ж) Первый Гирей

Первый, кто этого добился, а именно Хаджи-Гирей (правил в 1420—1425, 1428—1434/5, 1428—1434/5, 1436—1443 гг., 1443—1456, 1456—1466 гг.), имеет гораздо больше оснований называться первым крымским ханом, а также первым побегом ветвистого генеалогического древа чингизидов-Гиреев — правителей Крыма¹.

Итак, упрочение ханского престола до степени, позволявшей осуществлять твёрдую власть, а также проводить стабильную, единую по целям внутреннюю и внешнюю политику (короче, поднимавшую номинальную власть ханов до вполне реальной, при которой его владения стали ханством де-факто), произошло при первом из новой династии чингизидов-Гиреев, занявшим крымский престол в конце 1420-х гг. Это был довольно молодой Хаджи-Гирей, сын Гияс-эд-Дина, одного из переселенцев из Великого Улуса (впоследствии Золотой Орды), осевших на литовской земле. Судя по всему, он не был рождён султаном (в значении «ханский сын»), хотя имел все основания претендовать на этот титул, а то и на реальную ханскую власть, будучи прямым потомком великого Чингис-хана.

Кроме того, как указывает современный исследователь, предки Гияс-эд-Дина были эмирами, наместниками Менгу-Тимура, хана Великого Улуса в Крыму. Причём первый из этих эмиров, Уран-Тимур, стал управлять землями полуострова ещё в 1260-х гг. Затем, в результате внутренних политических столкновений и раскола Великого Улуса, один из представителей рода, Таш-Тимур, лишился своего главенствующего положения в Крыму, но в 1395 г. сумел вернуть себе прежнее достоинство и провозгласил себя ханом Крыма. Однако правил он недолго и вскоре в очередной раз был изгнан из своих владений. Тогда-то бесприютный крымский татарин и попросил литовского великого князя Витовта убежища и был радушно принят. В Литве у него и его жены Асие родились сыновья: Гияс-эд-Дин и Девлет-Берды (Гайворонский, 2007. С. 14)².

Само же происхождение этого родового (и династического) имени довольно темно. Согласно древнему преданию, первый хан воспитывался в Литве в доме некоего Гирея (или Герая), причём этот его аталык (дядька-воспитатель) был человеком отличных качеств. Когда уже взрослый хан спросил его, какую бы он награду пожелал за свои многолетние труды у престола, скромный старик попросил, как милости, прибавлять отныне к именам ханов и его ничтожное имя (Смирнов, 1887. С. 216—217). Согласно другим источникам, будущий первый хан спасался в юных летах от врагов своего отца в литовском Тракае, где мальчика спас литовский крестьянин по имени Герай, отчего он и принял его имя (Сестренцевич-Богуш, 1806. Т. II. С. 175; Карамзин, 1993. Т. V. С. 199). Ни одному из этих вариантов не противоречит давно сделанное наблюдение: в тюркском мире до того не существовало рода Гиреев, это имя было личным, собственным, а не наследственным (Hammer-Purgstall, 1856. S. 30).

Как бы то ни было, но если вдуматься, то имя Гирей родовым придумал сделать вовсе не Хаджи-Гирей I (звание хаджи он получил ещё совсем молодым юношей совершив хаджж). То есть не столь уж важно, где и от кого он его позаимствовал, но оно, скорее всего, так и осталось бы личным именем (или прозвищем) первого хана, если бы не сын его, Менгли. Вот тот действительно вполне осознанно сохранил имя отца рядом со своим уже в качестве родового — точнее, династического, а там и пошло...

