«Параллельные стенки» сочинения З.А. Аркаса

В соответствии с геологическими особенностями и климатическими условиями территории Гераклейского полуострова херсонеситы вынуждены были при устройстве виноградников производить значительные работы.

На участках с малым почвенным слоем сооружались параллельные ряды каменных стен, высотой до 0,7—0,8 м, достигающие в ширину до 1,0—1,2 м, которые располагались на расстоянии 2; 5; 7 м друг от друга. Во время раскопок было открыто несколько типов плантажных устройств, свидетельствующих об изменении техники земляных работ в соответствии со структурой горных пород, залегающих под тонким слоем почвы. Там, где располагались прочные известняки, вырубались канавы или ямки, а на мягких породах сооружались на небольшую высоту стены из мелкого бутового камня.

Как правило, камни плантажных стен выкладывали неплотно и наклонно в сторону господствующего ветра, который, проникая в почву через этот неплотный слой, обогащал ее кислородом. На месте возведения стенок грунт снимали со скалы и ссыпали в пространство между ними, тем самым, увеличивая почвенный слой.

Хронику исследований хоры Херсонеса можно вести с того времени, когда появились более или менее подробные описания расположенных здесь «параллельных стен». Вместе с тем, вопрос о времени начального этапа, как для Херсонеса, так и его округи, не имеет однозначного ответа. В зависимости от того, какой фактор положен в основание точки отсчета, можно прийти к отличающимся выводам. Если за основу принять первое, зафиксированное в документах упоминание памятников и отражение некоторых их них на топографических планах и картах, то следует вести отсчет от времени правления Михаила Федоровича Романова, по повелению которого была создана «Книга Большого чертежа». Херсонес упомянут в ней, как город, лежащий на расстоянии около 60 км от Бахчисарая (отметим, что более значимому ориентиру г. Севастополю, еще предстояло появиться на карте). Сведения о прямоугольных башнях содержится в донесении Екатерине II командующего русскими войсками князя Долгорукого, который назвал лежащий на берегу гавани Ак-Яр (Севастопольская) город одним из древнейших в Крыму центров. Если же за точку отсчета принять специально предпринятые с целью фиксации и изучения руин экспедиции, то начало исследований памятников Херсонеса будет связано с деятельность в Новороссии князя Г. Потемкина, поручившего военному инженеру подполковнику Бальдини в 1783 г. снять план местности, а ученому из Германии К. Габлицу собрать сведения о Крыме. Как пишет И.В. Тункина, во время путешествия Екатерины II ей было поднесено сочинение К.И. Габлица и оставшееся неизданным описание Крыма с картами и планами. К.И. Габлиц считал, что вся территория Гераклейского полуострова занята Херсонесом, следы межевания он принял за остатки улиц¹.

Следовательно, начало изучения памятников Гераклейского полуострова восходит к 1786 г., когда землемером А. Строковым был изготовлен план, на котором отмечена сетка межевания наделов херсонеситов.

Если же говорить непосредственно о раскопках, то они связаны с именем К.К. Косцюшки-Валюжинича, предпринявшего в 1890 г. по совету А.Л. Бертье-Делагарда раскопки на Маячном полуострове. Однако без внимания, которое было проявлено его предшественниками, описавшими виденные ими руины вскоре после присоединения Крыма к Российской империи, без первых топографических планов и карт вряд ли археологическое изучение округи Херсонеса в конце XIX в. стало возможным.

Однако за точку отсчета начала исследований хоры Херсонеса может быть принята и иная дата — год, когда было создано первое, правда, не опубликованное сочинение, в котором накопленный в течение первых десятилетий XX в. материал был обобщен. В таком случае — это исследование сотрудника Херсонесского заповедника В.П. Лисина (1911—1942).

Первое наиболее полное восстановление истории изучения руин Гераклейского полуострова принадлежит Г.М. Николаенко. В одной из работ она замечает, что остатками «стен» в окрестностях Херсонеса, заинтересовались еще в конце XVIII в. П. Палас² во время путешествия в Крым в 1793—1794 гг. отметил расположенные на полуострове прямоугольники разрушенных оград. Он писал, что «по всему Херсонесу (имелся в виду не город, а полуостров) встречаются одиночно рассеянные здания из больших обтесанных камней, бывшие, может быть, башням, построенными для безопасности деревенских жителей на случай нападения тавро-скифов»³.

