в) Форма правления в Крымском ханстве

Ответ на этот вопрос найден довольно давно. Известно, что не существует двух народов с одинаковой этнопсихологией, аналогичными ментальностями и т. д. Кроме того, общественное сознание даже одного и того же племени подвергается временным изменениям. То, что оптимально сегодня, завтра таким уже не выглядит. Именно поэтому экономные указания Корана столь сухи и сдержанны, чтобы не связывать волю человека слишком уж жёстко и гарантированно. В том-то и состоит достоинство поучений Мухаммада, что они позволяют мусульманам гибко выбирать ту форму правления, которая наиболее подходяща именно здесь и сегодня, а не вообще, всегда и повсюду. Кстати, на счёт такого истолкования свободы трактовки священных сур имеется подсказка во второй из упомянутых выше: что есть советование, консультации со знающими людьми, как не путь к выработке верного в конкретной ситуации решения вместо рабского подчинения?

Но, конечно же, правитель должен советоваться далеко не по всем проблемам, имеющим отношение к жизни общины. Основа исламских принципов как раз изложена Кораном достаточно полно и прозрачно. Советоваться монарх должен только по вопросам, допускающим принятие нового решения, самостоятельное введение нормы, востребованной изменившимися условиями жизни и т. д. Короче, по проблемам, которые не урегулированы Кораном и сунной, но могут быть решены при общем соблюдении мусульманского фикха (правовых норм). Хотя, в принципе, любой правоверный подданный имеет право прийти к властителю и высказать всё, что он думает о его правлении, ожидая услышать в ответ исключительно слова благодарности (Islam, 1991. B. II. S. 297—299). Впрочем, это, строго говоря, — уже не совет, а всего лишь откровенно высказанное мнение.

Поэтому в прерогативу правителя и его консультантов-советующихся напрямую входили лишь вышеперечисленные вопросы из числа важнейших. Таким образом в принципе нормотворческая деятельность хоть и является генетической функцией общинного собрания, но исполняется она не напрямую, а делегированными от общины консультантами (в Крыму это — диван) и избранным правителем (ханом). Точно так же любой член джемаат имеет в идеале право контролировать действия хана, их соответствие мусульманскому праву, но на практике это право передано дивану. Более того, если члены джемаат обязаны не подчиняться противоправным распоряжениям правителя, то и противоправность эта определяется всё той же экспертной группой — диваном или беями. Но уж когда такая экспертная оценка вынесена¹, то она считается принятой всеми членами общины и подлежит выполнению как единственно верная. Это означает, что здесь к минимуму сведена возможность ошибки, от которой правитель гарантирован столь же мало, сколь и любой иной мусульманин.

Восточная цивилизация вообще складывалась параллельно с формированием некой системы торможения, ограничения деспотизма правителей. Эту систему её современники вполне могли бы называть истинно демократичной, если понимать демократию как «процедуру, защищающую нас от деспотизма и тирании», и которая «должна определяться в негативной форме» (Хайек, 1995. С. 38). Что это означает? Самое замечательное благо, которого можно было бы ожидать от любого правительства: что его практика будет не приказывающей (пусть даже творить благо), а исключительно возбраняющей людям творить зло. Мусульманское право само по себе вообще не предусматривает каких-либо жёстких санкций против человека, что-либо не делающего. Напротив, наказанию или осуждению подлежит правоверный, делающий не то, чего от него вправе ожидать соотечественники. Ведь он преступает в таком случае некоторые негативные правила или запреты, не служащие никаким частным целям, но имеющие в виду общее благо, совместный, общий комфорт бытия.

С другой стороны, именно в негативной форме сформулированные правила позволяли с максимальной свободой и эффективностью использовать знания, навыки и таланты всех и каждого: ведь ему не предписывалось, что он должен делать, тут сохранялась его полная свобода — только бы не нарушались общие правила общей игры. Так сохранялась и ответственность каждого за лично им принятые позитивные решения. А постоянная «тренировка» личной моральной ответственности не позволяла ей отмереть, держала этику всего общества на достаточно высоком уровне. На такой почве не могли, между прочим, взойти побеги известного интеллектуального мошенничества, когда демагоги требуют выразить закон или принцип справедливости в позитивной форме. Тем самым они саморазоблачаются, выдавая свои замыслы, свои попытки извратить основные гуманистические идеалы и злоупотребить ими. От этого мудро предостерёг замечательный поэт А. Галич: «Бойтесь того, кто скажет: я знаю, как надо»!

Именно такая, а не иная практика (отрицания права человека командовать другим человеком) сложилась из соображений даже не абстрактного гуманизма, а подчинения Высшему закону, монополизирующему всевластие в лице единого Бога, единственного, кто может поручить правителю вести общину (Islam, 1991. B. II. S. 298). Последнее отчасти подтверждается ещё одной нормой: если правитель допускает неправомерные, неисламские нарушения высшего закона — деспотизм, притеснение, угнетение правоверных, поощряет неравенство или лицеприятные судилища (тогда как все мусульмане — равны!), то Коран призывает к неповиновению: «И не повинуйтесь приказам распутных, которые распространяют порчу на земле и не творят блага» (26:151—152). Что же касается совокупности подданных, всей общины, то она (возможно, под водительством тех же своих представителей-беев) «не просто может, но должна пресекать гнёт и притеснения правителя, и в этом случае его ждет божественная кара» (Сюкияйнен, 1987. С. 50).

Естественно, далеко не сразу, ведь по Корану любая власть священна. Сначала в таких нерядовых случаях следуют советы, настоятельные увещевания, всё более прямая и острая критика, предупреждения и лишь затем — безусловное осуждение, влекущее за собой одностороннее расторжение подданными своих этических обязанностей. После этого хан превращается в глазах земляков из властителя в частное лицо, к тому же отягчённое более или менее тяжкими грехами, за которые не исключена расплата. И здесь возникает естественный вопрос: насколько скорой и неотвратимой может быть такая расплата? Для ответа нужен небольшой экскурс в малоизвестную сферу мусульманской приверженности к порядку.

Примечания

1. Советующие при халифе (члены дивана при хане) традиционно обладают статусом и правами муджтахидов, то есть знатоков мусульманского права высшей квалификации, имевших право на самостоятельный поиск в этической области, на формулирование правил поведения (право иджтихада), то есть право выносить самостоятельные решения по важнейшим вопросам фикха, не говоря уже о применении последнего в конкретных ситуациях. «Суть иджтихада в том и заключается, чтобы на не имеющий готового ответа вопрос найти ответ, который соответствовал бы шариату» (Сюкияйнен, 1997. С. 8).