Послесловие

Ялта, как живое многоликое существо, пережила в первой половине прошлого столетия глубокие потрясения, сокрушительные удары и жестокие страдания, пришедшие на смену игривой, безмятежной веселости, вдохновленной гарантированным благополучием. История может быть иной, радикально не похожей на наши ожидания и представления... События, как правило, наступают внезапно, неся с собой непредсказуемость. Новые обстоятельства рождают новые смыслы, перед которыми прежние победы, совершенные в других условиях, становятся историей.

Яркие беспорядочные вспышки красоты и счастья сменялись угрюмыми буднями войн, революций, репрессий, ужасы которых оставались по преимуществу в тени. О горе и бедности не говорят — ими живут. В то время как шаловливое веселье представляет само себя и увлекает за собой, по ту сторону игольного ушка обнажаются раны тела и духа, кровавой нитью вписанные в историю города.

В разное время внешние сумерки обнимали и сжимали, как мускулистые руки борца, некогда брызжущий беззаботным праздником счастливый город. И тогда людьми овладевали малодушие, уныние и страх...

Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции, завершившиеся Гражданской войной, повергли жителей Империи в неизъяснимые страдания. Ялтинцы последними расстались со своими иллюзиями и жестоко поплатились за свою наивность, встретившись с террором лицом к лицу.

Если до революции, как и в наше время, страдания и боль вытеснялись в сферу случайного, то в суровую эпоху становления Советского государства они стали своеобразной коммуникацией, скрепляющей опыт. Ожидание боли и реальное ощущение трагедии оказались привычной нормой. Во время кризиса и войн появляется новый тип человека, способный взять на себя ответственность пойти навстречу своим страхам. Для безбожника страдания — черная дыра, пустое место, не имеющее смысла, которое невозможно проговорить словами. Но для христианина, верящего и доверяющего Богу Действительному и Действующему во всякий момент истории, даже в самый мрачный и непроницаемый ее период, страдания, в силу добровольного принятия, становятся не бессмысленным мучением, но претворяются в благодатный творческий акт отдачи себя Богу: «Вот я» (Ис. 6, 8).

В падшем мире скорби и потрясения неизбежны, но отнестись к ним можно по-христиански, сделав шаг им навстречу в духе любви. Страдания и боль становятся созидательными, когда христианский мученик принимает их по своей воле, как и напротив, они могут быть разрушительными для тех, кто злобой и ропотом пытается их отогнать. Жертвы насилия, каких было много, лишены голоса, но не молитвы.

История человечества неразрывно связана с историей его боли и, пережитая с Богом и в Боге, делает нас другими, сопричастными иному качеству бытия. Страдания и все, что с ним связано, не наша собственность, а нечто чуждое, к чему мы вправе иметь свое особое христианское отношение. И противопоставлять ему не веселье, а евангельскую радость, дарованную Христом, поправшим смертию смерть.

Глубинный опыт ушедшего столетия, во многом уникального, показывает, что главным богатством нашего Отечества были не материальные ценности — деньги или товары, не демократия с ее институтами, не даже огромная территория с армией и оружием, а люди. И в первую очередь, такие, кто был способен оставаться человеком даже в нечеловеческих условиях. Но если люди начинают деградировать, их души и сердца уклоняются от Бога, становясь холодными и неспособными к жертвенному подвигу и состраданию, то никакие общественные институты и «права человека» не сделают государство крепким, не смогут вернуть ему былого величия.

XX век для России был титаническим, точнее, страшным и трагичным. Величие и счастье не пара. Порой в те суровые времена у людей не хватало не столько сил, сколько решимости, когда они делали выбор между судом земным и небесным. Порой обстоятельства складывались так, что духовно одаренные люди, творчески пережив страдания, обретали в глубине своего сердца неотмирную радость. И казавшаяся бессмысленной своей жестокостью смерть в свете Христовой правды становилась, по слову апостола Павла, приобретением. Это было время, когда по своей воле можно было пройти поприще своей жизни в величии или ничтожестве. Для ищущих личного счастья места не было.

Мы знаем, что героем является не тот, кто, ощутив дух времени, может сделать убедительные заявления или продемонстрировать выразительные жесты, но тот, у кого внутри есть недвижимый центр, не подчиненный сиюминутным целесообразностям. И если этот центр, обратившись к небу, соприкасается с Божественной благодатью, которая освящает будущее души и тела, человек становится причастным к Вечности. В конечном счете внимания заслуживает не то, чем обладает человек, — имущество, интеллект или физические данные, но то, насколько он может, проигнорировав запреты и препятствия, соприкоснуться со Христом.

Как бы ни была глубока чаша скорбей, выпавшая на долю наших отцов, она не смогла разлучить от любви Божией христиан ушедшего столетия. Как на первобытных камнях, на теле города, в его сокровенной памяти до конца останутся царапины-знаки — следы страданий, перенесенных ради Христа и Его Церкви. Они помогут будущим поколениям отличить Богом дарованную Родину от чужбины с ее прельстительными болотными огоньками. Провести невидимую, но все же реальную границу между подлинным и мнимым, вечно ускользающим и реальным, прошедшим и бывшим от Бога, благословленным свыше и поэтому неотменяемым.

Ялта, очерченная морем и горным хребтом, тесна, и история на ней пишется не в виде книги, а как бы на одном листе, на котором просвечиваются прежние тексты, вплоть до самого первого. Ничто не исчезает бесследно... Тем более свидетельство святых и кровь мучеников.

О христианах Ялты того времени, как и о христианах вообще, можно сказать словами Апостола: «...все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Рим., 8, 37).