г) Историческая наука

О том, сколько учёных имелось в средневековом Крыму, свидетельствовали, в частности, надгробные плиты и памятники-мезарташи на карасубазарском Старом кладбище. Там было похоронено множество лиц интеллигентных профессий, в том числе учёных; «памятник на могиле учёного-астронома» вовсе не был редкостью (Вишневский, 1930. С. 14). Да и судя по чудом уцелевшим надгробным плитам Старого Крыма XIV в., в этом городе жило немало хафизов, астрономов, историков, богословов, учёных, ставших известными в других областях знания (Смирнов, 1931. С. 32).

Но не только в сердце ханства, а и на периферии имелись настоящие центры крымскотатарской учёности, прежде всего в области гуманитарных наук. Любопытно, что старинные авторы напрямую связывали исследовательские успехи и даже сам выбор научных дисциплин, в первую очередь, с климатическими условиями в таких центрах. Так, о Кефе было сказано: «Этот древний город — собрание учёных и источник знаний, и так как климат здесь удивительный, то и учёные занимаются удивительными науками и обладают множеством знаний» (Челеби, 1999. С. 96).

У средневековых крымскотатарских учёных встречается немало поучений о необходимости постоянного умножения знаний, обязательного для истинного мусульманина. Да и после аннексии, чем глубже погружался Крым в имперскую действительность, тем чаще считали нужным татарские просветители повторять своей аудитории бессмертные хадисы о пользе знания: «Ищи знаний от колыбели до могилы. Ищи знаний, хотя бы они находились в Китае. Знания обязательны для мужчины и женщины. Знания суть собственность мусульманина; он должен их взять, где бы ни нашёл. Творения пера благороднее дел меча. Живи, мысля и работая» и т. д. (Цит. по: Терджиман, 21.05.1884).

В Средние века и даже в Новое время ни в Европе, ни на Востоке не было такой узкой научной специальности, как «историк». Историей, конечно, занимались, причём весьма серьёзно, но с чисто практическими целями, главной из которых было воспитательное, политическое или нравственное воздействие на читателя, а вовсе не поиск научной истины. К тому же и самые увлечённые историографией авторы занимались своими изысканиями, если можно так сказать, в свободное от основной деятельности время (исключение — придворные историки или хронисты, но эта профессиональная группа была крайне малочисленна). Поэтому среди перечисленных ниже, а также массы неназванных здесь авторов исторических трудов можно встретить и государей, и дипломатов, и купцов, и лиц духовного звания и так далее. Блестящий образец такого универсально одарённого и профессионально разностороннего интеллигента-космополита XVII в. — уже не раз упоминавшийся Эвлия Челеби ибн Мехмед Зилли Дервиш, известный нам как историк, географ, юрист, философ, музыкант, филолог, дипломат, разведчик и проповедник. Кроме того, он был не «просто» хафизом, но ещё и выдающимся декламатором.

Но перед тем, как приступить к краткой характеристике наследия крымских историков, было бы полезным ознакомиться с периодизацией развития в Крыму жанра, которому были свойственны черты как науки, так и искусства. Такую периодизацию вывел современный специалист по крымской историографии Н.С. Сейтягьяев, считающий, что она разделяется на три периода: постзолотоордынский, классический и переходный. Крымский учёный убедительно развил свою систему, придя к выводам, которые позволю себе привести здесь, заранее извинившись за длинную цитату: она того стоит, ибо характеризует и истоки крымской историографии.

«В XV—XVIII вв. в национальной исторической прозе произошли изменения, которые можно охарактеризовать как переход от классической литературы средневекового типа к литературе нового времени... Зарождение и начальный этап развития крымскотатарской исторической прозы проходили в XIII—XV вв. в контексте золотоордынской словесности... Историография Джучиева Улуса выросла из разных форм устной исторической традиции его кочевых народов: героического эпоса, устной генеалогии (шеджере) и устных исторических рассказов... В развитии золотоордынской историографии необходимо выделять доисламский (1222—1256) и исламский (1256—1502) периоды... После создания в XV в. Крымского ханства национальная историческая проза выделилась из общетюркской историографии Улуса Джучи в самостоятельную ветвь исторической прозы мусульманского Востока... В развитии историографии Крымского ханства необходимо выделить постзолотоордынский (вторая половина XV — середина XVI в.), классический (вторая половина XVI—XVII вв.) и переходный (конец XVII—XVIII вв.) периоды.