Но вернёмся к непростой судьбе первого Гирея. После того, как его отец Гияс эд-дин был убит в ходе очередного вооружённого столкновения золотоордынским ханом Сеид-Ахмедом I, десятилетний мальчик остался в Литве. Судя по дальнейшим событиям, князь Витовт неплохо к нему относился, так как Литва и помогла сыну изгнанника впоследствии утвердиться на крымском престоле. Первая попытка Хаджи-Гирея сместить тогдашнего хана Сеид-Ахмеда (внука Тохтамыша) в 1434 г. провалилась. Против него выступили представители упоминавшегося выше бейского рода Кунгратов, верных сторонников Золотой Орды. К тому времени Хаджи-Гирея в его сепаратистской политике поддерживали не только Ширины, но и Аргыны с Барынами. Причина поражения этой аристократии Крыма была в том, что они действовали разрозненно. И Хаджи-Гирею пришлось вернуться на родину — в Литву. Когда же он в 1441 г. вернулся в Крым вторично, обстановка там переменилась в его пользу. Ему была обеспечена поддержка Ширинов, а затем и Мангытов. Оба эти рода видели в нём защитника своих прав и охранителя независимости Крымского улуса. Дело в том, что в течение всех лет, пока будущее ханство оставалось в зависимости от правителей Дешт-и Кыпчака (конкретно в 1440-х гг. ханом Орды был Кучук-Мухаммед, сын Тимура), крымские беи, владевшие огромными земельными угодьями, не могли свободно распоряжаться своим имуществом. Формально верховными собственниками этих территорий оставались ордынские ханы, а крымские магнаты аристократических родов были всего лишь вассальными удельными князьями, и в качестве таковых лишиться своего основного богатства — земли — в любой момент. Причём Орда вполне могла пойти на этот шаг, раздав земли тем же Кунгратам и укрепив тем самым своё пошатнувшееся господство в Крыму (Сафаргалиев, 1996. С. 507—508).

Сулейман Великолепный, халиф всех правоверных

Собственно, крымские беи увидели в Хаджи-Гирее своего защитника гораздо раньше. Они сносились с ним в период пребывания будущего хана в Литве при дворе Казимира Ягеллона. Таким образом, ко времени возвращения Гирея в Крым почва для сепаратистского переворота вполне созрела, и борьба с ордынскими представителями на полуострове, а также местными Кунгратами закончилась победой нового претендента. Крымские эмиры и беи сделали свой выбор в пользу внука Таш-Тимура, а ордынцу Сеид-Ахмеду пришлось бежать за Перекоп. И в том же году в ханской резиденции Къырыме начинают чеканить монету с именем Хаджи-Гирея, причём с титулом «Султан верховный» (Сафаргалиев, 1996. С. 509). Одновременно политика вновь провозглашённого хана резко уходит в сторону от ордынской. Помня о поддержке Казимира, Хаджи-Гирей укрепляет дружественные отношения с Литвой, враждебной Орде.

Эта внешнеполитическая линия казалась весьма перспективной, и хан заключил впоследствии и формальный крымско-литовский союз. Он знал, ещё находясь в Литве, что ордынский хан Сеид-Ахмед не раз вторгался в пределы этого княжества и, начиная с 1438 г., время от времени совершал набеги на Бельск, Львов, Гродно и мелкие польские и литовские города. С другой стороны, ни для кого не было тайной, что Сеид-Ахмед в удобной ситуации постарается сместить с крымского престола хана-сепаратиста. Поэтому и Казимир, и Хаджи-Гирей рассматривали свой союз как направленный прежде всего против Орды. Прошло несколько лет и в 1452 г. литовский князь, после очередного опустошительного набега Сеид-Ахмеда, призвал крымского хана нанести ордынцам ответный удар. В том же году крымское войско вышло за Перекоп. Крымский хан одержал победу, внезапно обрушившись на стоянку ордынцев на берегу Днепра.

Сеид-Ахмед бежал с поля боя, а несколько позднее оказался в литовском плену, где и остался вместе с сыновьями до конца своей жизни. Этот разгром Орды, ставший первым значимым деянием Гирея, имел весьма важные для Крыма последствия. Во-первых, был нейтрализован опасный претендент на крымский престол, а, во-вторых, сопредельные государства признали законность власти Хаджи-Гирея над независимым Крымом (Сафаргалиев, 1996. С. 509). Наконец, он захватил на днепровском берегу тронный шатёр Сеид-Ахмеда, являвшегося наследным властителем Орды. Поэтому, когда Гирей вошёл в этот шатёр и воссел на ханское место, то, согласно традиции, он стал законным преемником ордынского престола. Отныне хан в своих ярлыках³ обращался «ко всему Великому Улусу: к Крыму, Кубани, всей Кыпчакской степи» (Гайворонский, 2007. С. 23).

Новый титул Хаджи-Гирея был, конечно, скорее номинальным, чем означавшим действительную власть над указанными территориями. Однако он отражал и нечто более существенное. Поскольку Москва, по-прежнему подчинённая Орде, платила ей дань, то теперь право на «поминки» (проблема этого вида дани подробно рассмотрена в очерке V этого тома) автоматически перешло к первому крымскому хану и его наследникам-чингизидам. Причём это право на московскую дань сохранялось за Гиреями не один век, даже когда Москва по своему политическому потенциалу близилась к статусу сильнейшей из держав, некогда зависимых от Орды. Это объясняется тем, что «её фактическое положение резко контрастировало с формальным статусом в рамках постзолотоордынских юридических норм, так как московский государь не принадлежал к династии Чингис-хана» (Рахимзянов, 2009. С. 140).

