5.1.4. Фунская надпись 1459 г.

Одним из известных источников, способным пролить некоторый свет на неясность затронутой проблемы, является относительно новый эпиграфический памятник — посвятительная плита, датированная 1459 г.¹, которая сопровождается набором монограмм правителей Феодоро и «геральдическими» символами (рис. 263; 264) [Мыц, 1983, с. 9—10, рис. 30—38, 40, 41;1988, с. 104, рис. 5]. Несмотря на то, что эта находка была опубликована еще в 1988 г., ее смысловое содержание остается не до конца выясненным. Об этом свидетельствует разнообразие и спорность предложенных как мной, так и другими авторами интерпретаций [Мыц, 1988, с. 104; 1991в, с. 192; Сидоренко, 1993, с. 159; Chotzakoglou, 1995, p. 67, Abb. 13; Кирилко, 1999, с. 138, прим. 2; 2006, с. 154—157; Фадеева, 2000, с. 99—103; Байер, 2001, с. 3930397; Виноградов, Мыц, 2005, с. 273—281].

В 1982 г. при расчистке каменного завала, образовавшегося во второй половине XVI в. (дата определяется по находке монеты Сахиб-Гирея I — 1532—1550 гг.), перед входом в фунский донжон (на глубине 1,80—1,90 м от современной дневной поверхности и на расстоянии 1,20 м от стены), обнаружены обломки двух надгробий, изготовленных из нуммулитового известняка. Особый интерес представлял один памятник, расколовшийся при падении с высоты на три крупных стыкующихся между собой фрагмента.

Надгробие относится к типу «однорогих». Его вершина при установке в стену донжона оказалась специально грубооколотой (рис. 263: 2—4; 265; 266). Двускатные грани покрыты врезным орнаментом из шести «розеток» и шести «плетенок», выполненных двойной линией. Внутренние части розеток заполнены геометрическими фигурами в виде «коптского глазка», «ромба» и «сегментов». Орнаментированные плоскости надгробия по краям обрамляет однолинейная плетенка. На одной из боковых граней основания вырезан круглый знак диаметром 3—3,2 см, принадлежавший, вероятно, мастеру-изготовителю. Аналогии подобных меток мне неизвестны, хотя по форме знак напоминает клейма, ставившиеся на амфорах в XIII—XIV вв. [Волков, 1989, с. 85—98, рис. 14].

Рис. 263. Надпись 1459 г. из раскопок замка у селения Фуна: 1 — прорисовка надписи; 2 — вид сверху на надгробие, основание которого использовалось для надписи; 3 — вид сбоку; 4 — проекция (торец) с отбитым «рогом» и нишей; 5 — метка мастера, изготовившего надгробие (?); 6 — торец

Длина надгробия составляет 1,88—1,90 м, ширина — 0,58—0,62 м, высота — 0,57—0,61 м. На нижней части надгробия толщиной 0,165 м, являвшейся основанием, при вторичном использовании в технике champlevé вырезана греческая надпись, размещенная в прямоугольной раме размером 1,87 (1,89)×0,575 (0,59) м и композиционно разделенная на две части — верхнюю и нижнюю.

Верхняя часть шириной 0,22 м делится на пять равных прямоугольников, в центре которых расположены круглые медальоны диаметром 0,20—0,21 м, имитирующие «геральдические щиты». Пространство между разделяющими вертикальными прямыми и медальонами заполнено стилизованными и симметричными изображениями виноградной лозы, выполненными в рельефе. Причем ни в одном случае рисунок побегов, наделенный индивидуальными чертами, не повторяется (более подробное описание памятника см. [Кирилко, 2006, с. 155]).

В первом медальоне вырезан «процветший» равносторонний крест. По его сторонам размещены буквы ΙϹ/ΧϹ ΝΙ/ΚΑ, т. е представляет традиционную тетраграмму с христианской формулой Ίησους Χ(ριστό)ς νικά («Иисус Христос побеждает»). В крайнем правом (от наблюдателя) медальоне помещено изображение двуглавого коронованного орла константинопольских императоров Палеологов². Во втором, третьем и четвертом заключены монограммы представителей правящего в это время в Феодоро рода³. Если во втором достаточно уверенно читается имя «Алексей» (Άλέξιος), а в четвертом (рис. 263: 1) «Александр» (Ἀλέξανδρος), то раскрытие имени в среднем (третьем) медальоне вызвало значительные затруднения. Например, первоначально мной было предложено читать имя как «Ахмет», «Ахмат» (Ἀχματος, Ἀχμετος), якобы являвшееся вторым («татарским») именем Улубея (Олобея = Олобо) [Мыц, 1991 в, с. 192].

