Духовная жизнь и выдающиеся деятели

Несмотря на изрядную удаленность от центров еврейской мысли, крымская раввинистическая община могла гордиться своими достижениями и на интеллектуальном поприще. На духовную жизнь крымских евреев того времени значительное влияние оказывали евреи-эмигранты из Италии, привозившие с собой рукописи европейских еврейских ученых с последними достижениями еврейской философской мысли. Самым ранним мыслителем крымского происхождения^* был Авраам Къырыми (т. е. «из [города] Крыма», или же «Крымский»), автор блестящего теологического трактата Сфат а-эмет («Язык истины»)¹. Из краткого предисловия к этой работе явствует, что автор родился в городе Къырыме (отсюда его прозвище «Къырыми») в 1358 году^**. Свой теологический труд Авраам написал по просьбе ученика, молодого и, несомненно, богатого караима Езекии (Хизкияу), сына наси (вельможи) Эльханана. Сильное влияние на формирование мировоззрения Авраама оказал почти забытый ныне итальянский ученый Шемария бен Элияу Икрити и знаменитые испанские авторы Авраам ибн Эзра и Моше бен Маймон (Маймонид). А. Фиркович и некоторые современные исследователи предполагают, что Авраам был рожден в караимской общине, а потом перешел в раввинистический иудаизм².

Авраама Крымского отличает удивительный для провинциального автора холодный рационалистический подход к интерпретации Библии. С. Цинберг, детально проанализировавший труд Авраама Крымского, писал: «Не ищите у Крымского поэтического пафоса, порыва страсти, полета фантазии — он признает только трезвую логику, холодно-ясную аналитическую мысль». Будучи глубоко верующим иудеем, Авраам Крымский, при всем этом за библейскими событиями и чудесами пытался видеть природные или физические явления. Несмотря на столь необычное для того времени мировоззрение, Авраам был религиозным главой своей общины и пользовался глубочайшим уважением. Даже через столетие после смерти, в XV веке, его имя упоминалось в крымских еврейских общинах при поминальных молитвах третьим в списке, сразу после имен знаменитых еврейских экзегетов^*** Моисея Маймонида и Авраама ибн Эзры. К сожалению, из его ценнейшего труда до сих пор было опубликовано только предисловие, полная же рукопись, найденная, nota bene, не кем иным, как Авраамом Фирковичем, до сих пор хранится в Санкт-Петербурге³.

В том же XIV веке в Крыму, в городе Каффе, появляется и первый еврейский поэт, которого можно считать вообще первым уроженцем Крыма, писавшим литературные произведения. Звали этого крымско-еврейского литератора Эльяким. Из его биографии нам известно только то, что он жил в Каффе во второй половине XIV — начале XV века и был зятем уже упоминавшегося выше экзегета Авраама Къырыми из Солхата⁴. Писал он, строго говоря, не светскую, но религиозную поэзию, так называемые пийютим. Нам известно 17 стихотворений этого автора на иврите, часть из которых вошла в стандартные крымчакские молитвенники. Некоторые из стихотворений Эльякима вошли не только в местные раббанитские, но и, как это ни парадоксально, караимские молитвенники — столь велик был авторитет и талант автора, а также близость между двумя этими общинами⁵.

Моше бен Яаков (Моисей сын Иакова; 1440 или 1448 — около 1520 гг.) известен в литературе под несколькими именами и прозвищами. Наиболее распространенными из них являются Моше а-Голе́ («Изгнанник»), Ашкенази («Европеец»), а-Руси («Русский») или «Моше Киевский II» (чтобы отличить его от киевского еврейского автора Моше бен Яакова XII века). Моше «Изгнанник» — не крымский уроженец, но поневоле вынужден был провести здесь последние годы своей жизни, и поэтому его имя всегда неизбежно связывается с Крымом. Рожденный в 1440 или 1448 году в Шадове (современная Шедува в Литве) или в Турове (недалеко от Киева)^****, Моше известен как средневековый еврейский ученый-талмудист, каббалист, комментатор Библии, автор стихов, а также реформатор крымского еврейства. Большую часть своей жизни (а точнее своего «докрымского» периода) Моше провел в путешествиях, проповедях и общении с еврейскими учеными разных стран. Именно за образ жизни странствующего маггида (ивр. «проповедник») он, по-видимому, и получил прозвище «Изгнанник» (по другой версии, Моше получил это прозвище как один из киевских изгнанников 1495 года). Уже в начале 70-х годов XV века, когда ему было немногим больше 30-ти лет, у Моше были свои ученики. Во время путешествия в Стамбул в конце 70-х — начале 80-х годов XV века он познакомился с местной раббанитской и караимской общиной, а также изучал караимскую литературу. По словам самого Моше, в Стамбуле он среди прочего изучал астрономию у караимского ученого Элияу Башьячи и у еврея-раввиниста Авраама а-Царфати, на дочери которого он женился.

