От догадок к науке

Исары Таврики — укрепления большей частью мелкие. Они были сильны не столько своими стенами, сравнительно не толстыми, или башнями (их они чаще всего не имели), сколько труднодоступностью — местоположением на горных обрывистых кручах.

Остановимся на некоторых технических особенностях этих своеобразных оборонительных сооружений.

Небезынтересно отметить, что фортификационной элементарности крымских исаров соответствует чуть ли не первобытная строительная техника: стены, как правило, сложены неровно, из крупного, необработанного бута, кое-где даже насухо, без регулярной «перевязи» (перекрещивания) швов между неплотно пригнанными камнями; в качестве связующего — обычно глина, реже известь с песком. Лишь в отдельных случаях заметна добавка толченой керамики — цемянки, т. е. такой же раствор, как и в технически более совершенных римских и византийских постройках. Вдобавок сопряжение стен в наших исарах чаще всего достигнуто простым до примитивности способом — скруглением углов, гак же, как, например, в скифских оборонительных сооружениях. В иных случаях, не умея связать концы стен, поставленных под углом одна к другой, строители выходят из положения, смыкая их со скальными глыбами и придавая последним роль мощных угловых контрфорсов. И все это — вместо перевязки краеугольных камней, давным-давно разработанной древнегреческими строителями и оставшейся на века одной из основ мирового каменного зодчества.

Для всякого, кто настроился на античный лад — пол воздействием ли поэзии Гомера и Еврипида, под обаянием ли античных мифов или вследствие слепой веры в сообщения древних авторов, а может быть, и под влиянием книжной традиции — от «Путешествия» Муравьева-Апостола до статей Сосногоровой и книги Дьякова — словом, для «античника» была почти неизбежной убежденность в том, что исары принадлежали никому иному, как только полудиким таврам античной поры. Авторы и читатель уже проследили, звено за звеном, всю цепь такого рода умозаключений и убедились в том, что они слабо аргументированы, хотя и не вовсе беспочвенны.

Территориальная близость к некоторым из исаров таврских поселений, «каменных ящиков», кромлехов, менгиров, наличие на отдельных исарах такой же, как в «ящиках» лепной керамики — вот что всегда подкрепляло «таврскую концепцию» в глазах археолога, тем более, конечно если он уверовал в нее со студенческой скамьи. Кроме того, рассматривая эти укрепления, можно проводить параллели с хорошо датированной провинциальной, но не городской, а, так сказать, деревенской фортификацией позднеантичной Европы. Всюду можно найти памятники, достаточно похожие на укрепления горного и южнобережного Крыма. Нельзя не вспомнить, глядя на крымские исары, аналогичные мелкие крепости первых веков нашей эры (да и древнее), разбросанные на огромных пространствах — от Балкан и Апеннин до Скандинавии и Британских островов. Греки и римляне допускали подобные «варварские» сооружения даже у себя дома. Например, маленькая позднеантичная крепостца на горе Онеон близ Коринфа¹ с ее примитивными каменными кладками точь-в-точь похожа на укрепления горы Кошка (Симеиз), приалуштинского Ай-Тодора или интересующего нас в данном случае Аю-Дага.

Спору пет, отдает седой древностью этот обычай — возводить на каждом шагу подобные «крепостенки», закоренело примитивными выглядят технические приемы их безвестных строителей. Архаические черты, сквозящие в облике многих крымских исаров, были верно уловлены их первоисследователями. Но аромат древности — еще не сама древность. Для объективного и вполне убедительного вывода о том, кто были хозяева исаров, когда и против кого развертывали они строительство таких укреплений, надо иметь археологически обоснованные даты каждого памятника. Не помешало бы и знание исторических обстоятельств, в силу которых подобная традиция могла в то или иное время укрепиться в Таврике.

Не значит ли это, что внешне безупречная система доказательств таврского происхождения наших исаров построена на песке? Ведь исходит-то она исключительно из косвенных данных, причем археологические факты, привлекаемые для ее подкрепления, по-видимому, не имеют прямого отношения непосредственно к исарам. Даже если и оказываются на территории какого-либо из этих укреплений черепки таврской лепной керамики, то, как правило, до сих пор не знающее исключений, на поверку обнаруживается, что исар лишь перекрывает более ранние культурные отложения и связанные с ними строительные остатки. Теперь уже можно уверенно заявить, что вся эта логическая система является концепцией догадок, предположений, домыслов.

Археологические находки, отнюдь не античные и не таврские, которые долго собирались от случая к случаю на всех почти исарах, с течением времени накопились, стали заявлять о себе, настраивать на ревизию общепринятых взглядов: ведь весь этот материал — вопиюще средневековый! К тому же на многих исарах или непосредственно при них (в частности, при аюдагском) были обнаружены развалины средневековых церквей, часовен, плитовые могилы восточно-византийского типа. Связанные с исарами топонимы — названия их самих, окружающих средневековых поселений, ближайших урочищ, гор — носят отпечаток христианизации и несомненно даны средневековым населением Таврики.

Развалины средневекового храма (восточный склон Аю-Дага)

Это-то и привлекло внимание историков отечественного православия, русских священнослужителей, производивших свои научные разработки в интересах российской церкви и самодержавия, которому церковь ревностно служила. Перед ними стояла задача локализовать в конкретных местах на крымской земле исторические данные церковных письменных источников, имеющих отношение к Крыму. Цель эта была обусловлена особыми социально-политическими обстоятельствами; о них уже говорилось, и на них мы еще не раз остановимся.

Антирелигиозность, свойственная советскому исследователю средневековья, не должна заслонять в его глазах всепроникающую религиозность изучаемой им эпохи. Ведь именно атеизм и диктует необходимость четкого уяснения истинной роли религии и церкви в земных делах. Поэтому нельзя обходить и культовые памятники средневекового Крыма, хоть мы и знаем, сколь любезны были они сердцу каждого российского церковника.

Историков-атеистов тоже занимают и названия исаров и связанные с ними легенды. Пусть в них то и дело мелькают религиозные сюжеты, пусть попадаются имена православных святых — для историка немаловажно и это, а тем более интересны встречающиеся в них же средневековые термины, например, византийская номенклатура должностных лиц Таврики. Все это не косвенные, а прямые показатели многосторонних связей средневекового Крыма с окружающими странами, свидетельства его культурного единства со всей средневековой Европой.

Мы допустили бы серьезнейший просчет, если бы позволили себе игнорировать немалую работу, проделанную — в своих классовых интересах — историками-церковниками. Да и было бы глупо проходить мимо того исторического добра, которое так широко и выгодно использовала церковь. Нельзя выбросить из арсенала науки фактические сведения, заключенные, например, в житиях «святых», в писаниях «отцов церкви». Не менее важны для исследователя и церковные лапидарные надписи — надгробные и строительные.

Попытаемся рассмотреть надпись, имеющую прямое отношение к Партениту и Аю-Дагу, — без излишней доверчивости, но и не игнорируя вложенное в нее содержание.

Литература и источники

1. R.S. Stroud. An ancient fort on Mount Oneion. Hesperia, vol. XL, n. 2, 1971, стр 127—145, рис. 23—27.