а) Первый этап борьбы с исламом

Он длился с первых дней советской власти до 1922 г. и был отмечен первыми законодательными реформами «в делах религии и культа». Собственно, советская власть взялась за «религиозников» ещё до окончания Гражданской войны; видимо, терпеть идеологическое двоевластие у неё не было сил. В соответствии с упоминавшимся Законом 1918 г. «Об отделении церкви от государства», все религиозные общества были поставлены в совершенно бесправное, а некоторые — и в особо тяжёлое положение. Фактически были запрещены религиозное служение и просвещение, в то же время антирелигиозные выступления в любой форме (как правило — невежественной, грубой, часто насильственной) не только не запрещались, но и поддерживались открыто или скрыто. Причём их мог практиковать кто угодно и любыми политическими, экономическими и другими средствами. В ход шло всё: от оплаты «лекторов-безбожников» до выделения вооружённой охраны хамовитым разрушителям храмов.

Все вышеуказанные действия были направлены против и христиан, и мусульман, и иудаистов и т. д. Но конкретные взаимоотношения между большевиками и представителями различных религий были весьма неодинаковыми. Как гораздо позже отмечал в Докладной записке, направленной М.И. Калинину 9 мая 1930 г. председатель Комиссии по культовым вопросам при Президиуме ВЦИК П.Г. Смидович, «положение по мусульманскому культу хуже, чем по другим культам... Перегибы в связи с коллективизацией партия энергично выправляет, перегибы на религиозном фронте продолжаются» (Отечественные архивы, 1994, № 1. С. 72, 73). Этим, мягко выражаясь, «перегибам» в национальной политике коммунистов были свои причины.

Во-первых, если исключить крымских татар, то интеллигенция ряда мусульманских народов Российской империи (прежде всего — Поволжья) оказывала большевикам разнообразную поддержку. Это делалось с целью покончить с социальным и национальным угнетением, причём вполне обоснованно. Ведь в программе РСДРП имелись пункты, перекликавшиеся с исламскими принципами — равенство и братство народов, неприятие порабощения личности, в том числе экономического. На этой идейно-политической основе сложилась платформа для будущего сотрудничества.

Во-вторых, и это более важно, в первое время после захвата власти большевики были не в состоянии ввести «новый порядок» в обширных и многолюдных мусульманских регионах империи. Другое дело, что при этом они были вынуждены лгать (например, временно признавая пантюркизм восточной составной частью интернационализма или даже его аналогией), отрекаться от великодержавного шовинизма, развенчивать русификаторскую политику царизма. Все эти заверения и посулы были затем собраны воедино и оформлены 20 ноября 1917 г. в виде декларации «Ко всем трудящимся России и Востока», в которой ленинцы клялись защищать права мусульман «всею мощью революции и её органов, советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». К несчастью, люди принимали всё за чистую монету.

Мусульмане, которым белое офицерство никогда и ничего не обещало, кроме восстановления старого порядка, уверовали в честность большевиков и активно стали их поддерживать. Некоторое время чуть ли не половину красных войск на колчаковском фронте составляли мусульманские части. Да это и не было странным, Колчак действовал в районах расселения российских мусульман, число которых, кстати, с 1910 по 1923 гг. поднялось с 20 до 30 миллионов человек. Для поддержания атмосферы доверительного сотрудничества с исламскими лидерами и мусульманской массой ленинцы были поэтому готовы идти на что угодно — вплоть до узаконения единой Мусульманской коммунистической партии, не подчинявшейся ЦК ВКП(б). Стоит ли уточнять, что среди этих мусульман-коммунистов крымских татар также не было?

