4.3.3. Генуэзская Луста в 50—70-е гг. XV в.

Наиболее значительные по масштабам новые строительные работы, проводившиеся генуэзцами во второй половине XV в. на территории побережья Готии, были выявлены в ходе изучения оборонительных сооружений Алушты (Lustа) [Мыц, Лысенко, Семин, 1997, с. 205—210; Мыц, 2002, с. 139—187].

Рис. 171. В. Руссен. Замок Алустон (Алушта). Литография 1843—1849 гг.(?) (по М. Мальгиной [2006, № 302])

На протяжении последних десятилетий исследователями предлагались различные этимологии происхождения топонима Алушта. Например, первоначально было принято считать, что Алушта — слово греческое (от άλουστος «немытый», «неумытый», «неумытая»)¹ [Бертье-Делагард, 1920, с. 1 и сл.; Маркевич, 1928, с. 20]. О.Н. Трубачев же, в одной из своих работ (1977 г.) считал возможным выводить Алушту из индоиранского (таврского) *sal-osta — «устье гор» — *sala. Но эта новация осталась незамеченной, а по страницам научной и научно-популярной литературы продолжала кочевать «откровенно наивная — по определению О.Н. Трубачева — этимология» (см., например, [Фирсов, 1990, с. 67]) [Трубачев, 1999, с. 217].

Рис. 172. План крепости Алустон VI—XV вв.: 1 — башня Чатал-Куле («Рогатая»); 2 — башня Орта-Куле («Средняя»); 3 — башня Ашага-Куле («Нижняя»); 4 — цитадель

Г. Нойман (в соавторстве с К. Дювелем), постулируя наиболее раннюю известную форму звучания топонима Alust, впервые встречаемую у Прокопия Кесарийского [De aedificiis III, 7, 11], высказал предположение о германской этимологии названия города Алушта [Neumann, Duwel, 1985, s. 280]. Нойман прямо связывает «крымско-готское» Alust с серией топонимов на территории Голландии (Elst, Elste, Eliste, Aalust, Alost, Alosta), производя их из германского *alista/*alusta — «ольховый», «ольховая» [Neuman, Duwel, 1985, s. 281—282].

Рис. 173. К. Боссоли. Алушта. Литография 1842 г. (по М. Мальгиной [2006, № 302])

Предложенная Г. Нойманом логическая конструкция подверглась резкой критике со стороны О.Н. Трубачева, ввиду того что она якобы не учитывает не только опыт старой литературы, в которой рассматривались другие этимологии данного топонима, но и формы этого названия в виде Salusta, Schalusta у Идриси (1153 г.) (так называемого Нубийского Географа), приводимые еще П.И. Кеппеном [Кеппен, 1837, с. 104, 183—184]. При этом он полагал: «<...> нет ни малейшего права считать, скажем, s — начальное здесь вторичным наращением, справедливо, скорее думать, что это s — исчезло в тех формах, которые его не обнаруживают <...>. Подобная утеря начального s — через промежуточную стадию его спирантизации (s → h → O) была реальна и для древнего Крыма в условиях древней довольно глубокой его сарматизации и аланизации. Следовательно, <...> у нас есть основания считать формой, этимологически наиболее авторитетной, древнее Salusta, откуда полнее объясняются все известные исторические варианты, а не их часть, для чего, правда, потребуется другая этимология» [Трубачев, 1999, с. 216].

Рис. 174. Башня Орта-Куле генуэзской Лусты (60-е гг. XV в.). План

Трудно согласиться со столь категоричной оценкой «первичности» более позднего арабоязычного источника, каковым является Идриси (XII в.) в отношении свидетельства VI в. Прокопия Кесарийского, фиксирующего уже существовавшее к его времени название местности. Тем более что подобные, довольно свободные от конкретной историко-топографической «привязки» сравнительные параллели (тавры = сарматы = аланы, обитающие в «устье гор» — *sala) можно строить на весьма широком географическом пространстве, в том числе и за пределами Крыма.

Рис. 175. Юго-восточная стена башни Орта-Куле с амбразурой подножного боя. Вид изнутри и северо-запада

Возвращаясь к предложенной Г. Нойманом этимологии топонима Алушта (от германского *alusta — «ольховая»), следует отметить, что русла рек, пересекающих Алуштинскую долину (Улу-Узень и Демерджи, обе впадают в море, огибая холм, на котором расположена средневековая крепость), действительно, от устья до верховьев покрыты зарослями ольхи. Пребывание здесь германцев с последней трети III в. н. э. подтверждается материалами археологических исследований [Мыц, 1987, с. 144—161; 1989, с. 77—79; 1994, с. 44—45; Мыц, Лысенко, Щукин и др., 1997, с. 211—221]. Поэтому есть основания говорить об объективности этно-топографической характеристики происхождения названия Алушта = «Ольховая», предложенной Г. Нойманом.

Рис. 176. Северо-восточная стена башни Орта-Куле. Вид изнутри и юго-запада

В литературе по истории средневекового Крыма к 60-м гг. XX в. утвердилось мнение, что византийцами в VI в. возведено двухчастное укрепление с цитаделью и внешней линией обороны, которое впоследствии ремонтировалось и перестраивалось до конца XV в. [Мыц, 1997в, с. 187—188].

Рис. 177. Северо-западная стена башни Орта-Куле Вид изнутри и юго-востока

Например, во время археологических разведок, проводившихся в 1948 г. в Алуштинском районе, крепость осмотрел Е.В. Веймарн, отметивший на поверхности памятника наличие только «позднего» материала, посчитав, что и само укрепление является послеюстиниановской постройкой. При этом он высказал предположение, что ко времени Юстиниана I может быть отнесена только круглая башня (Ашага-Куле) [Веймарн, 1949, с. 5—7]. Это предположение поддержал О.И. Домбровский, полагавший, что из «четырех круглых башен VI в. сохранилась только одна» [Домбровский, 1974, с. 8—9].

Рис. 178. Стратиграфия заполнения башни Орта-Куле: 1 — консервационная докладка стен башни; 2 — слой разрушения кладок; 3 — серый рыхлый грунт с «жужелицей»; 4 — серо-желтый со следами прокола грунт с углем; 5 — светло-серый рыхлый грунт; 6 — зола с редкими включениями угольков; 7 — светло-серый золистый грунт с прослойками золы; 8 — темно-серый рыхлый грунт с бытовым мусором; 9 — уплотненная желтая глина с комками известкового раствора; 10 — светло-серый уплотненный грунт с угольками; 11 — известковый натек с внешней стороны кл. 371; 12 — светло-серый рыхлый грунт с большим количеством бута и деструктированного известкового раствора; 13 — слой разрушения кладок башни (бут, деструктированный известковый раствор); 14 — слой пожара; 15 — прокаленный грунт коричневого цвета (пол башни 60 — 70-х гг. XI в.); 16 — натеки известкового раствора, деструктированный известковый раствор

В ходе раскопок 1984—1995 гг. на памятнике исследована площадь около 3600 кв. м (из них 900 кв. м приходится на цитадель). Мощность культурного слоя достигала на некоторых участках 5—6 м. В среднем же она составляла около 2 м. Обнаруженные в ходе раскопок архитектурно-археологические остатки относятся в основном к VI—XV вв. и составляют пять строительных горизонтов в истории развития средневековой Алушты (от византийского «фруриона» во второй трети VI — второй половине VII в. до малого городского центра, являвшегося генуэзской торговой факторией в 80-х гг. XIV — 70-х гг. XV в. [Мыц, 1997в, с. 189]).

