Крымско-готский язык после османского завоевания Крыма: продолжение процесса тюркизации

Несколько выше мы говорили о процессе культурной и лингвистической тюркизации крымских готов, который начался, согласно свидетельству Георгия Пахимера, в конце XIII века. Этот процесс, усилившийся в XIV—XV веках в связи с политической зависимостью Феодоро и генуэзских городов от крымских татар, стал еще более заметен после османского завоевания Крыма в 1475 году. Как известно, по договору 1478 года, заключенному султаном Мехмедом II и крымским ханом Менгли Гиреем, территория полуострова была поделена на две части: Османский Крым и Крымское ханство. При этом турки взяли себе наиболее выгодные земли, тянущиеся вдоль побережья Черного моря от Керчи до Сарыкермана (северная сторона современного Севастополя). Османские владения в Крыму принадлежали Каффинскому эйялету (т.е. области), поделенному на несколько судебных округов-кадылыков. Таким образом, крымские готы и аланы, проживавшие преимущественно на территории балаклавского, мангупского и судакского кадылыков, фактически стали жителями Османской империи. Тем не менее, границы между двумя союзными государствами, Османской империей и Крымским ханством, были достаточно прозрачными, и крымские готы продолжали тесно общаться не только с турками, но и с татарами. Об этом красноречиво свидетельствуют несколько источников XVI—XVII веков.

Одно из свидетельств о языковой тюркизации готов было оставлено около 1520 года немецким гуманистом и географом Якобом Циглером (1470/71—1549). В работе «Сочинение баварца Якоба Циглера из Ландау против злословия Якоба Стуники о германцах», написанной в Базеле в апреле 1523 года, ученый предоставил следующую информацию: «И ныне на Таврическом полуострове многие тысячи отцов [семейств] пользуются вне дома греческим и татарским языком, а дома немецким»¹.

Якоб Циглер (1470/71—1549). Портрет кисти В. Хубера

По мнению Рихарда Лёве, Циглер мог получить информацию об образе жизни крымских готов в период ранее 1521 года от венгерского немца, побывавшего в Крыму. Источник подчеркивал, что именно «отцы семейств» говорили дома по-готски, а с чужестранцами по-гречески и по-татарски. Согласно Лёве, этот факт свидетельствовал о том, что женщины и дети говорили только по-готски. Здесь же можно четко видеть дальнейшее формирование явления «готской триглоссии», о котором мы уже говорили выше. Напомним, что применительно к готам триглоссия (трилингвизм) обозначала владение греческим и татарским как языками межнационального общения и готским — как внутриобщинным языком бытового и семейного общения. Впрочем, как мы увидим из свидетельства Бусбека, далеко не все готы были трилингвальны.

Может ли целый народ или значительная часть его представителей быть трилингвальными? — спросите вы. История знает достаточно много подобных примеров. Так, приблизительно в это же время в Османской империи проживали евреи-раввинисты, говорившие на ладино или идише внутри общины, по-турецки — с власть имущими, и совершавшие богослужения на древнееврейском. Караимы Галиции, Волыни и Литвы использовали тюркский (кыпчакский) караимский язык в качестве внутриобщинного, польский или украинский (русинский) — для общения со славянским окружением, а древнееврейский — как «лешон а-кодеш» («святой язык»). Кроме того, некоторые из них знали идиш, служивший им языком общения с проживавшими по соседству евреями-раввинистами. Трилингвальными были и проживавшие в Подолии армяне, владевшие тюркским армяно-кыпчакским языком, польским и собственно армянским. Подобных примеров трилингвальности достаточно много. В Крыму большое количество народов было билингвально. В зависимости от того, о каком времени мы говорим, татарский или греческий часто использовались крымскими этносами для межнационального общения, в то время как родные языки (например, армянский, итальянский, лазский, аланский, древнееврейский и пр.) выполняли внутриобщинно-бытовые или религиозные функции.

Фунская надпись 1459 года в экспозиции Центрального музея Тавриды

Чрезвычайно важно осознать тот факт, что крымско-готский, видимо, с самого начала был бесписьменным языком, т. е. не фиксировался в письменных источниках. Вполне возможно, что первые готские переселенцы могли знать готский алфавит Вульфилы. Тем не менее, об этом молчат практически все источники, за исключением отнюдь не бесспорного сообщения «Жития Константина Философа» и позднего и недостоверного свидетельства Скалигера. Для письменной фиксации документов или надписей готы, вероятно, использовали греческий, в то время как готский оставался у них бесписьменным языком преимущественно внутриобщинного использования. Возможно ли сохранение языка в бесписьменном виде на протяжении столь долгого периода, с конца III века н. э. до конца XVIII века? Подобное явление, хоть и вполне вероятно, в истории встречается довольно редко. Так, в качестве бесписьменного сохраняли свой язык жители Нормандии — бретонцы. В течение очень длительного времени не было письменности у таких балтоязычных народов, как пруссы, латгалы и жемайты. Если говорить о Крыме, то, несмотря на длительное проживание там скифов, сарматов, аланов, черкесов и лазов, до нас не дошло ни одного памятника письменности этих народов — прежде всего по причине отсутствия у них письменности; венгерские аланы (ясы) также обходились без письма как минимум до середины XVI века. Уникальность крымско-готского случая состоит в том, что готы сохраняли свой бесписьменный язык исключительно долго, как минимум до второй половины XVI, а быть может, и до второй половины XVIII века.

Крепость Фуна — самое восточное укрепление княжества Феодоро

О лингвистической ситуации в крымско-готской общине нам повествует сообщение, оставленное немецким историком и теологом Георгом Торкватом (Georgius Torquatus; 1513—1575) около 1560 года. По мнению Лёве, сообщение Торквата основано на другом свидетельстве, оставленном неизвестным путешественником, лично посетившим Крым. Торкват писал:

В горах Таврического полуострова до Боспора, недалеко от Константинополя и в Азии в сторону севера вблизи Армении, [готы] дома между собой пользуются национальным, то есть германским языком, весьма похожим на саксонское наречие; вне дома и с другими [народами] — либо греческим, либо татарским, или венгерским^*, как нам [об этом] известно из истории Фридриха Барбароссы и из рассказа Пиркхаймера Нюрнбергского².

В этом рассказе мы видим еще одно красноречивое подтверждение того, что готы продолжали говорить на родном языке внутри общины, общаясь с представителями других этносов либо на греческим, либо на татарском. Данное свидетельство находит подтверждение в самом ярком источнике, т.н. «четвертом турецком письме» Ожье Бусбека, который предоставил нам не только дополнительные сведения о характере крымско-готского наречия, но и собрал его образцы. Об этом — наша следующая глава.

Примечания

*. Лёве, на наш взгляд, совершенно справедливо считает, что «венгерский» выступает здесь не как самостоятельный язык, а как синоним для обозначения татарского языка.

1. Цитирую по Loewe R. Jakob Ziegler ueber die Krimgoten // Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur. 1901. Band 26. S. 562.

2. Цитирую по Loewe. S. 47; Stearns. P. 9.