б) Второй этап (1922—1927 гг.)

Постановлением ЦК ВКП(б) от 18.05.1922 «О Туркестанских и Бухарских делах» мусульманам этих (а в 1923—1924 гг. — и остальных) регионов были возвращены их права (включая правомочность судов казиев и биев, деятельность мектебов и медресе). В Москве был создан Центральный мусульманский комиссариат (во главе с казанским татарином М.-Н. Вахитовым), чьей задачей стала защита прав мусульманского населения и содействие оперативному выполнению всех его требований. Не менее показательным было основание мусульманского военного училища под командованием М. Султан-Галиева.

Итак, в 1922 г. шариатским судам вернули права гражданства, а уже через год было создано Общество шариатских судов, чьей задачей было «правильно интерпретировать» каноническое право, то есть подгонять его под марксистско-ленинские нормы так называемого классового права. Но даже в таких условиях члены шариатских судов ухитрялись разбирать тяжбы соотечественников так, как это было в традициях — в соответствии с сунной, адатом и человеческим стремлением к справедливости. Однако именно это и доводило до белого каления Крыленко и других советских юристов той поры, тем более что население было своими судами, как и прежде, довольно. Промучившись с шариатскими мудрецами до 1928 г., власть лишила их суды финансовой основы и тем самым тихо и незаметно удушила эту правовую систему, немыслимую в большевистском государстве.

Участники восстания в Средней Азии («басмачи»)

Абсолютно та же история повторилась с вакуфами. Большевики, очевидно, всё-таки зная хоть что-то о них как материальной основе существования мечетей, медресе, низших школ, мусульманской социальной помощи, тем не менее, национализировали (попросту присвоили) эти фонды ещё в 1918 г. Затем, в полной мере испытав уже упоминавшееся жёсткое сопротивление восточных народов, они были вынуждены в 1922 г. вернуть вакуфы верующим.

Была и ещё одна причина этой реставрации мусульманского имущества: если школ остро не хватало в Центре и дефицит их не удавалось ликвидировать на протяжении нескольких лет, то положение на мусульманских окраинах было в этом смысле и вовсе безнадёжным. Детям грозила полная безграмотность, а населению в целом — умственная деградация, если бы ситуацию не спасала старая система мектебов. Поэтому было решено её пока терпеть — вместе с требовавшимся для нормальной работы мусульманских школ вакуфным обеспечением. Мечетные вакуфы вернули мечетям, населённые — местным безземельным крестьянам, а мектебные передали в Наркомат просвещения, в составе которого и была образована новая структура — Главное вакуфное управление при союзном Наркомате просвещения. Оно имело в мусульманских регионах свои отделения. Во главе последних было разрешено избрать мусульманских религиозных деятелей, которые могли не только контролировать содержание старых вакуфов, но и расширять их и даже учреждать новые. После возникновения советских азиатских республик там принимались соответствующие типовые положения и по вакуфам (последнее — по Узбекской ССР — 19 декабря 1925 г.).

Переговоры красных командиров с басмачами

Кроме вакуфов были восстановлены гражданские права вероучителей и проповедников, мечетных «двадцаток». Более того, большевики проявили прямо-таки иезуитскую гибкость и двуличие, пошли на совершенно неординарные меры. Они ввели в практику совместные исламско-коммунистические заседания с участием наиболее активных и авторитетных представителей местного населения, для «прогрессивного» мусульманского духовенства был открыт доступ в партию, началось строительство новых мечетей и так далее. Короче, упорные в вере и прямодушные, но малоискушённые в уголовных психологии и морали, мусульмане вновь проиграли опытным и беспринципным московским политическим деятелям.

Однако наивные представления верующих мусульман о том, что и у большевиков слова не должны расходиться с делом, со временем менялись. Тому содействовали новые меры советской власти, явно стремившейся понемногу вернуться к бесчеловечным нормам 1920—1921 гг. Изданная 21сентября 1925 г. совместно Наркоматом просвещения и НКВД «Инструкция о преподавании мусульманского вероучения среди восточных народностей» запрещала религиозное просвещение в любых школах, оставив это право только мечетям, да и то в дни, когда школьники бывали свободны от занятий и только для детей, окончивших школы I ступени или достигших 14 лет.

Мечеть дервишей. Азис, Бахчисарай. Ныне не существует. Открытка начала XX в. Из коллекции издательства «Тезис»

Напротив, в мектебе запрещалось преподавание светских, общеобразовательных предметов, хотя и в Крыму, и в других исламских регионах в эти годы только эти начальные школы были в состоянии охватить учёбой максимальное количество детей¹. Пытаясь сохранить нормальные отношения с властями, мусульманские просвещенцы предложили создать сеть так называемых промежуточных школ. Имелись в виду начальные учебные заведения, которые не потребовали бы от государства ни копейки, будучи оплачиваемы родителями и из приходских фондов. Поскольку в них должны были преподаваться и основы веры, и полная школьная программа, то идея встретила широкую поддержку в массах. В некоторых районах её начали практически внедрять, но вскоре последовал запрет сверху.