Рис. 179. Стратиграфия юго-восточного борта (А—Б) раскопа у башни Орта-Куле генуэзской Лусты: 1 — современная консервационная докладка стен башни (контрфорс); 2 — желтая глина; 3 — угол современного строения; 4 — серый рыхлый грунт, содержащий деструктированный известковый раствор, бутовый камень, современный мусор; 5 — серый рыхлый грунт с большим наполнением делювия глинистых сланцев, щебня, современного бытового мусора; 6 — прокаленная желтая глина с углем, золой, известковой крошкой; 7 — светло-серый рыхлый грунт с небольшой примесью угля и известковой крошки; 8 — светло-серый зеленоватый рыхлый грунт; 9 — светло-серый грунт со следами прокола и повышенным содержанием продуктов горения; 10 — слой черепицы марсельского типа и современный мусор; 11 — слой разрушения современного туалета (серый грунт с деструктированным известковым раствором); 12 — светло-серый золистый грунт с прослойками золы; 13 — слой разрушения крепостных сооружений XV в. (содержал разномерный бут и деструктированный раствор); 14 — светло-серый рыхлый грунт с известковой крошкой и бутом; 15 — коричневый грунт с известковой крошкой; 16 — слой пожара; 17 — прокаленный грунт; 18 — известковый натек; 19 — желтая глина; 20 — серо-желтый уплотненный грунт; 21 — известковый натек

В свое время мною было высказано априорное мнение о том, что внешнее кольцо оборонительных стен с тремя мощными башнями возводится в 80—90-х гг. XIV в. по инициативе и при финансовом содействии генуэзской администрации [Мыц, 1991а, с. 152]. Но дальнейшие археологические исследования показали, что строительная периодизация генуэзского времени существования Лусты в реальности оказалась значительно сложнее, соответствуя не только этапам экономического освоения лигурийцами побережья Готии, но и военно-политической обстановке, складывавшейся в Причерноморье в 20—70-х гг. XV в.

Рис. 180. Индивидуальные находки из раскопок башни Орта-Куле. Местонахождение: 1, 5, 6, 9 — слой пожара; 2, 11 — слой серого золистого грунта; 3 — глубина 1,5 м; 4 — глубина 1,8 м; 8 — глубина — 3—3,5 м; 10 — глубина 3 м; 12 — забутовка кладки 369. Материал: 1, 5, 8, 11 — железо; 2, 3, 7 — серебро;4, 6, 9, 10, 12 — бронза

Площадь укрепления XV в. достигала 1,18 га. Оборонительная система состояла из двух линий — цитадели и внешней стены, укрепленной тремя башнями с дошедшими до нас только тюркскими названиями, отразившими некоторые особенности их архитектоники и топографии: Чатал-Куле («Рогатая башня»), Орта-Куле («Средняя») и Ашага-Куле («Нижняя») (рис. 171). Стены располагались по всему периметру. В плане крепость представляла собой четырехугольник неправильной формы (рис. 172). С севера линию оборонительной стены замыкала шестигранная башня Чатал-Куле. Ее размеры определяются пока примерно по выступающему на поверхности фрагменту основания южной стены — 12×12 м. Она завершалась зубчатым парапетом на навесных кронштейнах с машикулями, отчего и получила у местного населения свое название — «Рогатая».

Рис. 181. Фрагменты каменных и стеклянных изделий из раскопа башни Орта-Куле. Местонахождение: 6 — слой современной застройки; 7, 8 — слой серого золистого грунта; 1, 4 — слой пожара; 2, 3 — заполнение башни, глубина 2—2,5 м; 5 — слой серо-зеленого грунта у кл. 371 и 375. Материал: 6 — янтарь; 3 — известняк; 8 — сердолик; 9 — паста

П.И. Кеппен писал, что в 1830 г.эта башня обвалилась до половины [Кеппен, 1837, с. 158]. Д.М. Струков, посетивший Алушту осенью 1872 г., отмечает, что Чатал-Куле разобрали в прошлом 1871 г., поэтому он смог сделать зарисовки только двух сохранившихся башен — Орта-Куле и Ашага-Куле [Струков, 1872, л. 12, 32]. Южный фланг обороны замыкает круглая башня (ее западную стену разрушили в начале XIX в.) (рис. 173). В центре северо-восточной линии обороны располагается прямоугольная башня, размеры которой до начала раскопок определялись по внешнему периметру в пределах 12×12,5 м [Мыц, 1991а, с. 152]. На поверхности выступал только восточный угол строения высотой около 8 м. Протяженность западной линии обороны — 135 м, южной — 125 м, северо-восточной — 150 м. Расстояние между башнями составляет 75—77 м. Наибольшие размеры цитадели 67×50 м, а всей крепости (включая внешнюю линию обороны) — 135×125 м. В ходе раскопок 1984—1995 гг. частично исследовались участки оборонительных стен цитадели, восстановленные в первой четверти XV в.: западная куртина, фрагменты куртин между Чатал-Куле и Орта-Куле, Ашага-Куле и Орта-Куле [Адаксина, Кирилко, Лысенко и др., 1994, с. 10—15; Мыц, 2002, с. 139—189].

Рис. 182. Фрагменты керамических изделий из раскопа башни Орта-Куле. Местонахождение: 2, 3, 5, 7, 9 — слой современной застройки территории башни; 1, 4, 6, 11 — слой серого золистого грунта; 10 — слой известкового натека пола башни; 8 — надматериковый слой серого грунта у кл. 374 с внешней стороны строения

В ходе работ получены уникальные археологические материалы, позволяющие судить не только о строительно-конструктивных особенностях башен, но и о культурных напластованиях, образовавшихся на этих участках более чем за пять столетий (XV—XX вв.). Данные результаты важны еще и тем, что все ранее предпринимавшиеся попытки изучить генуэзские фортификационные сооружения такого типа давали ничтожно мало археологического материала, и при этом он был либо слабо увязан со стратиграфией памятника XIV—XV вв. ввиду поздних перестроек, ремонтов и перекопов (например, раскопки башни св. Константина, проводившиеся Е.А. Айбабиной в 1982—1983 гг. в Каффе [Айбабина, 1988, с. 76—80, рис. 10]), либо вообще лишен ее.

Рис. 183. Красноглиняные и светло-глиняные чаши и тарелки XVI—XVII вв. из нижнего слоя зольника османского времени существования Алушты

Наиболее значительные по объему материалы происходят из башни Орта-Куле, занимавшей центральное место в северо-восточной линии обороны генуэзской Лусты (рис. 172: 3; 174).

Рис. 184. Красноглиняные неорнаментированные с монохромной светло-зеленой поливой чаши из слоя пожара 1475 г. башни Орта-Куле генуэзской Лусты

Орта-Куле в плане прямоугольная, с легким сужением в напольную сторону (рис. 174; 175). Ее ширина — 10,60—11,25 м. Длина строения — 11,0 м. За линию крепостной стены выступает на 9,60 м. Внутреннее пространство имеет близкую к прямоугольнику форму размером 5,28—4,95×7,05—7,20 м. Толщина стен: северо-западной (кл. 372) — 3,0 м; северо-восточной (кл. 373) — 2,85 м; юго-восточной (кл. 374) — 2,95 м; юго-западной (кл. 371) — 0,98—1,10 м (расширяется к юго-востоку). Сохранность открытых стен различна и составляет в высоту от 1,75 до 10 м.

Рис. 185. Поливная красноглиняная керамика из башни Орта-Куле с сюжетными рисунками: 1, 3—6 — фрагментированные сосуды с изображениями птиц; 2, 7 — «солнечные лики»

Башня была многоярусной. Судя по незначительной толщине стены, обращенной вовнутрь крепости, замкнутое пространство имел только первый этаж. Все последующие с тыла, по-видимому, были открытыми. Как уже отмечалось, лучше всего сохранился восточный угол строения, часть которого принадлежит второму ярусу башни. На этом уровне толщина стен остается без изменений. В кладке восточного угла с внутренней стороны прослеживаются гнезда от деревянных конструкций — предположительно перекрытия, — что позволяет определить высоту нижнего этажа. От пола до низа балок она составляла около 9,50 м.

