б) «Антиремесленная» политика Советов

Кустарные промыслы в Крыму 1920-х гг. выглядели довольно самобытно. Не получая практически никакой помощи от государства в виде поставок сырья, предоставления помещений, кредитов, оборудования, ремесленники самостоятельно изыскивали всё перечисленное и многое другое, затрачивая массу времени и сил на налаживание, в частности, личных контактов и добиваясь поставок сырья из деревни или от местной промышленности (производственные отходы). Но мало того что государство не помогало кустарям. Своей налоговой и монополистски-запретительной политикой оно ежегодно выбивало из кустарной промышленности многие сотни мастеров, хотя и получало от отрасли солидные, бесхлопотно достающиеся налоговые суммы. Причём оно вынуждало бросать ремесло не самых плохих специалистов. Напротив, истинные художники своего дела чаще оказывались лишёнными деловой хватки, и именно они первыми вымывались из своих отраслей.

Возникает вопрос, отчего большевистское правительство лишало права на существование отрасли, которые не только занимали массу трудоспособного населения, кормили его, но и приносили прямую пользу государству? Смысл и цели этой политики были практически теми же, что и по отношению к крестьянству. Плоды труда кустарей Крыма были вполне приемлемы — не годились сами люди. Причём, это отношение к самостоятельным труженикам сложилось не после 1917-го, а задолго до него; неприятие «городского мещанства» стало хорошим тоном до Ленина и даже Маркса (последний неоднократно ополчался на немецкое бюргерство, не обладавшее «классовым чувством» пролетариата).

Отсутствие, а в начале XX в. сравнительно слабое развитие мещанства как социальной и культурной прослойки было причиной необъяснимой патриотической гордости всех представителей общественной мысли России, в том числе и самых прозападных. Оно не желали видеть в городском мещанстве лучший показатель развитости тех же городов, да и третьего сословия тоже. Эти мыслители, закрывая глаза на медленный и крайне перекошенный (в административно-военно-полицейскую сторону) рост российских городов и городской модели жизни, с восторгом говорили о том, что отсутствие слоя ремесленников-мещан — «чуть ли не метафизическая черта русского народа, причём черта положительная, способная оправдать немалые дикости отечественной жизни» (Вишневский, 1998. С. 107).

Большевики как порождение тёмной архаики массового подсознания догадывались об органичном, хоть и неосознанном антагонизме индивидуалов-ремесленников соборной ленинской идеологии. Подхватив старое эклектичное интеллигентски-почвенное удовлетворение от немещанской структуры городов, они дозрели до мысли о том, что отечественного мещанства не просто нет, а пока нет. И постарались не только не допустить его роста во всесоюзном масштабе, но и удушить там, где оно составляло более или менее значительный процент населения. В число таких регионов попал и Крым.

Налоговые положения и нормы, которые трудно назвать иначе, как «антикустарными», берут своё начало с 1921 г. Вопреки предписанию СНК Крыма от 18.07.1921 № 2018 о том, что «сырьё кустарей реквизиции не подлежит», райпродкомы брали на учёт, а затем и реквизировали шерсть у ремесленников. Причём отбирались даже мешки с шерстью, оставленной ими после покупки на временное хранение у бывших владельцев-крестьян. Всё сырьё, отобранное таким образом, поступало в государственные заготконторы и отправлялось в Россию, а крымские мастера оставались в результате без средств для производства и, следовательно, существования (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 48. Л. 228).

Ситуация, таким образом, сложилась парадоксальная. Государство впервые в истории Крыма стало поперёк пути народных мастеров, его обогащавших. Своей монополистской «кустарной политикой» оно поставило ремесленников в положение, когда те были вынуждены терять время и силы на самостоятельное изготовление инструментов, они сами занимались сбытом готовой продукции и т. д. Другое дело, что она от этих непроизводительных затрат хуже не становилась, пользуясь неизменным спросом. Даже в голодном 1923 г., когда не было ни сырья, ни сил, «крымская обувь — сандалии, чувяки и сафьяновая обувь — в больших количествах производилась местными (феодосийскими. — В.В.) кустарями» и находила, благодаря своему качеству, сбыт далеко за пределами Крыма — оптовики приезжали за ней даже из российских городов, в частности из Орла (Рф. 23.06.1923).

