о) Мурзы Крыма

Вспомним, что сам этот термин является искажённым словосочетанием эмир-заде, то есть «сын князя» (перс.) или, что то же самое, дворянин. Крымские эмиры представляли собой довольно малочисленную (по сравнению с их не столь благородными соотечественниками) прослойку. Настоящие, потомственные дворяне-мурзы (о личном дворянстве капы-кулы речь пойдёт ниже) уже по своему рождению должны были являться великодушными главами родов, беззаветными патриотами и бесстрашными охранителями Крыма, людьми долга и чести. Они не могли совершать позорных поступков, так как это бросило бы тень не только на них, а на весь род, на предков и даже далёких потомков той же славной фамилии, уходившей своими корнями во тьму минувших столетий.

С другой стороны, даже самый великий подвиг крымскотатарского воина или, например, крупная заслуга в служении роду Гиреев не могли стать веской причиной для возвышения простого человека в степень мурзы. Французский резидент при дворе Крым-Гирея, барон Франсуа де Тотт, внимательно изучавший историю и обычаи крымских татар, отметил, что «цепь ханов идёт неразорванной от Чингиса до наших дней... Так же и мурзы, чьи родовые корни доказанно прослеживаются до спутников Чингиса, образуют высшее дворянство, которое называется по именному порядку, и никаких новых родов туда не может быть допущено». (Tott, 1785. T. I. P. 117—118).

Через столетие о том же писал один из авторов первой крымскотатарской газеты: «Самые могущественные ханы не могли удостоить кого-либо благородством мурзы или бека (бея). Из простых, но способных людей ханы могли производить казначеев, великих судей, везирей, военачальников, но не могли производить их в члены племенной аристократии. Генеалогия очень многих благородных фамилий теряется в глубине веков. Многие крымские мурзацкие фамилии, как, например, Аргин, Кипчак, Мансур, Яшлав, Булгак, много древнее царствовавшей в Крыму династии Гиреев, восходя ко временам Чингис-хана и далее» (Терджиман, 10.06.1897).

Мурзы владели имениями, полученными от хана в качестве сююргала или удела. То есть это было владение, но не собственность: при каждом новом хане земля и привилегии раздавались заново. Другое дело, что они вновь закреплялись ханскими ярлыками за теми же мурзами в качестве наследственного владения. В этих подтвердительных актах указывались не только права или привилегии мурз, но и их обязанности. В XV—XVI вв. их обнаружено 56, затем число таких владений превысило сотню. На них никто не претендовал и не посягал, если даже глава рода становился на сторону врага (или претендента на престол) правящего хана.

Более того, они обладали и весомыми политическими правами. В качестве наследных владетелей мурзы подписывали международные документы, если в них шла речь о землях, где издавна селились или кочевали предки этих дворян. Так, к примеру, даже на относительно позднем документе, союзном трактате, заключённом 23 января 1711 г. между ханством и Запорожьем (о позволении казакам жить в заперекопской степи, причём политически одной жизнью с крымскими татарами), мы не обнаруживаем подписей ни калги, ни нуред дина Девлет-Гирея II. Зато здесь широко представлены не только беи, могущественные Ширины, Мангыты или Тайганы, но и мурзы — почти сплошь ногайцы по происхождению: Девлет-шах-мирза, Ахмед-шах-мирза, Али-шах Ширин, Мустафа Ширин, Хасан-Бетмур Ширин, Тухмис-эмир Ширин, Тухмис-эмир Сеид, Мурад-шах Ширин, Эльшаги-калга Ширин, Мехмед-Шамир Мангыт, Мубарек-Шахмурза Ширин, Хусейн-агъа Эль-Каги, Хасан-мирза Мансур, Каплан-мирза Ширин, Султаншах-мурза Мансур, Зафершах-бей, Шагин-Тимур-мирза, Баздаг-агъа, Хусейн-мирза Бардаз, Шагин-мирза Кыпчак, Адиль-мирза Тайган (Переписка, 1847. С. 49—50).

Имелось в Крыму и неродовое, личное, но становившееся потомственным сословие уже упоминавшихся капы-кулы, обладавшее некоторыми из мурзинских прав, но в большей мере — обязанностями этой воинской элиты. Прослойка капы-кулы формировалась из простонародья, а заслужить такой статус было довольно просто. Для этого нужно было получить достаточно глубокое светское образование, имевшее практический спрос, или же выдвинуться в качестве лидера на воинском или хозяйственном поприще. Короче, нужно было стать более иных полезным бею или хану и не терять этого важного достоинства. Такое служилое «полудворянство» формально имело свои земли и хутора во временном, служебном пользовании. Эти капы-кулы постоянно работали, кое-кто из них служил при дворе, но основная часть заполняла немногочисленные судебные и иные присутствия ханства.

Когда-то, при обретении обычным подданным титула-должности капыкулы, он получал от хана удел. И, как это практиковалось с мурзами, при каждом новом государе это недвижимое имущество как бы вручалось соответствующему «полудворянину» заново (речь идёт только о 39 ханских кадылыках; тогда как в пяти бейских и четырех османских порядки были несколько иными). Таким образом, этот порядок был прямой противоположностью турецкому, где удел (тимар) давался не по происхождению (а практически — по праву наследования), как в Крыму, а часто за личные заслуги, которые должны были постоянно «возобновляться», повторяться, что повергало тимариотов-дворян в полную зависимость от султана. Крымское же рутинное обновление прав на землю было простой формальностью. Кто мог знать, что придёт время, и эта простая традиция, не отягощённая бюрократической волокитой, станет причиной полного обезземеливания старинных мурзинских и не столь древних капы-кульских семей, не сумевших документально доказать перед российскими властями (после аннексии Крыма) свои владельческие поземельные права...

