д) Последние готы

Исследователи, основывающие свои выводы на археологических данных, утверждают, что «процесс ассимиляции сравнительно малочисленных крымских готов сармато-аланами» полностью завершился в конце VII в. (Айбабин А.И. Этническая принадлежность могильников Крыма первой половины IV — первой половины VII вв. // Материалы к этнической истории Крыма VII в. до н. э. — VII в. н. э. Сборник научных трудов. Киев, 1987. С. 194). Выводы такого рода представляются малоценными, так как делаются они на основе не комплексных источников, а исключительно на использовании материалов по типам погребений. Между тем здесь упускается из виду возможность культурных заимствований, неизбежных в условиях островного (полуостровного в данном случае), то есть тесного сосуществования разных культур. Этнос мог заимствовать у соседей лишь способ погребения, но при этом сохраниться как уникальная культурная общность, сохранив свой язык, народные обычаи, предания, костюм и т. д. То, что именно этот случай имел место в крымских областях расселения готов, показывают иные источники, имеющие более широкую информационную основу. После ознакомления с ними в сам факт ассимиляции (то есть полного растворения в инокультурной среде) крымских готов VII в. верится с трудом. Приведу некоторые их этих источников.

В 1550-х гг. в Турции послом австрийского императора был известный в своё время Ожье Гислен фон Бусбек¹. Этот историк древностей и хороший лингвист встречал, находясь в Стамбуле, двух посланцев готского населения Крыма и имел с ними в 1562 г. длительные беседы. Перу О. Бусбека принадлежит уникальное описание одного из них: «Он был высокого роста, и во внешности его сквозила прирождённая скромность, что делало его похожим на фламандца или голландца». Контрастом этому готу выглядит его соотечественник: «Второй был ниже ростом, коренастый, темнолицый, судя по всему, греческого происхождения... Когда я спросил их о натуре и языке их народа, они ответили мне весьма недвусмысленно, что их народ, готы, весьма воинствен, что он и поныне ещё занимает многие области и что они предоставляют татарскому хану, когда ему есть в том нужда, 800 легковооруженных солдат, составляющих ядро татарского войска, что у них есть два главных города — один зовется Мангуп, другой — Скиварин» (цит. по: Braun, 1890. S. 65). Далее, О. Бусбек сообщает, что готы — до сих пор христиане, хотя и окружены со всех сторон иноверцами.

Ценнейшим в сообщении О. Бусбека является запись нескольких десятков слов и песни на языке его знакомцев-готов. Это, без сомнения, готский язык, известный нам из Евангелия Ульфилы, хотя и с отклонениями, которые свидетельствуют, очевидно, о самостоятельно сложившемся крымскоготском диалекте. Впрочем, некоторые небольшие различия легко объяснимы погрешностями фонетической системы записи Бусбека, а также неизбежным развитием языка: ведь с эпохи первого готского епископа прошло немало времени — целых 12 веков! Для исследователя запись эта имеет огромную ценность и потому, что представляет собой неопровержимое доказательство сохранности крымскоготского языка во второй половине XVI в., тогда как некоторые авторы «хоронят» его веком раньше (см.: Надинский, 1952. Ч. 1. С. 43) или, как указывалось выше, даже в 1-м тысячелетии н. э. (Айбабин. Указ. соч.; ДТ, 1966. С. 14).

Между прочим, перед тем как делать столь смелые выводы, стоило заглянуть в опубликованную в СССР в 1936 г. работу, автор которой указывает на присутствие готов в Крыму конца XVI в., а также на то, что они выставляли воинов для татарских правителей Крыма (Тунманн, 1936. С. 26; см. также: Büsching, 1785. S. 324). А о более мирных занятиях готов той же эпохи писал в 1555 г. в своём труде «Митридат» их современник, немецкий учёный Конрад Геснер. Упоминая об убийстве последних братьев-князей Мангупских и последовавшем упадке и исчезновении готского дворянства, он заканчивает своё повествование утешительной нотой: «В то же время сами готы ещё живут в горах, занимаясь виноделием и тем поддерживая своё существование» (цит. по: Sauppe, 1855. S. 42).