Амет Калафатов. Фото из: ГК. 01.12.2000

Но в целом к 1940-м гг. угасали уже практически целые ремесла, одни быстрее, другие — медленнее. Причин этого упадка было несколько, начиная от революционных экспроприаций сырья, готовой продукции, оборотного капитала, и кончая национализацией мастерских в мирное время и ликвидацией системы сбыта готовой продукции. Как указывал в докладной записке пленуму ЦК ВКП(б) в июле 1928 г. заместитель наркома финансов СССР М. Фрумкин, «Мы требуем расширения товарооборота — люди открывают мелкие ларьки, а мы записываем их в спекулянты! Мы требуем поднятия промышленности и люди открывают сапожные мастерские, а мы их записываем в нэпманы! мы требуем советской демократии, люди указывают нам на нашу антидемократичность, а мы их сажаем в ГПУ...» (цит. по: Авторханов, 1976. С. 80). Сколько крымских татар-кустарей было таким путём сослано, разорено, буквально пущено по миру — неизвестно, цифр обнаружить не удалось. Почти с уверенностью можно сказать, что соответствующих данных и не было собрано: такая «мелочь», как ликвидация многовекового художественного опыта и материальных культурных ценностей, большевиков не интересовала.

В этом смысле типичной была судьба Амета Калафатова. Он был последним из славных оружейников Крыма, он один хранил и мог передать потомству все секреты этой древней национальной профессии-искусства. Он «ковал сталь особой прочности, делал охотничьи ружья, пистолеты, которые пользовались огромным спросом в европейских странах» (Червонная, 1994. С. 233). Кроме того, известный всему Крыму и в зарубежных странах, Амет-уста был художником-гравёром и тонким орнаменталистом-живописцем, участником Всемирной выставки народного творчества 1925 г. в Париже. Его шедевры, исполненные в разных жанрах, вошли в постоянную экспозицию крупнейших музеев Москвы (Третьяковская галерея), Петербурга (Государственный этнографический музей), Симферополя (Художественный музей), Тулы и других городов. Однако в 1920—1930-х гг. он был вынужден самостоятельно поддерживать существование своей мастерской на ул. Кантарной. Случалось, всё её содержимое — инструменты, сырьё, даже самодельный радиоприёмник конфисковывались милицией как у частника-кустаря, занятого «производством оружия», пусть и охотничьего. В конце концов он был вынужден целиком отдаться рисунку: «Карандаш-то у меня никто не конфискует», — говорил он знакомым. И на этом поприще Амет-уста добился выдающихся успехов, став лучшим орнаменталистом Крыма, членом Союза художников. Но произошло это не благодаря, а вопреки действиям советских властей, по сути, сгубивших талант великого мастера-оружейника (Черкезова Э. Преемственность поколений // ГК. 05.02.2010).

Впрочем, отмечено одно послабление крымским ремесленникам после того, как их впервые прижали с налогами в самом начале 1920-х гг. Дело было, конечно не в самих людях, и не в их мастерстве, а в том, что налоги с быстро пришедших в крайний упадок промыслов стали приносить мало дохода. Поэтому с целью «дать барашке перед стрижкой обрасти шерстью» (политика нэпа), в 1923—1924 гг. были приняты декреты о льготах как отдельным, так и дополнительно кооперированным кустарям. Эти льготы касались прежде всего налогообложения; важнейшая сырьевая проблема ими не решалась. Более того, положение деревенских кустарей в эти годы даже ухудшилось. Не принимая во внимание жёсткую зависимость сельских ремесленников как от собственной сырьевой базы, так и, в отдельных отраслях, сезонный характер ремесла¹, их наравне с прочими стали лишать земельных участков.

Особенно чувствительно ударили советские земельные законы по бывшим крестьянам, занявшимся ремеслом в голодные годы. Таким деревенским кустарям земли вообще не давали, причём на законных основаниях, как «некрестьянскому элементу» (дер. Бор-Чокрак, Симферопольского района — Кр. 04.04.1926). А в 1929 г. кустарей Самеди Ставро и Мемета Паласа вообще исключили из земельного общества Татарского Симеиза, после чего они были вынуждены оставить прадедовские гнёзда и уйти в город, где их никто не ждал, и где возможности оборудовать мастерскую и заняться привычным делом было ещё меньше (КК. 29.06.1929).

Были переданы государству вообще все акционерные и кооперативные организации. Так, на смену упоминавшимся выше предприятиям «Крымкурсо» и «Крымский шофёр» пришёл «Союзтранс», переведший водителей на казённую зарплату.

Примечания

1. Например, гончары Крыма могли работать в своих мастерских только с мая по октябрь, поскольку в остальное время года заготовки не высыхают. В оставшиеся месяцы мастера исполняли обычные крестьянские работы и запасали топливо, права на что они были бы лишены, выйдя из сельской общины, став «стопроцентными» кустарями (Деревня, 1927. С. 116).