Оценка археологической ситуации для византийских городов

Состояние археологического материала, который может быть использован для характеристики провинциального города азиатской территории Византии, представлен в обзорной статье американского византиниста К. Фосса. Она посвящена анализу археологических и письменных источников о двенадцати городах, которые упоминаются в трактате Константина Багрянородного «О фемах»¹. Для того чтобы убедиться, что интенсивные раскопки Малоазийского побережья не могли привести к массовому поступлению археологических источников, на основании которых можно было бы составить представление о городской топографии, остановимся на оценке археологической ситуации для каждого из упоминаемых К. Фоссом центров. При этом отметим, что прогресс в изучении поселений не может быть достигнут без всестороннего изучения стратиграфии и всех находок, а подобные исследования до 80-х гг. XX в. были проведены лишь в немногих случаях. Так, в уже упоминавшемся выше докладе Хр. Бурас говорил, что, кроме Северной Сирии и Херсонеса, в других местах исследователи далеки от методического подхода к изучению поселений. Малочисленность письменных источников, а для некоторых небольших городов их полное отсутствие, увеличивает значимость археологических материалов, но как раз такие центры практически не изучены археологически. Это относится как к тем городам, для которых историками признается непрерывное развитие, так и к тем, которые, согласно существующим представлениям, пережили глубокий упадок².

Итак, какие же археологические свидетельства имеются для малоазийских центров и насколько они репрезентативны?

В Милете раскопки и зондажи концентрировались в центральной части его территории, особенно детальному изучению подвергнут участок театра; частично открыта оборонительная стена, построенная в период «темных веков», выявлены следы строительных работ, которые привели к вычленению в ядре города цитадели (VII в.). Были обнаружены также остатки домов и храмов этого времени. На основании имеющихся материалов К. Фосс сделал вывод, что центральная часть античного города, занимающая четвертую часть его площади, в VII в. была огорожена оборонительной стеной, разрушенной в X в. В целом средневековые памятники Милета изучены слабо, исчерпывающие публикации отсутствуют.

Приена, расположенная неподалеку от Милета, утратила свое значение в позднеантичный период, размеры города уже в это время сократились наполовину. В период арабских вторжений возникло новое укрепление на акрополе. С конца X в. началось заселение нижнего города.

В Пергаме возможности археологических исследований существуют только на территории акрополя. В равнинной части, занятой современными постройками, раскопки не производились, за исключением небольшого участка, где был расположен храм Сераписа. Здесь открыта базилика.

Смирна — современный город занимает то же место, что и ранний. Возможность произведения широкомасштабных раскопок отсутствует. Исследован только небольшой участок древней агоры. Строительная надпись 629—641 гг. свидетельствует о функционировании города в период правления императора Ираклия.

В Магнезии, Тралле, Нисе, называемых в трактате Константина Багрянородного, раскопки, как отметил К. Фосс, не были ни обширными, ни тщательными; поздним периодам уделялось поверхностное внимание. То же в Колоссах — изучена только церковь св. Филиппа, в целом раскопки не производились.

В Иерополисе светские сооружения не раскопаны, время возведения оборонительной стены определено условно.

Ряд мелких городов Малоазийского региона вследствие неизученности ничего не могут дать для обсуждаемой темы, констатирует американский исследователь.

Археологические свидетельства, перечисленные выше вслед за К. Фоссом, в сущности, ничего не добавляют к скудным данным литературных источников как периода «темных веков», так и более позднего времени. Отсутствие систематических раскопок не позволило выявить даже наиболее выразительные и насыщенные массовыми находками слои разрушения. А они должны были отложиться в стратиграфии, если учитывать чрезвычайно сложную и напряженную внешнеполитическую ситуацию в регионе, особенно в прибрежной зоне, которая являлась ареной военных столкновений между Византией и Персией в 602—628 гг., затем — объектом опустошительных набегов арабов.

Обратимся к анализу данных раскопок относительно двух наиболее крупных и лучше других археологически исследованных городов: Сард и Эфеса.

В Сардах детально исследована территория цитадели и район, где в позднеантичный период располагался гимнасий. Во время раскопок здесь собрано значительное число монет первой половины VII в. Но значение и объем археологической информации для реконструкции развития города показывает соотношение раскопанной территории и площади, которую занимал город в позднеантичный период. В монографии, посвященной Сардам, К. Фосс отметил, что из 270 секторов размерами 100×100 м полностью исследованы два, где была выявлена оборонительная стена византийского времени. Возможно, заметил исследователь, памятники, характеризующие Сарды VIII в., находятся в еще не раскопанных районах. В предисловии к книге сказано, что только через 13 лет раскопок (систематические раскопки начаты в 1958 г.) в экспедиции появился археолог-медиевист³.

