б) Профсоюз или Крестьянский союз?

Крестьянские союзы, возникавшие в различных областях РСФСР в 1920-х гг. имели предысторию в Российской империи. Организация Всероссийский крестьянский союз стала массовой в 1905—1907 гг., она насчитывала 470 местных организаций, объединявших около 200 000 членов. Её целью была национализация земли и созыв Учредительного собрания с целью создания нового, демократического правительства. Затем, в период столыпинской реакции, Крестьянский союз распался, чтобы возродиться после Февральской революции 1917 г., уже под квалифицированным эсеровским руководством, поддерживавшим Временное правительство. Некоторое время им издавался печатный орган «Голос Крестьянского союза», который вполне объективно выступал за права сельского населения России — позиция партии эсеров в целом по отношению к аграрной проблеме известна.

После октябрьского переворота союз был распущен большевиками. Однако в народной памяти осталась если не его программа (о ней, в частности среди крымско-татарских крестьян, было мало что известно), то само наименование этой массовой организации, весьма похожее на термин «профессиональный союз». Поэтому в условиях усилившегося давления на права крестьянства в 1922 г. в Центральной части Европейской России вновь всплыла идея создания какой-то организации, способной эти права защитить (Титов, 2007. С. 65). Отсюда и возрождение старого наименования, но уже с новым, более стихийным и неопределённым, чем ранее, содержанием. Главное же отличие представлений о новом Крестьянском союзе было в его целиком практическом, социальном, а не политическом направлении действий с целью непосредственной, на местах осуществляемой задачей защиты крестьян от неправомерных действий местной же администрации.

У истоков возрождавшегося Всесоюзного крестьянского союза стояли левые эсеры и меньшевики, которые не отказывались и от сотрудничества с остатками вооружённых партизан, которых оставалось ещё немало практически на всей территории СССР. Но уже в 1924 г. в Кремле пришли к выводу, что цели и задачи крестьянских союзов (крестсоюзов) и «бандитов» диаметрально противоположны. Поэтому было решено не мешать, по крайней мере в 24 центральных губерниях России, созданию крестсоюзов с тем, чтобы позднее взять их под контроль партии, попутно отсеяв из них бывших партизан — неважно, какой «окраски».

Дело было в том, что в первой половине 1920-х гг. симпатии большинства населения к крестьянской партии ослабли, и в ряде мест стихийно возникла мысль использовать крестсоюз в качестве организатора самостоятельного и независимого крестьянства в пролетарском государства. Тем более что было общеизвестно острое недовольство крестьян политикой большевиков, расставлявших на всех руководящих постах почти исключительно рабочих или отставных военных — также, как правило, рабочего происхождения.

С января 1925 г. крестьяне уже открыто обсуждали возможность своего организованного участия на всевозможных конференциях и съездах, где вырабатывались решения, в том числе и по аграрной политике. Постепенно выяснилось, что основным мотивом самой идеи новой организации на этом этапе стала почти исключительно проблема реализации зерна и фиксация хлебных цен. Поэтому уже весной этого года отношение к крестсоюзу изменилось: Кремль не мог отдать в руки крестьян дело ценообразования и лишиться монополии на распределение важнейшего из сельских продуктов — зерно. Ещё одним направлением будущей деятельности союза стала легальная координация кооперативного движения. Так возникло «Дело крестсоюзов». В ходе его обсуждения в Кремле попытки крестьян организовать собственный всесоюзный профсоюз с широкими полномочиями были оценены как контрреволюционные, и повсеместно запрещены (Титов, 2007. С. 65—69). Однако идея эта оказалась живучей, и на местах попытки создания крестсоюзов делались снова и снова, несмотря на их подавление. В том числе и в Крыму.

Как сообщали местные чекистские органы, уже в январе 1927 г. «В Ялтинском и Джанкойском районах отмечены два случая агитации за создание крестсоюзов» (Сов. секретно. Т. 5. С. 45). Вскоре последовала более подробная информация по поводу Ялтинского района (Симеиз): «На заседании президиума сельсовета один из членов сельсовета высказался о необходимости организации крестьянского союза, который, по его мнению, ни в коем случае не может и не должен находиться в подчинении местных властей, так как эта организация является чисто крестьянской и вмешиваться в её дела никто, кроме крестьян, не может». В Джанкойском же районе (дер. Джурчи) один из выступавших по докладу правления Джурчинского сельскохозяйственного товарищества крестьян, задав вопрос, «почему у рабочих имеется союз, а у хлеборобов нет?», внёс предложение об организации крестсоюза (ук. соч. С. 117).

В мае того же года органами сообщалось, что в д. Буланчи (очевидно, Булатчи, Биюк-Ойларского района) некий «зажиточный крестьянин в разговоре со своими односельчанами высказался об организации крестьянского союза для защиты своих интересов (установления твёрдых цен на хлеб и т. п.). Присутствующие крестьяне его поддержали». И почти одновременно было отмечено, что в д. Дюрмон (Джанкойский район) «зажиточные крестьяне агитируют среди населения за создание крестьянского союза, «который поможет им поднять своё хозяйство»».

В Евпаторийском районе настроения были те же, но пропаганда крестьянских союзов велась более аргументированно: «Крестьяне деревни Чаян ведут агитацию среди населения за создание крестсоюза, говоря: «Нам необходим свой союз, ибо крестьяне, организованные в союз, сами смогут назначать цены на сельхозпродукты и сдавать их по своему усмотрению, то есть туда, куда выгодней.» Агитация встречает сочувствие, особенно среди зажиточной части [жителей деревни]». Второй сигнал из того же района поступил в июне 1927 г.: «Зажиточный крестьянин дер. Тиме в беседе с избачом (то есть с заведующим избой-читальней. — В.В.) задал ему вопрос, почему не разрешают организовывать крестьянские союзы; получив ответ, что у крестьян есть коммуна взаимопомощи, сказал: «Коммуны нам не нужны, при такой власти мы через несколько лет все подохнем. Не только я так настроен, а и многие другие»». И наконец: «Зажиточные крестьяне дер. Донузлав... говорили «Советская власть не допускает крестьянских союзов. Крестьян как хотят, так и доят. Раньше были помещики, а теперь дворяне, да ещё хуже старых...» Другой зажиточный крестьянин заметил: «Как не ругают старую власть, но она не лишала права голоса, а эта власть крестьян считает за тряпку, что хотят, то с ними и делают. В случае войны пусть идут воевать те, кого власть поддерживает»» (Сов. секретно. Т. 5. С. 353, 478—479).

Понятно, что крестьянские союзы в Крыму, как и во всём СССР, были обречены на ликвидацию советской властью. После подобных оценок их деятельности это был вопрос лишь времени.