а) Изъятие зерна и продуктов

Первый удар по крымско-татарскому хозяйству большевики нанесли весной 1918 г., в краткий период «первых Советов». Тогда у крестьян полуострова было с помощью вездесущих продотрядов изъято и отправлено на смазку набиравшего обороты кровавого колеса революции огромное количество крымского зерна — 3,5 млн пудов. Тем самым крымская деревня была надолго выведена из нормального хозяйственного оборота (Очерки истории ОПО. С. 59).

Это было первое, но не последнее наступление на экономическую основу коренного народа. Осенью 1920 г. история повторилась. Большевики ещё не успели внедриться в экономическую жизнь Крыма, ещё не овладели рычагами ни городского, ни сельского хозяйства, поэтому они прибегли к самому незатейливому и верному способу обескровления края — изъятию личного имущества у населения, попавшего в их власть, то есть к прямому грабежу.

Крымско-татарская деревня первой почувствовала разницу между «белыми» и «красными». Конечно, при белых находились наивные люди, связывавшие нехватку продуктов с большевистской блокадой с севера, считая, что «если Врангель продержится до осени, то придётся изрядно поголодать» (Русская эмиграция. С. 122). Теперь они отрезвели: после изгнания белых началась конфискация уже собранного урожая 1920 г. Причём вне всяких норм — это была продразвёрстка, то есть обязательная сдача крестьянами государству всех «излишков» до тех пор, пока не будет выполнено плановое задание, развёрстанное на уезды и сёла. Система эта, известная в Крыму лишь по 1918 году, была уже основательно усовершенствована на севере — в России и на Украине. Теперь в крестьянские амбары и погреба полезли не белоручки-офицеры бывшей царской армии, а опытные бандиты и мародёры, прошедшие хорошую выучку комбедов и продотрядов на материке, то есть красноармейцы. Рабоче-крестьянская армия теперь могла, наконец-то, приступить к прямым своим, грабительским, обязанностям¹.

Продукты выгребались подчистую, крымское село разоряли методично и безжалостно. Председатель Крымревкома требовал от уездных отделений (уревкомов) в январе 1921 г.: «Создавайте ударные группы, направляя их в наиболее богатые пункты уезда, перебрасывая их по окончании заданий на остальные слабые районы. Требуйте содействия от воинских частей, основываясь на приказе 4 армии № 70» (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 188. Л. 39).

Уездные ревкомы подчинились этой инструкции — на свою голову (точнее, на голову крымско-татарских крестьян), так как угомонить красных воинов и тем более особотдельцев было труднее, чем обычных продотрядовцев. Уже через месяц действия инструкции в Симферополь пошли докладные записки типа: «На местах проводится бессмысленная и беспощадная реквизиция всякого рода продуктов питания и первой необходимости... мы не можем нести ответственность за беззаконные действия отрядов Особого Отдела в отношении реквизиции продуктов...» (ГААРК. Ук. дело. Л. 350).

Трудно предположить, что эти не подчиняющиеся даже уревкомам отряды, обладавшие всеми признаками организованных банд, аккуратно сдавали всё реквизированное на склады. Более чем вероятно, что значительная часть этого добра съедалась, продавалась, обменивалась на вино. Во всяком случае, в марте 1921 г. было признано необходимым принять все нужные меры к усилению перекачки зерна и других продуктов на базы. Но, как легко догадаться, и это распоряжение ударило не по особотдельцам, а в первую очередь по крестьянину. Для этого 11 марта симферопольским ревкомом было принято решение организовать при сельревкомах «тройки для изъятия запрятанного посевматериала и развёрстки» а также «выставить заставы.., [чтобы] задерживать все нормированные продукты, конфисковывать их» (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. З. Д. 188. Л. 363). Задержанных таким образом крестьян без суда отправляли в концлагеря или ссылали — поодиночке или с семьями.

В помощь посевным тройкам тогда же была создана сеть из засланных (внедрённых в сёла и деревни) осведомителей. То есть семена изымались по их наводке, а часто и участии, «силами агентуры, раскрывающей ямки с посевным материалом» (ГААРК. Ф. Р-1. Оп. 3. Д. 1. Л. 8). Иного выхода не было: местные бедняки в массе своей на такое стукачество не шли. По этому поводу керченские продкомовцы жаловались безграмотно, но искренне: «Население реагирует на производящую работу как на необходимое выполнение закона, отзывчивости не замечается, ибо раскрываются в отдельных местах ямы со скрытым хлебом у некоторых кулацкого элемента не самой беднотой населением, то есть только нашей агентурой...» И далее: «Ввиду их политической незрелости отношение к Соввласти лояльное» (ГААРК. Ф. Р-1. Оп. 3. Д. 1. Л. 16). То есть очевидно — «не более чем лояльное».

