а) Жилище

Разделение типов крымско-татарской культуры на степной, горный и южнобережный, о котором уже говорилось (том II, очерк I), весьма приблизительно. То есть оно слишком грубо, но может использоваться для того, чтобы передать реальность старины, сохранившую немало явственных черт и в XX в. Дело в том, что в 1920—1930-х гг. по-прежнему даже в неподалёку друг от друга расположенных сёлах можно было обнаружить более или менее глубокие культурные различия (имеется в виду прежде всего сохранившиеся отличия в диалектах, но они — не единственные). Менее заметны такие расхождения в типах жилищ и особенностях экономики. Поэтому, оставив более детализованную разработку большой и важной темы истории крымско-татарского жилища XX в. будущим специалистам (способным отразить всё множество архитектурных особенностей крымско-татарского дома), приходится использовать упомянутое весьма обобщённое трёхчленное разделение.

Различия между упомянутыми тремя типами жилья было в своё время обусловлено прежде всего природными условиями места обитания строителей. Понятно, что в степи дом будет строиться с учётом совершенно иных требований, чем в горах или у моря. Уже говорилось о том, что в Крыму имеются и дополнительные, не связанные с климатом регионов факторы, оказывавшие сильное влияние на выработку архитектурного стиля. Это — старые, часто внекрымского происхождения традиции, которые оказались настолько устойчивыми, что следы их можно было обнаружить и в первой трети XX в. В степи это — остатки древнейшего зодчества, некогда представленного в блестящих степных столицах Золотой Орды, а после их падения — только в деревнях Азии. В крымских горах, прежде всего в долинах и верховьях Качи и Бельбека, к такой старине можно отнести следы древнегерманских (готских) строительных приёмов, гораздо более заметные в эпоху ханства. А в крымско-татарской деревне побережья (не только вдоль Южного берега) в предвоенный период было по-прежнему легко выявить влияние гражданской и храмовой архитектуры Средиземноморья и горной части Малой Азии.

Вообще-то имело бы смысл сравнить традиционный внутренний и внешний вид крымско-татарских дома, малле, села и города в том виде, как они были описаны в X главе первого тома, с тем, что уцелело к 1930-м гг. Попробуем провести такое сравнение, хотя, конечно, эта задача во всей своей полноте — дело исследовательских коллективов будущего.

Мебель и мягкое убранство за время, прошедшее с XVIII в., конечно, изменились. Но остался в целости главный принцип народного дизайна, отличавший крымско-татарскую комнату от, скажем, белорусских или карельских образцов: это её «немногословность», или лаконичность. Меблировка здесь осталась крайне сдержанной, скупой, напоминающей в этом смысле японскую. Но уже во многих домах имелась и европейская мебель, в основном это — столы, стулья, появилась несколько иная посуда. В зажиточных домах в этом смысле отличия заключались лишь в большем числе узорчатых и однотонных кошем, одеял, подушек, килимов, да в почти обязательной одной (или двух) «современных», то есть по-европейски убранных комнат.

В некоторых, опять-таки не бедных (или старинных) домах сохранилась такая важная черта, как деревянный, а не оштукатуренный потолок. На нём оставался и традиционный узор, ведущий своё происхождение ещё от центрального отверстия кочевнической юрты: деревянная резная розетка в виде круга с зубчатыми краями или многоугольника сложного геометрического построения в центре потолочной плоскости. От розетки к стенам лучами отходили деревянные профилированные планки. Все деревянные внутренние украшения покрывались масляной краской, поверх такого фона иногда наносился растительный орнамент.

Но рассмотрим основные типы этой архитектуры по трём основным культурным регионам Крыма: степному, горно-предгорному и прибрежному.

Рамиз Нетовкин. Горное село. Из: Qasevet, 2011, № 38

Степные деревни в целом сохранили свой древний облик. Они, по большей части, оставались на старых, дедами обжитых местах. Исключения составляли совершенно новые селения¹, которые появились в степи в результате укрупнения колхозов и совхозов, организации МТС и центральных усадеб с правлениями, дирекциями и т. д.

Остался старым и основной принцип поперечной планировки жилища, вход в которое устраивался не с торца строения, а со стороны удлинённого фасада. По-прежнему скудные источники топлива не позволяли изменить и тип степной печи — она всё так же, как в старину, была приспособлена под кизяк да сухой курай или солому, имела, как правило, длинную лежанку (в соседней с кухней комнате). Но земляные полы уже отходили в прошлое, по крайней мере, в зажиточных семействах. Вообще в строительстве, как общественном, так и частном в какой-то мере использовался ранее в степи практически неизвестный материал — доски. Второе столь же заметное нововведение, — южные стены стали делать такими же капитальными, как и обращённые к северу. То есть плетнёво-глиняные стены исчезли совсем.

