4.3.4. Луста, Чембало и Капитанство Готии в третьей четверти XV в.

Трудно определить, за какой период времени генуэзцами была создана вторая линия обороны Алушты, и выполнялось ли это поэтапно или как одноразовая акция. Выше уже отмечалось, что при раскопках Ашага-Куле, в нивелирующей подсыпке под полом, найдена монета: аспр г. Каффы 1421—1435 гг., времени правления золотоордынского хана Улу-Мухаммеда — 1421—1426, 1428—1436 гг., — и Миланского герцога Филиппо Мариа Висконти — 1421—1435 гг. Находка свидетельствует о том, что башня была возведена не ранее 20—30-х гг. XV в.

На основании изучения Орта-Куле можно предположить, что в 60-х гг. XV в. (не ранее 1462/63 г.) генуэзцы завершают крепостное строительство Лусты. К этому времени город обносится внешней (второй) оборонительной стеной с тремя башнями. Очевидно, у генуэзцев были веские причины для создания небольшой по размерам, но хорошо защищенной крепости, которая на всем протяжении побережья (от Солдайи до Чембало) обладала самыми мощными фортификационными сооружениями.

Из Устава 1449 г. известно, что в Лусте находился консул, который был обязан при вступлении в должность внести в казну 2 сомма [Устав, 1863, с. 675]. Но до сих пор мы не знаем ни одного имени консула Лусты, как, кстати, и имен других оффициалов, получавших должности консулов на побережье Крымской Ривьеры — Партените, Гурзуфе и Ялите. Не открыт в крепости и замок консула, который, вероятнее всего, располагался в цитадели (?) на самой вершине Крепостной горы.

Именно к этому времени относится активизация строительной деятельности генуэзцев по ремонту и возведению новых фортификационных сооружений в Газарии. Суммы, выделяемые магистратами Каффы на ремонт крепостных сооружений в 1461—1472 гг., неизменно увеличиваются. Только в 1465 г. на эти цели было израсходовано 1 410 906 аспров [Balard, Veinstein, 1981, p. 87]. В 1467 г. (в консулат Калочеро де Гвизольфи) в Каффе проводится ремонт ворот св. Георгия и башни св. Константина [Юргевич, 1863, с. 165; Skrzinska, 1928, p. 65—68, № 16, 17; Balard, Veinstein, 1981, p. 87; Айбабина, 1988, с. 76; Бочаров, 1998, с. 88, 93, табл. 1, 2].

В одном из армянских источников также содержится свидетельство, касающееся совместных усилий разноэтничных городских общин по укреплению Каффы: «В году 916 (= 1467), 16 ноября новая цитадель и ограда Каффы были восстановлены и закончены. И франки, армяне и ромеи (греки — В.М.), поднимаясь со [своими] епископами и священниками, совершили обход с Крестом и Евангелием; и они благословили [это] место» [Cazacu, Kevonian, 1976, p. 502]. Деятельность по совершенствованию системы обороны главной лигурийской фактории не прекращается вплоть до момента нападения турок в 1475 г. [Skrzinska, 1928, p. 69—73, № 18—22; Бочаров, 1998, с. 91—96, рис. 1—20].

Теми же проблемами были озабочены и консулы второго по размерам и значимости города генуэзской Газарии — Солдайи. Наиболее поздняя из известных нам, датированная строительная надпись относится к 1469 г. В центре ее помещено изображение Богоматери с младенцем, а по бокам — два герба консула Бернардо де Амико [Скржинская, 1958, с. 174; Айбабина, 2001, табл. 1Х, 3]. В документах переписки содержатся сведения о проведении ремонтных работ крепостных сооружений. Так, например, когда консул Каффы Антониотто ди Кабелла 17 сентября 1474 г. обращается к Христофоро ди Негро: «С божьей помощью начинаем мы новое строительство, просим вас прислать нам шесть хороших мастеров — каменщиков (sex ex illis melioribus magistris antelami), которых сможете разыскать в вашем городе, не трогая работающих в замке Тасили (qui laborant in arce Tasili), так как мы понимаем, как они нужны там ввиду надвигающихся событий» [Atti, 1879, VII, Doc. IX, p. 300—301; Милицин, 1955, с. 79], консул Солдайи вежливо ему отказывает, сетуя на то, что все мастера-каменщики города заняты на восстановлении фундамента большой башни (fundamenta turns magne) [Atti, 1879, VII, Doc. X, p. 303; Милицин, 1955, с. 81].

Имеющиеся в нашем распоряжении документы сообщают о том, что в конце 1454 — начале 1455 гг. в Чембало проводится ремонт фортификационных сооружений в замке св. Николая и крепости св. Георгия [Atti, 1868, VI, Doc. XCVII, 28 January 1455a, p. 279—280]. В 60-х гг. XV в. генуэзцы продолжили здесь строительные работы, о чем свидетельствуют надписи 1463 (Барнабо де Грилло) и 1467 гг. (Баптиста де Олива) [Skrzinska, 1928, p. 129—134, № 54—55]. На протяжении пяти лет по единому проекту полностью реконструируется внешний контур оборонительной системы города. К 1467 г. завершается формирование крепостного ансамбля генуэзского Чембало.

