в) Особенности кампании по закрытию мечетей

Нельзя сказать, с другой стороны, что указания Москвы касались преследований только мусульманского населения Крыма. Церкви на полуострове закрывались уже в первые годы советской власти десятками. А монастыри превращались в общежития и склады, несмотря на то, что некоторые из них были старше самой России и русских как этноса. Протест населения при этом выразился лишь в бессильном плаче стариков и старушек, тогда как молодёжь участвовала в снятии крестов и разрушении колоколен с видимым удовольствием.

Несколько иное отношение встретило закрытие синагог. Здесь не обошлось без массового протеста, впрочем, принявшего довольно мирные формы. Лишь при опечатывании знаменитой Талмуд-Торы, училища при одной из старейших синагог, собралась огромная толпа из молодых и старых иудеев, затопившая неширокую Госпитальную улицу. Разогнать отчаянно кричавших, царапавших себе лица людей, было довольно сложно (недаром репортаж с места события назывался «На штурм синагоги» — КК. 17.04.1923), но, в конце концов, чекисты справились с задачей. И уже через полгода в стенах одного из главных храмов крымских евреев разместились университетские аудитории. Разрушение синагоги Нер-Томид (на Малобазарной) и Хоральной синагоги (на Салгирной, близ главного входа на Бульвар), закончившееся только в 1950-х, было ещё впереди.

Повторяем, ликвидация мечетей шла тихо, без излишней огласки в прессе. Но, в отличие от крымских газет тех лет, архивы сохранили точные данные о том, каким образом это происходило. Обратимся прежде всего к цифрам. В 1920—1921 гг. большевикам пока было не до мечетей, — общины пользовались своим достоянием без каких-то новых разрешений на это. Но с 1922 г. для сохранения векового порядка стала требоваться «передача» мечети соответствующей джемаат, оформленная актом по специально созданной форме. Таких передач по Крыму в 1922 г. состоялось 95. На следующий год число их поднялось до 136, в 1924 г. крымским татарам «вернули» 45 мечетей, через год — ещё 23 храма, в 1926 г. — 8, в 1928 — 4, в следующие 2 года — всего по одной, а в дальнейшем таких передач вообще не было (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 10. Д. 44—336).

В конце 1924 г. началось изъятие из библиотек мусульманской религиозной литературы. И продолжалось до победного конца — через несколько лет книгохранилища были полностью зачищены, в том числе и от старинных сочинений. Куда они делись — можно только догадываться.

Хоральная синагога, превращённая в клуб. С сайта http://simflon.narod.ru

В те же годы параллельно шёл второй процесс — закрытия мечетей. Уже в 1922 г. было ликвидировано 10 мечетей. Это цифра официальных ликвидаций. Мы не знаем, сколько при этом было закрыто храмов фактически — скажем, ввиду их разрушения, убийства или ссылок мулл и мазинов, вымирания целых деревень от голода и т. д. Само это количество — десять мечетей — ничего не говорит и о том, что за храмы закрылись. А ведь в число этих немногих попали евпаторийская Хан-Джами, симферопольская Ени-Джами, соборная мечеть Байдар, то есть важнейшие для каждого населённого пункта (и, более того, — для всего Крыма) храмы.

В 1923 г. закрыли уже 26 мечетей, в том числе центральную алупкинскую мечеть, сакскую соборную мечеть, миниатюрную красавицу-мечеть с. Никиты. На следующий год число ликвидированных мечетей поднялось до 28, среди них были: все 4 мечети Тав-Даира, соборная мечеть Коп-Такиль Ялтинского района, и почти все симферопольские пригородные мечети — чокурчинская, джага-мамышская, шейх-койская и другие.

