4. Турки

Трудно сказать, когда в Крыму впервые появились те пришельцы из Малой Азии, для которых правомерен этноним «турки». Во всяком случае, это произошло задолго до образования Оттоманской империи, то есть когда эта оконечность огромного континента уже насчитывала несколько мелких государств (княжеств), во главе которых стояли представители так называемых сельджукских династий. История этих родовых образований чрезвычайно пестра, но в данном случае интересна не столько она сама, сколько такая её особенность, как происходивший по самым различным причинам выброс тюркского сельджукского (или турецкого) элемента в северном направлении, в том числе и в Крым.

Эта переселенческая эпопея, затянувшаяся на многие столетия, имела две основные формы: временные набеги и постоянная эмиграция. Первые предпринимались, естественно, по собственному почину сельджуков, вторая чаще была вынужденной, вызванной не столько экономическими, сколько военно-политическими кризисами на их малоазийской родине. Периодизация таких переселенческих волн крайне затруднена, особенно в отношении нижней их временной границы. Здесь наука, кажется, не продвинулась дальше выводов старых авторов, хронологически соотносивших турецкое проникновение в Крым с кыпчакским (Смирнов, 1889. С. 3).

Тот же автор отмечает, опираясь на некоторые источники, что ещё до возникновения Османской державы появились «сведения об эмиграции крупной (курсив мой. — В.В.) толпы сельджуков, которые после долгих скитаний окончательно осели на Крымском полуострове. Надо полагать, что именно эти малоазийские выходцы тюркского племени и оставили следы своего водворения в Крыму как части его населения, говорящего на турецком языке. Даже в XIX в. в случае неурожая посылали гонцов на противоположный берег Чёрного моря за священной водой, бьющей из-под земли «в той местности, которая некогда была отечеством их предков», то есть в Малую Азию (указ. соч. С. 6—8).

Таким образом, мы едва ли ошибемся в предположении, что турки-сельджуки оседали на берегах полуострова в течение сравнительно долгого времени, прежде чем один из них оставил своё имя в истории Крыма. Им был султан Хусейн-эд-дин Чобан, совершивший в 1223 г. поход на Крым, который описан в нескольких вполне достоверных источниках. Этот султан вначале овладел большой частью северного анатолийского побережья (он дошёл до Скутари), а затем, собрав в Синопе эскадру, совершил набег на Судак, где и удерживался некоторое время, отправляя своих воинов в походы на обе стороны берега, южную и восточную.

Примерно через полвека в Крым прибыла очередная крупная группа турецких переселенцев. Это были иммигранты во главе с изгнанным из Конии султаном Из-эд-дином Кейкавусом (Кейкависом) II, которые после длительного пребывания в Византии получили от императора довольно значительную область в Добрудже (западный берег Чёрного моря) в обмен на обещание прикрывать империю от северных кочевников. Добруджинские поселенцы исправно исполняли пограничную службу; там постепенно скопилось довольно значительное число их единоплеменников, так что кроме селений деревенского, возможно, даже полукочевого типа (числом около тридцати-сорока), в округе Добруджи выросло три чисто мусульманских города. Но затем, когда возникли серьёзные трения с Константинополем, а в Византию к тому же вторгся золотоордынский хан Берке (1257—1280)¹, добруджинские турки попросили этого своего единоверца дать им более надёжное место для постоянного жительства. Хан Берке, заинтересованный в такой воинской силе (около 12 000 сабель), предоставил им в 1269 г. обширную территорию в Восточном Крыму, а их султану Из-эд-дину Кейкавусу II пожаловал в иктаа (удельное владение) Судак и Солхат (Али-заде Л. Хроника мусульманских государств (I—VII вв. Хиджры). М., 2004. С. 388). Это владение приобретало особую ценность тем, что подлежало наследованию потомками Кейкавуса, что впоследствии и имело место: как таковое оно было передано его сыну Гияс-ад-дину Масуду (Вашари, 2002. С. 196).

Джума-Джами Карасубазара. Фото начала XX в. из коллекции Одун-базар-капусы

Судя по дальнейшим сведениям, крымские турки, хоть и претерпевали время от времени разорительные набеги степняков, на старую родину в массе своей так и не вернулись. Об этом говорят как антропологические измерения, проводимые среди прибрежного населения различными учёными (см. ниже), так и местный, восточнокрымский диалект, имеющий заметную турецкую окраску. Впрочем, что касается чисто этнической культуры, то часть крымских потомков сельджуков растворилась в преобладавшем именно здесь христианском (греческом) населении. Многие из них даже становились священниками, хотя и сохраняли при этом какое-то время свой тюркские имена, такие как Токтемир, Султан, Алачи и др. (подр. см.: Заметки, 1863. С. 595—627). Есть сведения о том, что они оказали значительное влияние на культуру Солхата-Крыма, мастера которого «...адаптировали художественную традицию сельджукидского Рума², откуда новый стиль распространился по всей исторической Таврике» (Крамаровский, 1998. С. 69).