Рис. 264. Посвятительная надпись 19 июля 1459 г. донжона замка у селения Фуны

В.А. Сидоренко высказался за то, что данная монограмма содержит имя хана Хаджи-Гирея, в вассальной зависимости от которого находились Алексей I (Старший) и Александр. Как и в случае с херсонесской плитой, он утверждает, что все «три титула в монограммах сопровождают сокращение имени деспот» [Сидоренко, 1993, с. 159].

Думаю, следует признать справедливость критических замечаний, и в первую очередь в мой адрес, высказанных по этому поводу В.П. Кирилко, полагающего, что «для образующих данную монограмму букв (М, А, Х, Л или Д)... более естественной и приемлемой является их трансформация в имя Μάλχος, Μάλαχιος, не менее вероятно имя Михаил — Μηχαηλ, чем Άτζίκεριες» [Кирилко, 1999, с. 138, прим. 2; 2006, с. 155].

Относительно недавно Х.-Ф. Байером была предложена оригинальная, но не бесспорная трактовка монограмм фунской надписи. Например, он полагает, что «Медальон с крестом следует рассматривать вместе с Малицким, как генуэзский герб» [Байер, 2001, с. 394]. Однако различия герба Генуи на надписи 1427 г. и плите 1459 г. из замка Фуны, где в основании равноконечного креста помещены «животворящие побеги», а по сторонам его ветвей тетраграмма «Иисус Христос побеждает», очевидны. По канонам формальной геральдики символика первого медальона занимает главную (определяющую) позицию, но ее семантика, ввиду отсутствия сравнительных материалов, не ясна⁴.

Рис. 265. Верхняя часть надгробия, украшенная врезным орнаментом: 1 — двускатные грани с орнаментом; 2 — следы отбивки вершины надгробия

Также сомнительно предположение Х.-Ф. Байера, который определяет круг в середине монограммы как указание титула Алексея (Младшего) — «Олобей», потому что все остальные монограммы также компонуются с использованием «круга». Получается, что в 1459 г. в Феодоро правили три (?) аутента с титулом «Олобей»: Алексей, Исаак (по Байеру) и Александр? [Байер, 2001, с. 396]. Как уже было показано, «Олобо», «Олоби», «Олобей» — имя среднего сына Алексея I (Старшего) — впервые встречается в 1434 г., когда он получил право престолонаследия [Agosto, 1977, p. 515; Мыц, 2000, с. 344]. Поэтому нет никаких оснований использовать его в качестве «титула» Алексея (Младшего), Исаака и Александра.

Не более убедительно выглядит у Х.-Ф. Байера и попытка интерпретации второй монограммы как имени «Саих» (ΣΑΗΧ), тождественного «Исааку» (Saichus, Saicus), правившему Готией в 1465(?)—1475 гг. [Байер, 2001, с. 396—397]. В этом случае исследователь не дает объяснений причин столь очевидной разницы между монограммой Исаака на херсонесской плите и монограммой на поливных чашах из раскопок Мангупского дворца, где она представлена в виде букв ΙϹΑΑΚ и фунской ΣΑΗΧ.

К сожалению, до настоящего времени в истории правящей в XV в. на Мангупе фамилии остается множество невосполняемых пробелов, поэтому исследователям приходится оперировать недостаточным количеством достоверных, проверяемых другими фактами, источников. При таком подходе ошибки неизбежны. Тем не менее, следует отметить, что кроме четырех букв, верно указанных Х.-Ф. Байером, средняя монограмма содержит еще одну, расположенную в самом низу — треугольник, пересекающий круг. Он может являться дельтой, альфой или, что менее вероятно, лямбдой. Невольно напрашивается прочтение зашифрованного имени как НСААС(?), т. е. Исаак. Несмотря на несовпадения с формами букв в вышеуказанных монограммах Исаака, расположение букв здесь аналогичное.

Рис. 266. Надгробие, основание которого использовалось для надписи 19 июля 1459 г.: 1 — вид сбоку; 2 — детали орнамента

Ниже «геральдического» ряда помещена четырехстрочная греческая надпись со значительными утратами, произошедшими из-за процесса эрозии материала (мшанкового известняка), поэтому в ней местами полностью читаются только отдельные слова.