Нижняя башня («Барнабо де Грилло»), прикрытая с севера и востока прямоугольным барбаканом, окружается дополнительным поясом кладки и получает эллипсоидную форму (ранее она была прямоугольная размером 6,50×5,90 м). После перестройки 1463 г. ее параметры увеличиваются за счет внешней пристройки до 8,20×9,20 м. При этом были разобраны стены прежнего барбакана, и с напольной стороны возводится новый. Барбакан 1463/4 г. (?) представляет собой параболоидную в плане капитальную каменную ограду. Постройка одним концом примыкала к башне, вторым — к куртине у крепостных ворот. Общие параметры сооружения: ширина — 14,40 м, длина — 17,00 м. Толщина стены 1,06—2,30 м (более тонкая на флангах с увеличением в напольную сторону). Внешние ворота барбакана находились в восточной, испрямленной части ограды. Напротив входа, со стороны залива, в стене имелись две амбразуры. Одна из них была пушечной. Предназначение второй, в османский период приспособленной под водосток, однозначному определению не поддается. Рядом с воротами, в южном углу двора барбакана, размещена цистерна. В резервуар вода поступала извне по керамическим трубам, пропущенным сквозь кладку ограды. Излишек воды отводился по каменному желобу за пределы барбакана в сторону устья балки Кефало-Вриси (греч. «Голова источника») [Адаксина, Кирилко, Мыц, 2004, с. 49, рис. 19—21, 26, 27, 44, 45—60].

Существенной реконструкции в 50—60-х гг. XV в. подверглись главные ворота крепости. Первоначально, в 20—30-х гг. XV в., ворота находились в крепостной стене рядом с прямоугольной башней, на одной оси с дорогой. Внешняя ширина проема составляла 1,87 м. Толщина куртины — 1,45 м, вынос фланкирующей башни — 5,02 м. Во втором строительном периоде (50-е гг. XV в.) перед воротами появился прямоугольный в плане барбакан, защищавший снаружи вход в крепость. Вход в барбакан расположили сбоку, у передней стены башни. В северной и восточной стенах барбакана были устроены три бойницы подножного боя. Одна из них — угловая, с промежуточной опорой в виде резной восьмигранной колонки — делилась на две части. Размеры прямоугольного барбакана: внутренние — 7,40—7,60×3,90—4,20 м, внешние — 8,34—8,52×5,46—5,60 м. Толщина кладки — 0,92 м. Просвет внешнего воротного проема — 1,53 м.

Около середины 60-х гг. XV в. в два этапа происходит существенная перестройка всего комплекса бывших главных городских ворот. Возводится новая башня со сложными криволинейными очертаниями плана. Это строение органично включает в свою структуру предыдущую прямоугольную башню. Подъезд к воротам барбакана сузился до 0,95 м, а сами ворота, по сути, превратились в потерну. Вслед за этим производится реконструкция барбакана: его наружная конфигурация посредством утолщения кладки изменена с прямоугольной на параболическую. Со стороны балки Кефало-Вриси, в боковой стене сооружения, взамен заложенных бойниц появилась пушечная амбразура. Внешние размеры нового барбакана составили 10,12×7,80 м. Толщина его ограды — 1,22—3,25 м. [Адаксина, Кирилко, Мыц, 2005, с. 38—39].

На самой высшей точке скальной возвышенности в 1467 г. завершается строительство нового замка¹. Цитадель, расположенная на вершине г. Кастрон, представляла собой замкнутый комплекс фортификационных сооружений, состоящий из криволинейных в плане куртин, двух разнотипных башен, барбакана и воротного проема («калитки»). Защищенная с востока, севера и запада территория общей площадью около 0, 193 га представляет собой каменистую скальную поверхность с крутым южным обрывом, обращенным к морю [Адаксина, Мыц, 2007, с. 5, рис. 2, 3, 4]. Ее протяженность с востока на запад составляет 84—86 м при ширине (по оси север-юг) 18—25 м. Общая длина сохранившихся на этих направлениях, в разной степени руинированных, оборонительных стен достигает 152 м. В планировке верхнего замка, имеющего форму сильно вытянутого овала, выделяется барбакан в форме разностороннего четырехугольника (6—14×18—24 м), обращенный малой стороной на северо-запад. На востоке цитадель замыкала башня «Баптиста де Олива» открытого типа, а на западе — донжон.

Башня получила свое название по тексту надписи на закладной плите, установленной при ее возведении с наружной стороны в северо-восточной плоскости стены. Строительная плита была снята во время Крымской кампании 1854—1855 гг. вместе с плитой 1463 г. консула Барнабо Грилло и отправлена в Италию, где и сейчас хранится в морском музее Генуи. Надпись гласит: «1467 [год]. [Эти строения] (башня и стена) возведены во время [правления] благородного господина Баптиста де Олива, достопочтенного консула [крепости] Чембало» (MCCCCLXVII. Hoc opus factum fuit te[m] pore s[pectabilis] d[omi]no Bapt[ist]ae de Oliva hon[o] r[abil]l [con]suli Ci[m]b[a]li ha[n]c turi [cum] muro) [Skrzinska, 1928, p. 133, pl. 55].