На развитие национальной исторической прозы в XV—XVIII вв. повлияли памятники историографии мусульманского Востока X—XVIII вв. и Золотоордынские эпические теварихи, которые входили в состав исторической литературы Крымского ханства... В первой половине XVI—XVIII вв. крымскотатарская литература (и её неотъемлемая часть — историческая проза) подверглись влиянию османской словесности. В национальной историографии классического периода выделяется переход от золотоордынского тюрки к османскому литературному языку.

В классический период наблюдается осложнение стиля произведений; они приближаются по своему характеру к классическим произведениям историографии мусульманского Востока... Начиная с классического периода наблюдается расширение жанрового состава крымскотатарской исторической прозы; на рубеже XVII—XVIII вв. придворную историографию составляли произведения, которые принадлежали к жанрам «вакаи-наме» (пришли на смену «шах-наме» классического периода), «сефарет-наме», «сергюзешт-наме» и «теварих»...

В переходный период крымскотатарская историческая проза (как и в целом придворная литература) переживает период подъёма, что проявляется в общем количестве сочинений, дальнейшем расширении жанрового состава исторической прозы, распаде средневекового литературного канона и освобождении личности в литературе.

На рубеже XVII—XVIII вв. заметна тенденция упрощения языка сочинений и усиления их национального характера; начинается отделение языка прозы от поэтического языка и обретения им самостоятельности в формах художественного познания мира... Процессы, которые происходили в национальной исторической прозе классического периода и набрали силу в переходный период, удостоверяют, что в XVIII в. крымскотатарская литература находилась накануне создания полноценной художественной прозы. Национальная историческая проза XV—XVIII подготовила почву для зарождения в национальной литературе исторической повести и исторического романа.

После российского завоевания крымскотатарская историческая проза, лишённая родной почвы, какое-то время развивается на территории Османской империи, где утрачивает самобытность и приобретает турецкоцентричный характер» (Сейтяг'ьяєв, 2005. С. 17—18. Цит. по: Зайцев, 2009. С. 65—66).

Далее попытаемся наполнить основополагающую для нашей темы систему Н.С. Сейтягьяева конкретным содержанием, перечислив немногие из дошедших до нас имён крымских историков. А также воссоздать ту атмосферу высокой учёности, которая отмечала интеллигентные круги ханства в период, предшествовавший его падению (заранее отдавая себе отчёт в том, что получится лишь бледное подобие картины, возродить которую даже на бумаге — дело не одного поколения исследователей).

Приступая к этому важному разделу, сделаем замечание о том, что многие из крымских историков далёкого прошлого, получив образование не только в Крыму, но и в других, зарубежных медресе, нередко оставались работать в Стамбуле, где к их услугам были богатейшие библиотеки и архивы. Так что турецкая историография не без основания считает их наследие принадлежащим Турции. Тем не менее упомянутые учёные и летописцы, даже находясь вдали от родины, оставались крымцами как по тематике своих изысканий, так и по высокому патриотизму и даже языковым особенностям своих произведений.

Но нередки были и обратные случаи, когда турецкие авторы, оказавшиеся в Крыму, создавали произведения, посвящённые отдельным периодам истории ханства. Так, служивший в качестве врача при хане Сахиб-Гирее I (1532—1551) в те же годы турок Кайсуни-заде Недаи-эфенди, более известный как Реммал-Ходжи (Раммал-хаджи), создал «Историю хана Сахиб-Гирея» (Тарих-и Сахиб Гирай хан). Это — дошедшая до наших дней крымская хроника, точнее, развёрнутая и многоплановая биография хана, заказанная Реммалу-Ходжи старшей дочерью Сахиб-Гирея, Нури-Султан Ханий, вскоре после убийства отца. Труд был завершён летом 1553 г., то есть приблизительно через два года. Приведу мнение о нём современного исследователя В. Остапчука, посвятившего хронике Раммала отдельный труд.