В горных же деревнях сохранился старый принцип сбережения тепла, — задние стены домов по-прежнему старались врезать в тело скальных или земляных склонов. При этом, как правило, дома не столько строились заново, сколько являли собой обновлённые дедовские жилища — частично или полностью. Участки здесь также оставались, как и раньше, сравнительно просторными, хоть население кое-где и увеличилось. Вообще здесь не было и нет скученности южнобережных деревень. Дворы почти полностью заняты садами, изредка, где позволяет микроклимат — и виноградниками. В значительной мере ещё сохранялись старые дома с нижней каменной частью, а верхней рубленной из брусьев (в том числе «готский сруб», имеющий вертикальные опорные столбы, к которым плоские дубовые плахи крепятся деревянными же нагелями). Часть такого рода домов — и с открытыми (без вертикальных опорных столбов) углами.

Сохранились и каркасные («фахверковые», по архитектурной терминологии) дома с деревянными, грубо обтёсанными брусовыми конструкциями, заполненными кирпичом-сырцом. В отличие от степной части полуострова, дома здесь расположены не в глубине двора, а так, что одна из стен выходит на улицу. Но это — глухая стена, лишь изредка в ней прорезано крошечное окошко, из которого можно следить за происходящим снаружи. Главный же фасад, с прорезанными в нём окнами, был, как и ранее, обращён во двор.

Расположение комнат такое же, как в степных деревнях. Единственное отличие: иногда имеется комната, устроенная в виде как бы выгородки из части террасы, но вход в неё не снаружи, не с террасы, а из какой-либо внутренней комнаты. Ещё сильнее бросаются в глаза отличия во внутренней отделке. Здесь нередка богатая орнаментация стен и потолка. При этом орнаменты могут быть исполнены масляной краской, но чаще — техникой резьбы по дереву, иногда весьма тонкой и хорошо проработанной. Резьбой покрывались не только потолки, но и стены, а детали оконных решёток, шкафчиков, подставок для котлов, подмостков-камэрэ и т. п. Часто такие детали вытачивались на примитивных, самодельных токарных станках. Материал: груша, бук, граб, дуб и другие плотные, хорошо поддающиеся шлифовке и полировке крымские древесные породы.

Крыши как двускатные, так и четырёхскатные, реже — трёхскатные, были покрыты черепицей. Их стропила — висячей конструкции. Обычными оставались широкие свесы кровли, далеко, до метра, выступающие за плоскость стен. Если дом имел террасу или галерею — а это было почти правилом, — то она также укрывается под единой крышей. По причине довольно редких здесь обильных снегопадов, крыши делались более плоскими, чем даже на соседней Украине.

Таких домов в деревне 1930-х гг. было ещё много. Рисунок П.М. Туманского

Южнобережная деревня ещё более, чем раньше, страдала от нехватки земли. Это не могло не наложить свой особый отпечаток на её архитектуру, который сохранился, естественно, и в 1930-х гг. Вторая особенность прибрежной «строительной площадки» — её крутизна, даже обрывистость. Поэтому деревни так и остались в своём первозданном виде — расположенные как бы амфитеатром, развернувшимся лицом к долине, речке или морю. Скалы определили как особенности строительства (здесь не нужны фундаменты), так и расположение домов уступами. Ими же объясняется практическое отсутствие улиц, — их здесь часто заменяют ступенчатые подъёмы и спуски, больше похожие на лестницы. Такие улицы-лестницы до сих пор можно видеть, например, в Корбеке, Нижней Шуме, Кучук-Узене, Демирджи.

Как и в горах, в прибрежных деревнях нередки двухэтажные дома, но с той разницей, что нижний этаж находится совсем под иной крышей, чем верхний, а именно — под гениально изобретённой в древности плоской крышей, одновременно служащей и двориком перед вторым этажом. Неуместными и невозможными были бы здесь глухие стены с наружной стороны двора, и внутренние, изолированные стеной дворы, как в степных деревнях.

Ландшафт диктовал и план расположения комнат в доме. Люди строились не так, как им, возможно, хотелось, а как получалось. Поэтому здесь сохранились дома не только с нормальным для крымско-татарской архитектуры поперечным расположением комнат, но и с продольным, и даже неправильных очертаний (расположенные под углом друг к другу, по дуге и т. д.), встречались строения вообще почти треугольной формы...

Понятно, что при изобилии каменных россыпей все дома здесь строились из камня, положенного на известковом, а чаще — глиняном растворе. Но если здесь, в этом каменном царстве раньше встречались дома с традиционной южной плетнёвой стеной, обмазанной глиной, то их теперь становилось всё меньше, хотя полностью они ещё не исчезли, так как старики оставались верными старому обычаю: извечной охоте крымских татар за солнечными лучами.

Из декоративных особенностей южнобережной деревни XX в. следует, как и в горах, назвать прежде всего резьбу по дереву. Здесь она выходит из-под крыш домов, вольно располагаясь на подбалочных откосинах, на наружной стороне резными — из накладной деревянной аппликации. Иногда для украшения вводилась роспись, которой также покрывались карнизы стен. Роспись варьирует излюбленный мусульманский мотив — вазу с цветами и букеты тюльпанов» (Раппопорт, 1996. С. 3).

Примечания

1. К ним можно отнести и хутора (или «колонии») новопоселенцев XIX — начала XX в., которые несли отчётливый инокультурный отпечаток — немецкий, болгарский или эстонский. Пожалуй, только еврейские колхозы были совершенно безлики, — но это объяснялось большим числом типовых домиков, строившихся государством для десятков тысяч этих переселенцев 1930-х гг.