В настоящее время северо-восточная стена башни сохранилась на высоту около 10 м, до основания парапета, покоившегося на двойном аркатурном поясе. Внешняя (северная) лицевая кладка плавно закругляется с запада на восток и завершается массивным килевидным выступом. С внутренней стороны, в самом основании, кладка стены, будучи впущеной в траншею глубиной около 0,85 м, велась небрежно, внаброс с порядовой заливкой известковым раствором. Поэтому на всем протяжении (8,10 м) она имеет в плане криволинейный абрис [Адаксина, Мыц, 2007, с. 6, рис. 7, кладка 21; 48—53]. Толщина северной стены неравномерная и колеблется в пределах от 2,10 (с запада на восток) до 2,61, 2,80, 2,68, 2,30 м. Толщина восточной стены на уровне килевидного выступа достигает 3,20 м, к югу уменьшается до 2,65—1,30 м.

С юга и запада к башне примыкали куртины. Протяженность южного отрезка составляет около 17 м, западного — 70 м. В оборонительной стене, прикрывавшей доступ на территорию замка с северо-востока, сохранились четыре однотипные щелевидные амбразуры и калитка-потерна. В основании толщина стены достигает 1,40—1,50 м, кверху (на высоте около 3,0 м) сужается до 1,25—1,30 м. С внутренней (южной) стороны основания амбразур находились на высоте 0,95—0,98 м от дневной поверхности 60-х гг. XV в., с внешней (северной) — 2,10—2,20 м. Внутренние параметры амбразур: высота — 0,56 м, ширина — 0,30—0,32 м. Внешние параметры: высота — 0,50—0,52 м, ширина — 0,12—0,15 м. Направление боевого отверстия относительно плоскости стены развернуто под углом 87°. Учитывая высоту расположения от внешнего основания куртины, данные амбразуры нельзя относить к типу сооружений подножного боя. Вероятнее всего, они предназначались для скрытого обстрела (из лука, арбалета, сарбатаны?) возвышенности правого борта балки Кефало-Вриси, расстояние до которой (по прямой) составляет около 240 м.

В системе обороны верхнего замка Чембало основную роль играл донжон (башня № 2). Его современная высота 18 м (первоначально, вероятно, достигала 22—23 м). В основании строение имеет форму круга диаметром 12,50×12,70 м; стоит на мощном цоколе высотой 6,50 м, имеющим в разрезе форму трапеции. Кверху цоколь сужается до 8,60—8,80 м. Толщина стен башни — 1,90 м². Она состояла из трех этажей и верхней боевой площадки с парапетом, установленном на аркатурных поясах и выносных кронштейнах с машикулями. В нижнем (цокольном) этаже размещалась большая цистерна для воды, оштукатуренная цемянковым раствором. Вода сюда поступала самотеком по водопроводу из керамических труб, проведенному от верховьев балки Кефало-Вриси в 1,5 км к востоку от крепости [Монтандон, 1997, с. 64; Репников, 1940, с. 3].

Важным стимулом проведения столь широкомасштабных фортификационных мероприятий для генуэзцев являлись реальная угроза захвата Газарии османами (особенно после аннексии в 1461 г. Трапезунда) и участившиеся нападения на побережье Готии и «дистретто» Солдайи турецких пиратов, о чем уже говорилось ранее. В районе Лусты военно-политическая ситуация этого времени осложнялась еще и опасным соседством с владетелями Феодоро, которые в 1459 г. практически заново возводят (капитально перестроив более раннее укрепление) замок у селения Фуна [Мыц, 1988, с. 104; Кирилко, 2006, с. 131—179].

В 1467 г. в метрополию с очередной просьбой о помощи направляются Джулиано Фиески и Бартоломео Сантамброджио. Сохранившиеся в архиве Генуи 9 документов этой миссии содержат две копии описи вооружения, находившегося на тот момент в Каффе, две копии списков гражданских (provisionati) и военных (socii) лиц, служащих коммуны (составлены массарием Карло Чиконья), а также другие материалы, касающиеся вопросов организации защиты и управления факториями [Assini, 1999, p. 15—16].

8 апреля 1468 г. в Генуе состоялось заседание Большого совета, на котором подробно обсуждались жизненно важные проблемы спасения от турок Черноморских факторий. Но делалось это «с таким очевидным желанием свести к минимуму всю тяжесть положения, что заслужило упрек Баттисты де Гоано, говорившего, памятуя об утрате, понесенной нами в Пере из-за собственного небрежения, следовало бы оказать необходимую помощь хотя бы Каффе» [Assini, 1999, p. 16].