Х.-Ф. Байер — единственный из исследователей, взявший на себя смелость перевода некоторых читаемых частей надписи, но для этого он, к сожалению, использовал некачественную перерисовку, помещенную в моей статье издательством [Мыц, 1988, с. 105, рис. 5]. Именно это обстоятельство ввело его в заблуждение по поводу наличия в тексте надписи «еврейских» букв в финальной фразе, реконструируемой им φωτίσας τούς Ἰούτους Χριστϵ́) Λόγϵ «просветив (крестив) иудеев, Христе Слово» [Байер, 2001, с. 395]. Вероятнее всего, здесь читается φώτισας τού? αἴτους Χριστϵ̀ Λόγϵ («...чьих жителей (?) просветил Ты, Христе Слово»). Поэтому его заключение о том, что «группа иудеев, приведенная одним из них, пришла в Фуну и приняла крещение, все вместе в один день» [Байер, 2001, с. 395], не имеет под собой каких-либо оснований.

Попытка Х.-Ф. Баейра определить точный день месяца также связана с ошибочным изображением в прорисовке (на опубликованной фотографии это видно точно [Мыц, 1988, фото 5]) окончания слова Ἰουλλ(ίου) — «Июля», которое он принимает за ις (16) или ιζ (17), в то время как здесь изображено «ιθ» (19), далеко отстоящее от остальных букв слова.

А.Ю. Виноградов предварительно восстанавливает текст фунской надписи 1459 г. следующим образом:

+[............τρ]ιάδος καὶ τρηα[σ]θενὴς πήργος μέγιστος, | ἐξ ὀσφύος γενναι̑ος ἅμα καὶ χρηστός, | ἐκ προγόνων λαμπρω̑ν ὡς λαμπρός της, | τόν πύργον οἰκοδομήσας ε.γ.] πολύ φήλον | δ[ή]μοις, π[ά]ντας ἀγαλήαξεν, καὶ φα[ι]δ[ρ]όν | τῃ̑ ἠδέᾳ κοσμήσας αὐτόν καλ[λ]ισμω̑ν, | πα̑ν, ὃ τὼ ἴσον̀ προθυμίᾳ καλ̀έο, |
.......] τυχῃ̑ ὀνηθὲν ποικίλον | κατὰ κάλυκας ἐς αὐτου̑ παρουσίαν, | λαμπρόν ἐκ λαμπρου̑ τερατούργημα θει̑ον, | οὑ̑ καὶ φώτισας τοὺς αἴτους. Χριστὲ Λόγε. |
Ἰουλλ(ίου) ιθ̓, ςϠξζ̀.
Крит. апп.: С. 1: ... ἐξ ... ἐκ ... πογήφι ... Bay; С. 2:... Αλμισήφι ... Bay; С. 3: ... Αλμησος ... φωτ...σας τοὺς Ἰούτους, Χριστὲ Λόγε Bay; C. 4: Ι. ις́ (vel ιζ̀) ςϠξζ̀ Bay.

Перевод:

«Такой-то,... слуга (?) Троицы и трисильная башня великая, от чресел благородный и благой, от блистательных предков сам блистательный, построив башню (?) весьма приятной людям, всех обрадовал, и украсив ее сиятельно видом красот, — все, что я равным рвению назову,... принесла бы она разнообразную пользу под своей кровлей его пребыванию здесь — построенное блистательным мужем, блистательное и божественное чудо, чьих граждан (?) просветил Ты, Христе Слове. 19 июля 6967 года».

Таким образом, данный памятник представляет собой одновременно и строительную надпись, и поэтический текст. Для нанесения текста было использовано богато декорированное анэпиграфное однорогое надгробие второй половины XIV — начала XV вв. На его нижней стороне вырезана надпись в традиционном для феодоритской эпиграфики XV в. оформлении: орнаментальная полоса с двумя «гербами» и тремя монограммами сверху, шрифт в виде выпуклой вязи, линейки между строками [ср. Латышев, 1896, № 9, 45; 1918, с. 19—20, № 2; Лепер, 1913, с. 78, № 6].

По заключению А.Ю. Виноградова, основной текст состоит из 12 додекасиллабических (двенадцатисложных) строчек, расположенных по 4 в трех строках надписи. Такая компоновка текста не является случайной, а соответствует делению эпиграммы по смыслу на три строфы (см. ниже). Стихотворный размер — стандартный шестистопный тонический ямб, которым написано большинство поэтических произведений поздневизантийской литературы. Хвалебная эпиграмма — одно из обычных его назначений.