Наиболее исследованным археологически является Эфес, изучение которого начато в 1895 г. К числу характерных памятников VII—VIII вв. К. Фосс отнес оборонительную стену, линия которой свидетельствует о сокращении размеров города и делении его на две укрепленные части. К сожалению, размеры их не указаны. Но на основании приведенного в работе плана можно судить, что поселение в равнинной, наиболее низкой части занимало около 560 000 кв. м⁴. Внутри этой территории открыта церковь св. Марии и купольная базилика, возведенная в начале VIII в. Интенсивность жилой застройки на плане не отмечена. Правда, для юго-западной части и центральной в тексте работы говорится, что здесь были расположены дома, но занимаемая ими площадь не установлена. К. Фосс отмечает только, что это были небольшие дома⁵. Вполне возможно, что вся территория была занята жилыми комплексами. Такое предположение более чем вероятно, так как некоторые из зданий примыкали к оборонительной стене. А согласно рекомендациям даже более позднего времени, стратиг должен был сносить подобные постройки, поскольку они мешали переброске воинов в случае необходимости и создавали опасность шпионажа и возможность сношения с неприятелем⁶. Фортификационная теория, восходящая к античному времени, требовала наличия вдоль оборонительных стен незастроенной территории — помериума. Из-за отсутствия свободных участков внутри стен это правило, как можно видеть из примеров, приводимых византийским полководцем Кекавменом, нарушалось, потому и рекомендовалось стратигу обходить как можно чаще городи принимать соответствующие меры — вплоть до разрушения частной постройки, сколь бы значительной она не была.

Если принять за условие, что вся территория, о которой пишет К. Фосс, была застроена домами, то появляется возможность определить количество обитателей данного района.

К сожалению, площадь городских усадеб, план которых восстанавливается полностью, имеется только для поздневизантийского периода. Так, в Пергаме и Херсонесе в среднем их площадь составляла 180—250 кв. м. В таком случае на участке в 560 000 кв. м могло быть расположено 2 204—3 111 жилых усадеб (дом и прилегающий к нему двор). В них могло обитать до 13 224—18 666 человек⁷. Значительное ли это количество? По оценке византинистов в городе среднего размера для поздневизантийского периода проживало 2—5 тыс. человек⁸. Города Далматинского побережья, например Котор, Трогир, Сплит, в 1400 г. имели 2,5—3 тыс. Площадь Сплита и Трогира этого времени составляла 10 га. В более крупном Дубровнике (территория в 30 га) число жителей приближалось к 8 тыс.⁹

Для сравнения посмотрим на данные относительно западноевропейских городов. Наиболее распространенными в Средневековье здесь были небольшие и средние города с числом жителей в 1—2 тыс. Города, которые насчитывали 2—10 тыс., составляли 10% от общего числа городских центров¹⁰.

При обращении к судьбам городов в период «темных веков» исследователи фактически не используют данные о городах северо-западного побережья Черного моря. В качестве примера можно привести Несебр, который играл существенную роль в торговле до его включения в состав Болгарской державы при владетеле Круме (802—814) в 812 г., о чем свидетельствуют литературные данные и печати коммеркиариев. Позднее, по словам Константина Багрянородного, он служил одним из последних пристанищ для русских купцов, направлявшихся из Новгорода в Константинополь¹¹. Часто упоминается в источниках и Анхиалло, превратившийся после создания Первого болгарского царства (680/681) в пограничный. Под его стенами не единожды разыгрывались сражения. Для VIII в. имеются упоминания в источниках и о Берое (Иринопополис, Стара Загора) и Филиппополе. Как показали раскопки болгарских археологов, во время нашествия протоболгар и славян в основном были разрушены городские центры в Подунавии, города же, находящиеся в южной части современной Болгарии, продолжали существовать¹².

Перечислить все города Балканского полуострова, относительно которых имеются свидетельства византийских авторов и где производились раскопки, не представляется возможным. Но в качестве еще одного примера обратимся к Сердике (Средец, София), которую Константин Великий собирался сделать столицей. Из событий, отраженных в письменных источниках, остановим внимание на осаде города императором Василием II в 986 г. Она длилась 20 дней, но ромеям не удалось сломить сопротивление жителей. Мощь оборонительных стен, в основе которых лежали возведенные еще римлянами фортификационные сооружения, оберегала горожан. Раскопки М. Станчевой, предпринятые во время строительства метрополитена, показали отсутствие перерывов в развитии города. Для нашей темы примечательны отмеченные исследовательницей особенности стратиграфии: уровень некоторых построек VI и IX—X вв. близок; в отдельных случаях здания XIII—XIV вв. или же другие поздние строения расположены непосредственно над сооружениями IV в. Стратиграфия Сердики свидетельствует о том, что в «живом» городе во время очередного, более позднего, строительства уничтожались ранние комплексы. М. Станчева предположила, что подобная ситуация характерна для других городов Южной и Юго-Западной Болгарии, но решить это окончательно невозможно из-за слабой археологической изученности Пловдива, Старой Заторы и других центров¹³.