Подробное описание построек на Гераклейском полуострове оставил швейцарский путешественник Дюбуа де Монпере, посетивший Таврику в 1832 г. Он привел планы, насчитав при этом около 60 «циклопических башен», вокруг которых имелись дворы, рядом цистерны для воды⁴. Ему принадлежит предположение, что дороги, вдоль которых группировались башни, вели к храму Ифигении (совр.: Мраморная балка), и к Палакиуму (к совр. Балаклавской бухте)⁵.

Однако если отсчет в изучение хоры Херсонеса вести от конца XIX в. (с раскопок К.К. Косцюшки-Валюжинича), то следующим исследователем, должен быть назван капитан Н.М. Печенкин, который в 1910—1911 гг. выявил на Маячном полуострове хорошо сохранившуюся межевую систему⁶. Позднее станет ясно, насколько уникальны эти материалы для исследования хоры античного полиса⁷, но и в те годы М.И. Ростовцев высоко оценил открытие, полагая, что сооружения на Маячном полуострове принадлежали военно-земледельческому поселению херсонеситов⁸.

Эстафета исследований хоры Херсонеса была подхвачена Л.А. Моисеевым, при этом не только ближней, но и упоминаемых в Присяге таких населенных пунктов, как Керкинитида, Калос Лимена. Некоторые итоги раскопок он осветил в статьях⁹ и докладе. Но судьба отпустила Л.А. Моисееву краткий срок для занятий историей Херсонеса: в 1924 г. он был арестован, вскоре после освобождения в 1926 г. переехал в Ялту. Раскопки Л.А. Моисеева вызвали интерес у историков, и Научная Ассоциация Востоковедения создала специальную экспедицию для исследования «загадочных сооружений» и определения их хронологии¹⁰.

В 1928—1929 г. К.Э. Гриневич попытался организовать крупномасштабные раскопки¹¹. Объектом его внимания стала усадьба, расположенная в одной из балок полуострова — балке Бермана, в последующем — еще двух, расположенных рядом с ней. В 1930—1931 гг. была организована экспедиция на Маячный (Страбонов) полуостров.

Освещая результаты археологических работ, К.Э. Гриневич в духе времени сделал вывод, что «перед нами следы государственной системы ведения сельского хозяйства»¹², а усадьба в балке Бермана являлась одним «из тех щупальцев, ...посредством которого община вела свое сельское хозяйство, выкачивая из земли продукты питания»¹³. Однако и К.Э. Гриневич в скором времени и не по своему желанию вынужден был надолго прервать занятия историей Херсонеса¹⁴. Эти раскопки, как и многое другое, что он планировал, остались не завершенными. Только в конце XX в. исследователи вернулись к изучению усадьбы в балке Бермана.

Необходимо отметить также две статьи основателя Крымской археологической экспедиции Уральского университета Е.Г. Сурова. В одной из них он сделал вывод, что со времени возникновения Херсонеса начинается освоение и «равнины», упоминаемой в Присяге херсонеситов (под «равниной» он понимал Гераклейский полуостров). Отмечая большую роль в экономике города виноградарства и виноделия¹⁵, он подчеркнул, что у херсонеситов существовала частная собственность на землю¹⁶.

Освещая историю изучения Гераклейского полуострова Г.М. Николаенко привела данные о работах Н.М. Янышева¹⁷, отметила описания строительных остатков, предпринятые Е.В. Веймарном, и исследования С.Ф. Стржелецкого¹⁸.

У всех исследователей, упомянутых выше, кроме В.П. Лисина и С.Ф. Стржелецкого, интерес к Гераклее не был специальным, или в силу различных обстоятельств оказался кратковременным. Первым, кто попытался обобщить материалы раскопок, начиная с раскопок К.К. Косцюшки-Валюжинича, стал В.П. Лисин. На некоторых итогах изучения хоры античного Херсонеса, им изложенных, необходимо остановиться, поскольку его работа осталась не опубликованной.

Примечания

1. Тункина И.В. Русская наука о классических древностях... С. 486. О картах Гераклейского полуострова имеется специальная работа: Щеглов А.Н. Первые археологические карты Гераклейского полуострова: К истории археологической топографии Проблемы истории отечественной археологии: Тез. докл. СПб., 1993. С. 52—53).