Ведя масштабную внешнюю политику, несравнимую с узкой, типично региональной политикой своих предшественников, Хаджи-Гирей укрепил международное положение Крыма союзом с Польшей и установлением дружественных связей с русским князем. Этот хан победил в борьбе за престол одного за другим своих ордынских соперников (1460-е гг.), чем завоевал авторитет среди соплеменников и обезопасил Крым от угрозы нового вторжения. А то, что он в 1465 г. разбил войско Сарайского хана Махмуда, означало, что Хаджи-Гирей теперь стал властителем и Сарая, то есть всего Великого Улуса.

Высокое положение первых Гиреев никак не страдало от претензий турецких султанов на религиозно-политическое верховенство в мусульманском мире. Пока его не существовало: лишь гораздо позже Сулейман I Кануни (1494—1566 гг., прав. с 1520 г.) объявит себя халифом всех правоверных⁴. Этот шаг, имевший многочисленные и весьма важные последствия, был вполне обоснован, с одной стороны, реальной мощью Порты, а с другой — относительным упадком исламских держав в целом, когда ни одна из них не могла составить конкуренцию османским султанам. Мусульманский мир видел в османах единственную реальную силу, способную защитить его от непрекращавшейся христианской агрессии, отчего высочайший статус главы турок (официально он звучал как султан) был признан повсеместно и практически добровольно.

Начиная с этой поры и на протяжении многих столетий мусульмане мира искали (и находили) защиту у своего халифа. В качестве примера приведу случай середины XVI в., когда мусульмане о. Суматра искали покровительства у Защиты Ислама, султана Турции, от португальской экспансии, а ханы Туркестана — от продвижения русских в низовья Волги. И в обоих случаях султан отправил войска как в Индию, так и Среднюю Азию (Inalcik, 1994. P. 57—58). Но вот крымские ханы почему-то не спешили признать верховенство Оттоманской Порты, вполне надеясь на собственные силы и превыше всего ценя политическую, да очевидно и смежную с ней религиозную самостоятельность.

Верх: план крепостных стен, башен и цитадели Кафы второй половины XV в. Низ: план цитадели. По С.Г. Бочарову

Во внутренней политике Хаджи-Гирей приступил к консолидации своего государства. Любопытно, что это было никак не связано с полным овладением всей территорией полуострова и вытеснением из Крыма генуэзцев. Такие попытки, в общем-то естественные для тюркских властителей Крыма, делались ранее, когда власть ордынских наместников здесь ещё не была поколеблена. Один из них, заключив союз с доросским князем Алексеем, неожиданным броском завладел Чембало. Видавшая виды Генуя, не тратя времени на переговоры, в 1433 г. послала в Чёрное море эскадру с 6000 солдат и матросов на борту, которые выгнали захватчиков из Балаклавы и Каламиты (Инкерман). Тем не менее позже генуэзцы потерпели поражение от крымских мусульман при Карагозе, что недалеко от Солхата (Колли, 1913. С. 121). Таким образом, в ходе этого тлеющего конфликта долгое время перевеса не могла добиться ни одна из сторон.

С приходом к власти Хаджи-Гирея крымско-генуэзские отношения меняются в лучшую сторону. Пока полуостров был достаточно просторен и для крымцев, и для итальянских колонистов (тем более, что последние никак не претендовали на экспансивное расширение за счёт внутренних областей ханства). Однако, причину стоило искать за морем. Успехи турок в Малой Азии и Европе, рост их военного могущества, их нескрываемое желание завладеть черноморскими факториями «френков», конечно, не были тайной для дальновидного хана. Поэтому Хаджи-Гирей, сохраняя неплохие отношения с завоевателем Константинополя Мехмедом II Фатихом (1444—1446, 1451—1481) и зная не понаслышке о его планах захвата и генуэзской Кафы, выступал в роли защитника колонии. Причина была проста: хан получал от богатых генуэзцев обильную дань, выплачивавшуюся регулярно и составлявшую значительную часть доходов казны. Более того, он сквозь пальцы смотрел на то, как колонисты вербуют наёмных солдат в Польше, зная, что это — необходимая мера самообороны против турок, а не соседей-татар (Смирнов, 1887. С. 244—245).

