Начало войны

Начавшиеся односторонним актом военные действия показали превосходство российского оружия на суше и на море. Турецкий флот был почти полностью уничтожен в ноябре 1853 г. при Синопе, а вдоль молдавских берегов все дальше на юг ползла русская армия. Западные союзники, проводя анализ сравнительной мощи русской и турецкой армий, очевидно, предвидели такой успех нападающей стороны. Но извне не была, естественно, видна внутренняя слабость николаевского режима; впрочем, не была она явна и самим русским до того, как начались первые поражения, обусловленные именно этой гнилостью чиновничьего и армейского аппарата, а не недостатком мужества русского солдата.

Еще в сентябре 1853 г. турецкие, английские и французские войска численностью 63 тыс. человек высадились, не встретив сопротивления, в Евпатории и двинулись к Севастополю. В том же месяце после кровопролитного сражения на Альме, закончившегося поражением русских, началась знаменитая 349-дневная Севастопольская оборона. Война стала затяжной, что входило в планы русского правительства, пожертвовавшего Крымом ради интересов и безопасности собственно России и обескровливания обороны турок на западном берегу¹. Однако выполнение второй части стратегического плана русских (касавшейся овладения Адрианополем, Стамбулом и проливами) безнадежно затягивалось.

А потом последовало крайне невыгодное развитие событий и в Крыму. Вместо сдерживающих, локальных боев русские были принуждены к масштабным сражениям, мало напоминавшим картину «демонстративных» военных действий. Крым неожиданно становился из «ловушки» для союзных армий в нечто противоположное — «...если это место было наиболее благоприятным для показной войны, то для серьезной войны оно было бы наиболее опасным» (МЭ, XXII, 39). Союзники же, бесспорно, оказались серьезным противником, говоря не только о Южном театре. В последние месяцы своей жизни Николаю I довелось увидеть редкое для русского царя зрелище — вражеский флот, крейсирующий у Кронштадта в виду его петергофской дачи. Это был результат всей политики императора, хотя он и не дожил до последнего ее результата, последнего унижения, покончив с собой (так, по крайней мере, уверяли современники) накануне сдачи Севастополя.

Примечания

1. К такому выводу приходят многие историки войн, в том числе Энгельс, указывавший, что для России было выгодно, «чтобы союзники отправились в Крым и основательно там застряли... Продвигаться из Крыма в глубь России было бы стратегическим безумием» (МЭ, XXII, 39).