В названном выше докладе Хр. Бураса перечислены византийские города, расположенные на территории современной Греции, где производились раскопки. Они были или эпизодическими, или носили спасательный характер в связи со строительными работами. Безусловно, это не могло дать в руки исследователей материалы, позволяющие составить представление о поступательном развитии населенных пунктов. А если учесть, что в письменных источниках, за небольшим исключением, сообщается о деятельности того или иного императора, описываются военные эпизоды или какие-либо другие выдающиеся события, то напрашивается пессимистический вывод о невозможности на основании письменных источников получить полноценные свидетельства для решения вопроса о том, насколько «городской» была Византия, как выглядели ее города в период «темных веков».

Подведем некоторые итоги обращения к описанию археологической ситуации, характерной для византийских городских центров. В процессе их исследования прослеживается сочетание объективных и субъективных факторов.

К числу объективных причины относятся:

1. Территориальный континуитет (от античного времени вплоть до сегодняшнего дня) многих исследуемых в настоящее время византийских провинциальных центров (Афины, Коринф, Несебр, Филиппополь-Пловдив, Фессалоника-Солунь и др.), что делает невозможным планомерное изучение, раскопки обширных площадей.

2. Разрушение ранних комплексов в результате строительства в последующие хронологические периоды. В данном плане чрезвычайно показательны замечания в отчетах о раскопках в Херсонесе, в которых неоднократно отмечалось, что полная картина стратиграфии средневековых слоев редко наблюдается из-за разрушений: остатки построек предшествующего времени в большинстве случаев были разобраны или, что реже, использованы в качестве основания позднесредневековых стен. Раннесредневековые остатки малочисленны, так как «они подверглись разрушению при строительных работах следующего времени». Все это привело к тому, что «находки раннесредневековой керамики крайне слабо изучены. Это обстоятельство является тормозом для выявления раннесредневекового слоя Херсонесского городища»¹⁴.

Следует отметить и субъективные причины:

1. Наиболее существенная из них — отсутствие в течение длительного периода раскопок городов, возникших в античное время и существовавших в средние века, внимания к менее выразительным средневековым постройкам в сравнении с античными памятниками (или, как образно выразился греческий археолог Хр. Бурас: «Рвение археологов-античников достичь более важных для них нижних слоев уничтожило средневековые уровни»). Далее, отсутствие в составе экспедиций археологов-медиевистов приводило к недоброкачественной фиксации поздних находок.

2. Избирательность объектов археологического исследования. Внимание прежде всего уделялось храмам и оборонительным стенам. Показательной является фундаментальная работа К. Манго, посвященная византийской архитектуре, в которой фактически отсутствует описание городских кварталов и жилых построек¹⁵.

Причины субъективного и объективного характера обусловили спорадичность раскопок и концентрацию их на ограниченной площади. Безусловно, положение во второй половине XX в. начало изменяться. В 70-е гг. обсуждаются стратегия и методика византийской археологии¹⁶, но стадия ее «эмбрионального развития» оказалась очень длительной¹⁷.

И еще одно обстоятельство необходимо отметить. Как правило, при анализе памятников и облика средневекового города он сравнивается со своим античным предшественником. В значительной мере это способствует появлению у исследователей вывода об упадке, кризисе, превращении городского поселения в деревенское. С точки зрения методологии, это некорректно. Новые социально-экономические условия не могли не отразиться на технике строительства, размерах и облике городских домов. Один из крупнейших византинистов XX в. Г.Л. Курбатов в отношении типологических отличий позднеантичного и средневекового города писал, что одной из «причин упадка города в переходный период является разложение античной городской собственности. Это привело к тому, что товарные связи города вышли из-под полисного контроля, поэтому возникали новые очаги контроля, но уже не экономические, а административные. Город сохраняется, но он становится государственным, античные полисы эволюционизируются. ...Города угасают как полисы с исчезновением античной формы собственности в течение VII в.»¹⁸.

Обусловили изменения облика и уменьшение территории, занимаемой жилой застройкой, и участившиеся набеги «варваров», экономическая ситуация в целом. Города в отдельных случаях «сокращались» до оптимально защищаемой территории.

Обзор археологической ситуации для считающихся наиболее изученными в археологическом плане византийских городов показывает, что Херсонесское городище является исключительным памятником. Многие византинисты обращали внимание на лучшую его изученность, считая, что Херсон был типичным для империи городом.