Рис. 186. Фрагменты красноглиняных поливных чаш и тарелок XV в. с изображениями птиц с «хохолками» (раскопки генуэзской Лусты)

В центральной части юго-восточной стены (рис. 174; 175: кл. 374) первого яруса башни была устроена амбразура. Частично сохранились только лицевые поверхности ее камеры со стороны помещения. Низ амбразуры находится в 0,80 м от пола. Высота камеры, вероятно, достигала 2,20—2,30 м (сохранилась на 1,25 м). Ширина камеры — 1,70 м. В плане амбразура трапециевидная, асимметричной формы. Юго-восточная стена имела амбразуру и на втором этаже. Об этом свидетельствует небольшой участок лицевой поверхности северо-восточного откоса камеры. Он расположен под прямым углом по отношению к линии стены в 1,44 м от внутреннего восточного угла строения.

Рис. 187. Реконструкция изображения птицы на поливной чаше из башни Орта-Куле (по В.П. Кирилко [1998, рис. 1; 2005, рис. 1])

Все кладки башни перевязаны между собой (рис. 174—177). Стены сложены преимущественно из крупного необработанного бута на известковом растворе (иногда слегка околота лицевая сторона), пустоты между которыми зачеканены мелкомерным камнем. Данный способ кладки существенно отличался от использовавшегося ранее на византийских и хазарских стенах крепости. Отмеченные выше конструктивные особенности позволяли значительно ускорить возведение крепостных сооружений. Они получили распространение не только в генуэзском и греческом фортификационном строительстве Таврики XIV—XV вв. (Мангуп [Герцен, 1990, с. 141], Фуна [Мыц, 1988, с. 102—104, рис. 3—4], Каффа [Айбабина, 1988, с. 68—79, рис. 4, 8, 9, 10], Каламита, Чембало [Адаксина, Кирилко, Мыц, 2003, рис. 12—14] и др.), но также известны и на других памятниках этого времени за пределами Крыма, в частности, Кавказа, Балкан, Италии, Малой Азии [Дероко, 1950, с. 38—55, рис. 21—42; Харбова, 1981, с. 110—111, рис. 45, б—е; Мыц, 1991а, с. 62—63 и др.].

Рис. 188. Красноглиняная поливная тарелка XV в. из Каффы с изображением птицы с «хохолком» (по Е.А. Айбабиной, С.Г. Бочарову [1997, рис. 11, 1])

Внешние углы башни выложены разномерными обработанными блоками известняка (явно вторичного использования), поочередно выступающими то в одну, то в другую сторону. Надо полагать, что этот прием кладки применялся не столько в эстетических целях, сколько для придания углам большей прочности [Альберти, 1935, с. 83—84].

Рис. 189. Мраморная геральдическая плита 22 мая 1474 г из замка в Матреге Заккария Гвизольфи (по В.Н. Юргевичу [1863, табл. II, № 39])

Куртины примыкают к башне без перевязки, под острым углом: северо-западная (кл. 370) — 83°; юго-восточная (кл. 375) — 80° (рис. 174). От ее тыльной стороны крепостные стены выступают вовнутрь на 0,30—0,40 м. Чем это вызвано, неизвестно. Но подобная раскреповка могла быть определена необходимостью устройства над внутренней стеной башни (кл. 371) боевого хода достаточной ширины, который, исходя из разности толщины стен, составлял около 1,25—1,50 м. Следовательно, толщина парапета и мерлонов, по всей видимости, достигала 0,50—0,60 м (в среднем 0,58 м). Уровень боевого хода стен совпадал со вторым этажом башни (т. е. находился на высоте 9,50 м от дневной поверхности). При условии, что парапет и мерлоны обычно на генуэзских укреплениях достигают 1,80—2,00 м, то общая высота куртин составляла примерно 11,50 м.

Рис. 190. Фрагменты красноглиняных поливных сосудов XV в. с подглазурной росписью кобальтом из башни Орта-Куле

Ранее отмечалось, что восточный угол башни с внешней стороны укреплен реставрационным контрфорсом (рис. 174). Он заполняет утраты лицевых участков стены, а сохранившимся кладкам создает опору в виде талуса. Первая из известных реставрация строения относится к 1833 г. [Кеппен, 1837, с. 154—156; Фирсов, 1990, с. 70]. Но уже в 1897 г. Таврической ученой архивной комиссией был возбужден вопрос о сохранении «угрожающих падением башен в Алуште», на что из казны выделяется 800 руб. [ИТУАК, 1899, с. 115; 1901, с. 70]. Еще один ремонт памятника произведен в 1911 г. [Артемов, 1985, с. 273].

Рис. 191. Красноглиняная поливная пиалообразная чаша XV в. с подглазурной росписью кобальтом из раскопок цитадели генуэзской Лусты

Под реставрационным контрфорсом раскопками открыты остатки фортификационного сооружения, изначально связанного с конструкцией башни и представляющего собой монументальную кладку из бутового камня на известковом растворе (рис. 174: кл. 377). Постройка примыкает к юго-восточной стене башни под прямым углом и перевязана с ней. Сохранившаяся часть кладки достигает в высоту 1,60 м и прослеживается на участке раскопок длиной 1,40 м, от куртины (кл. 375) отстоит на 5,11 м. Назначение данного сооружения окончательно не определено, но оно вполне могло являться угловым контрфорсом башни или основанием талуса.

Рис. 192. Красноглиняное поливное блюдо XV в. с подглазурной росписью кобальтом из слоя серого золистого грунта башни Орта-Куле

Результаты исследования позволили получить детальную стратиграфическую картину на всей площади раскопок. Сверху залегал слой современной застройки. Его толщина в среднем составляла 0,50—1,20 м, увеличиваясь к юго-восточному краю раскопа до 2,80 м (рис. 178; 179). Последнее вызвано резким падением рельефа к востоку и возведением у основания башни капитальных каменных современных строений. Основу слоя составлял мощный каменный завал, в котором на глубине от 0,80 до 1,30 м залегали сохранившиеся кладки стен генуэзской башни. Его дополнением служили разной толщины прослойки светлосерой рыхлой супеси с известковой крошкой, глинистого грунта с включениями современного бытового мусора, линзы глины, деструктированного известкового раствора и проч. Материал из этого слоя представлен большей частью разрозненными фрагментами кухонной и столовой посуды с обширным временным диапазоном, охватывающим X—XX вв.

Рис. 193. Блюдо из раскопок башни Орта-Куле крепости Алустон (Фото А. Чекановского)

Прежде всего, интерес представляют индивидуальные находки, связанные как с современным периодом существования Алушты, так и явно переотложенные находки более раннего времени (рис. 180: 2—4, 7; 181: 6; 182: 4). При разборке кладки 369, в нижней части забутовки, непосредственно над слоем разрушения крепостных стен башни найден фрагмент лицевой створки бронзового литого энколпиона (рис. 180: 12). В центральной части квадрифолия располагается распятие с предстоящими, а на концах, в круглых медальонах, помещены погрудные изображения архангела и святых. Аналогичный энколпион издан А.В. Терещенко и датирован им XIII в. М.Д. Полубояринова склонна относить данный иконографический тип к XIII—XIV вв. [Полубояринова, 1978, с. 67, рис. 11, 8а].

Рис. 194. Фрагменты красноглиняных изделий из заполнения башни Орта-Куле: 1 — двуручный горшок; 2 — крышка; 3, 4 — обломки черепиц-керамид с метками (X—XI вв.?)

После разрушения фортификационных сооружений внутреннее пространство башни на протяжении длительного времени, судя по отдельным прослойкам, расположенным выше культурных напластований вплоть до начала раскопок, использовалось в качестве зольника. Его толщина составляет 0,70—1,70 м. Слой золы и серого рыхлого грунта заполнял не только пространство внутри башни (рис. 178), но также охватывал обширную территорию к юго-востоку и уходил за пределы раскопа (рис. 179). Его накоплению предшествовало основательное разрушение стен башни и куртин, следы которого он перекрывает. К тому же, этот процесс сопровождался дальнейшей разборкой кладок, вследствие чего отдельные зольные прослойки оказались разделены каменными завалами либо линзами деструктированного известкового раствора.