О его истоке легко догадаться — всё та же боязнь большевиков, что народ предпочтёт более человечную идеологию. Как об этом откровенно высказался один из имевших отношение к «восточным проблемам» коммунистов, если население «в промежуточной школе получит и бога, и науку, то естественно, оно выберет эту школу и предпочтёт её безбожной школе» (цит. по: Нуруллаев, 1999. С. 131).

И всё же, как видно из приведённых фактов, антиисламская политика в течение второго её этапа стала довольно быстро утрачивать свою мягкость. Этому содействовали, по мере сил и таланта, русские «пролетарские поэты», звавшие к беспощадной расправе с упорствующими мусульманами. Приведу вирши одного из них, опубликованные в 1924 г. на страницах сборника «Песенный сплав»:

Чем рыдать у подола муллы и бека,
Приобщитесь-ка к тайне наших ран:
алый Кремль — вот Медина и Мекка,
наша Конституция — красный Коран.
Пусть Версаль с Нью-Йорком хмурятся
и лимонно морщат брови,
сегодня праздник на нашей улице,
жаждущей мести и крови.

Запрудный М. Симфония Одиннадцатой Красной армии

Такому возврату к антиисламской политике начала 1920-х гг. пытались противостоять мусульманские лидеры. Одной из наиболее ярких их акций стал созыв в 1925 г. Всероссийского съезда мусульман, в работе которого участвовали и посланцы Крыма. В постановлении съезда были выдвинуты требования «принять меры к возвращению в распоряжение приходов собственных бывших зданий медресе и мектебов», «детям, не обучающимся в советских школах, разрешить изучение вероучения в любом возрасте и в любое время», «не вести в школах антирелигиозной агитации», «разрешить преподавание вероучения в религиозных школах ежедневно», «разрешить выступления в прессе против атеизма», «религиозные курсы и медресе открывать там, где этого пожелает народ», «при разрешении на открытие религиозных школ не ставить в обязательство [требование] о наличии мечети» (цит. по: Нуруллаев, 1999. С. 135, 136). Постановления этого форума, представляющего настроения и чаяния миллионов мусульман, остались без последствий.

Муфтий Р.Ф. Фахретдин, историк и писатель, в 1920-х гг. глава ЦДУМ. Фото начала XX в.

Усиление давления сверху ощутило и Центральное духовное управление мусульман (ЦДУМ), религиозно-общественная организация, координировавшая деятельность всех национальных общин России и советских республик, в том числе и КрымАССР. Образованное в 1923 г. и возглавленное муфтием Р.Ф. Фахретдином, оно издавало журнал «Ислам», оказывало помощь на местах в проповеднической деятельности, в других сферах религиозной и экономической практики мечетей и учебных заведений. Такая грамотная поддержка провинциальных вероучителей и религиозной школы в противовес нажиму администрации, естественно, была властям не по вкусу. В 1925 г. на места было спущено предписание о недопущении советскими и партийными органами расширения влияния ЦДУМ на население, а самому руководству Управления руководство НКВД пригрозило, по сути, ликвидацией (формально — исключением из числа официально зарегистрированных, то есть разрешённых структур).

В ответ на это Председатель ЦДУМ муфтий Р. Фахретдин и члены правления, понимая, что после таких предупреждений их принудят к бездеятельности или распустят, рекомендовали делегатам Всероссийского съезда мусульман не теряя времени создавать на местах аналогичные координационные ячейки, которые могли бы в будущем взять на себя заботы ЦДУМ. Этот призыв был настолько актуален, что ему последовали во всех регионах проживания мусульман Страны Советов, и работа началась. Столь же естественными были попытки Кремля сорвать её. Но эти и иные репрессии против исламской уммы большевистского режима относятся к новому, третьему этапу наступления на права верующих.

Примечания

1. В Крыму и в 1926, и в 1927 гг. в обычной школе остро нехватало учебных мест. Но ещё хуже было дело в многомиллионных среднеазиатских республиках и на Северном Кавказе: там даже в 1928 г. школа могла вместить едва 15—16% детей, а в Туркменистане — всего 9% (Нурумаев, 1999. С. 138). С остальными по-прежнему занимались учителя многочисленных мектебов, чья заслуга до сих пор не оценена историей по достоинству.