За следующие три года закрыли 36 мечетей; это был некоторый спад, но только численно, поскольку среди закрытых оказались особо значимые для крымских мусульман храмы. Ими стали старинные карасубазарские Узун-Чарши, и Чартели, бывшая украшением алупкинского прибрежья мухалаткинская мечеть, исторические Орта-Маале Дегерменкоя и бахчисарайская Эски-Юрт-Ашагъа. В Симферополе была переделана в спортзал уникальная по архитектуре Эскадрон-Джами, мечеть Крымского конного полка на бывшей Бетлинговской улице. При этом новые хозяева тут же разобрали её прекрасный минарет. В 1928 г. число закрытых мечетей снова поднялось; из 22 храмов только в Бахчисарае ликвидируют квартальные мечети Орта-Джами, Осман-Кую, Осман-Ага, Текле-Малле, Шах-Болат, Торгай-Джами, Малич-Агъа, Баба-Курт, Шир-Кустю, Аджи-Коккей, Оксюз-Джами и Шабан-Молла. И ещё две из великолепных карасубазарских мечетей: Шор-Джами и Аджи-Осман.

В 1929—1933 гг. закрывается «всего» 21 мечеть — в том числе керменчикские оманскую и Аджи-Муртаза, Кизилташская Ени-Джами, симферопольская Кады-Маале, бахчисарайские Аджи-Болат, Эски-Эль, Ак-Чокрак, Арслан-Агъа и Исми-Хан, корбеклинская Нижняя мечеть. Наконец, в 1934 закрываются ещё 14 мечетей (все вышеприведённые данные получены в: ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 10. Д. 44—1724. Л. различные).

Заколоченная и разрушающаяся степная мечеть. Фото 1930-х гг. Из собрания издательства «Тезис»

Общая цифра закрытых таким образом мечетей (подчёркиваем, большинство из них закрывались явочным порядком, без актов, отчего в архивах об этом нет следов) за 1920—1930 гг. превышает 600, тогда как накануне Октября их общее число достигало почти полутора тысяч. Таким образом, оказывается верным наш предварительный вывод насчёт того, что в большинстве случаев мечети закрывались без должного официального оформления. То есть незаконно даже с точки зрения советской законности. Неудивительно, что в 1937 г. в Крыму действовало всего 23 мечети, а уже через год — ни одной (Ибадуллаев, 1997. С. 5).

Большинство зданий мечетей, разгромленных таким образом, было передано под комсомольские комитеты, клубы, школы, спортивные залы, военные и гражданские склады. И это был ещё не худший вариант, постройки ремонтировались, их как-то берегли. Но некоторые бывшие храмы погибли для культуры народа безвозвратно. Среди них были и древние, как в Карасубазаре (не сохранилось ни одной) или Бахчисарае — в древней столице ханства уцелели здания всего 8 мечетей из почти 40. Были среди сгинувших памятников и сравнительно новые, но представлявшие огромный интерес с архитектурной точки зрения.

Например, гурзуфская, построенная в стиле барокко и напоминавшая стамбульские мечети XVIII—XIX вв. Эта стилизация храмового строительства была для Крыма уникальна, причём настолько очевидно, что в 1932 г. мечеть Гурзуфа была передана под охрану как ценнейший архитектурный памятник. Однако в мае 1933 г. её разрушили с той же безжалостностью, как многие десятки и сотни остальных: её камни понадобились в строительстве гурзуфского Санатория РККА.

Чудом уцелела древнейшая на полуострове «Мечеть Узбека». Её недоразрушили в 1930-х, это варварство было бы доведено до конца, если бы не телеграмма У. Боданинского в правительство. Голос директора Бахчисарайского музея непонятно каким образом был услышан в Кремле. Но это, пожалуй, единственный случай такого рода волшебного спасения исторического и архитектурного памятника.

