ф) Общее этнологическое заключение

Приведённые выше оценки разнообразных качеств крымскотатарского народа, сделанные самыми разными авторами, при таких несомненных достоинствах этих оценок, как их искренность и объективность, страдают одним недостатком: они, за редкими исключениями, не принадлежат профессионалам-этнографам. То есть они были сделаны людьми, которые при всей своей личной честности и непредвзятости вряд ли были способны выделить и научно обосновать те этнокультурные черты, которые наиболее существенны при характеристике любого народа. Чтобы исправить этот пробел, приведём авторитетное мнение в виде двух характеристик (антропологического облика крымских татар и семейного строительства в этнической среде), принадлежащих перу российского этнографа-профессионала, пользовавшегося в XIX в. без преувеличения всеевропейской известностью, члена многих отечественных и зарубежных академий, профессора В.Х. Кондараки.

Вот его мнение, сложившееся после многолетних полевых исследований и теоретических анализов такого яркого и увлекательного «этнографического материала», каким перед ним предстал коренной народ Крыма:

«Люди эти прежде всего останавливают внимание этнографа чрезвычайно приятной наружностью: при среднем росте, они, во-первых, все почти обладают чёрными быстрыми глазами, окаймлёнными чёрными ресницами и бровями, хорошим цветом лица, правильным носом и ртом; во-вторых ловки в движениях, сильны, неутомимы в трудах, неустрашимы, пылки донельзя, словоохотливы, гостеприимны, почтительны к старшим, благобоязливы, презирают несправедливость, ложь, воровство и всякого рода неприличия вроде пьянства и разврата и, наконец, они храбры, мстительны, беспощадны и в то же время покорны и благодарны к тем, кто сделал им добро. Признаться, я ещё не встречал нации, настолько благородной в образе жизни между собой, как татаре... В татарине всего замечательнее безграничная преданность к верховной власти, которая не раз уже выказывалась на деле... в 1812 г. по первому воззванию к ним они в течение 3 или 4 дней выставили 4000 конных ратников, которые до окончания войны с французами вели себя безупречным образом.

В умственном отношении татарин поражает здравым рассудком и сметливостью... он очень мирно проводит семейную жизнь и очень охотно удовлетворяет незатейливым прихотям жены. Развод, по его убеждениям, — глупая прихоть, которая прилична самым невежественным людям. Такого же мнения они и о многожёнстве. Вследствие чего жена старается вести себя так, чтобы ни единым действием не оскорбить мужа, и они обходятся между собой сериозно и почтительно. Характеры как женщин, так равно и мужчин после брачного союза бывают дружелюбны, уступчивы и воздержаны...

Так как они... не подражают никаким людям и вечно носят одни и те же костюмы (то есть народные, здесь имеется в виду бесконечная погоня за модой, неизвестная традиционным обществам. — В.В.), то понятно, что расходы их на одежду совершенно ничтожны. При этом им неврождённа расточительность на всякого рода заманчивые лакомства, и самая богатая семья довольствуется обыкновенно супом или пилафом с сыром, соусом с овощами и пирожками, жаренными на бараньем сале. Лучшею чертою в общежитии их следует признать отсутствие гордости даже в отношении к нищим, которых они охотно сажают с собой за стол и беседуют с ними как с людьми, равными во всех отношениях перед Богом...

Новорожденный [ребёнок]... делается предметом беспредельной любви матери и сестёр, которые постоянно осыпают его нежнейшими ласками. Отец не спускает его с рук во всё время, пока усталый, после дневного труда, не почувствует необходимости отдохновения: он играет с ним, как играют девочки с куклами, он вертит его в руках под напев национального танца, восхищаясь движениями его рук и поминутно призывает имя Аллаха в виде благословения. В свободные от работы дни он с раннего утра идёт на базар, чтобы принести любимому дитяти несколько бубликов, конфет или что-нибудь подобное и целый день возиться с ним, стараясь привесть в ощущаемое восхищение и всех, следящих за его действиями. Наслаждение возрастает, если присутствующие сочувствуют ему, выражая это прижиманием и поцелуями его дитяти...»

В шестилетнем возрасте ребёнок поступает в мектеб. «Учитель принимает его с ласкою и всё время обходится справедливо, как с своим сыном, и этим вселяет ученику уважение, подобное тому, какое сознаётся к ближайшему родственнику». Не только в школе, но и дома детишки изначально не видят «примеров несправедливости или позорных деяний... Публика, собравшаяся в родительский дом, не имеет привычки осуждать и вообще сквернословить. Тихо, с обоюдным почтением они сообщают друг другу о делах общественных или о собственных нуждах или предаются воспоминанию преданий и рассказов отцов, заключая все надежды на милость Аллаха и пожелательства небесных благ усопшим».

Естественно, всё это слышит ребёнок, «и добрые начала с детства вкореняются в его памяти. Потом он видит, с каким удовольствием любимый им отец спешит в мечеть, с каким усердием погребает нищего-чужестранца, как охотно повинуется властям, какое чувствует наслаждение, если пригласят его к починке храма... Он беспрестанно видит, как ласково обходится отец его со странником, ночною порою постучавшимся в его двери и просившим ночлега, как для него приготовляют лакомое кушанье и стелят лучшую постель, подушки и одеяло. Примеры эти создают привычки, с которыми нелегко уже разлучиться».

После окончания мектебе, то есть примерно в 13—15 лет девочки становятся самыми деятельными помощницами матери, а мальчики — отца. При этом подросток «начинает высказывать на деле то смирение и почтение, которые предписывает религия. Воля отца для него закон, равный воле божества — и благо если отцу врождены добрые принципы, потому что они делаются достоянием сына. Боже сохрани, чтобы этот сын, привыкший с детства к курению табака, позволил себе, не только в присутствии родителя, но даже посторонних старцев, сделать себе папиросу. Нет примера, чтобы юноша пожаловался на плохое отношение отца или замыслил бы ухаживание за замужнею женщиною. Идея разврата недоступна понятию молодого татарина, он не слыхал никогда ничего подобного и не поверит в возможность соблазна женщины. Таким образом, остающаяся без преследований женщина сохраняет целомудрие или верность обязанностям, потому что её оберегает сам мужчина, уверенный, что в противном случае кроме страшного наказания в будущей жизни, над ним исполнится пророчество слов: не стучи в дверь ближнего — постучат и в твою».

С самого раннего детства дети не могут не наблюдать отношения между отцом и матерью, а затем выстраивают, по их образцу и подобию, собственную семью. «Муж любит её (жену. — В.В.) страстно и безумно, но любовь эта не выражается наружными ласками; она не подруга ему в труде, но пища страсти и правительница дома, которую он не оскорбит и в дела которой не станет вмешиваться. Пользуясь безграничной свободой в хозяйстве своём, разумная татарка нередко делается госпожою и над мужем, но никогда её господство не выскажется в форме оскорбительной... Нет ревности абсолютно, так как есть уверенность, а закрываются [она чадрой] из религиозных побуждений, с целью не возбуждать в незнакомом человеке противозаконных побуждений [и] зависти к своему единоверцу, обладающему прекрасной женой...» (Кондараки, 1883. Т. II. С. 210—226).