Реммал-Ходжи, «прекрасно образованный османский учёный, присоединился к Сахиб-Гирею, когда он отправился из Стамбула в Крым в 1532 г. и служил ему астрологом, врачом и близким советником на протяжении всего его правления». Написанная им «История хана Сахиб-Гирея», основывается на собственных данных автора-очевидца, а «то, что не основывается на его свидетельствах как очевидца, можно предположительно отнести к сведениям других участников событий. В сравнении с большинством других хроник, посвящённых Крымскому ханству, будь то османских или татарских, «Тарих» является выдающимся трудом, так как его автор предпочитал давать относительно чёткое описание событий и снабжать [его] конкретными деталями, нежели загромождать свой труд демонстрацией напыщенного стиля и риторики. «Тарих» является сокровищницей информации не только о крымской политике, институтах, военном деле, но также о быте населения ханства и даже его соседей (особенно народов северокавказского региона), а также о географических условиях. Что касается крымских военных дел, мы замечаем, что именно походы занимают центральное место в «Тарихе» — приблизительно две трети работы посвящено описаниям походов» (Остапчук, 2002. С. 395).

Остаётся добавить, что в ткань своего сочинения Реммал-Ходжи вплёл 19 стихотворений различного (в том числе и своего) авторства, которые имеют собственную литературно-философскую ценность. Впрочем, это не единственный его поэтический опыт. В своё время, находясь в Кефе, Реммал-Ходжи перевёл на крымскотатарский язык 10 книг, «...одни с языка магов, другие с персидского языка, да ещё сверх того составил 12 книг из Хусниях, в стихах, собрав их в два дивана, расположенных по алфавиту, в которых увековечены тысяча газелей, более ста касыд и от семидесяти до восьмидесяти весёленьких статеек (очевидно, юмористических рассказов. — В.В.)» (АВ ИВР РАН. Ф. 50. Оп. 1. Ед. хр. 114. Л. 71).

Однако обратимся к более ранним историкам Крыма, годы жизни и научной деятельности которых пока не удалось установить. Таким учёным был Хайри-заде, чья история Крыма Таквим стала одним из крымских материалов, использованных Сеидом Мухаммедом Ризой (о нём см. ниже). Последний опирался также на исторический трактат Меджмуа, принадлежавший перу Абдульвели-эфенди и также не дошедший до наших дней. Упоминавшийся ранее турецкий географ, историк и путешественник Эвлия Челеби использовал в своих трудах сочинение Таварих-и Тохта-бай анонимного крымского историка, о котором известно лишь, что он принадлежал к роду Бозак родовой ветви Кенегес. В этом не дошедшем до наших дней труде излагалась история Крыма в период от правления Джучи-хана до не менее знаменитого эмира Эдиге (Сейит Ягъя, 2003. С. 14).

Историк и богослов Сеит Муса-эфенди Кефеви, родился, как это видно из его фамилии, в Кефе (1583 г.). Он получил солидное образование в одном из крымских медересе, затем продолжил совершенствоваться в науке и литературе в Стамбуле, где ему было присвоено звание профессора медресе. Вернувшись в 1625 г. на родину, он стал кефинским кадием, а потом и муфтием своего города. Из его научных произведений наиболее известен исторический свод Шемсю-тевахир («Солнце истории»), оригинал которого ныне хранится в стамбульском Султанском музее.

