4. Выдающиеся крымскотатарские вероучители: три судьбы

Последнее, самое результативное наступление на мусульман и их вероучителей, относится к 1937 г. Готовилось оно загодя. Когда севастопольский мулла Юсуф-эфенди Рахимов посетил Ленинград по приглашению имама соборной мечети, то единоверцы предупредили крымского гостя: в Крыму намечаются репрессии против мусульман, и в особенности — священнослужителей. И тут же предложили ему переехать в Среднюю Азию. Но крымский мулла, конечно же, не мог бросить свою паству перед лицом неотвратимо надвигавшихся испытаний, — и был в 1937 г. репрессирован, как столь многие его единоверцы (АМ ФВ. Д. 176. Л. 1—2).

Вообще стоит поговорить об этом человеке поподробнее, как и о его родственнике, тоже священнослужителе, Куддусе-эфенди, хотя бы потому, что судьбы этих людей могут дать неплохое представление вообще о таком явлении, как крымско-татарский мулла. Куддус-эфенди был симферопольским муллой, как и его предки, он вёл службу в мечети, которую считал родовой (она располагалась на углу Акмечетской и Госпитальной улиц).

Оба крымско-татарских вероучителя принадлежали к старинным родам потомственных мулл и хатипов, члены которых служили Аллаху на протяжении 10—13 поколений. Оба рода гордились своими предками — один из прадедов Куддуса-эфенди остался в истории благодаря проклятию, которое он бесстрашно обрушил на голову Шагин-Гирея за измену народному делу; а предок Юнуса-эфенди вообще был чтимым в Крыму азисом. Второй общей чертой этих мулл было блестящее образование, хотя Куддус-эфенди по большей части приобрёл его самостоятельно¹, а Юсуф-эфенди много учился и в России, и за рубежом, зная несколько языков (он обладал среди прочего богатейшим в Крыму частным собранием сочинений французских просветителей и древней арабской литературы). Оба были гуманистами не только по профессии, но и по нравственной философии и всему практическому стилю жизни. Первый в период погромов начала XX в. спасал у себя симферопольских евреев (ему пришлось для этого и оружие в руки взять), ко второму за помощью и советом шёл весь крымскотатарский Севастополь, так как он был поистине универсальным пастырем — учителем, нотариусом, судьёй, душевным советчиком, истинным другом бедноты.

И ещё одна общая черта этих достойных людей, — они были глубоко уважаемыми духовными наставниками, не замыкаясь в искусственную скорлупу, ведя вполне открытый, светский образ жизни. Оба носили в свободное от служб время европейское, даже модное платье, в их домах была современная обстановка, выписывалась не только религиозного содержания пресса и литература. Излишне добавлять, что они стремились дать своим детям (здесь было ещё одно совпадение — у обоих имамов было по семеро детей) высшее образование, и молодёжь окончила вузы, несмотря на известные трудности советского периода. Сейчас трудно сказать, как обоим муллам удавалось поддерживать достоинство своих домов в годы советской власти, — от большевиков они не получали, естественно, ни копейки, живя исключительно на пожертвования прихожан, так как Юсуф-эфенди даже преподавал бесплатно, ежедневно проводя много времени в медресе — оно помещалось там же, на ул. Очакова № 26².

О нём осталась добрая память у севастопольских крымцев и ещё по одной причине. В своё время (1909—1912 гг.) он непосредственно руководил возведением мечети, в освящении которой, между прочем, принял участие император Николай II. Двор её был расположен на двух уровнях: в нижнем, выходившем на ул. Очакова находились абдест-хане и гусуль-хане, снабжённые водопроводом и канализацией; на верхний двор (с выходом на ул. Азовскую, совр. Кулакова) вела гранитная лестница. Здесь и была выстроена из Инкерманского камня сама мечеть — стройное здание с блестящим куполом и двухъярусным минаретом. В джемаат этой мечети входили деревни, расположенные на расстоянии до 20 км от Севастополя. Медресе помещалось на нижнем этаже мечети. То, что Севастопольская мечеть просуществовала в качестве действующей едва ли не дольше всех (до 1937 г.), младшая дочь Юсуфа-эфенди объясняет необычным авторитетом и известностью имам-хатыпа не только в Крыму, но и в Москве, и в Ленинграде.