Мечеть и кладбище в Салачике. Ныне не существуют. Из коллекции издательства «Тезис»

В Евпатории были снесены почти все закрытые властью мечети. Уцелели лишь три — одна из них Джума-Джами (Хан-Джами), известное всему миру творение Ходжи Синана. Случай с гурзуфской мечетью не повторился, скорее всего, просто оттого, что камня в Евпатории всегда хватало, — она, собственно, и стоит на мощном слое ракушечника. Но советские мародёры не пощадили внутреннее содержимое памятника, причём не только убранство. Когда с некоторым опозданием (как часто бывало), под её своды явились инвентаризаторы, то от древнего, копившегося веками убранства этого едва ли не главного святилища Крыма осталось лишь 14 ковров, 7 подсвечников и 4 лампы. Выше говорилось, что на знаменитую свинцовую многотонную кровлю этой мечети было много охотников. Теперь дело практически было решено, — но остановилось из-за неясности, является ли ханский, как-никак, свинец «госфондовским имуществом, или принадлежит мечети» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 10. Д. 121. Л. 15). Крыша уцелела, а с ней и стены. Позже свинец всё равно содрали (см. ниже)...

Из уцелевших при погроме этой мечети ценностей на первом месте был, конечно, уникальный Гёзлёвский Коран. Это был первоклассный исторический и художественный памятник, равного которому не было ни в Крыму, ни, возможно, в мире. Его создали крымские каллиграфы и художники-миниатюристы всего за 5 лет, с 1309 по 1314 гг., то есть именно в тот период, когда хан Узбек вводил Золотую Орду и её крымский улус в мир ислама. Другими словами, ранее такой памятник крымского исламизма просто не мог появиться, он и стал первым в ряду схожих.

Что же он представлял собой? Это была книга, сшитая из толстых, ручной работы пергаменных (то есть тонкой, выскобленной телячьей кожи) листов большого формата, текст на которых был нанесён чёрной и карминно-красной тушью, «с позолотой и миниатюрными заставками» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 10. Д. 121. Л. 12). Он был исполнен (слово «написан» язык не поворачивается сказать) первоклассным мастером в 1314 г. То есть рукопись была почти на 250 лет старше мечети. Исследовательница этой книги П. Чепурина лично консультировалась со многими учёными востоковедами СССР и Западной Европы. И все они подтверждали «уникальность этого Корана по письму, росписи и количеству заставок» (Чепурина, 1927. С. 5). Когда этот бесценный памятник попал в руки Экспедиции по изучению татарской культуры, то её руководитель обратился в Центральное административное управление с предложением изъять Коран из мечети и передать его в музей.

Обоснование этому вполне хамскому предложению было простым: «очевидно, посетители [мечети] хватают его руками». После недолгого разбирательства Коран в самом деле передали в Евпаторийский музей древностей (ныне Краеведческий). На всякий случай запасшись Отношением № 49 от 27.11.1925 «О добровольной сдаче в Музей старинного Корана группой верующих» (ГААРК. Ук. дело. Л. 14).

Гурзуфская мечеть. Ныне не существует

А затем знаменитый Коран исчез. В это время Музеем заведовала упомянутая выше П. Чепурина, страстный собиратель крымско-татарской старины, в особенности старинных орнаментов, неплохой знаток архитектуры, автор книги «Евпаторийская ханская мечеть». Это был человек, судя по отзывам современников, беззаветно преданный Крыму и его народу, так что если бы рукописную книгу пытались насильственно (то есть без соответствующих распоряжений) изъять при ней, то это вряд ли получилось бы. Но позже — кто знает...

Автор этих строк был сотрудником Евпаторийского музея в 1950-х гг. Вместе с директором музея, покойным Борисом Александровичем Ермаком (слышавшим, естественно, историю пропавшего при его предшественнице сокровища) мы ещё раз пытались отыскать Коран. К тому времени музей стал Краеведческим, то есть хранилищем, имевшим, по советской традиции, к истории крымских татар не вполне прямое отношение.

Его исторические фонды были сняты ещё в 1940-х гг. с постоянной экспозиции, но в большей своей части никуда не отправлены. Они уже много лет хранились запертыми и опечатанными в двухэтажном флигеле, стоявшем во дворе, в центре Живого уголка музея (несколько позже это прелестное здание с типично крымско-татарской воздушной внешней лестницей будет снесено, а его содержимое бесследно исчезнет). Там имелось огромное количество средневековой керамики, бронзы, китайского и японского фарфора — очевидно, свезённого из дворцов и коттеджей Южного берега и других районов полуострова. Книг было мало — всего около полутора сотен старинных сочинений и исследований караимских и русских авторов. Конечно, все они были нами с огромным интересом просмотрены, хоть и не прочитаны. Тем не менее могу свидетельствовать об одном: там не было не то что огромного Корана, но и вообще ни одной крымскотатарской книги, рукописной или печатной...