Для обеспечения эффективного военно-административного контроля над побережьем генуэзской Газарии от границ консульства Солдайи до консульства Чембало, была создана (по-видимому, не ранее 1428 г.) специальная оффиция — Капитанство Готии. В структуре и функционировании этого ведомства до настоящего времени остается много неясного. Неизвестно и точное место пребывания капитана Готии. А.А. Васильев считал, что этот чиновник, будучи подчиненным и подотчетным консулу и викарию главной генуэзской фактории в Причерноморье, проживал в Каффе, где находилась его резиденция [Vasiliev, 1936, p. 182].

Но весьма сомнительно то, что можно было эффективно управлять данной территорией, постоянно проживая в Каффе. Поэтому мною было высказано предположение, что центром «Капитанства Готия» являлась Луста, как наиболее укрепленная из всех генуэзских пунктов побережья от Солдайи до Чембало [Мыц, 1991а, с. 78; 2002, с. 175].

Безусловно, данный тезис требует дальнейшей разработки и поиска подтверждающих гипотезу фактов. Тем не менее, можно полагать, что все масштабные фортификационные мероприятия генуэзцев по укреплению факторий Готии происходили при непосредственном участии и под контролем капитанов. Дополнительную ясность в этот вопрос могли бы внести находки закладных плит, свидетельствующих о строительстве. Но, несмотря на продолжительные археологические исследования 50—90-х гг. XX в., в том числе и в Алуште, до настоящего времени здесь не обнаружено ни одного памятника латинской эпиграфики, на что в свое время обратил внимание Л.В. Фирсов [Фирсов, 1990, с. 68].

Известные нам источники сообщают, что капитанами Готии были: в 1429 г. — Батиста де Гандино, в 1448 г. — Батиста Маркессано (назначен в Генуе 28 марта 1448 г. «капитаном всей Готии» — Battisto Marchexano <...> capitaneum et pro capitaneo totius Gotie [Jorga, 1899, III, p. 235]). Первым оффициалом, получившим патент на эту должность от протекторов Банка Сан-Джорджо 22 августа 1454 г., стал Бальтазаре де Андора (Badasar de Andorn). По всей видимости, он вскоре отказался от нее, потому что на повторных выборах отмечено сначала имя Томмазо ди Вольтаджо (Thomas de Vultabio), а затем — Зерино ди Каннето (Dexerinus de Caneto) [Atti, 1879, VII, p. 983].

После этого наступает пятилетний перерыв в назначении капитанов Готии. Только 9 мая 1459 г. от протекторов Банка патент на управление оффицией сроком на два года (т. е. по 9 мая 1461 г.) получил Иеронимо Герарди. Интересно отметить, что в мандате, который Иеронимо Герарди должен был по прибытию в Газарию предъявить консулу и массариям Каффы, специально оговаривалось: «Так как мы избрали и утвердили достопочтенного Иеронимо капитаном Готии сроком на два года <...>, то мы приказываем вам, чтобы после того, как вы увидите настоящий патент, вы считали бы его и приняли бы его как капитана Готии и предоставили бы ему эту оффицию даже в том случае, если она уже была продана кому-нибудь» [Atti, 1879, VII, p. 983; Vasiliev, 1936, p. 228—229].

С этого времени назначения на должность капитанов Готии следуют с небольшими перерывами до сентября 1474 г., что указывает на ее важность в системе управления факториями побережья Таврики. Весьма симптоматично возобновление регулярных назначений с весны 1459 г. Предположительно это можно связать с поступившими в Геную, вероятно, в конце 1458 г., сведениями о строительстве владетелями Феодоро замка у селения Фуна.

Преемником Иеронимо Герарди стал Франческо де Мари (Franciscuni de Mari), избранный на должность капитана Готии по итогам конкурса 10 апреля 1461 г. Он получил 27 мая патент сроком на два года и два месяца [Atti, 1879, VII, p. 983]. На время оффиции де Мари приходится сразу несколько важных военно-политических событий в Причерноморье. Среди них, очевидно, наиболее значимым являлось завоевание Мехмедом II в 1461 г. Синопа и Трапезундской империи, а также пленение Давида Великого Комнина и его семьи. По всей видимости, именно эти события и явились стимулом для того, чтобы протекторы Банка приступили к реализации широкомасштабной программы по укреплению Причерноморских факторий.

28 сентября 1463 г. (патент от 21 октября) капитаном Готии сроком на 13 месяцев избирается Анфреоне Каттанео (Anfreonus Cataneus) [Atti, 1868, VI, p. 121, doc. DLXV; 1879, VII, p. 983—984]. Следующим оффициалом, в управлении которого находилась Готия на протяжении 1466—1467 гг., был Христофоро де Франки Сакко (Christoferus de Francis Saccus) [Atti, 1879, VII, p. 984] (избран 19 февраля 1466 г., патент от 23 мая). По-видимому, после Анфреоне Каттанео (срок его оффиции завершился 21 ноября 1464 г.) на протяжении полутора лет в метрополии не нашлось желающих отправиться в фактории Причерноморья для занятия должности капитана Готии. Вероятно, эта оффиция была продана на указанный срок с торгов в Каффе, но личность того, кто ее занимал, неизвестна. Преемником Христофоро де Франки являлся Манфредо де Промонторио (Monfredus de Premontorio), также получивший патент (избран 16 февраля 1467 г.) сроком на 26 месяцев, т. е. на 1467—1468 гг. [Atti, 1879, VII, p. 984]. Затем следует более чем двухлетняя лакуна (с 16 апреля 1468 по 3 июля 1470 гг.). В 1470 г. капитаном избирается Дессерино де Каннето. Он отправляется в Каффу после 14 августа с патентом на 26 месяцев [Atti, 1879, VII, p. 984].