Хюсеин-эфенди Кефеви, живший во второй половине — конце XVI в., также получил двойное образование, в Крыму и Турции. Он был не только учёным-богословом, но и историком. Сопровождая своего хана Газы-Гирея II Бору в войнах, он оставил ценные записки о крымскотатарских военных походах своего времени. Одарённый писатель, Хюсеин-эфенди ещё при жизни был удостоен почётного титула Мюэллифлер султаны, то есть «Султана всех пишущих».

В Крыму вырос и получил образование историк Абдулла ибн Ризван. Сын турецкого паши, много лет занимавшего пост султанского наместника в Кефе, Абдулла внес значительный вклад в историческую науку. В частности, он создал Летопись Кыпчакских степей (Теварих-и Дешт-и Кипчак), по сути, историю Крымского ханства. Её хронологическая канва тянется до династического противостояния в доме Гиреев, имевшего место в 1610 г. Созданная вдали от Крыма, она дошла до нас благодаря пока неведомому для истории, но, судя по имени, тоже крымскому переписчику Осману Кырыми (Зайончковский, 1969. С. 12—19). Кроме истории собственно Крыма Абдулла ибн Ризван значительную часть своего произведения посвятил описанию Дешт-и Кыпчака и генеалогии Чингизидов.

События крымской истории 1638—1661 гг. заняли значительную часть в труде крымскотатарского (бахчисарайского) автора Усеина Веджихи (?—1670/1671). Но его сочинение, которое условно называют Османской историей (Крымский, 1930. С. 168), ценно прежде всего потому, что Веджихи провёл большую часть своей жизни в Стамбуле, где занимал видный пост хранителя султанской печати и был прекрасно информирован о внутренней и внешней позиции Порты. В том числе и о её крымской политике в периоды правления Бахадыр-Гирея, Софу Мехмед-Гирея, Ислам-Гирея III и Мехмед-Гирея IV.

Фрагмент надгробного памятника. В окружении тюркского орнамента — розетка явно италийского происхождения. Из коллекции издательства «Тезис»

Естественно, труд Усеина Веджихи представлял (и представляет) интерес прежде всего для турецких историков. Пользуясь случаем, отмечу, что османская метрополия могла гордиться и иными крымскими учёными, в том числе и историками, наставлявшими турецкую молодёжь и зрелых мыслителей. Начиная со времён Джанибека (1343—1357) в лучших и самых известных медресе Каира, а именно Ас-Сарагат-мышийа, Ал-Бейбарсийа, Ал-Ашрафийа и Ал-Азхар преподавали улемы, известные не только в Крыму. Ими были Дия Мехмед ал-Кырими и Рукн ад-дин ал-Кырими; последний имел за спиной тридцатилетний опыт судейской деятельности на родине (Крамаровский, 2000. С. 133).

Крымцем по происхождению был и Хаджи Мухаммед Кырымлы, историограф хана Ислам-Гирея III, писавший под псевдонимом Сенаи. Его труд История хана Ислам-Гирея III (Тарих-и Ислам-Гирай) ценен прежде всего тем, что автор основал его на официальных документах (к которым он имел доступ, будучи ещё и чиновником ханской канцелярии), а также на походных журналах и материалах из ханского архива (в частности, записи Сефер Гази-аги, великого визиря ханов Ислам-Гирея III и Мехмед-Гирея IV). Последовательное и точное изложение исторических фактов (в частности, двух походов хана в 1648 г. и его калги Крым-Гирея в 1649 г.) Сенаи оживлял чисто литературным устным материалом, записывая походные песни и рассказы участников важных событий (Зайцев, 2009. С. 128). Помимо того, историк воссоздал политическую и военную историю ханства в период сближения Гиреев с Богданом Хмельницким. Труд содержит ценнейшие сведения о политике Бахчисарая по отношению к Польше и Турции, конкретные данные об отдельных походах крымскотатарских войск на Румынию, Польшу и Московское государство. Это произведение было в 1971 г. опубликовано в Польше в переводе Зигмунта Абрахамовича.

