з) Проблема «пассивности» голодающих татар

Почти всем исследователям истории голодных периодов в истории человечества приходится рано или поздно отвечать на вопрос: неужели для средней, отдельно взятой семьи не оставалось никакой возможности спастись? Приходится признать, что Крым — крайне неблагоприятный регион с точки зрения выживания в таких условиях. Едва ли не впервые в своей истории крымские татары пострадали из-за географических особенностей своей родины. Узкий Перекоп, испокон веку облегчавший защиту от нападений с севера, в голодные годы неоднократно надёжно перекрывался властями «в целях борьбы с мешочниками»¹. Народ оказался в западне. И в то самое время, как и на Украине, и в России по железным дорогам и трактам передвигались миллионы людей с котомками за плечами, в наглухо запечатанном Крыму, в татарской деревне, было тихо, как в могиле.

Не этим ли объясняется непостижимая для некоторых авторов тех лет «пассивность» (Крубер, 1926. С. 72) умирающего крымского татарина? Ведь встречаются и такие утверждения: «инертное татарское крестьянство пассивно гибло в своих деревнях, тогда как голодающие других национальностей пытались спастись, отправляясь в поисках хлеба куда глаза глядят» (Новиков, 1927. С. 68—69). Этот и ему подобные авторы-марксисты практически не учитывали психологии крымско-татарского крестьянства, а там, где такие попытки делались, их никак нельзя признать удачными.

Вот один пример такой попытки. Ю. Гавен как-то в разгар голода сделал собственное «открытие»: «Крымские татары так связаны со своей деревней, что даже голод не может выгнать их оттуда, и они спокойно умирают в своих деревнях. Вот почему многие работники, не знающие деревни, не знают истинного положения вещей, особенно городским работникам трудно представить себе эту картину». Действительно, трудно представить себе, как люди спокойно умирают от голода. Сочувственно приводящие эту фразу современные авторы дают психологическое толкование этой немыслимой картины: «В этом сказывалась и традиционная для мусульман вера в судьбу («кысмет»)» (Зарубины, 1997. С. 345).

С другой стороны, нельзя с порога отметать некоторые этнопсихологические черты и качества крымских татар, которые сказались на общем поведении народа в период голода. Во-первых, эта группа населения ещё с имперских времен отличалась своей законопослушностью, отчего там, где другие более или менее успешно обходили «хлебные кордоны», крымский татарин в большинстве случаев понуро возвращался домой с пустыми руками, не смея нарушить запрет. Во-вторых, как только появлялась какая-то, пусть самая ничтожная надежда заработать на пропитание семье законным путём, крымские татары преодолевали любые трудности, чтобы не упустить этот шанс. Когда в июне 1922-го из Турции поступил заказ на кизиловые палки (из них изготавливались трости, трубочные чубуки и пр.), то за дело взялись не только лесные жители — в горы поднялось множество степных татар, пешком добравшихся до кизиловых зарослей².

В-третьих, крестьянин (не только крымско-татарский) держится до последней возможности за остатки своего хозяйства, видя только в нем возможность продолжения жизни, пытаясь его спасти, отдавая этим попыткам все силы. Когда же и эти остатки налаженного хозяйства пожирает злая судьба, лишь тогда наступает пора великих перемен, но не ранее. И крестьянин срывается с места, отправляясь — то ли в город, то ли вообще за рубеж. Это уже для него безразлично, если его мир (то есть дедовские хозяйство и трудовые традиции) в одночасье рухнул.

Крымско-татарскому народу как, наверное, ни одному из более благополучных его соседей известна Божья кара великих и малых эмиграций. Судя по некоторым данным, в голодные 1921—1923 годы уже начинался очередной исход, и неизвестно, чем кончился бы этот период в истории народа, если бы голодная смерть не повесила, наконец, косу на крюк. Но и за эти неполные 2 года из степной части успело выехать почти 4% хозяйств, а из предгорья — 9,1% (Софийский, 1924. С. 9). У нас нет сведений, где они осели; скорее всего, где-нибудь в городе, может быть, и вне голодного Крыма. Но не исключён и выезд их за рубеж: в первые годы советской власти законное пересечение государственной границы было намного более простым, чем впоследствии (особенно если выезжающий считался иностранным гражданином — а таких крымцев, по паспорту числившихся «турецкими» или «греческими» подданными, было довольно много). Впрочем, как говорилось выше, и такой выезд был из голодавшего Крыма формально запрещён и мог быть допущен только в виде исключения.