Консулы умели ценить доброе к ним отношение, кроме того, они действительно готовились к оборонительной войне с турками. Поэтому они стараются не раздражать своих опасных соседей, задабривают их эмиров и родственников хана подарками и т. д. Они даже предоставляют хану, не имевшему пока собственного торгового флота, все выгоды высокопрофессионального и, главное, вполне доброжелательного торгового посредничества. Кафинские колонисты не отказывают Хаджи-Гирею ни в услугах купеческого флота, ни в ссудах у частного и казённого торгового капитала. Понятно, что в таком развитии отношений были равно заинтересованы обе стороны.

Это положение в целом не менялось довольно долго. Но в последнее десятилетие правления Хаджи-Гирея генуэзские города-крепости не могли не ослабеть, ведь захват турками обоих берегов Босфора почти пресек контакты крымских итальянцев с метрополией. С другой стороны, ханство за прошедшее время окрепло, пользуясь преимуществами независимого существования⁵. Наконец, всё более настойчиво добиваются его помощи в борьбе с крымскими генуэзцами турки, тогда уже продвигавшиеся по направлению к Северному Причерноморью, а значит, и к Кафе, которая являлась географическим и экономическим центром региона. Но при всём могуществе Османской империи эту приморскую крепость было несподручно штурмовать кораблями, не располагая поддержкой на твёрдой земле — не имея стенобитных машин, которые было невозможно доставить к осаждаемой крепости по морю. Тем не менее такая попытка была однажды сделана.

В 1454 г. к берегам Восточного Крыма подошла турецкая эскадра, которой командовал Демир-кяхья. Некоторые авторы приходят к выводу, что именно с ним Хаджи-Гирей решил вступить переговоры, которые окончились соглашением о вступлении турок на Крымский полуостров с целью совместного с ханом похода на колонии Генуи. Это соглашение якобы предусматривало не только осуществление упомянутых военных акций, но определяло некие политические изменения в отношениях ханства и Османской империи, напрямую касавшиеся суверенитета независимого Крыма. Утверждают, что «в силу этого соглашения не только Кафа, но и само Крымское ханство фактически сделалось зависимым от турецкого султана» (Сафаргалиев, 1996. С. 510).

На самом деле никакого опасного для кафинцев продолжения договорённость турецкого капудан-паши с Хаджи-Гиреем не получила, по крайней мере при жизни этого хана. Кафа, как известно, была взята турками лишь через 20 с лишним лет, в 1475 г. Более того, выясняется, что после того как высадившийся с эскадры, насчитывавшей 180 галер, 170 грузовых «удов и 120 транспортов с лошадьми, турецкий десант в 40 000—70 000 сабель тщетно пытался штурмовать крепость, с командиром десанта Гедик-Ахмедом вступил в переговоры Хаджи-Гирей. Но их результатом стало не соглашение о совместном захвате крепости, а отступление турок от стен Кафы и уход всей эскадры в южном направлении (подр. см.: Гайворонский, 2007. С. 26—27). Благодарные хану за собственное спасение, генуэзцы добровольно повысили ежегодную дань ему до 20 000 лир (Смирнов, 1887. С. 260).

Дюрбе Ненекеджан-ханым. Фото И.Ф. Барщевского, 1890-е гг.

В годы правления этого хана произошло другое знаменательное событие. Резиденция властителя государства, ранее находившаяся в Восточном Крыму (г. Къырым), была переведена в неприступный Кырк-Ер, в центр наиболее плотно населённой части ханства. Здесь скрещивались важные сухопутные торговые пути, а в сравнительной близости находился Инкерман, ставший первым морским торговым портом, принадлежавшим непосредственно ханству, впоследствии обзавёдшемуся собственными торговыми судами и наладившему морскую торговлю. Перенос столицы послужил, таким образом, политическому и экономическому укреплению ханства, содействовал его централизации. Кроме того интенсивное дворцовое и частное жилищное строительство в окружении новой ханской резиденции стало оказывать всё более заметное влияние на культурное развитие народа, и в частности на традиции крымского градостроительства.

Подведём итоги деяниям первого Гирея. Отдельные авторы утверждают, что Хаджи-Гирей по натуре был мирным правителем, а войны его были вынужденными (Хартахай, 1866. С. 201). Действительно, ряд реформ, проведенных им внутри государства, требовал мирного развития: они касались внутреннего административного, экономического и культурного строительства. Хан воздвиг значительное количество мечетей и школ, активно культивировал сравнительно ещё новую мусульманскую веру. До нас от эпохи первого Гирея дошли развалины мечети в Кырк-Ере, а также упоминавшееся дюрбе Ненекеджан-ханым, дочери Тохтамыша, у Восточных ворот этой крепости. Религиозная культура хана проявилась и в том, что он совершил хаджж, а для духовного совершенствования, как утверждают, заимствовал богатый опыт генуэзцев и готов, взамен оказывая христианским монастырям материальную помощь (Сестренцевич-Богуш, 1806. Т. II. С. 251—252).