2. Следует добавить, что вместе с П. Палласом осматривал памятники Гераклейского полуострова профессор из Кембриджа Э.Д. Кларк (1769—1822), которого, как отметила И.В. Тункина, через сто лет его соотечественник Э.Х. Миннз охарактеризовал его «многостороннего, но очень поверхностного и не надежного»ученого (Тункина И.В. Русская наука о классических древностях... С. 57). Однако они, как и другие путешественники, в числе которых были П. Сумароков (Досуги Крымского судьи, или второе путешествие в Тавриду. СПб., 1803. Ч. 1. С. 208—209), И.П. Муравьев-Апостол (Путешествие по Тавриде... С. 70), А. Демидов (Путешествие в Южную Россию и Крым через Венгрию, Валахию и Молдавию, совершенное в 1837 г. М., 1853), П. Кеппен (Крымский сборник) считали, что увиденные ими сооружения являются руинами древнейшего Херсонеса. В 1910 г. Е. Клэрк издал описание путешествий: Clarke E. Travels in various countries of Europe, Asia and Afrika. London, 1910. T. 1; 1816. T. 2).

3. Паллас П. Путешествие по Крыму... // ЗООИД. 1881. Т. 12, ч. 1. С. 97, 108.

4. Montpéreux Fred Dubois de. Voyage autor du Caucase, chez les Tcherkesses et les Abkhases, en Colchide, en Géorgie, en Arménie et en Crimée. T. 6. P. 183—206.

5. Более детально см.: Николаенко Г.М. Фр. Дюбуа де Монпере о сельских усадьбах на Гераклейском полуострове // ХСб. 1999. Вып. 10. С. 107—120. Некоторые из усадеб к настоящему времени полностью разрушены. Г.М. Николаенко на основании карт и описаний Дюбуа де Монпере попыталась показать их местоположение.

6. Печенкин Н.М. Раскопки в окрестностях г. Севастополя // ИТЖК. 1905. Вып. 38. С. 29—37; Он же. Археологические разведки в местности Страбоновского старого Херсонеса // ИАК. 1911. Вып. 42. С. 108—126.

7. Следует отметить, что чертежи Н.М. Печенкина до сих пор используются историками Херсонеса (об этом см.: Зубарь В.М., Буйских А.В. По поводу интерпретации памятников Гераклейского полуострова // МАИЭТ. 2006. Вып. 12. С. 9). Исследователи отмечают также кратковременные, слабо отраженные в публикациях раскопки Р.Х. Лепера. Упоминание о них содержится в работах: Стржелецкий С.Ф. Клеры Херсонеса Таврического. С. 18; Щеглов А.Н. «Старый» Херсонес Страбона. Укрепление на перешейке Маячного полуострова: Топография и фортификация // ПИАК. Симферополь, 1994. С. 8—41; Он же. «Старый» Херсонес Страбона: Укрепление на перешейке Маячного полуострова. III: Следы архаического поселения на вершине Казачьей бухты // БИАС. 1997. Вып. 1. С. 42—54; Он же. «Старый» Херсонес Страбона. Укрепление на перешейке Маячного полуострова. IV: Траншея 1967 г. в вершине Казачьей бухты // БИАС. 2001. Вып. 2. С. 54—77.

8. Ростовцев М.И. К истории Херсонеса в эпоху ранней Римской империи // Сб. статей в честь графини П.С. Уваровой. М., 1916. С. 5—16; также см.: Щеглов А.Н. Основные структурные элементы античной межевой системы на Маячном полуострове: Юго-Западный Крым // История и археология Юго-Западного Крыма. Симферополь, 1993. С.П, 13.

9. Моисеев Л.А. Следы ирригации, мелиорации и водоснабжения древнего Херсонеса на Гераклейском полуострове // Зап. Крым, об-ва естествоиспытателей и любителей природы. 1926 Т. 9. С 115—122; Он же. Мелиорация и водоснабжение древнего Херсонеса // Бюл. конф. археологов СССР в Керчи. 1926. № 6. С. 3.

10. Руководителями экспедиции были И.Н. Бороздин и А.С. Башкиров (см.: Бороздин И. Новейшие археологические открытия в Крыму: Раскопки на Гераклейском полуострове. М., 1925; Он же. К вопросу о хронологической датировке памятников Гераклейского полуострова // Труды секции археологии РАНИИОН. 1925. Т. 1. С. 47—50; Он же. Некоторые социологические предпосылки изучения древностей юга России // Труды секции археологии РАНИИОН. 1927. Т. 1. С. 136—147.