Более поздние источники свидетельствуют о том, что готская речь ещё долго звучала под крымским небом. В 1683 г. известный путешественник Энгельберт Кемпфер, входивший в состав шведского посольства в Московию, записывает, что «в Крыму ещё сохранились многие немецкие слова, принесённые туда готскими колонистами. Господин Бусбек... дал в своем четвёртом сочинении значительное количество этих слов, я же записал их гораздо больше» (цит. по: Adelung, 1817. S. 168). Таким образом, Э. Кемпфер располагал коллекцией лексических единиц готского языка конца XVII в. Но, к сожалению, этот бесценный материал пропал во время путешествия ученого в Китай. Чуть позже другой, уже русский автор 1692 г., подчёркивает, говоря о горном Крыме, тот факт, что «и доныне яко тамо, так и во иных местех много родов знатных, иже идут от немец... живших тамо» (Лызлов, 1990. С. 116).

В те же годы пишет свою статью о ещё существующих готах и не менее живом их языке швед Юхан (Иоханнес) Перингшельд; он приводит данные об обычаях и нравах крымских германцев в период после 1650 гг. (Loewe, 1896. S. 187). В отличие от него, следующий по времени, также шведский автор лишь передавал свидетельства других наблюдателей, самолично готов (или потомков их) так и не встретив. Речь идёт об известном соратнике короля Карла XII, его лейб-медике, универсально образованном учёном Самуэле Скраггеншерне. Находясь в Бендерах и переписываясь с Крымом, где тогда были представлены шведские комиссары, он пришёл к выводу, что на полуострове есть целая область (tract), под названием Готия. Там сохранились не только какие-то материальные памятники, но и дожившие до Нового времени потомки общих, шведско-готских предков (буквально: «наши старые сохранившиеся готы и их памятники» — «wäre gamble Götiske återlefvor och monumenter»). Кроме того, Скраггеншером было отмечено, что в современном ему крымскотатарском языке имеются не только отдельные слова, но «целые обороты речи, которые наверняка относятся к шведским или готским» («heela locutioner eller taal, som skola wara Swenska eller Gjötiska») — эта запись относится к 1711 г. (цит по: Lagerberg, 1896. S. 194).

Нетрудно догадаться, что в дальнейшем время стёрло из памяти мангупцев предание об их происхождении. Однако люди, даже утратившие память о своей национальной принадлежности и духовной этнической культуре, не лишаются при этом ни физических особенностей, ни даже неосознаваемых ими черт в своей духовной и материальной культуре.

Следующее известие о готах находим в книге учёного-митрополита, члена Российской академии С. Сестренцевича-Богуша (1731—1826), где он пишет, что готы или точнее, их потомки, живущие близ Мангупа, резко отличаются от жителей соседних сёл как внешностью, так и языком (1806. С. 283). По его словам, готы «принуждены были принять Магометанскую веру и покориться гражданским и духовным её законам»; через некоторое время они уже «были более Татарами, чем Готами». Эти потомки германских переселенцев сохранили в семьях свои старые, ещё христианские «духовные книги, писанные буквами, употреблёнными Ульфилой, они читали их на том же языке, на котором говорили их предки, по преданиям их, во времена Овидиевы» (указ. соч. С. 281—282).

Особенно интересны сведения, которые академик передавал в письме отцу: в «городах, где история указывает на обитание готов, остались не столь уж незначительные районы (буквально «места» или «клочки земли» — Flecken), где местный татарский язык похож на нижненемецкий; некоторых людей в Мангупе я понимал. Но все они мусульмане и татаризованы. Они, собственно, не знают, что это за язык, на котором говорят, и сообщают лишь, что первоначально были христианами, а не мусульманами» (цит. по: Adelung, 1817. S. 167—168).

Горные готы могли забыть родной язык, но часть их сохранила при этом христианскую веру до конца XVIII в. В 1778 г. в числе христиан, депортированных по указу Екатерины II из Крыма на север Приазовья, были не только греки и армяне, но и потомки феодоритов, не принявших мусульманство, во главе которых теперь стоял их духовный пастырь, по крайней мере, по его официально-церковному титулу — митрополит Готфейский и Кафинский.

