а) Твёрдые задания

Известная Директива от 13.02.1928 г. требовала от крымского обкома нацелить все низовые парторганизации на выполнение хлебозаготовок любой ценой, одновременно «сделав ударение на задачи борьбы с кулацкой опасностью». Но Симферополь и здесь, хоть на неделю, но «упредил» Москву, разослав во все районы циркуляр Крымсоюза о полном прекращении продажи товаров тем, кто не сдал хлеб в заготконтору. Этим решались обе задачи, которые ещё только формулировали в Кремле: кулак или сдавал непосильное «твёрдое задание»¹, после чего неизбежно надолго выходил из экономической, а значит и политической жизни, или не сдавал, тем самым вызывая «законные» репрессии.

Остановимся ненадолго на этом феномене — твёрдом задании. Смысл его далеко не ограничивался выкачиванием из сельскохозяйственного сектора сырья, потребного экономике. Как говорилось выше, одновременно решалась и политическая задача ликвидации абсолютно чуждого большевизму или просто бесполезного элемента. Лучше любого политического анализа справедливость сделанного вывода подтверждают три строки из Протокола № 10 заседания Алуштинского РИКа от 23.04.1931 г.: «Недостаточна борьба с кулацко-зажиточной частью в деле дачи и проверки выполнения твёрдых заданий по табакозаготовкам», если «не приняты решительные меры со стороны Прокуратуры» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 3. Д. 538. Л. 110). То есть основная чистка идёт без постороннего вмешательства, одною только практикой твёрдых заданий. Но ведь кто-то и выполнить такое задание может, вот тут-то, для окончательной зачистки сёл, без прокуратуры не обойтись.

Ещё более откровенен Протокол № 13 заседания Президиума Крым ЦИКа от 05.07.1931 г., где для того, чтобы подавить «бешенное (так в тексте. — В.В.) сопротивление остатков ликвидируемого кулачества», рекомендовалась одна мера: «немедленно охватить кулацко-зажиточные хозяйства твёрдыми заданиями и добиться их выполнения... не позднее 1 августа, привлекая к суровой административной и судебной ответственности уклоняющихся от выполнения» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 3. Д. 33. Л. 127). То есть хозяевам предлагалось сдать задания через 25 дней. Очевидно, не только сельский, но и сугубо городской читатель вполне в состоянии постичь всю дикость такого решения. Скот, зерно или табак нельзя вырастить к сдаче за 25 дней! Все задания, даже исходящие от профанов-большевиков, давались никак не позднее 15 февраля, чтобы хозяин мог загодя тщательно рассчитать и массу потребных семян, и площадь пахоты для будущего посева, и ещё тысячи столь же неизбежных подготовительных дел, и лишь после этого приниматься за само осуществление задания.

Для того чтобы остаться в Крыму, чтобы избежать ссылки в Сибирь, чтобы уберечь детей и родительский дом, крестьянин должен был выполнить предложенное ему условие. Но оно было заведомо невыполнимо!

И поэтому от Протокола № 13 «пахло кровью»...

Приведём конкретные размеры твёрдых заданий нескольким обычным крымско-татарским крестьянам другого, Евпаторийского района.

По Айдар-Газынскому сельсовету с семьи требовалось сдать зерна в год: Халиль Муждаба — 350 пудов; Мустафа Мутлы — 363 пуда; Асан Байрам-Али — 235 пудов; Суин Али — 321 пуд.

По Тереклы-Конратскому сельсовету задания были ещё выше, в среднем по 600 пудов с семьи.

По Биюк-Барагскому сельсовету — ещё выше, за тысячу пудов с семьи. Так, вдова Анифе Мерфе должна была сдать за свою семью 1 100 пудов зерна (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 3. Д. 457. Л. 124).

Сдать без малого 18 тонн, обрабатывая поле лошадиной тягой, ручным плугом — за такое задание можно было даже не приниматься, тем более женщине с кучей малышей и подростков. Оно было невыполнимо, если даже забыть, что хозяйке ещё полагалось сдавать отдельным весом семена, участвовать в посадке какого-то хлопка и т. д.