Девлетшах-огълу Абибулла-эфенди родился в 1641 г. в Бахчисарае. Окончил Зинджирлы-медресе, специализировался на истории тюркских народов и всего мусульманского мира. На основании длительных размышлений первым в мировой науке пришёл к выводу, что причиной упадка ряда восточных государств является главным образом отход их народов от принципов классического ислама. Он считал, что именно искажение мирного учения Пророка и четырёх праведных султанов сделало возможным распространение в мусульманском мире этнического и личного эгоизма, алчности и агрессивности правителей и их подданных, что неизбежно ослабляло восточные державы перед лицом их противников, главным образом европейских.

Для Абибуллы-эфенди высокими образцами истинной веры и непреклонного патриотизма служили два первых крымских Гирея, Хаджи и Менгли. Отношение этих народных лидеров к принципам совместного противостояния соседних мусульманских государств северному врагу учёный пытался внушить и современным ему бахчисарайским политикам. Но, столкнувшись с полным непониманием его политической концепции при дворе слабого, невежественного и эгоистичного Адиль-Чобан Гирея и имея причины опасаться гибели от рук ханских палачей, Абибулла-эфенди был вынужден навсегда покинуть Крым и окончить свои земные дни в Турции. Там, в Стамбуле, он и похоронен.

Его современником был историк, принадлежавший к ханскому роду, сын Мубарек-Гирея и племянник Саадет-Гирея III, Мехмед-Гирей «Дервиш». Он создал исторический трактат без названия (его условно именуют Тарих-и Мехмед-Гирей), посвящённый периоду 1683—1703 гг., то есть событиям, которым он был современником. Это сочинение любопытно содержащимися в нём географическими описаниями, включёнными в него трактатами о внутреннем устройстве Крымского ханства и биографиями исторических лиц, с которыми этот член ханской фамилии был лично знаком.

В ту же эпоху творил и Месуд-эфенди (?—1700), советник Шахбаз-Гирей-султана. Его перу принадлежит труд Сборник событий (Вакиат меджмуасы). Сочинение не дошло до нас, но известно, что его активно использовал в работе над своим главным сочинением Сейид-Мухаммед Риза, один из крупнейших историков Крыма. Впрочем, сам жанр вакаи-наме известен довольно хорошо: это были хроники, посвящённые определённому отрезку времени, в которых давались сухие и довольно точные описания более или менее значительных событий, чем они выгодно отличались от более пространных, цветистых сочинений придворных историков-панегиристов, по мере сил славивших своих повелителей.

Творчество уже упоминавшегося историка Ибраима-эфенди Кефеви (Кефели) пришлось на весьма бурный период в истории Крыма — на первую треть XVIII в. Он стал автором известного фундаментального свода истории крымских татар Дагестана, Москвы и Кыпчакской степи Таварих-и татар хан ве Дагестан ве Москов ве Дешт-и Кыпчак улькелериндир. Явившись свидетелем опустошения Крыма войсками Миниха и Ласси, в политической концепции своих трактатов он неуклонно проводил мысль о том, что главная опасность для существования ханства в виде независимой державы грозит с севера, и звал тюркские народы к совместному отпору многовековой агрессии Московского государства. Эта книга — одно из немногих произведений крымских историков, изданное ещё в 1933 г. (Джафером Сейдаметом, в румынском, ныне болгарском г. Пазарджик)¹.

1. В последнее время были высказаны предположения о наличии в труде Ибраима-эфенди более поздних вставок, носящих актуально-политическую окраску (Зайцев, 2009. С. 157—165).