Рис. 195. Каменные ядра от баллист из слоя пожара 1475 г. башни Орта-Куле

В основании зольника выделяется мощный слой светло-серого рыхлого золистого грунта с угольками. Визуально его структура однородная и не содержит явных напластований. Это позволяет предполагать его относительную хронологическую цельность. Толщина слоя в центральной части 0,60 м, к стенам она уменьшалась до 0,05—0,10 м. Покрывая все внутреннее пространство башни, слой уходит к юго-востоку за пределы раскопа. При его расчистке найдено 5 монет Крымского ханства XVI в.: одна Сахиб-Гирея I (1532—1550 гг.) чекана Кырк-Ера, две серебряные Девлет-Гирея (1550—1577 гг.) чекана г. Крыма и две биллоновые Мухамад-Гирея II (1577—1584 гг.) чекана Кырк-Ера (?) — все номиналом акче. Точные даты чеканки не читаются². Монеты найдены в верхней части слоя у юго-восточного борта раскопа, на участке между амбразурой и контрфорсом (талусом). Они располагались компактно в пределах указанной территории, с небольшой разницей глубины залегания (до 0,20 м).

Рис. 196. Фрагменты деревянных изделий из слоя пожара 1475 г. башни Орта-Куле

Зольник оказался насыщенным большим количеством разнообразного керамического материала. При этом если находки в его верхних наслоениях представлены большей частью разрозненными фрагментами столовой и кухонной посуды, строительной керамики, тары с обширным временным диапазоном — от IX—X и вплоть до XVIII—XIX вв., — то ниже они обретают более четкие хронологические рамки. Выделяется большая группа красноглиняных и светлоглиняных поливных чаш и тарелок XVI—XVII вв. Они отличаются как цветом глины, так и чрезмерной массивностью стенок, некоторой небрежностью изготовления, плохим качеством глины, в отдельных случаях отсутствием грунтовки лицевой поверхности белым ангобом. Изделия имеют два основных вида декора — орнамент наносился тонкой врезной линией с подцветкой рисунка (рис. 183: 1), либо выполнялась подглазурная роспись из чередующихся пятен (полос) зеленого и коричневого цветов (рис. 183: 2—4).

Рис. 197. Коричневоглиняные кухонные сосуды XV в. из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле

Основную часть керамического материала слоя составляют красноглиняные поливные чаши XV—XVII вв. (как фрагментированные, так и археологически целые), декорированные в технике «сграффито» с подглазурной подцветкой рисунка зелеными и коричневыми красками (окислами металлов). Изделия имеют традиционные для этого времени формы и орнаментальные мотивы (рис. 183—187) [Мыц, 2002, с. 150, рис. 12; Тесленко, Лысенко, 2004, с. 267, рис. 14]. Особый интерес представляют некоторые из них, украшенные изображением птицы на лицевой поверхности (рис. 185: 1, 3, 5, 6; 186—187).

Рис. 198. Монохромные красноглиняные поливные чаши (1—3) и миска (4), украшенная врезным орнаментом «граффито» из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле

Несмотря на их сравнительно большое количество (найдены обломки 10 сосудов) и разнообразие, фрагментированность находок позволяет судить только об отдельных элементах рисунка. Несколько чаш этого круга, несомненно, принадлежат руке одного мастера (рис. 186—187), отличаясь от других характером декора. Особенностью изображения является своеобразная трактовка «хохолка» как часто чередующихся коротких вертикальных черточек и расположенных над ними таких же горизонтальных. Им присуще также деление внешней поверхности бортика горизонтальным ребристым выступом на две орнаментальные полосы (рис. 187). Верхняя заполнена врезной сетчатой штриховкой либо лентой завитков, нижняя — рядом больших треугольников, направленных острием вниз больших дуг, свободное пространство между которыми заполнено завитками. На основании данных признаков В.П. Кирилко удалось идентифицировать шесть работ этого мастера, из которых 5 происходят из раскопок Орта-Куле [Кирилко, 1998, с. 120—124, рис. 1; 2; 2005, с. 349—352, рис. 1—5] и одна (рис. 188) из Каффы (сосуд найден в засыпи второй четверти — конца XV в. в строении, расположенном вблизи стен цитадели с напольной стороны, между башнями «Климента VI» и Криско [Айбабина, Бочаров, 1997, рис. 11, 1]).

Рис. 199. Монохромные красноглиняные поливные чаши с орнаментом, выполненным в технике «сграффито» из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле: 1 — «лотос»; 2 — четырехлепестковая розетка; 3 — шестилепестковая розетка; 4 — «сегнерово колесо»

Остается открытым вопрос о месте производства данной группы художественных поливных изделий: Каффа или Луста? Не исключено, что мастерская находилась именно в Лусте. Дело в том, что при многолетних раскопках на территории средневекового города, в слоях второй половины — третьей четверти XIV вв. встречались фрагменты непокрытых поливой, украшенных врезным орнаментом сосудов и треножные подставки (сипаи). Весь комплекс находок свидетельствует о существовании здесь местного производства поливной керамики, обладавшего своими индивидуальными художественными чертами [Тесленко, 1998, с. 182—184, рис. 2; 2005, с. 324—333, рис. 1—15].

Рис. 200. Монохромные красноглиняные поливные чаши (1, 3, 4) и миска (2) с орнаментом, выполненным в технике «сграффито» и «резерва»: 1 — «сегнерово колесо»; 3 — «сельджукская плетенка»; 4 — «шахматная доска»; 4 — круг, заштрихованный косыми линиями (из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле)

Представление об изобразительных мотивах в керамике Алушты этого времени дополняется находкой небольшого фрагмента дна красноглиняной поливной чаши (рис. 185: 7). На его лицевой поверхности сохранилась часть изображения «солнца» в виде округлого человеческого лица с миндалевидным разрезом глаз. Рисунок выполнен слегка небрежно, толстой врезной линией. Это изделие может быть датировано XV в. и отнесено к группе сосудов, продолжающих более раннюю традицию местных мастеров XIII в. [Якобсон, 1979, с. 135, рис. 84, 3].

Рис. 201. Красноглиняное поливное блюдо из слоя пожара 1475 г. башни Орта-Куле

Данная тема, по-видимому, была заимствована керамистами Таврики из стран Закавказья и Востока [Якобсон, 1950, табл. XIV, 55а], получив при этом своеобразную художественную трактовку. Следует отметить, что данный сюжет не ограничивался воплощением в керамических изделиях, потому что отмечен в качестве декоративных элементов и в произведениях каменной пластики. Примером тому может служить изображение двух «солнечных ликов» на мраморной геральдической плите (по-видимому, происходит из замка в Матреге, принадлежавшего генуэзско-адыгскому роду Гизольфи), датированной 22 мая 1474 г. [Юргевич, 1863, с. 177, прим. 1, табл. II, № 39; Maggiorotti, 1933, p. 258, fig. 206] (рис. 189).