Содействуя чисто экономическими мерами распространению среди татар оседлости, земледелия, ремесел и торговли по образцу южнобережных и готских соседей, Хаджи-Гирей добился немалых успехов. Наиболее показательным из такого рода примеров является возникновение бейлика рода Яшлав (Сулеш). Это было землевладение нового типа — вотчинное, основанное на оседлом землепользовании. При нем формировались и другие, аналогичные по способу производства и социальному типу административные единицы — бейлики Ширин, Барын, Аргын и все остальные (Якобсон, 1973. С. 133).

Наиболее же важным результатом внутренней и внешней политики Хаджи-Гирея стало достижение им экономической и культурной самостоятельности и полной политической независимости ханства от Золотой Орды.

Великий крымский хан Хаджи-Гирей I умер в 1466 г. Он был погребён в Дюрбе, возведённом в долине Ашлама-дере, между Эски-Юртом и самым надёжным убежищем его предшественников — Кырк-Ером, то есть в Салачике. Это здание над подземным склепом покойного хана воздвиг его сын — для отца и себя. На торжественном тарихе этого не самого большого дюрбе видна арабская вязь, складывающаяся в слова: «Эту священную, покойную и красивую гробницу приказал соорудить великий хан, знаменитый хакан, повелитель мира Менгли-Гирей-Хан, сын Хаджи-Гирей-хана. 907» (в 1501 г.).

Первый из ханской династии Крыма, Хаджи-Гирей, покоится там и ныне.

Мир праху его.

Примечания

1. В исторической литературе существует две традиции произнесения родового имени крымских ханов: Гирей и Герай (Гирай). Первый вариант ближе к сложившейся османской фонетической норме, второй — к кыпчакской. Очевидно, предпочтительнее был бы второй вариант, как более свойственный крымскотатарскому языку. Но есть старое правило — называть исторические личности так, как они сами себя именовали. А в данном случае сомнений быть не может: все путешественники и дипломаты единодушно свидетельствуют, что ханы называли себя Гиреями. Причём даже малограмотные российские гонцы искажали это имя как Кирей, Гилей и пр., но никогда — Гирай. Такого родового имени ни в соседних странах, ни в Эски-Крыме, ни позднее в Бахчисарае просто не знали. По крайней мере до османизации крымского делопроизводства, ставшей заметной лишь к концу XVI в., когда стал использоваться вариант Гирай. Это было произношение, уже чуждое Крыму и его ближайшим соседям. Поэтому в дальнейшем будем придерживаться традиции, реально имевшей место в раннем ханском и послеханском Крыму (о несколько ином подходе к этой проблеме см.: Гайворонский, 2007. С. 271).

2. Эвлия Челеби приводит надпись на построенной в Чуфут-Кале этим ханом мечети: «Построил эту мечеть благословенную великий султан и достопочтенный хакан, повелитель царей арабов и неарабов, султан Хаджи Герай-хан бен Гыяс-эд-дин-хан бен Эртогмаз-хан, да продлит [Бог] его жизнь и царствование. Год 859 (по европейскому летоисчислению 1454/55 г. — В.В.)» (Челеби, 1999. С. 37). Упомянутый в надписи отец Гияс-эд-Дина, Эртогмаз-хан, более известен под приведённым выше именем Таш-Тимур.

3. Ярлыки — письменные указы золотоордынских, затем крымских ханов.

4. Халиф (араб. «заместитель») — глава мусульманской уммы, замещающий Посланника Аллаха. Носил титул хадим аль-харамейн (араб. «служитель обеих священных городов») Медины и Мекки. Первые четыре халифа (их принято именовать праведными) были выбраны по воле мусульманской общины из числа ближайших сподвижников Мухаммада. До Сулеймана I монополия на халифат принадлежала династии Аббасидов (Египет). В Турции халифат сохранялся до 1924 г.

5. Тому причиной была последовательная переселенческая политика хана: в годы его правления в Крыму осело множество бывших кочевников и оседлых жителей, главным образом с берегов Волги, хотя заинтересованность хана в генуэзской экономической и политической поддержке при этом отнюдь не уменьшилась.