Абдул-гафар Къырыми, или Къырыми Гафури родом был из Карасубазара (село Сефа Конграт), образование получил в Крыму, и некоторое время состоял диван-эфенди (начальником канцелярии) при ханах Каплан-Гирее I (1730—1736) и Фетх-Девлет-Гирее I (1736—1737). Он служил и при других ханах в период с начала XVII в. до 1760-х гг. Будучи крупным чиновником, должность которого требовала частых отъездов, он одновременно работал над книгой по всемирной истории Умдет ал-ахбар, название которой можно перевести как «Первоисточник сообщений». Историк завершил её в середине 1740-х гг. (ныне хранится в стамбульской библиотеке Сулеймание). В этом обширном труде, охватывающем историю от начала мироздания до правления султана Махмуда I (1730—1754), значительное место было уделено вкладу Крыма в исламскую цивилизацию (раздел Умдет ат-таварих). Помимо некоторых вполне очевидных достоинств этого труда, охватывающем историю ханства с 1475 до 1739 г., ценность произведений А. Къырыми, как историка, была ещё и в том, что он, будучи глубоким эрудитом, использовал арабские, персидские и турецкие источники и исследовательские разработки (Кемнер-Хайнкеле, 2002. С. 379).

Что же касается Крыма, его архивных и иных фондов, библиотек, частных рукописных фондов и т. д., то этот историк называл свою родину «Опорой летописей и исторических сведений» (Крымский, 1930. С. 169). В начале XVIII столетия это было совершенно справедливо. После же похода Миниха в 1736 г. — отнюдь нет, по уже известной нам причине. Принадлежа к бейскому роду Ширинов и будучи их политическим сторонником, Абдул-Гафар написал историю своего рода начиная от Ректемур-бея (XIV в.) до эпохи своих современников, внуков ал-Хадж Джап Тимур-бея. Не меньше внимания в этом сочинении уделено и роду Гиреев, начиная от их происхождения и восхождения на крымский престол и до правления Селямет-Гирея (1739—1743).

Другой, ещё более известный крымский историк того периода — Сейид-Мухаммед Риза аль-Кърыми (ум. 1756 г.) — принадлежал к числу крымских сейидов (потомков Пророка), роду Афифи, то есть к благородной семье, в которой было немало исключительно образованных улемов (Смирнов, 1887. С. X; Григорьев, 1974. С. 23), а в 1752 г. даже занял должность накыб-уль-эшрафа, то есть главы потомков Пророка. Что же касается эрудиции самого Ризы, то она была, очевидно, исключительной. Прекрасно зная османскую и персидскую историографию, он свободно ориентировался в произведениях крымских историков (имеются в виду его предшественники Хейри-заде, Абд-ал-Вели-эфенди, Масуд-эфенди и др.), был знаком с творческим наследием Платона и Аристотеля (Зайцев, 2009. С. 114).

Главным произведением этого учёного, во всяком случае, из дошедших до нас, стали знаменитые Семь планет в известиях о государях татарских (1737). Это — фундаментальный трактат, остающийся уже может быть, третий век высшим достижением крымской историографии Нового времени и одним из основных источников по истории ханского Крыма в 1466—1737 гг., то есть в период от Менгли-Гирея I до Менгли-Гирея II. Семь планет — произведение многоплановое, а в жанровом отношении многосоставное (в нём встречаются и поэтические фрагменты). Язык его чрезвычайно красочен, образен, насыщен иносказаниями и фарсизмами, что было в ту эпоху характерно для лучших образцов тюркоязычных сочинений, но затрудняло понимание смысла читателем, не имевшим соответствующей подготовки. Известен был и, по меньшей мере, ещё один значительный труд Ризы, История дома Чингизов, содержание которого понятно из названия, но о котором остались лишь описания и ссылки у старых авторов. Сама эта История исчезла после аннексии Крыма. Также не найдены до сих пор два трактата этого мыслителя и учёного, посвящённые этике и проблемам исправления нравов: Горние вертограды верующего и Лучеизлияние благодати (перевод этих названий на русский принадлежит известному тюркологу В.Д. Смирнову).