Рис. 202. Красноглиняное поливное блюдо из слоя пожара 1475 г башни Орта-Куле

Кроме поливной керамики местного производства («Каффинского круга», в который кроме Каффы и Лусты входили генуэзская Солдайя [Джанов, 1998, с. 82—89, рис. 1—4], Чембало и др.), в слое обнаружены фрагменты парадной посуды западного и восточного происхождения. Отдельную немногочисленную группу образуют находки красноглиняных чаш и блюд с подглазурной росписью кобальтом (рис. 190). Изделия этого типа традиционно связываются с производством османского Изника [Aslanapa, 1965, s. 28—32; fig. 6, 73; 7, 74; 8, 107; 28, 53; 29, 54; 55, 166; 52, 169; 55, 161; 56, 170; 57, 162—168; 1988, p. 383—390], они известны в слоях XV вв. раскопок как Лусты (рис. 190—193), так и других памятников Таврики — Фуны, Гурзуфа, Мангупа, Баклы, Каламиты, Судака, Каффы, Чембало и др. [Якобсон, 1953, с. 402, рис. 16; Паршина, 1974, с. 76, рис. 15; Талис, 1976, с. 83, рис. 7, 4—7; Баранов, 1988, с. 91, рис. 12; Мыц, 1991 а, с. 101—102, рис. 42; Адаксина, Кирилко, Мыц, 2003, рис. 93; 2004, рис. 82—84; Тесленко, 2005, с. 385—394, рис. 1—15]. При расчистке слоя найдено почти целое блюдо с широким горизонтальным бортиком на сложнопрофилированном кольцевом поддоне (рис. 192; 193). Основу композиции лицевой поверхности составляет расположенная в центре синяя 10-лепестковая розетка с округлыми краями. От нее по закрученной вправо концентрической спирали развиваются две орнаментальные полосы — синяя и черная [Мыц, 2002, с. 154, рис. 21].

Рис. 203. Полихромное красноглиняное поливное блюдо из слоя пожара 1475 г. башни Орта-Куле

К числу редких находок принадлежат два разрозненных фрагмента стенок селадонового блюда. Покрытие глазурью двустороннее. Полива прозрачная, стекловидная, серо-голубого цвета. Толщина стенок 0,9—1,1 см. Селадон изготовлялся в Китае в XII—XIV вв., и поступал в другие регионы, в том числе и на Запад, в основном при посредничестве арабов, или по маршруту «Великого шелкового пути», пролегавшего по территории, подвластной монголам. Относится к числу предметов роскоши, доступных только наиболее знатным и богатым лицам. Первым известным свидетельством появления селадона в Европе является опись имущества Анжуйского герцога, датированная 1361 г. [Кверфельд, 1938, с. 191].

Рис. 204. Полихромное поливное красноглиняное блюдо из слоя пожара 1475 г. башни Орта-Куле

Подобные находки весьма редки не только для Крыма, но и для других памятников Европы. Они встречаются преимущественно в постройках дворцового характера (два целых селадоновых блюда — изделия мастерских Лунцюаня с рельефным растительным орнаментом — происходят с территории Кучугурского городища, ставки Мамая в 1362/3—1380 гг.; хранятся в экспозиции Запорожского областного краеведческого музея [Тихомолова, 1991, с. 18—19; 2003, с. 243—247, рис. 3]). Аналогичные нашим фрагменты селадоновых сосудов известны из раскопок дворца болгарских царей конца XIV в. (разрушен турками в 1395 г.) в Тырнове [Георгиева, 1974, с. 144, рис. 95, 1]. Они также сходы с материалами из Каракорума (XIII—XIV вв.) [Евтюхова, 1959, с. 179—193] и Азака [Гудыменко, 1998, с. 73—76].

Рис. 205. Красноглиняное поливное блюдо из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле

Отдельные фрагменты привозной керамики отмечались также и в верхних наслоениях зольника. К ним, в частности, может быть отнесен обломок края испанской розовоглиняной поливной чаши XV в. с подглазурной росписью кобальтом, покрытой люстром. Подобные сосуды известны из раскопок Фуны (найдены в слое пожара 1475 г.), Каффы [Кравченко, 1991, с. 116—117, рис. 4], Чембало [Адаксина, Кирилко, Мыц, 2004, рис. 84/36], Генуи, где они трактуются как испанский импорт и датируются XIV—XV вв. [Mannoni, 1975, p. 119, fig. 99, 4, 5, 8; Pringle, 1977, p. 151—152, tabl. 26, 220—223; 27, 228—230]³.

Рис. 206. Полихромная красноглиняная поливная тарелка XV в. из светло-серого рыхлого грунта (гл. 2,20 м) заполнения башни Орта-Куле

Среди неполивной (кухонной) посуды и керамической тары из заполнения зольника, представленной большей частью единичными обломками изделий X—XVI вв., преобладают многочисленные фрагменты коричневоглиняных горшков XIV—XV вв. с рельсовидными венчиками и тонкостенные пифосы того же времени. На некоторых из них встречаются граффити в виде букв или условных знаков. Интересна верхняя часть одного из сосудов (рис. 194: 1). Он имеет низкое цилиндрическое, с небольшим сужением кверху горло. Венчик рельсовидный. Ручки в сечении овальные, уплощенные. Горло и корпус украшены шестью вертикальными налепными валиками (по три между ручками) с пальцевыми вдавлениями. Подобных сосудов в Алуште не найдено, близкие аналогии на крымских памятниках неизвестны. Близкие по форме и орнаментации горшки происходят из района современной Румынии (средневековой Валахии), где они бытовали на протяжении XIV—XVI вв. [Nicolescu, Petrescu, 1974, s. 46, ris. 96]. Вероятно, к этому же времени можно отнести и находку из Алушты.

Разрушение кладок Орта-Куле произошло за непродолжительный отрезок времени, судя по отсутствию разделяющих прослоек, вскоре после пожара (рис. 178). Вследствие разборки стен (или естественного обрушения из-за ослабления конструкции) внутри башни образовался мощный каменный завал. Максимальная толщина слоя отмечена в южном углу строения — около 2,50 м (к северо-востоку уменьшается до 0,90 м). Он состоял из разномерного бута и деструктированного известкового раствора.

Рис. 207. Красноглиняное поливное блюдо с изображением голубя из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле

Отсутствие калибровки камня в его структуре позволяет рассматривать разборку башни как целенаправленное разрушение фортификационного сооружения турками после захвата крепости в 1475 г. При расчистке слоя отмечено почти полное отсутствие в нем каких-либо предметов. Исключение составляет находка над слоем пожара (на глубине около 3 м от уровня современной дневной поверхности) археологически целой поливной чаши XV в. кубковидной формы на высоком кольцевом поддоне (рис. 185: 7). На ее внутренней стороне помещено изображение «солнца» в виде округлого улыбающегося лица с миндалевидной формой глаз, располагавшегося в центре 6-лучевой звезды. Между лучами помещены стилизованные бутоны с отогнутыми листьями на длинном стебле. Здесь же найден железный листовидный наконечник стрелы XV в. (рис. 180: 11).

Слой пожара внутри башни располагался непосредственно под каменным завалом на полу помещения (его мощность 0,15—0,50 м), состоял исключительно из продуктов горения древесины, среди которых выделялись обугленные обломки отдельных дубовых балок сечением 0,15×0,25 м. Их ориентация в слое почти совпадает с продольной осью (северо-запад — юго-восток) башни.

Рис. 208 Красноглиняное поливное полихромное блюдо из слоя пожара 1475 г. в башне Орта-Куле с изображением голубя, клюющего «звезду»

В пожаре обнаружено 16 круглых каменных ядер для баллисты диаметром 0,05—0,11 м (рис. 195) и большое количество окатанных морских галек такого же размера, которые вполне могли использоваться в качестве метательных снарядов. Ядра имеют форму шара с плоской опорной площадкой. Параметры найденных изделий различны, но можно выделить три основных типоразмера: 0,09, 0,10 и 0,11 м. Изготовлены они из трех видов камня: известняка (9), Капсельского ракушечника (5) и диорита (2).

Снаряды для метательных машин неоднократно встречались при раскопках средневековых памятников Крыма. Они обнаружены в основном в слоях пожаров XIII и XV вв. [Домбровский, 1974, с. 11; Скобелев, 1974, с. 110; Воронин, Даниленко, Кутайсов и др., 1979, с. 314; Мыц, 1987, с. 235, 241; 1988, с. 106—113; Лазаренко, 1993, с. 288—291; Карлов, 1997, с. 341—358; Адаксина, Кирилко, Мыц, 2003, рис. 85; 2004, рис. 98]. Несколько метательных ядер найдено и в слое разрушения башни Ашага-Куле в 1993 г. [Адаксина, Кирилко, Лысенко и др., 1994, с. 11].