Тем не менее среди крымских татар оказалось немалая доля тех, кто, не ожидая ничего хорошего от новой, но успевшей ярко проявить себя власти, всё же видел единственный реальный выход в законной эмиграции. И они начали подавать коллективные заявления с такой просьбой. Это было серьёзно, так как впервые эмигрировать собирались не отчаявшиеся одиночки, не семьи, и даже не отдельные сёла. Целый куст деревень Ялтинского района, выставив свои требования, единственно способные гарантировать выживание в новых условиях, заявил о своём намерении «выселиться за границу», если его требования не будут выполнены (ГААРК. Ф. Р-151. Оп. 1. Д. 2. Л. 91—91 об.).

Вот эти требования, обращённые крестьянами «к Высшей власти РСФСР и Крым ССР», которым нельзя отказать в последовательности и доказательности:

1) Предать суду Крымского Уполномоченного Внешторга и Крымского Уполномоченного Главтабака по обвинению в сознательном или бессознательном массовом убийстве (имеется в виду организованный голод. — В.В.);

2) Расследовать, кто был инициатором в стеснении товарообращения и личного передвижения граждан... — этих провокаторов тоже предать суду;

3) Немедленно уничтожить все стеснения, отменить пропуска, визы, разрешительные удостоверения и прочее;

Жители деревни Скеля. Фото начала XX в.

4) Уничтожить без остатка все препятствия к свободному вывозу за границу продуктов нашего труда, привозу оттуда муки, совершенно устранить Внешторг от этого дела;

5) Отменить государственную монополию на крошку (то есть резку. — В.В.) табака;

6) Отменить обязательную сдачу в казну 55% табака;

7) Отменить для Крыма акциз на табак и вино;

8) Отменить для нашего уезда продналог всех видов и связанные со взиманием его стеснения товарообращения;

9) Направить в помощь голодающим муку.

Понятно, требования эти не были выполнены даже частично. И, конечно, их составителям не было дано разрешение на эмиграцию.

Что же касается упомянутой выше «пассивности» крымских татар в период до этого, последнего и безвыходного момента, то её степень преувеличена. Известны разнообразные крестьянские инициативы, в том числе и довольно сложные, относящиеся именно к голодным годам. Только в 1921—1922 гг. было впервые создано 13 крымско-татарских женских артелей, объединивших 145 тружениц, в одиночку не имевших средств для покупки даже инструмента (ткацких станов). Самые крупные из этих артелей находились в Симферополе, Евпатории, Карасубазаре и Бахчисарае (Фёдорова, 1928. С. 26).

Ещё один пример: в те же голодные месяцы в Байдарской округе по разным причинам от совокупного стада рабочего и молочного скота осталась 1/9 его часть. Едва минула угроза голодной смерти, как эти сёла стали возрождать своё разрушенное хозяйство. При этом крымские татары, не ожидая помощи от государства, наладили связь с Волынью, Подолией, Полтавщиной, Черниговщиной, откуда в Крым стали поступать рабочие лошади и волы. Более того, деревни Чоргунь и Скеля выставили крымской администрации требование срочного завершения начатых, но застывших на месте мелиоративных работ (МК, 15.09.1923).

Все эти примеры говорят об одном: крымско-татарское крестьянство постепенно отходило от старых стереотипов, ища и находя не совсем традиционные, новые пути борьбы с общекрымской бедой.

Примечания

1. «Мешочники» — социально активные люди, пытавшиеся прокормить семьи посредством перевоза товаров (главным образом сельскохозяйственных, и часто собственного производства) в места повышенного спроса на них. В обратном направлении они везли продукты, необходимые семье и другим родственникам, а также на продажу. Мешочники не были спекулянтами, они не ради прибыли подвергались опасностям вплоть до смертельной. И не от хорошей жизни они занимались этим делом. «Мешочничество было вариантом самоснабжения и следствием продовольственной диктатуры» (Ильюхов, 2007. С. 128). Как явление, мешочничество было вызвано, во-первых, введением упомянутой диктатуры, а во-вторых, стало следствием национализации продовольственных магазинов и складов и нарушением «нормальных методов обеспечения населения продовольствием» (там же). То есть и это «правонарушение» было напрямую спровоцировано советской властью.

2. В обмен за заготовленные таким образом 200 000 чубуков турки доставили в Крым 6000 пудов пшеничной муки (ГААРК. Ф. Р-151. Оп. 1. Д. 2. Л. 247).