Ну а о том, как поступать с «твердозаданцами»-недоимщиками, инструктировал своих активистов председатель Карасубазарского РИКа Курт-Велиев: «по истечении срока оштрафуйте их в пятикратном размере и описывайте имущество». Опись была необходима для того, чтобы перед конфискацией из дома ничего не пропало. А то, что она после такого экономического удара становится неизбежной, Курт-Велиев, очевидно, знал из опыта — ведь погасить штраф полагалось в течение 24 часов, потом начинались санкции. А именно, к дому обречённой семьи подъезжали мажары, на которые сельские активисты или милиция грузили описанное добро, «всё вплоть до нательного и постельного белья». Затем его вывозили на сельскую площадь и открывали тут же торги (КК. 12.08.1932).

Но даже если твёрдое задание было относительно небольшим, и дом пока (до следующего срока сдачи?) оставляли, жить становилось невозможно из-за вышеупомянутого крымсоюзовского Циркуляра насчёт ликвидации для лишенцев прав на покупку любого товара. И циркуляр не оставался пустой бумажкой; понимая политическую важность этого документа, его активно исполняли на местах. Ни один недоимщик не имел права на покупку — не только жертва твёрдого задания, но и явный «брат по классу». При этом особенно отличался Евпаторийский район, где с персоналом торга была проведена такая работа, что «работников советского прилавка» уже не трогали ни бедственное положение «твёрдозаданцев», ни просьбы действительно неимущих батраков, ни убеждения никогда не сеявших хлеб рыбаков (им тоже полагалось сдавать зерно), ни слёзы многодетных вдов. Ак-Мечеть, Сабанчик, Керлеут благодаря республиканской печати прославились на весь Крым своей железной непреклонностью по отношению к людям, которым внезапно стало нечем кормить детей (КК. 09.02.1928).

В деревне Биель Бахчисарайского района в 1931 г. были лишены избирательных прав Иззет Абла, Аби Абла и Анифе Абла. Сельсовет тут же дал им твёрдое задание. Выполнить его, естественно, не удалось. В результате дом близкородственных семей был отобран и передан колхозу, а лишенцев выслали. Когда они через 6 лет получили право вернуться в Крым, РНК отказался возвратить им дедовское жильё как «нетрудовому элементу» — доказательства более чем «трудового» быта в ссылке никакого действия не возымели (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 9. Д. 745. Л. 196).

Житель той же деревни, Абу Бекир, зато же преступление был наказан аналогичным образом. Но, проработав срок, необходимый для восстановления в правах (пять лет) и добившись возврата их в полном объёме, он тем не менее дом себе также не смог вернуть. В решении Бахчисарайского РИКа от 27.01.1937 г. указывалась причина: «так как дом был изъят за невыполнение твёрдого задания» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 9. Д. 745. Л. 30). Другими словами, наказание за разовую недоплату переходило в разряд пожизненных и наследственных кар, так как дети и внуки «преступника» также на всю жизнь оставались лишёнными наследственного крова.

Многие сельсоветы, соблазнившись особенно красивым или крупным домом какого-нибудь из односельчан-лишенцев, умышленно не беспокоили его с выплатой твёрдого задания. По истечении некоторого срока они уже могли действовать наверняка, имея неопровержимое доказательство вины, тяжелее которой тогда на селе и не было — недоимку по твёрдому заданию. Эта нехитрая тактика стала такой распространённой, что сельсоветы заслужили даже мягкий упрёк сверху. Прокуратура Крыма картинно изумилась: как же так можно, сначала сельсовет никого не контролирует, а потом раз — «и сейчас же описывают их (то есть «твёрдозаданцев». — В.В.) имущество и продаёт с торгов» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 2. Д. 116. Л. 226).

Местные, низовые власти вообще часто проявляли больше въедливости и коварства, чем самые высокие. Да и опаснее они были, поскольку лучше знали ситуацию в каждом селе, и обойти их было практически невозможно. Ну а на тех, кто имел несчастье впасть в немилость, вообще можно было ставить крест, — их легко доводили и до сумы, и до тюрьмы, причём совершенно законным образом.