11. Гриневич К.Э. Раскопки Гераклейской экспедиции 1928 г.: Предварительный отчет с описанием архитектурного комплекса // Крым. 1928. № 2 (8). С. 34—71; Он же. Социологические проблемы исследования прошлого Севастопольского района // Крым. 1929. № 2 (10). С. 38—50; Он же. Отчетная выставка результатов раскопок Гераклейской экспедиции, 7 августа — 4 сентября 1929 г. Севастополь, 1929.

12. Гриневич К.Э. Социологические проблемы ... С. 50.

13. Там же. С. 48.

14. Научные дискуссии в конце 30-х г., как отметил Л.С. Клейн, приобретали «характер острых политических споров, статус классовой борьбы». Далее, характеризуя «археологию сталинской державы», он пишет: «Тайными доносами на научных оппонентов и соперников не брезговали и весьма известные ученые» (см.: Клейн Л.С. Феномен советской археологии. СПб., 1993. С. 22).

15. Суров Е.Г. К истории виноградарств и виноделия в Херсонесе Таврическом // Учен. зап. МГПИ им. В.И. Ленина. 1942. Т. 28. Вып. 1. С. 93—10; Он же. К вопросу о Херсонесских клерах // АДСВ. 1966. Вып. 5. С. 329—336. Статья является своеобразной рецензией на монографию С.Ф. Стржелецкого «Клеры Херсонеса Таврического».

16. Аналогичный тезис, высказанный В.Д. Блаватским, вызвал критику (см.: Бороздин И.Н. Ред. на кн.: Блаватский В.Д. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья // СА. 1957. № 1. С 357). Как и Е.Г. Суров, В.Д. Блаватский отмечал, что «сельское хозяйство Херсонеса было организовано на чисто античный лад» (см.: Блаватский В.Д. Земледелие в античных государствах... С. 167) и на основании содержания одной из надписей конца III — начала II в. до н. э. о продаже земельных участков государством и частными лицами делал вывод о наличии частной собственности (Там же. С. 34). Речь идет о надписи, опубликованной с обширными комментариями В.В. Латышевым (см.: Латышев В.В. IosPE. I² № 403; IV. № 80). Раздел о Херсонесе построен В.Д. Блаватским на личных наблюдениях и анализе материалов раскопок до середины XX в. Он предупреждал читателя, что его выводы являются предварительными, так как материалы новых раскопок еще не введены полностью в научный оборот. К этому времени были опубликованы С.Ф. Стржелецким: Клер Херсонеса Таврического: По раскопкам 1950 г. // ВДИ. 1951. № 3. С. 85—90; Пять клеров Херсонеса Таврического в III—II вв. до н. э. // СА. 1957. № 3. С. 31—42; Усадьбы клеров Херсонеса Таврического II в. до н. э. // СА. 1958. № 4. С. 154—169.

17. В 1932 г. архитектор музея Н.М. Янышев выявил и описал 66 «башен», расположенных на Гераклейском полуострове.

18. Николаенко Г.М. Фр. Дюбуа де Монпере... С. 120. Дополним, что своеобразным подведением итогов изучения Гераклейского полуострова в конце 30-х гг. должен был стать специальный сборник, опубликовать который помешала Великая Отечественная война (см.: Бабенчиков В.П., Бабенчиков П.П., Репников Н.И. Гераклейский сборник // Арх. ИИМК, ф. 35, оп. 2, № 453). Следующим обобщением истории изучения Гераклейского полуострова стала фундаментальная работа В.М. Зубаря, который на основании имеющихся публикаций и данных отчетов последних лет, восстанавливает погодную хронику раскопок каждой усадьбы и приводит наиболее выразительные материалы, которые позволяют восстановить датировку памятников. Второй слагающей публикации является интерпретация сооружений ближней хоры Херсонеса (см.: Зубарь В.М. Хора Херсонеса Таврического на Гераклейском полуострове: История раскопок и некоторые выводы. Киев, 2007). В этой части работы исследователь критически освещает современное изучение ближней хоры, публикацию Г.М. Николаенко «земельного кадастра херсонеситов», так как в работе не было уделено внимания массовому археологическому материалу, не приведены выполненные в последние годы чертежи построек.