т) Экологическая культура

Подчинить себе природу можно, лишь повинуясь ей.

Японская пословица

Основа экологической культуры мусульманской цивилизации была заложена Кораном, его нравственным учением. Что же касается практического отношения к природе, прагматики природопользования, то она также вытекает из морального императива, преподанного великим учением в виде, максимально доступном для постижения, наглядном и логичном.

Бог создал землю и всё, что на ней имеется доброго, даровав человеку земные блага для поддержания в нём жизни (Коран, 27:88 (86); 32:6 (7); 2:272 (269)). При этом подчёркивается, что эта жизнь, биологический круговорот — самоценность уже оттого, что человек — самое совершенное творение Бога, его наместник на земле (2:28 (30); 27:63 (62)). И речь идёт не о патриархальной старине, не о ветхом Адаме, а о его далёких потомках, принимающих в каждом поколении великий статус — и обязанности! — такого наместничества (10:15 (14); 10:74 (73); 35:37 (39). Вот почему и поддержание экологического порядка — задача поистине божественной, космической важности, о чём говорится неоднократно: «Не производите расстройства на земле после устроения её» (7:54 (56)); «...не портите землю после её устройства. Это — лучше для вас, если вы верующие» (7:83 (85)) и т. д.

Именно такой высоко гуманный, человеческий, если позволено так выразиться, подход (а не жёсткий, основанный лишь на угрозе кары свыше, запрет, как в некоторых других конфессиях) обеспечивал глубокое понимание и органическое приятие идеи ненасилия над окружающим миром. Это новое состояние, новую ступень, на которую поднялся человек в усвоении вечной истины о единстве всего сущего, весьма точно выразил Ж. Эллюль (1912—1994), один из немногих мыслителей Запада, вышедших за рамки евроцентризма, постигших всю природность и естественность ислама: «Поняв мир как творение, человек уже не может осуществлять своё всемогущество эксплуататора и разрушителя. Его своеволие останавливается знанием, что перед ним творение творящего Лица, а не природа как безличная среда обитания» (Цит по: Бибихин, 1998. С. 222). Мусульманин, по мысли Ж. Эллюля, относится к природе как к совершенному произведению, которое невозможно «улучшить» никакими радикальными преобразованиями. Между прочим, именно это традиционное уважение к шедевру великого Мастера, свойственное многим поколениям ремесленников, крестьян, книжников и поэтов Востока объясняет, отчего «в своём естественном состоянии люди ближе к вере Магомета, чем к любой другой» (ук. соч. С. 213).

За время, прошедшее с эпохи Средневековья до конца XVIII в., культура взаимоотношений мусульман с многообразным и сложным миром крымской природы не только не снизила свой уровень, но, если можно так выразиться, стала более осмысленной. Традиции соблюдались свято, однако Просвещение содействовало не слепому отрицанию обычаев, а разумному и целенаправленному их совершенствованию, в том числе юридическому (имеется в виду обычное право, то есть общепринятые нормативные положения, не всегда оформленные документально). Прежде всего это касается охраны вод и лесов, в частности, в Крыму. Приведем один пример: в окрестностях Биюк-Ламбата, да и в других горно-лесных районах полуострова, джемааты зорко следили за тем, чтобы древесину не рубили чужаки, хотя для собственных хозяйственных или ремесленных нужд такие заготовки дозволялись. С другой стороны, даже местные крестьяне не имели права торговать полноценным лесом — только валежником и хворостом, что не вредило лесу, а, напротив, лишь оздоровляло окружающую среду (Лашков, 1887. С. 35; Clarke, 1810. P. 536).

Эти ограничения вполне объяснимы и оправданы крайне ранимой природной средой Южного берега. За гурзуфской или ай-петринской яйлами, то есть на северных склонах Главной гряды картина была иной. Более просторные, богатые леса позволяли крестьянам Коккоз или Озенбаша традиционно снабжать южнобережную деревню выжигаемым ими древесным углём.

Сохранилось и щадящее отношение к животному миру. Если зверь или птица не являлись предметом охоты, то по отношению к ним проявлялась трогательная забота. Так, если в одном из помещений внутри дома селилась ласточка, то хозяин, как правило, прорезал в окне отверстие, чтобы она могла без помехи кормить птенцов (Clarke, 1810. P. 545).

Всё это были достижения народной экологической культуры, плоды традиционно разумного отношения к окружающей среде. И должно было пройти ещё около столетия, прежде чем крымскотатарская интеллигенция выразила те же принципы природосбережения, но уже вполне научным языком (См., например, программную статью И. Гаспринского «Леса» в: Терджиман, 28.09.1883). Такая культура, веками сохранявшая и вырабатывавшая сбалансированные экологические системы, распространялась, естественно, и на людей, также ведь являющихся частью природы. Эта экологичность развивалась, как мы видели, в сторону гармонизации человеческих отношений, в сторону истинной демократии, то есть народовластия.