Музыканты во дворе мурзы. Музей Ларишес

Было отличие и между мурзинскими и бейскими, то есть истинно аристократическими фамилиями. Члены бейских родов имели право родниться с Гиреями-наследниками, что весьма часто случалось в реальности. Обычные же мурзы, бывало, тоже брали за себя ханских дочерей, воспитывали потенциальных наследников престола, но в малочисленную элиту аристократии вход для них был закрыт. Наконец, небогатые в своём большинстве капы-кулы крайне редко роднились с мурзинскими домами (не говоря уже о бейских): брачные пары составлялись старшими членами мурзинских фамилий, руководившимися родоплеменными традициями, хозяйственно-экономическими соображениями и т. д., короче, соблюдали древние условия, которым капы-кулы не отвечали.

Сильно отличаясь друг от друга по древности рода, фамильным заслугам и богатству, мурзы, тем не менее, образовывали некий единый военно-интеллектуальный костяк ханства. Они были его авангардом¹. Гиреи весьма ценили их в этом и иных качествах, мурзы были избавлены от суда кадиев низшего ранга. Это был бы неправый суд, так как они сами выбирали кадиев по месту своего жительства. Поэтому в случае возникновения тяжб или иных гражданских или уголовных дел дворяне отправлялись в столицу, на разбирательство кадиаскера, дивана калги или хана. Случалось это крайне редко, обычно конфликты решались полюбовно, в узком кругу, чтобы избежать позора публичного разбирательства. Ведь, как утверждают старые источники, мурзы с древних времён дорожили честью рода и поэтому «вели себя гордо, честно и вообще прилично привилегированному сословию» (Кондараки, 1883. Т. II. С. 179).

Явно в связи с такими понятиями о сословной этике дворяне не могли заниматься ремеслом или торговлей; единственным занятием, соответствующим их чести, была война (в единственном источнике автору этих строк встретилось упоминание о мурзе-враче, но это было уже в начале XIX в.). Зато они в большинстве случаев исполняли административные обязанности на местах жительства или расположения их владений. В быту мурзы отличались высокоуважительным отношением друг к другу, которое при личном общении выглядело чрезвычайно церемонным. В этом очевидно соответствие традициям дворян Западной Европы, которым они нисколько не уступали ни в манере общения, ни в тонкости обычаев (Büsching, 1785. S. 321—322).

Отличие же от последних заключалось, во-первых, в полном отсутствии как чванства по отношению к «неблагородным» соотечественникам, так и угодничества перед ханом, не говоря уже о бейской аристократии (другое дело — послушание старшему в своём роду). Второе отличие состояло в неприемлемости дуэлей. Как они сами объясняли эту тонкость своего кодекса о чести, «мужчина проявляет своё мужество только на войне» (Haxthausen, 1847. S. 423). Но это касалось только мурз собственно Крыма, у ногайских дворян дуэли допускались, и были они нередко весьма кровавыми (Ферран, 1842. С. 44).

Доходы дворян, как высших, так и низших, складывались из повинностей, которыми им были обязаны крестьяне, садившиеся на землю, числившуюся в мурзинском владении. Размеры этих повинностей уже были рассмотрены в соответствующем разделе; здесь же отмечу, что при всей скромности таких выплат (почти исключительно натуральных), мурзам их вполне хватало, что объяснялось тремя причинами. Во-первых, дворянам не менее, чем крестьянам, были свойственны такие национальные крымскотатарские черты, как нетребовательность в быту и личная скромность. Во-вторых, пока шли войны, они приносили воюющему дворянству нестабильный, но верный доход. В-третьих, хан не брал с дворянских имений ни копейки, полностью удовлетворяясь хараджем и джизьёй с иноверцев, живущих на территории конкретного мурзы (лишь при объявлении войны каждый кадылык сдавал в казну 1000 пиастров и пароконную мажару, гружённую просом или сухарями).

Ещё одна характерная черта быта крымских дворян состоит в том, что они принимали деятельное участие в юридическом упорядочении отношений между гражданами, находящимися под их покровительством. Злоупотреблений властью при этом было меньше, чем можно было бы ожидать, так как тяжущиеся обращались к своему мурзе добровольно, если он действительно пользовался авторитетом, — ведь была альтернатива, то есть возможность решить дела у местного кадия. Имели место и иные признаки сохранения старых порядков, когда большинство административных функций оставались за мурзами — так отпадала необходимость во множестве чиновничьих должностей в административной системе ханства. В результате, среди прочего, сберегался тот самый драгоценный коммунальный дух (в других странах давно удушенный чрезмерной централизацией власти), что делал абсолютно ненужным и непонятным любой сепаратизм, который и в самом деле был Крымскому ханству совершенно несвойствен.

Всего крымских мурзинских родов было около двухсот.

Примечания

1. Б этом отношении положение мурз сравнимо с западноевропейскими дворянскими правами — но не с российскими. В России дворянские права были фактически уничтожены петровской «Табелью о рангах», согласно которой дворянином становился любой разночинец, сделавший карьеру на одном из государственных поприщ — военном, штатском или придворном. В отличие от старого, аристократического дворянства, имевшего стойкие понятия о нравственности, о долге перед отчизной, о сохранении и умножении чести древней фамилии, это были люди, целиком зависевшие от царя, и оттого в большинстве своём имевшие рабскую психологию. Они быстро стали большинством в своём сословии и тем самым свели роль старинных родов в политической жизни державы к незначительной. Эти откровенно дряблые плебеи послушно исполняли любую деспотическую прихоть царей вместо того, чтобы противостоять ей, как это было в Крыму или, отчасти, в допетровской России (Подр. об этой проблеме см. в: Гордин, 2010. С. 168, 188—189).