Рис. 209. Красноглиняные чаши с монохромной (светло-зеленой) поливой из заполнения башни Орта-Куле (60—70-е гг. XV в.)

Находки из слоя пожара разнообразны и многочисленны, образуют закрытый комплекс третьей четверти XV в. При его расчистке были обнаружены фрагменты 35 сосудов, а также изделия из металла, стекла, кости и дерева (рис. 196—210). Все эти предметы были сосредоточены в нижней части слоя, на полу помещения, и располагались вдоль стен. Найденная керамика двух видов — кухонная и поливная столовая посуда.

Первая группа керамических изделий представлена коричневоглиняными кувшинами сравнительно больших размеров (рис. 197: 1, 2, 4), горшками (рис. 197: 3,5) и крышками (рис. 194: 2) с горизонтальным бортиком и полусферическим верхом. Поле бортика орнаментированно росписью белым ангобом в виде наклоненных вправо линий. Такие изделия неоднократно встречались при раскопках Алушты в слоях XIV—XV вв., Фуны, Мангупа и других средневековых памятников Крыма, которые до настоящего времени не изданы. За пределами Таврики подобные крышки известны из раскопок в Болгарии (Преслав) [Николова, 1968, с. 181], Византии (Константинополь) [Rice, 1947, p. 110—113, Tabl. 221], Румынии (Кокони) [Constantinescu, 1972, p. 123, Tabl. XXXVII, 1—4], где также датируются второй половиной — концом XIV—XV вв. С. Георгиева, опубликовавшая большую коллекцию таких изделий из дворца в Тырново (конец XIV в.), настаивает на том, что это не крышки от кухонных сосудов, а светильники. С данным утверждением трудно согласиться, потому что среди изданных ею находок есть и изделия, лишенные бортиков [Георгиева, 1974, с. 46, рис. 35—37].

Рис. 210. Изделия из кости, обнаруженные в башне Орта-Куле

Поливная керамика из слоя пожара особенно многочисленна. Она представлена самыми разнообразными по форме и декору красноглиняными глазурованными чашами, мисками, блюдами, среди которых выделяется четыре основных типа изделий: 1) пиалообразные не орнаментированные чаши (рис. 209: 5, 8); 2) чаши с округлыми бортами на кольцевом поддоне (12 шт. — рис. 198: 1—3; 199; 200: 3, 4); 3) миски на кольцевом поддоне (2 сосуда с горизонтальными и вертикальными узкими бортиками — рис. 198: 4; 200: 1, 2); 4) блюда на кольцевом поддоне (7 изделий). Последняя — наиболее представительная и высокохудожественная группа поливной керамики из слоя пожара башни.

По характеру декоративной отделки блюда подразделяются на два вида: с геометрическим орнаментом (4) и сюжетные (2). Первые используют те же мотивы и композиционные принципы (вариации многолучевого «сегнерова» колеса (рис. 201—204), пальметтовидный пучок линий в круге (рис. 205), четырехлепестковая розетка (рис. 206), что и на чашах, но отличаются большим разнообразием декоративных элементов и индивидуальностью рисунка на каждом конкретном изделии. Сюжетные блюда имеют несколько большие размеры с сохранением тех же форм и представляют собой высокохудожественные произведения, для которых характерны сложный и изысканный рисунок, насыщенность деталями и парадный характер сосудов в целом. Оба блюда украшены изображением птицы (голубя) в профиль (рис. 207; 208) [Адаксина, 1998, с. 5—7, рис. 1, 4, 5]. Этот образ пользовался широкой популярностью в среде местного православного населения, что нашло отражение в разнообразных по стилю изображения голубя изделиях керамического производства (рис. 211).

Рис. 211. Красноглиняные поливные сосуды второй половины XIV—XV вв. с изображениями голубя из раскопок генуэзской Лусты (1—5) и Фуны (6)

Уровень обживания внутри башни располагался непосредственно под слоем пожара и, в свою очередь, перекрывал известковые наслоения, связанные со строительством башни. Он представлял собой уплотненный слой прокаленного до коричневого цвета глинистого грунта с повышенным содержанием известковой крошки. Его толщина в центре помещения составляет 0,07—0,12 м, к стенам уменьшается до 0,03 м. Находки в этом слое немногочисленны, здесь обнаружены разрозненные фрагменты кухонной и столовой посуды XIV—XV вв.

Важная находка сделана в центре помещения, в верхней части слоя. При его расчистке, в 0,01 м от поверхности найдена серебряная монета Хаджи-Гирея (чекан г. Крым) номиналом акче. К сожалению, дата чеканки не совсем ясна, и поэтому может быть определена как 867 (= 26 сентября 1462 — 14 сентября 1463 гг.) или 871 г. х. (= 13 августа 1466 — 1 августа 1467 гг.) (Хаджи-Гирей скончался в августе 1466 г.). Условия залегания монеты под плотной прокаленной поверхностью пола исключают ее попадание сюда во время пожара.

Рис. 212. Башня Ашага-Куле генуэзской Лусты (60-е гг. XV в.) с примыкающим к ней городским некрополем. План: 1 — башня; 2—3 — куртины (60-е гг. XV в.); 4, 6 — оборонительные стены первой половины XV в.; 5 — заклад входа в крепость; 7 — часовня

Слой строительства внутри башни заполняет все внутреннее пространство, перекрывая надматериковые глинистые образования. Толщина слоя переменная: у юго-западной стены она минимальная — 0,05—0,07 м; к юго-востоку возрастает до 0,15 м, достигая у юго-восточной стены 0,60—0,70 м. Структура слоя, в целом, однородная, состоит из крошки известкового раствора. В северо-восточной части помещения, у стены (кл. 373), он образует монолитную массу застывшей извести площадью около 8 кв. м. В слое отмечено большое количество древесной щепы и мелких обломков дерева. В зоне затвердевшего раствора выявлены гнезда и пустоты от отпечатавшихся в нем прямоугольных в сечении деревянных балок, имеющих характерную для дуба структуру. Балки, за исключением одной, лежали непосредственно на поверхности строительной площадки в 1 м от стены и, вероятно, предохраняли раствор от растекания.

Таким образом, в ходе раскопок башни Орта-Куле, несмотря на незавершенность работ (остался неисследованным внешний северо-западный и северо-восточный периметр), получен важный материал, позволяющий определить относительную дату возведения этого фортификационного сооружения и особенности его архитектоники. Находка монеты Хаджи-Гирея (1462/63 или 1466 гг.) указывает на время, не ранее которого было завершено строительство башни. Учитывая, что летом 1475 г. крепость была взята турками штурмом и сожжена (следы тотального пожара прослеживаются практически на всех исследовавшихся участках памятника в 1984—1995 гг.), раскопки Орта-Куле позволили получить уникальный закрытый комплекс с весьма узким хронологическим диапазоном — 1462/67—1475 гг., т. е. 8—13 лет. Ближайшими аналогиями керамике из слоя пожара Орта-Куле являются находки из раскопок Фуны [Мыц, 1988, с. 106—108, рис. 6;7; 1991а, с. 101—102, рис. 40; 41; 42, 8—11], Симеиза, Ай-Тодора, Гурзуфской крепости [Паршина, 1974, с. 70—71, рис. 10, 1—7, 9, 13], дворца Мангупа [Мыц, 1991а, с. 102, рис. 42, 1—7; 43—45; Якобсон, 1953, с. 399—401, рис. 13; 16; 32; Даниленко, Романчук, 1969, с. 116—133, табл. 1—4], которые могут быть датированы второй половиной — последней четвертью XV в.