В период между упомянутой, первой из исторически точно зафиксированных крупных турецких миграций в Крым и завоеванием ханства турками в середине XV в., связи между новыми турецкими селениями и старой родиной, естественно, не прерывались. Эта тема не входит в число рассматривающихся в книге исторических сюжетов, замечу лишь, что причина такого постоянства и, более того, непрерывного развития связей крымцев с турками вполне понятна. Контакты бывшего Крымского юрта Золотой Орды со своей метрополией, год от году слабевшей, постепенно утрачивались, а многоплановые связи с южным, тоже тюркским и единоверным государством, напротив, неуклонно крепнувшим и развивавшимся, были весьма перспективны.

Ну а в период после турецкого вторжения XV в. такие связи органично дополнились демографическим и культурным взаимообогащением двух стран. В ту пору на всей территорий ханства осело не только значительное число турецких «крымцев» различных мирных профессий. Непременной и постоянной реалией крупнейших крымских городов стали османские гарнизоны. Понятно, что воины не были холостяками, их семьи также вливались в чисто крымский быт, приобщались к крымской культуре. Этот этнический элемент сохранялся век за веком, частично смешиваясь с единоверным и довольно близким по языку крымскотатарским населением — процесс известный и неизбежный для любых иммигрантов.

Кроме того, время от времени в Крым прибывали большие и малые группы переселенцев, которым была просто не по душе султанская деспотия. Самая крупная в Новое время компактная партия иммигрантов такого рода, очевидно, появилась здесь после подавления в Турции в 1598—1602 гг. волнений под руководством Кара Языджи. Сторонники этого мятежника после победы правительственных войск рассеялись вдоль всей Анатолии, грабя зажиточных беев и их более скромных сограждан. Не ожидая эффективной защиты от султана, тамошние богачи стали отказываться от турецкого подданства и эмигрировать в более спокойный и бесконфликтный Крым, уводя с собой не только прислугу, но и зависевших от них крестьян (Inalcik, 1994. P. 50).

Особенно много селилось таких «политэмигрантов» на побережье и почему-то в Карасубазаре. Уже во второй половине XVII в. знаменитый турецкий дипломат, историк и путешественник записал в своей Саяхат-намэ (Книга путешествий)³: «Этот город день ото дня застраивается и заселяется» (Челеби, 1999. С. 72). И объясняет это тем, что сюда хлынули турки, убежавшие от репрессий, которыми столь прославился Мехмед VI (1648—1687). Этот султан, как свидетельствуют историки той эпохи, требовал приносить в жертву не баранов, а своих подданных (Dankoff, 2006. P. 109—110). Поэтому османы из Токата, Сиваса, Амасьи и других турецких городов и сёл эмигрировали «в Крымскую страну, где встретили радушие и справедливость. Поэтому этот город (Карасубазар. — В.В.) строится и украшается» (Челеби, 1999. С. 72). Следует учесть, что столь уважительные по отношению к крымцам строки писал не крымскотатарский патриот, а всё же османский турок и слуга своего султана. Именно поэтому сомневаться в их объективности не приходится.

Перенесёмся ненадолго в будущее, которое ожидало крымских турок. Аннексия Крыма Россией мало что изменила в их положении. Да и в первые годы советской власти в южнобережных городах оставалось немало так называемых «турецких подданных», то есть турок-рыбаков и виноградарей, давно живших вместе с семьями в Крыму, но предпочитавших по понятным причинам сохранять своё изначальное подданство⁴. Те из них, кто не согласился принять новое, уже советское гражданство, были вынуждены в 1930-х гг. выехать на свою древнюю родину. Остальные, по большей части, разделили судьбу братского крымскотатарского народа.

Примечания

1. Монгольский хан Берке был внуком Чингис-хана, сыном Джучи и братом Батыя. Одним из первых среди монгольских ханов принял ислам и добился независимости Золотой Орды от Монгольского государства.

2. Рум — тюркское государство, существовавшее в Малой Азии после распада державы Великих Сельджукидов. В XIII в. оно, в свою очередь, распалось на несколько десятков тюркских (турецких) бейликов.

3. Поскольку основной труд Эвлии Челеби в дальнейшем будет неоднократно упоминаться и цитироваться, имеет смысл ознакомиться с его подробной характеристикой в: Григорьев, 1974.

4. Это были, по большей части, простые труженики земли и моря. Никто из них не играл какой-то заметной роли в общественной, культурной или политической жизни полуострова, и оттого не вошёл в историю Крыма или России. Если, конечно, не считать некоего Ибрагима Бендер-бея, турецкого подданного и отца Остапа, блестящего героя двух романов И. Ильфа и Е. Петрова.