В 1470 г. в Геную из Каффы с важным посланием от консула и массариев прибыл Джорджо Лаззарини. Протекторы Банка, желая компенсировать понесенные им расходы, 26 октября предоставляют Лаззарини оффицию капитана Готии. Он должен занять должность после окончания срока полномочий Дессерино де Каннето (т. е. после 14 октября 1471 г.). Лаззарини возвратился в Газарию весной 1471 г., получив 15 января в Генуе патент [Atti, 1879, VII, p. 985; Vasiliev, 1936, p. 229].

В условиях нарастающей опасности военного столкновения с турками и частыми «волнениями» в генуэзских факториях Газарии, протекторы Банка специальным декретом от 14 февраля 1472 г. назначают капитаном Готии Николо Маффеи. Николо уже через четыре дня (18 февраля) получил патент со специальным предписанием, что он прибудет в Таврику не позднее, чем через 8 месяцев и «не покинет пределы Каффы или других мест Великого Моря (locis Maris Majoris), в том числе и Перу, пока не закончится срок его оффиции» [Atti, 1879, VII, p. 839]. Данный источник интересен для нас тем, что указывает на разные места, где мог находиться капитан Готии Николо Маффеи: от «пределов Каффы» до Перы и «других мест Великого Моря». В том же году (1 июня 1472 г.) в качестве преемника Маффеи избран Лаззаро Кальвини (ad capitaneatum Gotie pro mensibus viginti sex Lazarum Calvum) [Atti, 1879, VII, p. 985]. Однако Лаззаро в 1473 г. (до 11 мая) обратился к протекторам с петицией, в которой содержалась мотивация причин, по которым Кальвини не мог исполнять обязанности оффициала Готии. Он предложил заменить его братом Антонио, получившим 18 мая 1473 г. патент на 26 месяцев [Atti, 1879, p. 985—986].

Несмотря на то, что срок полномочий Антонио Кальвини истек 18 июля 1474 г., протекторы выдали патент его преемнику — Джанагостино Каттанео (Gianagostino Cattaneo) — только 10 сентября [Atti, 1879, VII, P. II, f. 1, p. 117, 986; Condioti, 1925, p. 546—547]. Каттанео, судя по всему, являлся последним генуэзским чиновником, исполнявшим обязанности капитана Готии до момента завоевания лигурийских факторий турками летом 1475 г. Его дальнейшая судьба неизвестна [Vasiliev, 1936, p. 264].

В связи с ограниченностью имеющихся в нашем распоряжении материалов и, прежде всего, отсутствием строительных закладных плит на Орта-Куле и Ашага-Куле, можно только предположительно считать, что внешняя линия обороны генуэзской Лусты была построена во время пребывания на должности капитанов Готии Франческо де Мари (27 мая 1461 — 27 июля 1463 гг.), Анфреоне Каттанео (21 октября 1463 — 21 ноября 1464 гг.), Христофоро де Франки Сакко (23 мая 1466 — 23 июля 1467 гг.) и Манфредо де Промонтарио (24 июля 1467 — 24 сентября 1468 гг.).

Требует дальнейшего изучения и вопрос, кому принадлежала Луста перед завоеванием Готии османами — генуэзцам или феодоритам? Как уже отмечалось, источники вроде бы указывают на то, что к 1474 г. город и крепость находились во владении господ из Готии [Милицин, 1955, с. 91]. На основании материалов из «Дела Гваско», С.А. Секиринский полагал, что «Луста, по крайней мере в третьей четверти XV в., не входила в состав генуэзских владений, как это было принято думать ранее, и что власть государства Феодоро в эти годы распространялась до границ Солдайском консульства» [Секиринский, 1955, с. 54]. Данное мнение было поддержано рядом исследователей [Веймарн, 1968, с. 80; Домбровский, 1966а, с. 18, рис. 2; 1986, с. 535, карта на с. 524] и в дальнейшем уже воспринималось как аксиома.