Наибольшие утраты поверхность камня понесла в своей левой части: не читается начало ни одной из трех строк надписи. От первой строчки эпиграммы остался только конец — ΑΔΟΣ, что можно интерпретировать как [τρι]άδος «Троицы» — слово, характерное для начала поэтических произведений, в контексте типа «слуга Троицы». Во второй строчке герой эпиграммы сравнивается с «трисильной башней великой» (слово πύργος по-гречески имеет мужской род и подходит для описания героя; этот образ обретает особое звучание в контексте второй строфы), а строчки 3—4 прославляют его знатное происхождение. Таким образом, первая строфа посвящена восхвалению некоего знатного лица.

От пятой строчки сохранился конец — πολυ φίλον «весьма любезный», — выражение, характеризующее название постройки, стоявшее в аккузативе (строчка 7 показывает, что оно было мужского рода). Археологический контекст находки (слой разрушения у стен донжона) заставляет предполагать здесь слово τὸν πύργον — «башня», — восстанавливаемое и в феодоритской строительной надписи 1425 г. [Лепер, 1913, с. 78, № 6]. Строчки 6 и 7 прославляют постройку, называя ее «приятной людям» и «украшенной видом красот». Связь этого отрывка с предыдущим обеспечивается параллельной концовкой строк: φίλον — φαιδρόν. Строчка 8 приравнивает красоту постройки к рвению ее ктитора.

В начале третьей строфы утрачены только две стопы, где должно стоять, скорее всего, еще одно обозначение здания, которое должно, как следует из строчек 9 и 10, благодаря своим красотам, принести разнообразную пользу своему строителю. Строчка 11 — новый хвалебный эпитет постройки. В ней должен обитать некто (по-видимому, владелец и его близкие), как явствует из строчки 12, обращения к Христу-Слову. Таким образом, третья строфа с ее традиционным пожеланием благополучия и финальным обращением к Христу завершает хвалебную эпиграмму знатному ктитору и его блистательной постройке.

Из поэтизмов текста А.Ю. Виноградов отмечает формы глагола без приращения: ἀγαλήαξεν, φώτισας. Не везде автор соблюдает законы додекасилабической метрики: в строчках 2, 4, 6 и 7 ударение стоит не на предпоследнем слоге. Из феодоритской поэзии нам до этого времени были известны лишь стихи Иоанна Евгеника на смерть сына Иоанна и Марии, внука Алексея I (Старшего) — Алексея. Однако учитывая, что Иоанн Евгеник в это время находился на Пелопонессе, сомнительно предположение о том, что он мог быть автором фунской эпиграммы.

В четвертой строке по центру надписи помещена очень краткая датировка — 19 июля 6967 г. (от сотворения мира), т. е. 1459 г. по Р.Х. Удлинение строки 4, врезанной в рамку, было бы чревато нарушением общего облика памятника, где тексту отведены три длинные строки. Наличие даты заставляет нас считать фунский камень строительной надписью в полном смысле этого слова, а не просто хвалебной эпиграммой, не нуждающейся ни в какой датировке.

Примечания

1. Частично материалы раздела представлены в статье «Фунская надпись 1459 г.», опубликованной автором совместно с А.Ю. Виноградовым [Виноградов, Мыц, 2005, с. 273—281, рис. 1].

2. Единственным исследователем, высказавшим сомнение по этому поводу, является Х. Хотцакоглу [Chotzakoglou, 1997, p. 67].

3. Обращает на себя внимание ее отличие от весьма близкой по времени херсонесской надписи, состоящее не только в форме «геральдических» щитов и выполненного резчиком геометрического их обрамления, сколько в отсутствии еще как минимум двух «геральдических» символов, в которых должен быть помещен двуглавый орел и «процветший крест». Из опубликованного П.С. Палласом рисунка трудно понять, имела ли плита обломы по бокам (из-за этого и отсутствуют два щита?) и снизу, где должен был помещаться основной текст, или же представляла собой прямоугольный блок с ровными гранями. Относительно этого можно строить только предположения. Если полностью доверять точности воспроизведения, то, по-видимому, данный лапидарный памятник состоял из нескольких подобранных мраморных (?) плит, установленных в специальной нише на стене какого-то крепостного (?) сооружения (ворот или башни), возведенного в Херсонесе. Если наше предположение верно, то утрата недостающих частей произошла при разборке (обрушении) здания, из завала которого и был извлечен в конце XVIII в. опубликованный П.С. Палласом фрагмент.

4. Только в качестве шаткой гипотезы можно высказать предположение, что владетели Феодоро после 1453 г., символически признавая своим сюзереном хана Хаджи-Гирея, отказывались признать в качестве сюзерена прибрежной Готии Банк Сан-Джорджо. В это время они начинают использовать близкую по композиции, но новую по содержанию «геральдическую» символику (процветший крест с тетраграммой).