Впрочем, я не уверен, что именно так обстояло дело в двух приведённых ниже случаях, но оба они, по крайней мере, вызывают сильные подозрения насчёт сведения каких-то личных счётов. Не исключён и другой вариант — ожидание взятки...

В первом случае жители деревни Ай-Василь Ялтинского района, собравшие деньги на пастьбу сборной отары, наняли чабана, местного же крестьянина-единоличника Мемет Джелиля Адамана. Тот взял себе подпаска из местных ребятишек и ушёл на яйлу. Когда он к концу лета спустился, то ему был предъявлен огромный, неоплатный налоговый счёт в 1820 руб. — «как применяющему наёмную рабочую силу на пастьбе овец и коз, принадлежащих гражданам Ялтинского района» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 9. Д. 715. Л. 175). Завершение этой истории было вполне стандартным.

Но ведь без подпаска на яйле невозможно работать! — воскликнет любой чабан, не понаслышке знакомый с тамошними обрывами и бездонными карстовыми провалами. Всё верно, но тем хуже для местных татар-чабанов, добавит бесстрастный наблюдатель. И будет прав, потому, что трагедия семьи Мемет Джелиля Адамана была не единственной, а одной из многих, похожих на неё как две капли воды. Через десять дней после первого приговора последовал второй², потом третий, четвёртый...

Наконец, приведу документ (один из протоколов заседаний Ялтинского РИК за 1935 г.), дающий возможность сопоставления размеров твёрдого задания, культурного сбора и пр. всего за один год со стоимостью всего имущества, которое было нажито крестьянской семьёй за много-много лет:

«Слушали: Заявление гр. Джумазе Сеит Яя, жительницы дер. Кизильташ, о возврате дома.

Постановили: По ознакомлению с материалами гр. Джумазе Сеит Яя и ее мужа Сеит Яя Сейдамет выяснено, что в 1933 г. это хозяйство было выявлено и исключено из колхоза как кулацкое.

Сельсоветом было дано твёрдое задание по посадке табака, утвержденное президиумом РИКа от 29 апреля 1934 г.

Хозяйство Джумазе Сеит Яя также было привлечено к индивидуальному обложению согласно решению сельской и районной налоговой комиссий... в сумме 9020 р., в том числе сельскохозяйственный налог — 1460 р., сельхозобложение 2520 р., единовременные налоги 2520 р., культсбор 2520 р. Для погашения государственных налогов было продано имущество (дом) за сумму 1625 р.

Постановили, что гр. Джумазе Сеит Яя обложена как кулацкое хозяйство в индивидуальном порядке. В просьбе о возврате дома — отказать. Подписи...» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 9. Д. 715. Л. 121, 122).

То есть другого имущества, кроме дома, у Кизилташской «кулачки» не было. Но и это, главное достояние обездоленной семьи, стоило, как выясняется, гораздо менее одной пятой годового налога! Конечно, было признано, что сельским захребетникам такой дом оставлять нельзя. Куда после этого делась семья Джумазе и её, судя по всему, безответного мужа Сейдамета Сеит Яя — в документах архива не значится. Как не отмечены дальнейшие судьбы других жертв твёрдого задания, большинство из которых были высланы.

А дома и участки высланных крымских татар пополняли жилой и присутственный фонд сельсоветов.

Примечания

1. «Твёрдые задания» — самый высокий налог тех лет, на порядок превосходивший совокупность обычных поборов с крестьянина-единоличника. Этим налогом облагался исключительно «чуждый элемент» села. То есть кулаки и лишенцы — граждане, лишённые избирательных прав, затем и просто зажиточные хозяева вкупе с «подкулачниками» (о них см. в следующем разделе очерка). Твёрдое задание означало обязательную сдачу определённой массы продукта, иногда — и отработку «твёрдозаданцем» какого-то числа дней по указанию сельсовета. В случае неуплаты этого налога применялись особые, репрессивные меры.

2. Вторым преступником оказался также крестьянин из Ялтинского района, Катаклы Эмир Усеин. Его дело было зеркальным отражением первого, хотя штраф почему-то оказался меньше — «всего» 1757 руб. 70 коп. (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 9. Д. 715. Л. 189).