Переселенцы основали на новом месте город, который назвали Мариуполем, как и крупнейший центр крымских христиан — Мариамполь, расположенный близ Бахчисарая. Первые мариупольцы по-прежнему тесно общались с единоверцами — армянами и греками — по-крымскотатарски. На татарском звучали и проповеди в их церкви. Не исключено, что для разноплемённого прихода это был единственный способ «найти общий язык», считают специалисты (Braun, 1896. S. 199). Этому имеются, впрочем, многочисленные аналогии в других странах: например, в Бразилии и Мексике масса разноязычных переселенцев общалась на чуждом всем им, но универсальном португальском (или испанском) языке, пока он не стал для них своим. Не исключено, что дома, в семье, все три группы переселенцев Мариуполя продолжали говорить какое-то время на своих родных языках. И если отмечена бесспорная сохранность готского в середине XVIII в., то, конечно, последние из стариков могли помнить его и в самом начале XIX в., — но это уже чистые предположения².

Наследие готов в XX в. — дом с раскосинами-пайвандлер (готск. beiwand — пристенный брус). Фото Барщевского

Во всяком случае, когда Ф.А. Браун в конце XIX в. занялся поисками остатков этого языка в Мариуполе и окрестностях, он не обнаружил здесь ни одного готского слова — впрочем, он работал там всего 10 дней. Зато учёному бросилось в глаза резкое различие между двумя этнотипами населения. Представители одной из групп были типичными греками: «среднего роста, не слишком крепкого телосложения, цвет лица смуглый, волосы чёрные, нос большой, с горбом, губы широкие» и т. п. Но почти в каждой деревне жили говорившие также по-татарски, однако резко отличавшиеся от них люди, которые были «ростом повыше греков, стройнее, но вместе с тем более крепкого телосложения, глаза темно-голубые, красивого разреза, но не такие широкие, как у греков, волосы золотистого цвета, с рыжеватым оттенком в кудрях (т. е. на изгибе. — В.В.), цвет лица, как у всех блондинов, нежный, щеки и губы алые, нос короткий, прямой. Одним словом, это чисто готский тип» (Браун, 1890. С. 84).

Если учесть, что часть переселенцев была из Мангупа, то можно согласиться с выводом Ф. Брауна. Напрашивается и второй вывод: если потомки готов попали даже в состав горстки переселенцев, то в Крыму готов-мусульман, безусловно, осталось во много раз больше. Весьма вероятно, что потомки их — татары ряда селений Крыма, резко отличавшиеся от жителей соседних деревень высоким ростом и другими признаками, характерными для скандинавов. Это относилось, например, к населению дер. Никита Ялтинского уезда (Харузин, 1890 «а». С. 83), а также к жителям довольно удалённых от неё Кучюк-Таракташа и Буюк-Таракташа (Zerr, 1912. S. 31).

Соответствующие исследования велись и в XX в. В 1920-х гг. экспедиция ялтинского Восточного музея, работавшая в Ускуте и некоторых соседних сёлах близ Алушты, обнаружила несколько десятков больших семей, объединённых общей принадлежностью к древнему клану Гото. Это родовое имя могло бы выглядеть случайным звукосочетанием, если бы не ряд других местных слов несомненно германо-скандинавского происхождения. Причём это были не какие-то окостеневшие реликты, известные лишь старцам. Упомянутые лексические единицы активно использовались всем, в том числе и молодым населением побережья. Примечательно, что односельчан, в которых была явственно видна примесь чужой крови, обзывали Катфридами (то есть немецким именем Готфрид, также как русские слыли Иванами). Сообщают также, что этим именем-прозвищем называли вообще всех жителей Ускута, Буюк-Озенбаша, Кучук-Озенбаша, Богатыря и Коккоз, расположенных в срединной части бывшей крымской Готии (Куртиев, 1998. С. 22).