Рис. 213. План-схема расположения сантрачной системы в башне Ашага-Куле

Башня Орта-Куле являлась одним из важнейших оборонительных узлов генуэзской Лусты, традиционно связываемых исследователями с главными крепостными воротами [Мыц, Лысенко, Семин и др., 19976, с. 210]. Последние в пределах открытых раскопками участков куртин не обнаружены. Вероятнее всего, они располагались у башни Чатал-Куле (с юго-восточной стороны). Орта-Куле, по-видимому, состояла из трех ярусов (реконструируемая высота не менее 21 м) с открытой боевой площадкой наверху. На уровне второго и третьего этажей она была трехстенная, обращенная открытой стороной внутрь укрепления. Башни такого типа получили широкое распространение в фортификации Крыма XIV—XV вв. и известны как в генуэзских памятниках (Каффа, Солдайя, Чембало), так и укреплениях владетелей Феодоро (Каламита, Мангуп [Герцен, 1990, с. 141—142], Фуна [Кирилко, Мыц, 1991, с. 152—157, рис. 4], Сандык-Кая [Мыц, 1991а, с. 133, рис. 12, 1]).

Замкнутым со всех сторон стенами был только первый этаж Орта-Куле. Таким же образом устроены некоторые генуэзские башни в Каффе [Айбабина, 1988, с. 71, 76, 79], Солдайе и Чембало. Они использовались, по-видимому, не только для боевой позиции, но и в хозяйственно-бытовых целях: здесь найдены остатки сгоревшего зерна, столовая и кухонная посуда. Можно предположить, что это помещение временно служило и для отдыха караульных («кордегардия»), хотя оно и не приспособлено для обогрева в холодное время (нет камина или очага). По-видимому, летом 1475 г. в башне находились ее защитники (количество сосудов разного типа позволяет считать, что их было примерно 20 человек). На первом этаже находилась одна амбразура подножного боя, на втором и третьем — по три. Если учесть, что из амбразур попеременно вели стрельбу два арбалетчика или лучника, то на трех этажах размещалось не менее 14 стрелков. К тому же, на верхней площадке могло расположиться не менее 8—10 воинов. Таким образом, максимальное число защитников башни могло составлять примерно 22—24 человека.

Рис. 214. Фасировки стен строений, предшествовавших возведению башни Ашага-Куле

Строительство башни, вероятно, осуществлялось местными мастерами под наблюдением генуэзских фортификаторов, как это было в Каффе, Солдайе, Чембало, Тасили и др. Весьма интересны в этом отношении результаты анализа линейных мер, примененных при возведении Орта-Куле. Например, толщина куртины, примыкающей к башне с северо-запада, составляет 1,70 м, что равно 2 пикко или около 3 браччо; высота от пола до основания амбразуры подножного боя составляет около 1 пикко; длина башни — 13 пикко, а ширина — 12,5 пикко; толщина стен башни — примерно 3,5 пикко; высота первого яруса — 16,5 браччо, и т. д.

При этом необходимо учитывать, что незначительные расхождения с абсолютными линейными мерами, исчисляемые в сотых метра, возникли из-за погрешности при практических строительных работах. Следует также признать, что мастера, возводившие башню, считались с особенностями рельефа и наиболее возможным местом нападения (обстрела). Именно поэтому северо-западная стена имеет наибольшую толщину — 3,5 пикко, в то время как остальные тоньше.

Рис. 215. Стратиграфия культурных напластований у башни Ашага-Куле

Приведенные примеры, по-видимому, позволяют пока только предварительно и гипотетично говорить о том, что инженерно-строительные расчеты при проектировании Орта-Куле с использованием каффинской меры длины пикко и генуэзской браччо выполнялись, вероятно, фортификатором, прибывшим из Каффы.

Очевидно, данное предположение нуждается в специальном анализе с привлечением материалов не только крепостей Крыма, но и других регионов. Решение этой задачи может стать темой отдельного специального исследования фортификации генуэзских укреплений Газарии, которое либо подтвердит высказанное предположение, либо его опровергнет.

Рис. 216. Стратиграфия культурных напластований в башне Ашага-Куле и на примыкающем к ней с юго-запада участке

В целом, следует признать, что вопросы метрологии XIV—XV вв. применительно к архитектурным памятникам Генуэзской Газарии (и в первую очередь к хорошо сохранившимся фортификационным объектам) оказались вне внимания специалистов. Этому способствовало бытовавшее долгое время скептическое отношение к мнению о возможности влияния латинского (в том числе и архитектурного) компонента на культуру средневековой Таврики [Домбровский, 1986, с. 525, 527; Фирсов, 1990, с. 68].

Для решения поставленной проблемы будет явно недостаточно свидетельств исключительно нарративных источников, потому что они освещают различные торговые операции, при которых указывается на применение венецианских и генуэзских мер длины (венецианских — 1 канна = 2,3 м и 1 браччо = 0,683 м; генуэзских — 1 канна = 2,973 м, 1 браччо = 0,58 м, 1 пикко = 0,852 м) исключительно для продаваемых на рынках Причерноморья тканей [Барбаро, 1971, с. 154, 178, прим. 109; Карпов, 1990, с. 334]. Только в одном случае пальмо (1 пальмо = 0,274 м [Карпов, 1990, с. 334]) фигурирует как мера протяженности полностью разрушившейся оборонительной стены Солдайи [Atti, 1868, VI, doc. CXIX, p. 304].

Рис. 217. Красноглиняные поливные чаши из слоя пожара 1475 г. в башне Ашага-Куле генуэзской Лусты

Пеголотти в своей «La pratica della mercatura» сообщает, что в Каффе, Тане и Константинополе пикками измеряли шерстяные (panni lani), льняные (teleline), шелковые ткани (zendadi), а также парусину (canovacci) [Pegolotti, 1936, p. 24, 26, 46]. Кроме того, в Тане широко использовался в качестве меры браччо [Скржинская, 1971, с. 178, прим. 109]. И. Барбаро отмечает использование в Тане и всем Северном Причерноморье меру длины, называемую «pico de Gazaria», т. е. «локоть Газарии» [Барбаро, 1971, с. 129, 154].

Не менее важные результаты получены в ходе раскопок башни Ашага-Куле, замыкающей юго-восточный фланг обороны генуэзской Лусты в XV в. (рис. 172: 4; 173; 212) [Адаксина, Кирилко, Лысенко и др., 1994, с. 10—15; Мыц, 2002, с. 165—171, рис. 36—43]. В плане башня круглая, с внутренним прямоугольным уступом в западной части стен. Видимо, она также была многоярусной, но закрытого типа. За линию куртин выступает на 6,50 м. Ее внешний диаметр 9,0—9,20 м, внутренний — 3,0—3,40 м. Стены (их толщина возрастает в напольную сторону от 2,40 до 3,0 м) сложены в основном из крупных, с лицевой подтеской, глыб на известковом растворе, пустоты между которыми зачеканены мелкомерным камнем. Возведены на фундаменте, сооруженном в вырубленной в культурных наслоениях и материке «постели» (кладка фундамента выступает из внутреннего контура помещения постройки на 0,10—0,70 м).

Рис. 218. Коричневоглиняные тонкостенные кувшины, украшенные белым ангобом (1, 2) и красноглиняный поливной кувшин (3) из слоя пожара 1475 г. в башне Ашага-Куле

На высоту около 16 м от основания стены башни сохранились на небольшом участке (в 1929 г. они укреплены консервационными кладками в виде контрфорсов). Здесь, с напольной стороны, признаков наличия бойниц в стенах башни не выявлено, что позволяет предположить устройство на ее вершине машикулей, как справедливо полагал Л.В. Фирсов [Фирсов, 1990, с. 71—72].

