в) Общее наступление на татинтеллигенцию

Измышленный во второй половине 1920-х гг. миф о культурном единстве советского пространства стал в дальнейшем воплощаться в реальность с почти абсолютной, тотальной полнотой и решимостью. Уже тогда началось неуклонное преследование творческих групп, отличавшихся от некой модели (и друг от друга), целых художественных направлений, отчасти — и национальных формообразующих структур. На их обломках выстраивается при помощи чисто административных средств и методов единая социалистическая культура — процесс, закончившийся во второй половине 1930-х гг. В Крыму он начался с наступления на традиционную духовность, на этническую культуру, в частности — на крымскотатарскую интеллигенцию (татинтеллигенцию, как её называли на партийном жаргоне).

Одной из первых жертв этого давления стал Амет Озенбашлы. В 1928 г. он был арестован по обвинению в нелегальной деятельности и срыве мероприятий советской власти. Вскоре его уже официально объявили врагом народа. Человек высокого личного мужества, А. Озенбашлы на суде держался с присущим ему достоинством, утверждая, что врагом своего народа никогда не был, но является непримиримым противником коммунистического режима, так как никогда не был согласен с политикой советской власти. После таких заявлений суд приговорил его к высшей мере наказания, смертной казни.

После окончания суда Амет Озенбашлы ещё три года пробыл в заключении, большую часть времени — в камере смертников. Именно в эти страшные месяцы, когда осуждённый каждую ночь ожидал прихода палачей, историк партийного движения в Крыму Т. Бояджиев изложил в своей книжке дополнительные грязные вымыслы насчёт смертника (Урсу, 1999. С. 41). Лишь 13 января 1931 г. расстрельный приговор был «великодушно» заменён 10-летним тюремным сроком. Правда, уже в 1938 г. узник был выпущен на свободу, но ему было навсегда запрещено возвращаться в Крым. Амет Озенбашлы остался в месте высылки, в Ленинабаде. Лишь в 1940-х он ненадолго мог вернуться на родину. Затем, пройдя мытарства краткой эмиграции на исходе Второй мировой войны и недобровольного возвращения в СССР, новых допросов в Бутырке, он был возвращён в Среднюю Азию. Где и скончался в 1958 г., несломленный, всеми чтимый ветеран национального освобождения, один из последних, чудом оставшихся в живых крымско-татарских интеллигентов 1920-х годов (подробнее о его судьбе см. в I очерке IV тома).

Вечным клеймом на истории коммунистической организации республики останется позорная травля в конце 1920-х гг. самого уважаемого и заслуженного крымского интеллигента старшего поколения — академика Бекира Чобан-Заде. Большевики вынудили его составить покаянное письмо для опубликования в «Красном Крыме», где пожилой человек «признавал» за собой цепь политических и научно-теоретических преступлений. В числе их Бекир-агъа сознавался и в подписаний миллифирковских предложений относительно мирного сотрудничества с советской властью в 1920 г. И даже взял на себя такой грех, что его «национальная идеология отражалась», помимо всего прочего, в его «литературной деятельности, в поэмах и стихах» (цит. по: КК. 29.12.1929).

Но и этого унижения оказалось мало обкому, упрекавшему академика в том, что он так и не дал исчерпывающих ответов о своих деяниях. После чего аппаратчик-иудушка Б. Земанели безбоязненно бросил в лицо Бекиру Чобан-Заде обвинение в неизжитом пантюркизме, хотя знал, чем для учёного может кончиться такая статья обвинения (Ени Дюнья. 28.12.1929; 29.12.1929). Кстати, этот публичный донос действительно сыграл свою роль через несколько лет, когда академик был репрессирован и в 1937 г. расстрелян (А. 05.05.1992; КрымАССР. Вып. III. С. 167). Проявили себя в травле академика и Я. Мусаниф, и Б. Чагар, «прославившиеся» ещё на процессе Вели Ибраимова.

Практически одновременно началось преследование крупной группы крымских татар-работников просвещения, причём самых известных. В конце 1929 г. в «буржуазно-националистическую часть татарской интеллигенции» были зачислены А. Одабаш, У. Азизов, С.У. Трупчу, А.С. Айвазов, А. Хильми и многие другие (КК. 22.11.1929). Смысл этого идеологического залпа был откровенно обозначен Рамазаном Александровичем, незадолго до этого возглавившим наркомат просвещения Крыма: началось решительное проведение «курса на дифференциацию татинтеллигенции» (там же). Другими словами, было сочтено необходимым разобщить тех, на ком только и держалась духовная культура народа. То есть национальных интеллектуалов нового типа, сформировавшихся под влиянием И. Гаспринского и круга, близкого Р. Медиеву (основную часть интеллигентов прежнего, традиционного склада культуры, в главным образом дворян, ликвидировали ещё раньше).

Собственно, ничего нового — кроме саморазоблачения — в этой политике не было. Хотя особенно заметна она стала лишь после 1928 г., когда обком вплотную занялся крымско-татарскими журналами. Более ранние критические выпады против некоторых из них теперь сменились настойчивым преследованием со стороны обкомовской прессы, которую, как известно, игнорировать было невозможно.

Партийный критик, перелиставший комплект журнала «Иллери» за три года, дважды обнаружил там слово «мощь» в применении к крымско-татарскому народу. Уже одно это было воспринято как криминал, хотя и признавалось, что оба раза это ужасное слово использовалось «в крайне выдержанном контексте». Вполне невинные строки, названные почему-то сменовеховскими¹, критик-эрудит сопроводил обвинением в отсутствии у журналистов «классово-пролетарской точки зрения» — как будто она должна сквозить в каждом предложении. Бессмыслица, конечно, но опираясь на неё, уже нетрудно было нагромоздить стандартные обвинения в публикации мнений недовысланных помещиков, политической и экономической агитации кулачества, нэпманов и миллифирковцев (КК. 23.04.1929). Вслед за «Иллери», не прошло и года, подобным же образом пострадали и другие беспартийные журналы — как правило, высокопрофессиональные (подр. см.: Десять лет. С. 405).

Согласно подсчётам, проделанным по имеющимся документам, после казни Вели Ибраимова была репрессирована практически вся крымско-татарская интеллигенция — общим счётом 3500 человек (Fisher, 1978. P. 140, 141).

Примечания

1. Приведём их: «Большевики и коммунисты — национальные герои, они для татарской нации сделали много хорошего. Они начали восстанавливать и оживлять разрушенную мощь татарского народа». «Татарский народ, который до революции с каждым годом терял своё могущество, теперь благодаря правильной национальной политике коммунистической партии, в течение нескольких лет пришёл в себя и начал восстанавливать утраченную мощь». Журнал «Смена вех» (Париж, 1921—1922) — печатный орган общественно-политического течения в эмигрантской среде русской интеллигенции (Н.В. Устрялов и другие), которая под влиянием нэповской реформы надеялась на возврат России к капитализму. Сменовеховцы призывали интеллигенцию к объединению с буржуазией нэпа и к сотрудничеству с советской властью. В России их приветствовали, и даже весьма оперативно переиздавали. Против сменовеховцев наиболее последовательно выступал Русский общевоинский союз, основанный за рубежом генералом П.Н. Врангелем. По настоянию Советского Союза издание «Смены вех» было прекращено, на смену ему пришла пресмыкавшаяся перед большевиками берлинская газета «Накануне», а сменовеховцы стали в СССР объектом критики.