Труд Ризы имел продолжателя — мудерриса Хурреми-челеби Акая-эфенди из деревни Ойрат (южный берег Тарханкутского полуострова). Об этом существует следующее придание, опирающееся на старый источник: хан Арслан-Гирей (март 1767 — июнь 1767) поручил учёному мудеррису «отредактировать» главный труд Ризы, упростив его язык и переведя на татарский все фарсизмы, чтобы сделать его более доступным для более или менее массового читателя (Сейтяг'яєв, 2005. С. 38—39). Но Хурреми-челеби не только упростил канонический текст, но и раздвинул его временные рамки далеко за 1737 год, на котором остановился Риза. В результате появился текст-продолжение без какого-либо названия, который исследовавший его В.Д. Смирнов условно назвал Краткой историей, условно, естественно. Тем не менее под таким титулом он и вошёл в труды позднейших исследователей.

Его младшим современником был географ, поэт и историк Мустафа Рахим-эфенди (в турецкой историографии известен под именами Кърымлы Мустафа Рахми или Татар Мустафа Рахми-эфенди). В 1782 г. он был отправлен в качестве секретаря турецкого посольства в Персию, в результате чего появилось его фундаментальное этногеографическое описание местностей и населения этой страны на протяжении всей поездки от Ускюдара до Тегерана. Умер Мустафа Рахим-эфенди в 1786 г., едва успев окончить этот наиболее известный труд своей жизни. Похоронен он в Стамбуле.

Шире известен труд сына Шахбаз-Гирея (1787—1789) Халим-Гирея (1772—1823) Розовый куст ханов (Гюльбун-и ханан). После смещения отца с престола будущий историк перебрался небольшой румелийский городок Визу. Здесь он в основном и работал на протяжении около полувека над своим эпохальным трудом. Впрочем, иногда отвлекаясь: так, он принял участие в Русско-турецкой войне 1806—1812 гг., выступив во главе отряда из местных татар-иммигрантов на стороне османов (Кырымлы, 2002. С. 299). Там же, в Румелии, он и был похоронен.

В Розовом кусте ханов (1811) освещена практически вся история ханства, около 366 лет от времён Хаджи-Гирея до правления кубанского хана Бахт-Гирея (1789—1792). При этом Халим-Гирей стал, пожалуй, первым крымским историком, создавшим столь ветвистое генеалогическое древо ханского рода, подняв тем самым старинный историографический жанр шеджере (о нём говорилось выше) на новый уровень. Он досконально проследовал за всеми сложными сплетениями судеб своих многочисленных предков, описав их родственные отношения с представителями ногайских, кавказских и иных родов и династий, не забыв при этом аталыков и их роль в воспитании и жизненном пути ханских и бейских отпрысков. Предметом исследований этого выдающегося историка стали внутренняя и внешняя политика крымского двора, многочисленные военные конфликты, менявшаяся от правления к правлению позиция ханов по отношению к Стамбулу и Москве. Немало места уделено в Розовом кусте крымской культуре — как народной, так и высокой, науке, духовной жизни крымских татар.

Написанное на основе крымскотатарских исторических сочинений, это произведение, одно из самых значительных в крымской историографии, издавна привлекало внимание ведущих историков Крыма — особенно часто его использовал в обоих томах своего фундаментального труда В.Д. Смирнов. Любопытно, что эта старинная и весьма специфическим языком написанная книга пользовалась популярностью среди читающей публики XX века ещё в 1920—30-х гг. (Крымский, 1930. С. 168—169).

Чудом уцелевшие от пламени книжных костров XVIII—XX вв., немногие дошедшие до нас памятники крымскотатарской литературы и исторической науки отмечены не только высоким творческим талантом и эрудицией их авторов. Поражает их гуманизм, любовь к родине и соотечественникам, ощущение все-человечности науки и искусства. В качестве примера такого отношения автора к окружающему миру, к высоким идеалам человека и сына Крыма, приведём небольшой отрывок из уже упоминавшейся анонимной Истории крымских ханов. Она была посвящена второй половине XVIII в., а конкретно — Арслан-Гирею, вовсе не прославившемуся воинскими подвигами, но привлекшему внимание историка совсем иными достоинствами:

«Услышав об отставке брата своего Мухаммед-Гирея (от должности Орбея. — В.В.), Калга-султан Селим-Гирей говорил ему: «Были мы разбросаны по чужим землям, кто скитался в горах у черкесов, кто в Румелии. Хан призвал нас в Крым, одного сделал калгою, другого Орским беем, да и всех прочих по достоинству наградил и осыпал милостями более, чем от родного отца можно ожидать. Он господин наш и старший брат. Не желал бы он нам добра — не собрал бы нас так под крыло своё; теперь изволил отставить, значит, наша вина тому причиною, и всё-таки нам должно хвалить его и прославлять».