В нижней части стен башни обнаружены пустоты от двух ярусов сантрачной системы (на высоте 1,20 и 4,20 м от основания), использовавшейся при ее строительстве. Нижний ярус состоял из деревянных брусьев, прямоугольных в сечении (0,18×0,22 м), длиной около 2 м, залегавших в кладке вдоль внешней лицевой поверхности, образуя в плане многоугольник (рис. 213). Здесь же отмечены 7 радиально располагавшихся балок с теми же параметрами сечения. С внешним поясом яруса они состыковывались пазами, не выступая за лицевую поверхность стен. Кроме того, вся эта конструкция была скреплена тремя длинными балками, уложенными в кладку по касательным к внутренней поверхности стен. Второй ярус сантрачной системы состоял из двух пар балок, размещавшихся почти параллельно в массиве бутовой кладки.

Рис. 219 Коричневоглиняные кувшины XV в. с ойнохоевидным горлом и росписью белым ангобом

Наличие внутреннего почти прямоугольного уступа в западной части стены Ашага-Куле обусловлено тем, что башня была пристроена к внешней стороне существовавших ранее кладок (383а и 3836). Они образовывали в плане угол около 100° и были сложенны из разномерного бута на грязевом растворе (сохранились на высоту до 2,10 м при ширине 1,70 и 1,05 м). Их лицевые поверхности выложены из крупных камней с соблюдением порядовки и перевязаны между собой (рис. 214).

Обе стены, по-видимому, представляют собой остатки оборонительных сооружений 20-х гг. XV в. Куртины установлены практически без специальной нивелировки поверхности. Они перекрывали ранее существовавшее здесь городское кладбище, формировавшееся вокруг небольшой часовни (рис. 212: 7; 215). Некрополь продолжал функционировать на этом участке и позднее, т. к. некоторые плитовые могилы и гробницы оказались пристроенными к крепостным стенам. Очевидно поэтому при строительстве Ашага-Куле угол, образованный двумя куртинами, не был разобран полностью, а включен в массив ее кладки (это позволило сохранить несколько располагавшихся здесь гробниц).

Рис. 220. Красноглиняный кувшин XV в. (?) с росписью белым ангобом

Мощность культурных отложений внутри башни достигала 6 м (рис. 216). При раскопках выяснилось, что большая часть заполнения Ашага-Куле, основную массу которого составлял слой разрушения, образовалась в XIX в. До этого, в XVIII—XIX вв., внутреннее помещение использовалось в хозяйственных целях. Слой, связанный с пожаром, залегал на 0,5 м ниже уровня пола XIX в. Судя по найденным здесь оплавленным осколкам габбродиорита, температура в башне во время пожара превышала 1100°. В слое пожара обнаружены обугленные остатки деревянного межэтажного перекрытия. Среди них найдены четырехгранные в сечении кованые гвозди и 3 ядра для баллисты (диаметром 11,4—11,6 см). Под сгоревшим перекрытием залегал слой прокаленного до красного цвета грунта мощностью 0,30 м.

Пол внутреннего помещения Ашага-Куле был открыт на глубине 5,10 м от современной дневной поверхности. Он представлял собой плотный глинистый грунт с впущенными с его поверхности пятью ямами для установки небольших пифосов. Сосуды изъяли еще до возникновения пожара. На полу башни и в углублениях для сосудов найдены фрагменты красноглиняных поливных кувшинов и чаш, кухонных тонкостенных горшков, кувшинов, орнаментированных росписью белым ангобом (рис. 217—221).

Рис. 221. Коричневоглиняные кувшины (1, 2) и горшки (3, 4) из слоя пожара 1475 г. в башне Ашага-Куле

В нивелирующей подсыпке под полом башни найдена единственная серебряная монета, представляющая собой татаро-генуэзский аспр Каффы 1421—1435 гг. Ее находка свидетельствует о том, что данное строение возведено не ранее 20—30-х гг. XV в. Основная масса керамического материала, обнаруженного под полом, относится к концу XIV—XV вв. Западная часть фундамента башни перекрыла существовавшую на этом месте гробницу городского кладбища. Стены погребального сооружения сложены из бута на грязевом растворе, а покрытие состояло из тонких плит песчаника. В могиле находились потревоженные останки четырех погребенных. Здесь обнаружены бронзовые перстень и шаровидная пуговица. Подобные предметы бытовали длительное время, поэтому датируются в весьма широких пределах — XII—XV вв. Это не позволяет использовать их в качестве хронологического репера при определении времени строительства круглой башни.

При исследовании Ашага-Куле изучен обширный участок внутренней территории генуэзской Лусты. Мощность культурных напластований достигала 3,0 м (рис. 215). В пределах раскопа открыты куртины, примыкавшие к ней: южная (ширина 2,0 м) расчищена на 7,30 м; восточная (ширина 1,60 м) — на 37,50 м. В восточной крепостной стене, возведенной, по-видимому, во второй четверти XV в., находился воротный проем (использовался до 60-х гг. XV в.). Ворота шириной 1,85 м были снабжены порогом, сложенным из разномерного необработанного камня на известковом растворе. Но впоследствии, при строительстве башни Ашага-Куле, этот проем с напольной стороны заложили стеной. Ее ширина 0,40 м, кладка выполнена на известковом растворе.

Рис. 222. Храм в цитадели крепости Алустон с примыкающим участком застройки XV в. План: 1 — место находки плиты с надписью 1404 г.; 2 — место находки кувшина с серебряными слитками

С южной стороны проема (у стены башни) in situ найдена железная оковка нижнего угла воротного полотна с пятой и подпятником. Подпятник крепился, очевидно, в дверном деревянном брусе, являвшемся частью порога. Ниже уровня порога открыта поверхность проезда, выложенная морской галькой. Вероятно, воротный проем был заложен после частичной разборки куртины.

Полученные в ходе раскопок материалы позволяют считать, что до 20-х гг. XV в. генуэзцы ограничили свои фортификационные мероприятия в Алуште ремонтом и восстановлением византийских укреплений, возведенных при Юстиниане I (527—565 гг.) [Мыц, 1997, с. 187—199]. Данные оборонительные сооружения частично были разрушены монголами в 70-х гг. XIII в. (1278 г.?). Впоследствии генуэзцы использовали юстиниановскую постройку как цитадель города. Именно отсюда происходит единственный грекоязычный лапидарный памятник, свидетельствующий о строительстве (восстановлении) в 1404 г. неким Георгием трехапсидного базиликального (?) храма [Соломоник, 1991, с. 172—173, рис. 1] (рис. 222; 223).

Рис. 223. Плита с надписью 1404 г. из раскопок (1987 г.) храма в цитадели генуэзской Лусты: 1 — фото; 2 — прорисовка

Вероятно, в момент обострения политических отношений с правителем Феодоро Алексеем I (Старшим), начавшим военные действия против Каффы (1422—1423 гг.), в спешном порядке строится внешняя линия обороны генуэзской Лусты. Южная стена сложена на грязевом растворе, причем оборонительные стены устанавливаются без специальной нивелировки поверхности и не имеют фундаментов. Это позволило увеличить защищенную часть города на 0,75 га (в 2,1 раза). Во второй половине 20-х гг. (вероятно, не ранее 1425 г.), после катастрофического землетрясения 1423 г., производится ремонт пострадавших от сейсмического воздействия крепостных стен.

Последний строительный период относится уже к 60-м гг. XV в. В это время полностью перестраивается внешний периметр обороны, который несколько выдвигается в напольную сторону. Возведению куртин и башен предшествует тщательная инженерная подготовка в виде вертикальной и горизонтальной нивелировки поверхности склона Крепостной горки. Новые фортификационные сооружения отличаются высоким качеством выполнения строительных работ и соответствуют требованиям защиты от огнестрельной артиллерии. Высота башен достигала 20—22 м, а стен — 11—11,5 м.

Примечания

1. Ἀλουστος — как производное от αλ̓ουσία — «немытие», «некупание», «грязь», «нечистота» — или от ᾶλ̄ουτος — «немытый», «грязный».

2. Определение монет выполнено С.М. Жуком.

3. Наиболее полный обзор находок испанской керамики с люстром из Крыма сделан И.Б. Тесленко [Тесленко, 2004, с. 467—494, рис. 1—4].