И ещё один метод был найден, правда, несколько позже, севастопольскими товарищами. В районе остро не хватало продотрядовцев и агентов для изъятия урожая уже в 1921 г. Поэтому в августе этого года Севастопольский исполком постановил: «Ввиду отсутствия у Военкомата вооружённой силы, мобилизовать необходимое количество членов профсоюза за оплату по ставкам, выработанным профсовета» (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 48. Л. 614, 614 об.). В сентябре 1921 г. эта практика стала общекрымской. Так называемое Продсовещание Симферополя «...признало необходимым применить вооружённую силу, сформировать [дополнительные] продотряды и запретить торговлю на рынках в местах, не уплативших продналоги» (Советская деревня. Т. I. С. 500).

За недосдачу развёрстанного хлеба людей арестовывали и держали в подвалах до тех пор, пока родственники не внесут зерно до нормы. Особенно часто эта мера применялась почему-то в незерновых районах, где хлеба в больших запасах не держали. В Коккозском районе в мае 1921 г. село Юхары Керменчик в целом выполнило развёрстку всего на 25%, Ашагы Керменчик — на 5%, та же картина наблюдалась в Коккозах, Карло и других соседних деревнях. За это под арест попало множество хозяев, без которых тут же усугубился и голод (ГААРК. Ф. Р-136. Оп. 3. Д. 1. Л. 8). Ещё одной мерой, применявшейся в горах к недоимщикам, было запрещение крестьянам выезжать за пределы района. То есть их лишали единственной возможности выменять где-нибудь недостающее зерно для внесения его по развёрстке (ГААРК. Ук. дело. Л. 9).

Плакат-оправдание изъятия хлеба. Худ. Сапожников А.А., 1921 г.

Всего по продразвёрстке на важнейшие продукты того периода — хлеб и зернофураж — в Крыму было собрано 2,8 млн пудов, «чем были выкачаны из деревни последние запасы продовольствия» (Усов, 1925. С. 261). Впрочем, что говорить о бесхлебных горных деревнях, если даже в богатейшем из зерновых районов, Сарабузе, славившемся своей сытой жизнью (кроме татарских хуторов и деревень, в Сарабузской степи были разбросаны крепкие немецкие усадьбы-экономии), уже к весне 1921 г., то есть через 4 месяца ревкомовской власти, «всё изменилось, ибо частью съедено, остальное реквизировано и вывезено в Москву. Население уже голодало» (Данилов, 1993. С. 164). При этом «наиболее пагубное влияние голод оказал на татарские деревни (курсив мой. — В.В.), которые оставались иногда совсем без населения. Дети в деревнях и городах, куда эмигрировали из деревни крестьянские семьи, мёрли в буквальном смысле как мухи» (Усов, 1925. С. 261).

Кроме зерна шла «охота» за вторым таким же ценным и, главное, не портящимся (в отличие от фруктов) продуктом — табаком. Очевидно, по этой причине даже при отмене продразвёрстки, налог на табак остался практически равным ей, то есть 10 пудам с десятины (Гавен, 1922. С. 38). Понятно, что внести такой продналог — значило отдать государству практически весь урожай. Поэтому уже в апреле 1921 г. в алуштинских сёлах были отмечены проявления «недовольства в силу тяжёлого продовольственного положения и запрета вывозить табак и вино — единственный продукт производства района» (ГААРК. Ф. Р-1. Оп. 3. Д. 1. Л. 38).

Садоводческие и винодельческие сёла были этой кампанией менее задеты, но не из милосердия, а от «бесполезности» их основной продукции. Заготовительные органы не смогли бы ни продать её в Крыму, ни оперативно вывезти на север — до конца 1921 г. разруха на транспорте была полной. Тем не менее, оставленные в таких деревнях бочки вина и вороха яблок голода не уменьшали — их невозможно было продать. Натуральный же обмен при относительном избытке вина и фруктов и резкой нехватке хлеба быстро стал практически бесцельным. В Судакском районе, например, таракташцы просили за 3 пуда винограда и 3 бочки вина хотя бы фунт кукурузной муки — и не могли найти желающего меняться; уже зимой 1921 г. здесь ели лепёшки из молотого виноградного жома (Крубер, 1926. С. 73). А в Шуме, съев виноградные выжимки, «муку» мололи из мелкорубленной лозы (АМ ФВ. Д. 102. Л. 2).