На мой взгляд, нельзя столь однозначно трактовать материалы переписки консула Солдайи Христофоро ди Негро с оффициалами Каффы и протекторами Банка Сан-Джорджо. В «Списке обвинений против братьев ди Гваско» Христофоро ди Негро сообщает, что «они недавно осмелились приказать сжечь несколько овчарен владельца Лусты (domini Luste), чем причинили тому большой вред и унизили господ Готии (dominorum Gotie), о чем те слезно жаловались в Каффе, а также господину Оберто Скварчиафико (domino Oberto Squarzafico) и оффициалам казначейства (officialibus monete) при недавнем их приезде из Чембало (qui nouiter venerunt de Cimbalo), требуя удовлетворения и надлежащих мер для пресечения на будущее время подобных бесчинств, указывая, что в противном случае они сами позаботятся о защите своей от убытков и поругания чести. Это дает повод опасаться возникновения неурядиц, что может вовлечь нас в войну с господами Готии» (orientur scandalaque posent nos facere intrare in guerram cum dictis dominis Gotie) [Atti, 1879, VII, p. 319; Милицин, 1955, с. 91].

Во-первых, приведенный текст говорит о том, что пострадавшая сторона (владелец Лусты) аппелировал к оффициалам Каффы и пытался таким образом разрешить конфликт с братьями Гваско. Во-вторых, только по мнению Христофоро ди Негро эти жалобы на действия Гваско дают «повод опасаться возникновения неурядиц, что может вовлечь <...> в войну с господами Готии». В-третьих, есть основания считать, что встреча владельца Лусты с первым массарием Каффы Оберто Скварчиафико и оффициалами казначейства состоялась именно в Лусте, когда те направлялись из Чембало в Каффу³. В-четвертых, письмо с набором жалоб на действия Гваско и «поддерживавших» их магистратов Каффы протекторам Банка отправлено Христофоро ди Негро из Солдайи в Геную не ранее 21 октября 1474 г. Но сам конфликт, о котором идет речь, относится к лету того года.

Дело в том, что вне внимания С.А. Милицина и С.А. Секиринского остались документы, касающиеся деятельности экс-консула Каффы Баптисты Джустиниани в 1473—1474 гг. и относящиеся к рассматриваемым событиям. Например, в своем ответе на второе обвинение (Secunda accusatio) Христофоро ди Негро 19 августа 1474 г. Баптиста Джустиниани говорил, что оно «<...> содержит больше обвинений, чем предъявлено самими канлюками (canlucorum) <...>». При этом Джустиниани замечает: «<...> донесение самого обвинителя (Христофоро ди Негро — В.М.) основано на ненависти, обращенной к семье Гваско, и в особенности к сыновьям покойного нобиля Антонио (<..> notoria erat odium quod habet cum fratribus de Goasco, filijs quondam nobilis Antonij), а поэтому причины их обвинения несправедливы». Хотя экс-консул вынужден был признать: «<...> Недавно, поддавшись соблазну близкого расположения, ими (сыновьями Антонио ди Гваско — В.М.) было захвачено одно селение из числа 10 сел, принадлежавших Дербиберди, господину Лусты (alia casallia adherentia illis quia casallis X dafii nouissime acquisiti sunt per Derbiberdi domini Luste)». Данное событие (захват — В.М.) послужило поводом для «обвинения нашей республики» (damno nostre reipublice). Следы нанесенного ущерба видел сам Бартоломео (Бартоломео Сантамброджио — В.М.), которому удалось тайно (furta fiunt) побывать в том селении в связи с проводимым им расследованием, где он тайком расспрашивал о случившемся пастухов (конюхов-готов и скотоводов-татар). Особенно сильное впечатление на очевидца произвели своим видом «фурки» (furcas)⁴ — «ужасные». Тем не менее, Баптиста Джустиниани находит оправдание действий братьев Гваско в том, что «<...> и сам Биберди, [как] говорили сыновья покойного господина Антонио [ди Гваско], немедленно совершил стремительный набег на селение Скути» (Nam et ipse Biberdi jam temptat acquirere cazalle Scutia filijs dicti quondam domini Antonij)⁵ [Atti, 1879, VII, p. 411—412].

Цитированный выше отрывок из выступления экс-консула Каффы дает не только дополнительную информацию о конфликтах, происходивших на границе владений консульства Солдайи и капитанства Готии, но ставит ряд вопросов, на которые в настоящее время весьма затруднительно дать однозначные и убедительные ответы. Столкновение братьев Гваско с господином Лусты Дербиберди, получившим в управление 10 селений (по-видимому, после гибели отца в начале 1460 г.), входивших в округ Эллис (?), относится к лету 1474 г., когда Гваско предприняли попытку захватить одно из сел.

Ближайшим селением, расположенным к западу от Скути на границе консульства Солдайи с Капитанством Готии, являлась Канака (delo Canecha) [Бочаров, 2004, с. 148, 150], входившая в состав Кампаньи (caxalle canlucorum vocata Canaca), и в нем проживали в том числе и подданые хана (Canachi de dominorum tartarorum) [Atti, 1879, VII, p. 408, 415]⁶. Именно об этом поселении и идет речь в генуэзских источниках. Для расследования инцидента консулом Каффы был направлен один из членов оффиции Кампаньи — Бартоломео ди Сантамброджио (Bartolomeo di Santambrogio) [Atti, 1879, VII, p. 408, 414].