Что же касается упомянутой «Просьбы группы верующих» о выдаче Корана из мечети, точнее, судьбы этой просьбы, то она не была каким-то исключением, причём сразу в двух смыслах. Во-первых, кроме Корана из Джума-Джами была изъята и, кажется, бесследно, группа рукописных источников, там хранившихся, а именно, документы государственно-исторического значения с собственноручными подписями 18 Гиреев, занимавших в различные периоды крымский престол (Remy, 1872. S. 6).

У дверей закрытой мечети. Фото 1930-х гг. Из собрания издательства «Тезис»

Во-вторых, не была исключением сама евпаторийская мечеть: сельские, а то и районные власти имели достаточно средств для того, чтобы заставить нескольких членов любой джемаат подписать любую бумагу такого рода, особенно в 1930-х. О том, кому это было нужно, ясно говорит сопроводительное письмо, отправленное согласно такой же, типичной для Крыма «инициативе», в Симферополь. Старокрымский председатель РИКа просил КрымЦИК «в срочном порядке утвердить протокол граждан» о ликвидации мечети: заканчивался 1931 г., нужно было отчитываться в проделанной работе, а строка о ещё одной закрытой мечети могла украсить такой отчёт (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. З. Д. 991. Л. 141).

Для упразднения храмов находились и иные предлоги. В Кучук-Узене административная комиссия обнаружила, что у здания местной мечети «несколько отклонилась восточная стена». Тут же было принято постановление о перекладке стены. Поскольку же денег на этот непредвиденный расход не было, то мечеть было решено закрыть на неопределённый срок, как можно было предвидеть, — навсегда. Поэтому верующие начали было собирать деньги сами, но столь простого решения вопроса не могло допустить политическое ведомство, и через 2 месяца в эту историю вмешивается административный отдел НКВД Крыма. Он указал чрез некоторое время, что мечети Кучук-Узеня, а заодно и Улу-Узеня (где стены, кстати, были в порядке), следует отдать под школы.

Поэтому отдел и поручил своему ялтинскому отделению «поставить... вопрос о проведении массовой работы за закрытие названных мечетей...» Ялта ответила, что в ходе «коллективизации и расслоения деревни закрытие мечетей в настоящее время вызовет ненужные трения, но при первой возможности и более стойком положении колхозов указанных деревень вопрос о ликвидации мечетей будет поставлен» (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 10. Д. 1271. Л. 4—7). И поставили, и закрыли...

Ещё один из поводов ликвидации любой мечети — неспособность джемаат расплатиться с хозяйственными долгами или, ещё чаще, внести налоги. Так, например, закрыли мечети сёл Джага-Мамыш и Такиль-Джабанак симферопольского района (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 3. Д. 33. Л. 159). Налогом облагалась не только мечеть, но и мулла с мазином, причём по высшей категории. Ранее эта проблема была несущественной, поскольку всё ещё продолжались какие-то поступления от вакуфного имущества, несмотря на все конфискации после 1920-го¹, теперь она решалась с большим трудом.

Примечания

1. В 1922 г. евпаторийская Хан-Джами имела вакуфную землю в с. Костель перекопского уезда в количестве 1287 дес. и 12 лавок в городе. Но весной того же года был сделан «расчёт», по которому отбирались не только такие крупные вакуфы, но даже крошечные их остатки. Так, в Бакальском сельсовете одноимённого района (Западный Крым), имевшем в целом 8200 дес. земли, были отобраны все самые мелкие и отдельно лежавшие, то есть не мешавшие хозяйственному использованию общей площади, вакуфные клинья (ГААРК. Ф. Р-663. Оп. 10. Д. 121. Л. 3; Ф. Р-30. Оп. 3. Д. 13. Л. 18—19).