О сохранившемся в Крыму «готском» типе внешности писали антропологи и учёные других специальностей ещё в XVIII—XIX вв. В их трудах речь идёт о высоких, светловолосых татарах, с нетипичными для греков или турок продолговатыми черепами и мощными, тоже длинными, по-орлиному изогнутыми носами. Они населяли не только горную часть Крыма, но встречались и на местах бывших прибрежных селений древних германцев: в Гурзуфе, Алупке, Кикинеизе, Лимене (Loewe, 1896. S. 237—238). Гораздо позже, уже при советской власти, профессор Московского антропологического института Я.Я. Рогинский провёл более точные наблюдения, сопроводив их антропометрическими измерениями. При этом среди трёх сотен человек из разных мест горного региона Крыма обнаружилось «особенно большое число лиц с голубыми глазами, белокурыми волосами и другими признаками северной расы именно среди семейств Гото» (КК. 21.09.1928).

Через год в тех же краях вёл свои археологические исследования профессор Н.И. Репников, который пришёл к выводу о сохранившемся в ряде построек Эски-Крыма «готского стиля». Тогда же он высказал своё мнение о том, что именно Эски-Крым был летописной столицей готов Доросом, а вовсе не Мангуп. Бесспорно готские следы учёный обнаружил на большой площади — от Коккоза и Озенбаша до Ускута (КК. 29.05.1929).

В этом смысле интересный материал дало обследование населения Черкез-Кермена, расположенного, во-первых, в географическом центре бывшего Готского княжества, а во-вторых, скрытого в глубоком горном ущелье, вдали от оживлённых дорог, что могло содействовать поддержанию относительной чистоте этнического типа. И в самом деле, после того как в 1930—1931 гг. здесь работала экспедиция Музея антропологии и этнографии АН СССР, её участник Г. Петров опубликовал работу «Потомки готов в советском Крыму», где среди прочего имелись некоторые любопытные соображения, основанные на его собственных наблюдениях.

Автор, характеризуя северную расу, к которой относились и готы, напоминал, что для неё «характерен высокий рост, длинноголовость, светлая окраска волос, глаз и кожи, длинное, узкое лицо с тонким носом, высоким лбом и хорошо развитым подбородком». При этом Г. Петров продемонстрировал изображение типичного древнего германца и тут же, для сравнения, привёл снимки современных черкез-керменцев. Их сходство, продолжил автор, «не нуждается в комментариях. Светлый цвет волос и глаз «татарина» отчётливо виден на фотографии... Этот расовый тип мы условно назовём светлым. Почти все без исключения жители деревни обладают ростом выше среднего... целый ряд особенностей черкез-керменцев настолько ярок, что они по фигуральному выражению «говорят сами за себя»... Наряду со «светлым» антропологическим типом, в Черкез-Кермене встречаются обладатели совершенно иных расовых особенностей» (Цит. по материалам И. Абдуллаева, опубликованным в ГК. 29.04.2005. С. 7).

Другие современные исследования говорят о сохранившихся готских традициях и в крымскотатарском скульптурном искусстве, а также о следах, оставленных готами в особенных чертах специфически крымского христианства (имеющих явно арианское происхождение), и даже в верованиях южнобережных крымских татар (Сидоренко, 1993. С. 153). Впрочем, этот феномен, возможно, не имеет никакого отношения к крымским готам, так как турки-огузы имели сходные с арианскими взгляды на человеческую природу Иисуса-Исы, считая его великим пророком, но отнюдь не Сыном Божиим.

Итак, Готия-Феодоро угасла, жители этой области без остатка растворились в массе складывавшейся татарской нации. Памятники крымско-готской письменности — все исключительно на средневековом греческом языке. Однако напомню: лингвисты с уверенностью отмечают ряд готских слов, вошедших в фонд крымскотатарского языка (Braun, 1896. S. 209). О том же свидетельствуют историки архитектуры: так готский строительный термин razn (дом на фундаменте) в крымскотатарском сузился до значения «бревенчатое основание дома» («разан»), а Stube (комната вообще) стало обозначать тёплую комнату в доме. Крымскотатарское слово «келер» (на татском диалекте означавшее чулан, выгороженный на веранде) фонетически и семантически аналогично германскому Keller, что означает «подвал» (Куфтин, 1925. С. 23). Столь же уверенно можно говорить и о готском вкладе, пусть относительно и небольшом, в общий крымскотатарский генофонд.