Позднее в состав следственной комиссии также входили влиятельные жители Каффы — еврей Кокос (Cocos judeo) и армянин Терсес (Terseac armeno), сопровождаемые «товарищами» (socii). При этом разбирательстве (произошло до 16 августа 1474 г.) в Канаку были приглашены и трое братьев Гваско. Судя по документам, урегулирование конфликта относится ко второй половине августа (не позднее 19 числа). Данный случай стал поводом для обвинения, выдвинутого членом оффиции Кампаньи Барталомео Сантамброджио против Баптисты Джустиниани, который якобы тому потворствовал своими добрыми отношениями с семейством ди Гваско. На эти «домыслы» Баптиста ответил тем, что личности, возглавлявшие расследование о происшествии в Канаке — еврей Кокос и армянин Терсес с одной стороны и госпожа Катарина ди Гваско (dominam Caterinam de Goasco, вдова Антонио ди Гваско) с другой — были приняты «господином императором» (dominam imperatore — Менгли-Гиреем — В.М.) и добились во время аудиенции положительного результата (emolumentum) [Atti, 1879, VII, p. 418].

Тем не менее, данный эпизод (после получения в Генуе писем Христофоро ди Негро и Бартоломео Сантамброджио) был рассмотрен заново 19 июня 1475 г. протекторами Банка. Они приняли следующее решение: Баптиста Джустиниани Оливьеро, допустивший подобный конфликт, должен уплатить штраф в 2000 аспров Каффы. Обвинение по этому пункту должно было бы отмениться только после того, как из Каффы придут письменные подтверждения от еврея Кокоса, армянина Терсеса, госпожи Катерины ди Гваско и императора татар, заверенные массариями фактории [Atti, 1879, VII, doc. MCXXXVIII, p. 231—232]. Но к моменту заседания протекторов Банка Сан-Джорджо 19 июня 1475 г. Каффа уже около двух недель находилась в руках османов, Менгли-Гирей был арестован, а о судьбе остальных участников «процесса» можно только догадываться.

История средневековья полна эпизодов раздоров, постоянно вспыхивавших между феодалами, являвшимися зачастую вассалами одного сеньора: так, конфликт между консулом Солдайи и Гваско не означал, что те же Гваско полностью вышли из подчинения властей Каффы.

Вероятно, положение дел с Лустой в рассматриваемый период обстояло значительно сложнее, чем это представлялось ранее. Ее владелец мог быть местным феодалом, находившимся на службе(?) у генуэзцев. В то же время, он являлся и вассалом господ из Готии (Феодоро), обладая в районе города значительными земельными угодьями. Именно в таком ракурсе предлагал рассматривать эту проблему А.Л. Бертье-Делагард, определяя статус Дербиберди как «двуподданство» [Бертье-Делагард, 1918, с. 26]. К тому же, каноники Лусты и ее округи подчинялись митрополиту Готской епархии [Мыц, 1991в, с. 188—189]. Если учесть, что после 1441 г. источники не отмечают каких-либо военных столкновений между генуэзцами и феодоритами, то остается загадкой, как Луста перешла в подчинение последних. Тем более что в 60-х гг. XV в. генуэзцами активно ведутся строительные работы по укреплению обороны этого города, о чем убедительно свидетельствуют материалы археологических исследований.

Совершенно очевидно, что для решения вопроса о характере «двуподданства» владельцев Лусты в последней трети XV в., необходимо привлечение дополнительных источников, в том числе и сравнительного характера. Насколько и в какой степени они находились в зависимости от оффициалов Генуи (Банка Сан-Джорджо) и господ из Готии? В этом отношении определяющим, по-видимому, является эпизод с Бердибеком в 1460 г., судьба которого была решена ханом Хаджи-Гиреем после согласования с Кейхиби, но без какого-либо участия (кроме сочувствия) магистратов Каффы. Их власть, вероятно, ограничивалась здесь (в Лусте) пределами оборонительных стен города.

В данном отношении также показателен административный статус Копы. Временное (сезонное) управление в фактории осуществлялось совместно направляемым сюда консулом Каффы и местным адыгейским князем — господином Парсабеком владетелем Копарии (domino Parsabioch domino Coparij [Atti, 1874, VI, p. 883. doc. VXXXVIII, 1472, 15 decembre]). Сходной структурой организации административной власти обладал и Себастополис, принадлежавший Бендиано (domino Bendiano domino Sanastopolis [Atti, 1874, VI, p. 883]).

Еще более сложную систему кондоминантного владения представляла собой Матрега, располагавшаяся на адыгской территории. Однако ее правителем с одной стороны был Захария де Гизольфи (по происхождению полугенуэзец, полуадыг [Некрасов, 1990, с. 36—37]), а с другой — адыгские князья. К какому типу сеньории в XV в. относилась Луста, имеющиеся источники дать однозначное определение пока не позволяют.