В благополучное время царствования сего хана Крым благоденствовал в углу безопасности, люди жили в кротости и любви, воссылая к Господу тёплые молитвы о здравии и долголетии своего государя. Хан Арслан-Гирей подобно родителю своему храброму Девлет-Гирей-хану и как гласит несомненная книга: «Те, которые немилосердны к неверным, кротки между собой», был безжалостен к врагам веры, но милостив до правоверных. По силе слов пророческого предания «Верующие есть престол Всевышнего», он старался привлекать к себе все сердца, в особенности же оказывал уважение улемам и людям примерной жизни; должность кадийскую не давал без разбору, а по степени достоинства, и вообще старался улучшить состояние каждого учёного человека...

Зная, что «кто лишил жизни одного человека, всё равно, как бы лишил ея всех», воздерживался от разрушения творений Божиих сколь можно более. Уверенный, что «правоверные суть как бы семья султана», оказывал величайшую заботливость об охранении пределов и укреплении границ, для чего устроил батарею и прорыл рвы в крепостях Орской и Арабатской, а также в Уч-Оба, Джонгар (то есть Чонгар. — В.В.) и в Сиваше. Помня, что пророк сказал «Улемы — то же, что были пророки в Израиле», из любви к учению построил в Бахчисарае, недалеко от большой соборной мечети, великолепное медресе и прекрасное училище (мектебе). «Строит храмы Божьи кто верит в единого Бога и в день последнего суда», речет стих Корана, и хан восстановил и возобновил клонившуюся к разрушению ханскую соборную мечеть в Гёзлёве... в Ак-Мечети и Отар-Кое построил фонтаны и на поддержку всех помянутых богоугодных заведений определил вакфы...» (цит. по: Аргинский аноним, 1844. С. 391—392).

Своеобразие крымскотатарского общества — в его постоянно напряжённой духовной жизни. Особенно выпукло это проявляется в массовом интересе к истории своего народа, к священной истории и т. д., в этом смысле не является исключением период, когда пишутся эти строки. В точности ту же картину можно было наблюдать и в XVIII в., когда в каждом городе и крупном селе нетрудно было встретить не единицы — десятки людей, сведущих в истории, собирателей старых рукописей и книг, охотно делившихся своими часто глубокими познаниями с соотечественниками и гостями. Эти люди были буквально живыми очагами крымскотатарского Просвещения, являлись важной составной частью национальной образовательной структуры.

Одним из таких подвижников исторической науки и книжной культуры был старший современник последнего крымского хана, каймакан Мехмет-агъа. До нас дошло, например, такое свидетельство о нем: это «шестидесятилетний старик, считающийся очень сведущим в древней истории Тавриды. Он владеет многочисленными рукописями, откуда удалось почерпнуть любопытные предания, между прочем, о том, что некогда море покрывало весь полуостров, за исключением гор, но уже в очень давние времена изменения, происшедшие в Константинопольском проливе, который стал шире, повели к большому отливу воды из Чёрного моря, обнажившему низменные части Крыма и тогда-то этот и выступил из-под воды» (цит. по: Ромм, 1941. С. 71). Кстати, эти гидроморфологические сведения, содержавшиеся в старых крымских рукописях, подтверждены современной наукой, установившей, что ранее значительная часть Крыма была скрыта под волнами Чёрного моря, а свои нынешние очертания он обрёл в результате понижений уровня моря, последнее из которых произошло всего 22 000 лет тому назад (Чёрное море, 1983. С. 43).