Храм, превращённый в 1920-е гг. пионерский клуб. Фото из Politikens. Bd. III

Когда же Гражданская война закончилась, то поверившие большевикам люди получили от России именно то, чего от неё можно было ожидать. Все естественные, человеческие права у них были вторично отобраны, вооружённые национальные соединения распущены, а заодно — и все гражданские национальные и религиозные институты, Мусульманская компартия подчинена Москве (практически она влилась затем в ВКП(б)). Как только власть большевиков достаточно укрепилась, начали полностью осуществляться упоминавшиеся антиисламские установки Ленина 1920 г., чем было продемонстрировано истинное, а не пропагандистское отношение власти и к пантюркизму, и к исламу, и к исповедующим его народам.

Причём даже постановления, не касавшиеся напрямую ислама, могли весьма чувствительно задевать интересы верующих. Так, например, установление стереотипной судебной системы на всей территории страны в 1918 г. автоматически лишило силы шариатские суды, по сути, отменив этот институт тысячелетней традиции и огромного значения в жизни любого мусульманского региона. Это была и вообще отмена мусульманского права, что вторгалось уже в чисто духовный мир человека верующего, чего, кстати, советская власть «обещала» не делать. Те самые Советы, которые выставлялись как гаранты мусульманских прав, начали закрывать мечети, мектебы, присваивать чудом сохранившиеся остатки вакуфного имущества. Короче, в практике религиозно-национальной дискриминации ленинцы настолько обскакали «царских сатрапов», что оставалось только с тоской вспоминать о старом режиме.

Показательно, что когда в 1921 г. начались мусульманские восстания в Средней Азии, то программа мятежников ясно показала, что именно было той искрой, от которой вспыхнуло движение. Так, ферганский курбаши Аллаяр от имени всех предводителей восставшего народа региона выдвинул в качестве предварительных (перед переговорами) требований в первую очередь неприкосновенность функций и программ религиозных учебных заведений и положений шариата. Он требовал также вновь узаконить суд казиев и владельческие права мечетей и медресе на их вакуфы, восстановить частное земледелие и кустарное производство (Нуруллаев, 1999. С. 126). Эти и подобные предложения мусульман отвергались большевиками с порога.

Однако гражданская война, разгоравшаяся на Востоке, не напоминала только что отгремевшую российскую. Она началась в Коканде, к ней присоединились Хива, Бухара, кочевники великих пустынь и земледельцы плодородных долин, люди, говорившие на разных диалектах и языках, но единые в своих оскорблённых убеждениях. Это был ожесточённый и кровавый, не только политический и социальный, но и межэтнический конфликт, в котором на стороне традиционалистов участвовало едва ли не всё коренное население среднеазиатских регионов. Волна антироссийского восстания всколыхнула весь Восток — ему сочувствовали в Турции и Иране.

Постепенно восстание захватило, кроме Бухары, Хорезма и Туркестана, также Татарстан и Кавказ. В Самарканде в апреле 1922 г. был создан повстанческий Мусульманский Туркестанский Конгресс, провозгласивший Туркестано-тюркскую независимую республику с законодательством, основой которому послужил шариат. Это национально-освободительное движение было единодушным и самоотверженным. Красная армия должна была вступить в борьбу с миллионами хорошо вооружённых, сильных сознанием правоты своего дела, не страшащихся смерти, идейно убеждённых противников. К тому же война переносилась на огромные расстояния от очагов большевистского движения, в малознакомые и непривычные регионы Азии, где нельзя было рассчитывать ни на чью поддержку.

Такие соображения убедили Кремль в чрезвычайной серьёзности «мусульманской проблемы», в невозможности решить её обычными, силовыми методами. Большевики почувствовали, что у них земля уходит из-под ног, причём необратимо. И тогда был предпринят шаг, немыслимый в центральных областях — Кремль решил идти на попятную. Вначале было заявлено о «взаимозаменяемости шариата и коммунизма». Причём такие откровения не являлись какой-то самодеятельностью на местах: в том же 1921 г. с заявлениями о том, что в мусульманских общинах вполне допустимо шариатское судопроизводство, выступали С.М. Киров и И.В. Сталин (Старостина, 1998. С. 50).