На сегодняшний день мы обладаем сведениями только о двух владельцах Лусты второй половины XV в. Как уже отмечалось в предыдущей главе, в реляции, посланной 5 мая 1460 г. протекторам Банка Сан-Джорджо консулом Мартино Джустиниани, провизорами и массариями Бартоломео Джентиле и Лукой Сальваго, содержится краткий пассаж, повествующий о трагической судьбе сеньора Лусты Бердибека. Оказывается, Бердибек вел посреднические переговоры между Хаджи-Гиреем и адыгским князем Биберди, владельцем Кримука. Встреча должна была состояться в Воспоро, но Биберди в самый последний момент отказался в ней участвовать. Разгневанный хан на обратном пути приказал задержать близ Солхата Бердибека — брата господина Готии Кейхиби (Чейхиби?) — и, получив его согласие, предал Бердибека смерти.

В Лусте тогда находился один из сыновей покойного Бердибека (по-видимому, уже известный нам по более поздним источникам как Дербиберди) [Assini, 1999, p. 15]. Именно на его годы правления (1460—1475 гг.) и приходятся грандиозные по масштабам строительные работы в генуэзской Лусте. Нам неизвестно, где находилась резиденция данного правителя, в самом городе или где-либо за его пределами. Материалы археологических исследований не дают оснований даже для самых осторожных предположений, потому что в цитадели Лусты пока не выявлено строений, которые можно было бы интерпретировать как жилище феодального владетеля.

Следует также обратить внимание на отсутствие в генуэзских источниках, связанных с «Делом братьев Гваско», упоминаний о капитанах Готии. Находясь здесь, они, очевидно, должны были вмешаться в конфликт или участвовать в его урегулировании. Но, как отмечалось выше, срок полномочий Антонио Кальвини закончился 10 июля 1474 г., а его преемник Джагостино Каттанео получил в Генуе патент только 10 сентября, и поэтому он мог появиться в Каффе не ранее середины декабря. Таким образом, возникновение конфликтных ситуаций на восточной границе генуэзской Готии могло совпадать по времени с вакансией оффиции капитана Готии.

Примечания

1. Ранее мной высказывалось априорное предположение, будто верхний замок Чембало был освящен во имя св. Ильи [Мыц, 2002, с. 173]. Однако следует признать, что до сих пор нет никаких подтверждений данной гипотезы. Имеющиеся генуэзские документы до начала 70-х гг. XV в. называют только две крепости: св. Николая и св. Георгия.

2. Более подробно об этом сооружении см. приложение А.В. Иванова к отчету 2005 г. [Адаксина, Кирилко, Мыц, 2006, с. 58—76].

3. В Солдайе массарий Оберто Скварчиафико и оффициалы казначейства побывали в период между 20 сентября и 13 октября 1474 г. [Милицин, 1955, с. 81—82].

4. С.А. Милицин переводил furcas как «виселицы» (например, «<...> они установили виселицы в деревне Скути и позорные столбы в Тасили <...>» [Милицын, 1955, с. 91, док. XX] (impoxuerunt furchas in supradicto cazale Scute et berlinas in lo Tasili ab se ipsis) [Atti, 1879, VII, p. 319]. Однако furca — это орудие казни в виде вилообразного креста, а также колодка (рогатка), изготовленная в форме V или П, надевавшаяся провинившимся рабам на шею. Поэтому ни те, ни другие нельзя называть «виселицами».

5. В данном документе Антонио ди Гваско назван «покойным» (quondam), что и объясняет его отсутствие при разбирательстве дела, касающегося Андреоло, Теодоро и Деметрио. Но в своем сочинении «Путешествие в Тану» Иосафат Барбаро пишет: «<...> я хотел бы только рассказать о гибели Каффы, именно то, что я узнал от одного генуэзца, Антонио да Гваско (Antonio da Guasco), который там находился, затем бежал по морю в Грузию, а оттуда пришел в Персию как раз в то время, когда я там был <...>» [Барбаро, 1971, с. 129, 155, § 47]. Е.Ч. Скржинская в примечании к данному пассажу замечает: «Описание Барбаро "потери" или "гибели" Каффы (la perdida de Capha), взятой турками в июне 1475 г. (Tana, § 47—48), можно считать достоверным, так как рассказ о падении Каффы был передан ему по самым свежим впечатлениям человеком, спасшимся бегством из Каффы, где турки перебили всех христиан. Житель Каффы или ее окрестностей, из известного среди крымских генуэзцев рода Гваско, морем и через Грузию достиг Персии и там был принят в доме Барбаро в Тебризе, о чем Барбаро упомянул в своем "Путешествии в Персию"» (Persia, p. 63r) [Скржинская, 1971, с. 179, прим. 117]. Как в данном случае устранить противоречие двух источников? Либо среди членов семейства Гваско был еще один по имени Антонио (в изданных генуэзских документах 1474—1475 гг. он не упомянут), либо Иосафат Барбаро встречался с кем-то из сыновей Антонио (например, Андреоло), но запомнил (записал) только имя отца, что и привело к отмеченному выше казусу.

6. На совместное («смешанное») проживание татар и «канлюхов» в данной местности вполне определенно указывают латинские источники («<...> habere misclationes cum tartaris et participationem cum canluchis <...>» [Atti, 1879, VII, p. 411].