. Такие вожди могли инкорпорироваться в военную иерархию царства, оставаясь во внутренней политике достаточно независимыми от центра. Автономность племен основывалась на их экономической самостоятельности и всеобщем вооружении, ограничивавшем давление сверху (ср.: Крадин, 2001. С. 25). Соответственно, сохранялась возможность восстания с целью свержения надплеменной власти. Недаром Страбон, говоря о подвластных Боспору племенах, отмечал: «...иногда то те, то другие поднимали восстание против своих властителей» (Strab. XI. 2, 11). Далее упоминается о захвате Фарнаком страны дандариев, которые в дальнейшем, видимо, добились определенной независимости, поскольку их нет в перечне племен, подвластных царю Аспургу, приведенном в посвятительной надписи 23 г. н. э. (КБН, № 39), а в 40-е гг. I в. они имели собственного царя (Tac. Ann. XII. 15). В любом случае, племена, включенные в состав Боспорского государства, очевидно, должны были выставлять воинские контингенты по первому требованию. При аналогичной ситуации в царстве Селевкидов туземные войска составляли около половины численности всей армии (Secunda, 1994. P. 12).

Возможно, для этнических общностей жестко инкорпорированных в структуру Боспорского царства, отчасти использовалась уже упомянутая командная структура. В частности, из эпитафии на стеле с изображением всадника, поражающего пешего врага, найденной на предназначенном для погребений стратегов участке пантикапейского некрополя, нам известен стратег тикандитов Дама, сын Гая (КБН. № 382). Правда, этот этноним более нигде не встречается. Г. Кизерицкий воспринимал это как ошибку резчика и предлагал читать «ликандитов» от Lykandos — названия области в Малой Азии (K-W, S. 107). Данное предположение, впрочем, не объясняет, как этот стратег мог оказаться столь далеко от своей родины, разве что в роли командира наемников.

Кроме того, мы знаем примеры выступления на стороне Боспора военных сил соседних племен. Так, по сообщению Страбона, в период правления на Боспоре Фарнака, царь сираков Абеак выставил 20 тысяч всадников (Strab. XI, 5, 8)¹³. Указанная в том же пассаже Страбона численность войска, предоставленного аорсами, — 200 тысяч всадников неоправданно завышена и может служить лишь относительным показателем больших потенциальных возможностей этого племени в военном отношении. Кстати, цифра в 20 тысяч воинов от племени фигурирует и у Лукиана, где в военных действиях, предпринятых боспорским царем, принимают участие всенародное ополчение греков и призванные на помощь аланы и савроматы (Luc. Tox. 54). Такие союзы, например, совместные военные действия Котиса I и царя аорсов Евнона в 49 г. н. э., безусловно, носили достаточно временный характер. Они могли достигаться либо посредством богатых даров, манипулируя которыми вожди укрепляли свой престиж и политическое влияние, либо путем дипломатических браков.

Такая система военной организации царства оказалась удивительно жизнестойкой даже в смутные для Римской империи годы, когда Боспор был предоставлен сам себе. Все же она не была рассчитана на отражение значительных воинских масс противника, что показали события времени готских походов третьей четверти III в. н. э.

Примечания

1. Впервые такую мысль высказал М.И. Ростовцев, полагая, что лица, занимавшие эту должность, были агентами римских императоров при боспорском дворе и автоматически получали римское гражданство. Соответственно, в их компетенцию входила территория всего царства, и они играли видную роль в военной истории Боспора (Ростовцев, 1990. С. 176—178).

2. Из других мнений на этот счет отметим следующие: наместник европейской части царства (Латышев, 1909. С. 125); правитель царской резиденции (Жебелев, 1953. С. 210); ближайший помощник царя (Гайдукевич, 1955. С. 141); управляющий царским имуществом (Болтунова, 1958. С. 116); управляющий царскими земельными владениями на европейском и азиатском Боспоре (Болтунова, 1958. С. 113—116; 1968. С. 75; Сапрыкин, 2002а. С. 213); доверенное лицо царя для выполнения особо важных царских поручений в различных областях царства (см. комм, к КБН, № 1120).

3. В имени этого человека отсутствуют какие-либо указания на римское гражданство, как и в случае с занимавшим ту же должность Менестратом, сыном Госемфлия (КБН. № 36), что не позволяет принять вышеупомянутую гипотезу М.И. Ростовцева.

4. Эта должность скорее всего обозначала начальника крепостей Фонталовского полуострова, в древности действительно бывшего островом (Сокольский, 1976. С. 107—108; Толстиков, 1992. С. 53; Сапрыкин, 2002а. С. 213).

5. Область их расселения охватывала земли приблизительно от Таманского полуострова до района современного Новороссийска.

6. Сам греческий термин «спира» (или синтагма) впервые используется применительно к армиям преемников Александра Македонского для обозначения воинского подразделения численностью 256 человек. У Полибия этот термин нередко используется для обозначения римского манипула, самой мелкой тактической единицы легиона, насчитывавшей 140 человек (см. Connolly, 1981. P. 69, 77). В дальнейшем он нередко применяется для обозначения когорты. Митридат впервые пытался использовать сокрушительную тактику римлян в 69 г. до н. э., разделяя на отряды и спиры переданные ему Тиграном Великим войска (App. Mithr. 87). Наличие в армии понтийского царя достаточного числа римских перебежчиков (ср.: App. Mithr. 110), способных заняться обучением воинов, вполне позволяло это сделать.

7. Мнение Г.В. Треболевой относительно того, что в это время «цари Боспора отказываются от использования наемных войск» (Треболева, 2002. С. 311) представляется слишком категоричным.

8. В этой связи можно вспомнить, что у аланов считалось позорным для мужчины даже ходить пешком (Amm. Marc. XXXI, 2, 20).

9. Ф. Миллар, анализируя рескрипт царя Аспурга от 15 г., обращенный к горгиппийцам, считает его отражением «деликатных» отношений царя и полисов (Millar, 1996. P. 169—170).

10. В.Д. Блаватский считал, что боспорские граждане объединялись «в особые корпорации-синоды, имевшие религиозный, политический и военный характер» (Блаватский, 1954. С. 141; см. также Книпович, 1949. С. 103 сл.).

11. По той же причине вряд ли следует полностью отрицать возможную сакрально-военную природу хотя бы части боспорских союзов (Смирнова, 2002. С. 64). Широкий диапазон различных точек зрения по этой проблеме см.: Смирнова, 2001. С. 252—267; Завойкина, 2003. С. 120—135.

12. Впервые это отметил В.В. Шкорпил на основании изучения 25 пантикапейских надгробий фиасотов, подчеркивая военный характер объединений, в которые они входили (Шкорпил, 1908. С. 42—44).

13. См. также: Виноградов, 1965. С. 108—121. Ср. с проведенным Ф. Контамином анализом численности племенных объединений, противостоявших Римской империи в IV—V вв., где он приходит к выводу, что «каждый из основных варварских народов располагал силами примерно от 10 000 до 30 000 воинов (Контамин, 2001. С. 20).