В районах сплошных спецкультур (то есть во всех южнобережных деревнях) издавна в тяжёлые годы существовал ещё один выход: часть населения потребляла рыбу, хотя рыбье мясо здесь традиционно и считалось «нечистым», чем-то средним между кониной и кошатиной. Но в весну 1921 г. власти предусмотрительно закрыли и эту отдушину. Приказом № 238 от 16.03.1921 г. Красноармейско-алуштинский уревком объявил рыбу Чёрного моря «продуктом монополизированным, почему всякая продажа или иной сбыт её запрещены». Отныне крестьяне, которым удавалось что-либо выудить в прибрежных водах, были обязаны «сдавать всю пойманную рыбу без утайки по установленной цене в рыбные склады» (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 45. Л. 270).

А чтобы отсечь даже попытки такого непрофессионального и оттого плохо поддающегося контролю рыбного лова, у людей отбирали сети и даже материалы, годные к их изготовлению. Всему населению предлагалось немедленно сдать «незарегистрированные нитки фильдекосовые и пеньковые», а бочки и даже бочечную клёпку — зарегистрировать. Профессиональные же рыбаки объявлялись «мобилизованными», то есть обязанными «исполнять все распоряжения администрации Красноармейска» — понятно, с целью работы под контролем, исключавшим любую утечку пойманной рыбы на сторону (ГААРК. Ук. дело. Там же).

Через месяц Опродком² Крыма опубликовал специальный Приказ № 329 от 09.04.1921 г., согласно которому уже весь улов рыбы становился «достоянием республики» и как таковой должен был сдаваться за исключением 1/10 части, которую милостиво оставляли рыбакам. Но и эту десятую часть улова нельзя было употреблять по своему усмотрению (в том числе как помощь голодавшим родственникам, к примеру). Она подлежала сбыту «в особых лавках, открываемых Союзом Рыболовов под контролем органов Крымрыбы» (ГААРК. Ф. Р-1202. Оп. 2. Д. 9. Л. 114).

В те же месяцы была проведена и финансовая интервенция. Красные ещё в 1920 г. сознательно не оставили российскому населению времени на переходный период, необходимый при смене денежных систем. По совету крымского самоучки-экономиста М.А. Ларина (Лурье), имевшего немалое влияние на Ленина, все валюты, кроме большевистской, были разом отменены. Таким образом, крымчане лишились возможности бороться с наступавшим голодом за счёт имевшихся в семьях сбережений, — обесцененные керенки³ и врангелевские рубли ветер носил тогда по улицам вместе с осенними листьями. Второй экономической мерой государственного масштаба стал централизованный вывоз из Крыма казённых запасов незернового продовольствия (то есть непортящихся продуктов, хранившихся на складах): «...например, громадные запасы сгущенного молока и прочих, доставшихся от Врангеля продуктов, — почему-то было вывезено из Крыма. Жиров совершенно не было» (Султан-Галиев, 1921. С. 89).

С врангелевским добром было связано ещё одно ограбление — южнобережных табаководов. В 1920 г. правительство П. Врангеля оказало помощь Ялтинскому союзу табаководов в размере 75 млн руб. и Богатырскому союзу табаководов — 50 млн Теперь, прознав об этом, Крымревком решил наложить свою руку на это, ему никогда не принадлежавшее достояние, к тому же давно истраченное на латание хозяйственных дыр, вызванных тем же ревкомом.

В марте 1921 г. крымско-татарским крестьянам, членам этих союзов, было предложено вернуть врангелевские миллионы — Советам. Причём натурой, табаком, на котором симферопольские экономические стратеги надеялись заработать, продав весь урожай за рубеж. По их расчётам, куш получался немалый, так как только по ялтинскому уезду выходило около 150 000 пудов сухого листа. Из табаководов начали вытрясать весь урожай (они и в случае полной его сдачи тех миллионов не вернули бы). Не помогло и предупреждение Табачной секции ялтинского Отнархоза о том, что такая повальная конфискация урожая неизбежно вызовет «падение этой культуры [и] грозит местному населению голодом» (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 45. Л. 112). Табак попросту стали изымать, — о последствиях нетрудно догадаться.

Примечания

1. По словам самого Ленина, Красная армия на 9/10 была создана «для систематических военных действий по завоеванию, отвоеванию, сбору и свозу хлеба и топлива» (Ленинский сборник. Т. XVIII. С. 93, 94).

2. Опродком — особая продовольственная комиссия. Существовали дивизионные (опродкомдив), уездные (уопродком) и другие армейские и гражданские продовольственные комиссии.

3. Керенки — бумажные рубли, выпущенные Временным правительством. Они были мало похожи на деньги, эти талоны, отпечатанные на одной стороне листа, не имевшие ни серийного номера, ни подписей тех, кто их выпустил. Как правило, их даже не разрезали на отдельные купюры.