Этот вывод, касающийся не только готов, очевиден настолько, что к нему пришёл не историк, а поэт, — впрочем, крымский — отсюда и его прозрение:

Мешались обычаи, боги, жёны,
Народ вливался в народ.
Где победивший, где побежденный —
Никто уж не разберёт.
Копнёшь язык — и услышишь нередко
Отзвуки чуждых фраз,
Семью копнёшь — и увидеть предка
Непостижимых рас.

И. Сельвинский. Крым

Подводя итог этому очерку, хотелось бы обратить внимание прежде всего не на культурную сторону перемен, связанных с новыми этническими волнами, хлынувшими на территорию Крыма в позднеантичный — раннесредневековый период (о культурном содержании этих неоднозначных процессов говорилось выше). Здесь имеет смысл подчеркнуть значение традиций культурной преемственности, которые уже в то время были заложены в крымских городах. Они отрицаются историками, упорно не желающими признать самого факта наследования крымскотатарскими потомками этнокультурных ценностей и антропологических черт иммигрантов рассмотренного периода³. Возможно, лучшему пониманию значения той эпохи для этногенеза будущего коренного народа полуострова поможет мнение учёного, специализирующегося на проблемах именно культурной преемственности, наблюдавшейся среди этносов именно на территории Северного Причерноморья, где сложились условия, ей благоприятствовавшие: «Исторические итоги античности (и раннего Средневековья, добавлю я. — В.В.) в Северном Причерноморье заключаются прежде всего в тысячелетнем опыте непрерывного существования локальной периферийной зоны с рядом её специфических признаков; регион испытал континуитет материальной и духовной культуры, а также государственности на пути от античности к Средневековью...» (Боллов, 2003. С. 39).

Среди племён и народов Крыма, совместно шествовавших по этому многовековому пути, готы заняли своё достойное место.

Примечания

1. Это был «выдающийся учёный, ранее воспитатель детей императора Фердинанда I, затем дважды (в декабре 1553 и ноябре 1554 гг.) отправленный цесарем с дипломатическими миссиями ко двору Сулеймана II, где впоследствии прожил 6 лет. Там он собрал огромную коллекцию античных древностей, ныне хранящихся в Вене» (Sauppe, 1855. S. 43). О. Бусбек прославился среди прочего тем, что первым вывез из Османской империи в Западную Европу луковицы тюльпана и семена сирени и каштана.

2. Специалистов в исторической лингвистике издавна интересовала проблема высокой сохранности родного языка в остготской (крымской) среде, тогда как готы Италии, Испании и Галлии забыли на новых местах обитания свои германские корни намного быстрее. По этому поводу более ста лет тому назад были высказаны соображения, в целом сохранившие свою научную ценность до сего дня. Приведу эти выводы: 1) готский язык сохранялся столь долго, полностью оторвавшись от других германских языков: крымчане не имели контактов с бывшими земляками (как вестготы) и язык их хранил первозданную чистоту; 2) в Крыму, в регионе, заселённом готами, не имелось превалирующей культуры, крымские города были в упадке и не могли подавить своей культурой готскую; 3) у готов были собственные князья, причём не зависимые ни от Степи, ни от Византии; 4) Даже после захвата и разгрома Мангупа турками в 1475 г., в Мангупской кадылыке пришельцы не осели, то есть и османского влияния готский язык не испытал. По совокупности этих причин он и смог сохраняться, медленно затухая на протяжении ещё трёх столетий турецкого периода истории ханства (Loewe, 1896. S. 126—127, 208).

3. «Несомненно, в историческом развитии и сложении крымскотатарского народа никакого, даже опосредованного участия не могли принимать оставшиеся в далёком прошлом этнические общности, чьи культурные традиции оказались давно забыты вместе с ними (скифы, сарматы, готы...)» (Сидоренко, 2003. С. 143). Приведённый пример весьма типичен — авторы такого рода выводов не утруждают себя какими бы то ни было доказательствами или ссылками на работы предшественников, позволяющие делать столь категоричные заключения.