Ибраим Тарпи (сидит) — студент Стамбульского университета

Конец обоих вероучителей был также примерно одинаков. Оба были репрессированы: Куддус-эфенди сразу после установления советской власти; Юнус-эфенди в 1937-м. Согласно недавно полученным данным, Рахимов Ю. был осуждён «тройкой» НКВД КрымАССР и расстрелян 08.06.1938 (АМ ФВ. Д. 185. Л. 4; Д. 149. Л. 2—4; Д. 176. Л. 1—3; Д. 184. Л. 1).

Не менее характерна судьба ещё одного крымского муллы, ставшего в начале 1920-х муфтием Крыма — речь пойдёт о Ибраиме Тарпи. Ранее упоминалось, что этот человек необычной судьбы, происходивший из семьи бедного бахчисарайского крестьянина Амета Тарпи, всю жизнь носившего в тарпи фрукты и овощи из села в город (отсюда и фамилия). Получив ещё до 1917 г. блестящее образование в Стамбуле³, Ибраим Тарпи несколько лет был имамом Дерекойской мечети. Начиная с 1917 г. принимал активное участие в политической жизни Крыма (был избран членом Мусисполкома, руководил религиозно-культурным «Союзом улемов»). В своей деятельности как религиозного, так и культурного деятеля, Ибраим-эфенди пытался хранить мудрую консервативность, что не мешало ему во многих случаях руководствоваться идеями И. Гаспринского, сторонником которого он стал еще при жизни Исмаил-бея.

Его жена Себиха-ханум Ибраимова блестяще владела арабской грамотой, знала русский язык, была неплохой пианисткой и весьма общительной женщиной, поэтому дом семьи имама в Дерекое стал одним из культурных центров Южного берега. Его с удовольствием посещала и русская интеллигенция: друзьями дома были, например, известный ялтинский доктор Н.А. Ширяев, многие постоянно приезжавшие на лечение петербуржцы и москвичи. Себиха-ханум организовала в 1915 г. ряд кружков для крымско-татарских девочек, занятия проходили в здании школы, а также в доме Ибраима-эфенди. Преподавали в этих кружках русские интеллигентки из Массандры, что позволило многим «выпускницам» впоследствии стать студентками, получить высшее образование — как и все четверо детей Себихи-ханум.

После революции Ибраим Тарпи пользовался уважением и новой власти, прежде всего за глубокие познания не только в вопросах веры. Ему не чинилось никаких препятствий в поездках на мусульманские конференции, на некоторых из них (напр., в Казани, 1924 г.) он выступал с докладами, оказывавшими заметное влияние на жизнь мусульман СССР. Когда в 1926 г. в Дерекойском народном доме читал лекцию член Крым ЦИКа С. Трупчу, и возникли дебаты философского содержания (об идеализме и материализме), то в качестве эксперта пришлось пригласить Дерекойского имама.

Муфтий вообще отличался широтой не только знаний, но и взглядов. Когда молодёжи Дерекоя новый мулла отказал в установке на минарете малозаметной, в общем-то, антенны для приёма радиопередач, И. Тарпи, обладавший редким даром убеждения, доказал старику, что молодёжь нуждается и в светской информации, что ей полезно слушать народную музыку в исполнении лучших мастеров. «Радио и музыка никак не могут быть предметом вероотступничества» — вот его подлинные слова, сохранившиеся в памяти сыновей муфтия. Одной из его идей было музыкальное обрамление праздничных служб (на дворе мечетей до и после молитвы исполнялись крымские и зарубежные тюркские и арабские мелодии).

Диплом И. Тарпи об окончании Стамбульского университета. Фото и копия диплома получены от Ф.-А. Ибрагимова

Заметную роль играл муфтий и в подъёме крымскотатарской (и мусульманской в целом) культуры на территории не только Крыма. Его старший брат Али Тарпи ещё до революции был книготорговцем, активно содействовал распространению «Терджимана» и печатных трудов И. Гаспринского, а также других старых и новых классиков Востока. После революции эта работа была продолжена, хотя теперь поездки Али-эфенди для закупки книг за рубежом постепенно сводились на нет. Тем не менее оба брата продолжали приобретать в букинистических магазинах и у частных владельцев книги, из которых самые редкие или ценные в содержательном отношении оседали в Дерекойском доме. Постепенно таким образом создалась одна из крупнейших частных мусульманских библиотек страны, которой пользовались культурные и духовные деятели Крыма и других республик⁴.