Если ревизовать все отчеты об археологических раскопках в Херсонесе и учитывать местоположение строений бывшего монастыря, то наличие объективных (город существовал с VI в. до н. э. до конца XIV в.) и субъективных факторов характерно и для его территории. Правда, проявлялись они в меньшей степени, чем при исследовании других городских центров Византии.

Примечания

1. См.: Foss C. Archeology and the «Twenty Cities» of Byzantine Asia // AJA. 1977. Vol. 81. P. 469—486.

2. См.: Brandes W. Die Städte Kleinasien im 7. und 8. Jahrhundert. B., 1989. S. 120—130; Foss C. Archeology and the «Twenty Cities». P. 485.

3. См.: Foss C. Byzantine and Turkish Sardis. Cambridge (Mass.); London, 1976. P. V—VII, 57—61. Такому замечанию вполне соответствуют слова Г.М.А. Хауфманна о том, что имеется множество указаний на строительство после 616 г. (Haufmann G.V.A. Excavations and Restovration at Sardis // TAB. 1974. T. 21, nr. 2. P. 59—77).

4. См.: Foss C. Ephesos after Antiquity. Abate Antiquie, Byzantine and Turkish City. Cambridge, 1979. Tab. 35.

5. См.: Foss C. Ephesos alter Antiquity. P. 112.

6. Интересный пассаж об этом содержится в сочинении византийского полководца Кекавмена, знавшего череду сменявших друг друга императоров между смертью Василия II Болгаробойцы и воцарением Алексея I Комнина (от 1025 до 1081 г.). В одном из параграфов он рекомендовал стратигу: «Каждый день осматривай стены и ворота и изнутри и снаружи. Стены крепости должны быть свободными — пусть дома не примыкают к ним. А если и есть [такой дом], разрушь его и совершенно оголи стены и изнутри и извне, в особенности же ворота» (Кекавмен. Стратегикон, § 32 / Пер. Г.Г. Литаврина. СПб., 2003. С. 193).

7. Средняя численность византийской семьи, по данным Хиландарских практиков, определяется в 4—5 человек (см.: Хвостова К.В. Особенности аграрно-правовых отношений в поздней Византии, XIV—XV вв. М., 1968. С. 264—269). Эту цифру с небольшой поправкой использует Г.Г. Литаврин для определения жителей Лампсака (см.: Литаврин Г.Г. Провинциальный византийский город на рубеже XII—XIII вв.: По материалам налоговой описи Лампсака // ВВ. 1976. Т. 37. С. 29).

8. См.: Maksimovič Lj. Charakter der sozial-wirtschaftlichen Struktur der spätbyzantinischen Stadt (13.—15. Jh.) // JÖB. 1981. T. 31/1. S. 152.

9. См.: Фрейденберг М.М. Балканские города XIV—XV вв.: Опыт типологической характеристики // Средневековый город (Саратов). 1981. Вып. 6. С. 76—77.

10. См.: Ammann H. Wie gross war die mittelalterliche Stadt? // Die Stadt des Mittelalters. Darmstadt, 1966. S. 413.

11. См.: Гюзелев В. Несебър // Български средновековни градове и крепости. Варна, 1981. С. 325—333. Данный том, в котором собраны материалы о городах и крепостях по Дунаю и побережью, дает и другие примеры сохранения городских центров в VII—IX вв.

12. Подробные свидетельства приведены в монографии: Ваклинов С. Формиране на старобългарската култура., VI—XI в. София, 1977. С. 47—78.

13. См.: Станчева М. Археологическо проучване на средновекония Средец, IX—XIV вв.: Результати и проблеми // Сердика—Средец—София. София, 1976. С. 52.

14. См.: Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф., Якобсон А.Л. Квартал XVIII: Раскопки 1941, 1947 и 1948 гг. // МИА. 1953. № 34. С. 213; Белов Г.Д., Стржелецкий С.Ф. Кварталы XV—XVI: Раскопки 1937 г. // Там же. С. 90; Белов Г.Д., Якобсон А.Л. Квартал XVII: Раскопки 1940 г. // Там же. С. 123.

15. См.: Mango C. Byzantinische Architektur. Stuttgart, 1975.

16. См.: Roser J.H. A Research Strategy tor Byzantine Archaeology // BSt. 1979. T. 6. P. 152—166.

17. Такой вывод был сделан австрийским историком Е. Кислингером, который привел некоторые примеры использования памятников материальной культуры в византиноведческих штудиях (см.: Kislinger E. La cultura materiale di Bisanzio. Un nuovo inizio della ricerca scientifica // Schede Medievali. 1986. Nr 11. P. 299—313; Idem. Notizen zur Realienkunde aus byzantinischer Sicht // Medium Aevum Quotidianum (Krems). 1987. Nr. 9. S. 26—33).

18. См.: Курбатов Г.Л. Разложение античной городской собственности в Византии // ВВ. 1973. Т. 35. С. 20, 32.