В мае 1927 г. Ибраим Тарпи был арестован, после чего 2 с лишним месяца содержался в Ялтинской прокуратуре без предъявления какого-либо обвинения. Джемаат Дерекоя решила послать к прокурору делегацию прихожанок, в город спустилось свыше ста женщин, никто не хотел оставаться дома, это была настоящая демонстрация, так как девушки несли плакаты с требованием освобождения невинного человека. Такая необычная политическая акция потребовала большого мужества, и она не прошла даром, — через 3 дня Ибраим Тарпи оказался на свободе. Но осенью он снова был арестован и 8 ноября 1927 г. осуждён Особым совещанием ОГПУ по статьям 58-10 и 58-13 к лишению свободы, хотя вскоре был амнистирован. Тем не менее свою силу сохранил запрет проживания после отбытия наказания в крупнейших городах СССР и, главное, в родном Крыму.

Последовали другие, несудебные репрессии (например, детям какое-то время не позволяли учиться в школе), пришлось уехать из Мелитополя, где семья было осела, в Узбекистан. Там бывший муфтий работал киоскером на Октябрьском базаре Ташкента. Но скромный продавец газет и журналов вскоре стал близким знакомым не только религиозных деятелей Средней Азии, но и писателей (напр., Абдуллы Кадыри) и даже советских политиков вплоть до Председателя СНК Узбекистана Ф. Ходжаева. Очевидно, это и вывело из терпения НКВД: 3 июня 1936 г. он был снова осуждён, уже на 8 лет лишения свободы. Наказание отбывал в страшных Карагандинских лагерях. Только в июне 1945 г., совершенно разбитый болезнью Паркинсона, старик вернулся в семью, чтобы, встретившись с сыновьями-фронтовиками, через год с небольшим тихо скончаться. Имам и муфтий Крыма Ибраим Тарпи похоронен вдали от родины, на ташкентском кладбище Куйлюк.

Но вернёмся в 1930-е годы. Уже через два года после того, как И. Тарпи был осуждён и отбывал наказание, в феврале 1938 г. была раскрыта «шпионско-повстанческая организация, созданная японской и турецкой разведками», насчитывавшая около 200 человек. Ею якобы руководили крымские муфтии и имамы, давно отошедшие от служения: Халил Аджи Мулядин, Якуб Кемаль, Ибраим Тарпи и мулла Юсуп Рахимов. Большинство из членов этой организации было тогда же расстреляно. Поскольку жертвы являлось вероучителями, то правомерен вывод современного исследователя, что в результате этой акции в Крыму вообще «перестала существовать система мусульманских служителей культа» (Хаяли, 2009. С. 85).

Так большевики довели до логического конца вековую кампанию гонений и преследований крымских вероучителей. Народ полностью лишили его духовных наставников.

Примечания

1. Уже будучи в зрелом возрасте, он не прекращал самостоятельно учиться, для этого даже брал частные уроки по языкам, юриспруденции, географии и другим дисциплинам. Вследствие этого он стал настолько выделяться образованностью среди симферопольских жителей, что ему было поручено заведовать Канцелярией муфтиата (где он взял на себя ведение всей международной переписки) и патронировать мусульманскую правовую службу на территории Крымского муфтиата (АМ ФВ. Д. 149. Л. 1, 2).

2. Здесь обучались не только духовным наукам, но велось преподавание таких дисциплин, как математика, русский язык и словесность, французский язык, биология и география. Среди преподавателей были и русские педагоги; сам Юсуф-эфенди читал ряд духовных дисциплин, преподавал крымско-татарский и турецкий языки (АМ ФВ. Д. 185. Л. 1).

3. В дипломе об окончании Теологического факультета Стамбульского университета написано, что документ выдан на имя Бахчисарайлы Ибраим зеки-эфенди, то есть отличнику. Копии диплома, семейные фото и все изложенные ниже данные о жизни И. Тарпи (нынешний архивный шифр: АМ ФВ. Д. 23. Л. 1—6 об.) получены в 1999 г. от сына муфтия, Фатин-Амета Ибрагимова, ныне проживающего в США.

4. Сохранились свидетельства того, что среди собрания И. Тарпи имелось немало древних рукописей, исполненных на пергамене, а также старинные книги, главным образом на арабском языке. Для хранения этой бесценной библиотеки в дерекойском доме муфтия была отведена особая комната, где книги находились на полках, а рукописи — в нескольких больших сундуках. После того, как И. Тарпи был репрессирован, часть этой коллекции была конфискована НКВД, часть постепенно рассеялась в годы скитаний семьи, лишь несколько десятков книг успел перевести в ялтинский Восточный музей его директор Якуб Кемал. Позже несколько книг с экслибрисом И. Тарпи оказалось в библиотеке муфтия Р. Фахретдина. Остальные бесследно исчезли.