Евреи в талитах во время молитвы (из альбома Э. де Вильнёва)

Вскоре после этого он поселяется в Киеве^5*, где пишет полемические заметки (ивр. асагот, дословно «возражения») на полях трактата Ган Эден (ивр. «Эдемский сад»), сочиненного крупнейшим византийским философом Аароном из Никомедии. Во время нападения на Киев в 1482 году крымские татары угоняют в плен детей Моше и многих других жителей Киева (как евреев, так и славян). Похищена была и рукопись с его полемическими заметками. После этого события Моше отправляется в долгую поездку по территории Литвы и Польши с целью собрать пожертвования, необходимые для выкупа из неволи детей. Во время поездки он посещает города Луцк и Троки, где полемизирует с местными караимами, рассказывая им среди прочего о своем критическом труде, направленном против Аарона Никомедийского. Караимские общины Польши приходят по этому поводу в бурное волнение и всячески пытаются найти сочинение Моше бен Яакова. Вскоре трокский караим Иосиф бен Мордехай Малиновский едет в Каффу, где узнает, что один из местных караимов приобрел рукопись полемического труда Моше а-Голе на рынке города (по-видимому, у татарских торговцев) за 20 серебряных монет. Малиновский переписывает замечания Моше и везет их в Константинополь, где дальнейшие следы этого полемического трактата теряются. Таким образом, нам по-прежнему остается только гадать, чем же именно так возмутили караимов возражения киевского ученого⁶.

Между 1482 и 1495 годами Моше пишет сочинение о грамматике иврита Сэфер а-дикдук («Книга грамматики») и календарный трактат Йесод а-иббур («Основа календарного интерполирования»). В 1495 году вместе с другими еврейскими изгнанниками Моше был вынужден покинуть столь полюбившийся ему Киев. Как мы упоминали, в этому году литовский князь Александр изгоняет евреев из своих владений, разрешив им вернуться в страну лишь в 1503 году.

В Крым Моше попадает не по своей воле, а в качестве раба, захваченного в результате татарского набега на город Лида (современная Беларусь). По его собственным словам, он был схвачен татарами в синагоге, в четверг 17 таммуза 1506 года. Татары привозят его на невольничий рынок в Солхате, где, по некоторым сообщениям, он встречает своих детей, все еще продолжавших томиться в татарской неволе. И хотя Моше прославился своей часто язвительной полемикой с караимскими учеными, его авторитет как ученого был столь велик, что из плена он и его дети были выкуплены совместными усилиями раббанитской и караимской общин (об этом пишет сам Моше в конце книги «Оцар Нехмад»). Несмотря на то что в Крым Моше попал как пленник, в известной степени именно это событие определило дальнейший ход его жизни. Именно в Крыму он завершил некоторые из своих сочинений и заслужил уважение и почет своей деятельностью. Оставшись в Крыму, Моше жил в Солхате и Каффе, посвятив остаток жизни объединению разрозненных раббанитских общин крымского полуострова.

Именно здесь он получил возможность свободно заниматься теологическими исследованиями. По его словам, в Крыму Моше нашел фантастическое собрание рукописных еврейских книг, значительно большее, чем в Литве или Киевской Руси: «здесь обнаружил я страсть души моей, многочисленные и почтенные рукописные книги; не видел я подобных им на родине и воспользовался ими...»⁷. Данное сообщение помогает понять, почему именно в Крыму в XIX веке Авраамом Фирковичем было собрано крупнейшее собрание рукописных еврейских книг в Европе. Как явствует из сообщения Моше а-Голе, уже в начале XVI века в Крыму с легкостью можно было найти редкие книги раббанитских и караимских авторов, привезенные в Крым еще в доосманскую эпоху эмигрантами из Византии, Персии, Италии и Испании. Не приходится сомневаться, что к XIX веку, несколько столетий спустя, подобных книг и рукописей в Крыму накопилось гораздо больше.

Евпатория: в этом доме в 1908 — 1930 гг. находился молитвенный дом крымчаков

В годы скитаний Моше пишет на иврите книгу Оцар Нехмад («Многогранное сокровище», комментарий к сочинению Авраама ибн Эзры), а также каббалистические сочинения Оцар а-Шем («Сокровищница Господня»), Сэфирот элионот («Высшие сферы») и Ша'арей цедек («Врата справедливости»). Особенно известен его каббалистический трактат Шушан содот («Лилия тайн», или, если принять во внимание цифровое значение слова шушан, — «656 тайн»). Своей задачей Моше поставил «раскрывать жителям вселенной ярким светом все тайны, глубоко спрятанные в сочинениях древних». Книга заключает в себе разъяснение 656 тайн мироздания и комментарий к знаменитой Сэфер Йецира («Книге творения»), создание которой каббалисты приписывали самому патриарху Аврааму. Начал книгу Моше еще в 1495 году, а завершил в Крыму в 1511-м. Там же, по словам Давида Лехно, Моше начал составлять «Молитвенник ритуала Каффы» (ивр. Махзор минхаг Кафа), позднее завершенный самим Лехно. Формируя его из разных элементов и традиций разных общин, Моше заложил основной принцип существования Каффинского раббанитского ритуала: в отличие от нусахов (традиций) других общин, которые оставались неизменными в течение длительного времени, в каффинский ритуал продолжали добавляться дополнительные элементы по мере появления новых эмигрантов из других еврейских общин.

Не очень понятно, правда, действительно ли Моше начал работать над составлением этого молитвенника: об этом пишет только Давид Лехно, который вполне мог приписать составление Махзор минхаг Кафа Моше а-Голе, дабы придать больший вес своей редакции этого махзора, созданной им в XVIII веке (см. ниже аргументацию Д. Шапира). Так или иначе, доподлинно известно, что Моше примирил друг с другом жившие в Крыму в начале XVI века различные еврейские землячества и ввел 18 религиозных постановлений, регулировавших жизнь общины. Умирает Моше в довольно почтенном возрасте, около 1520 года. Авторитет ученого был так велик, что и в XIX веке его сочинения читались и переписывались не только крымчаками, но и караимами⁸ и евреями-ашкеназами.

Суммируя, скажу, что Моше бен Яаков а-Голе навеки вписал свое имя в анналы крымско-еврейской истории, так как он был первым евреем с территории Киевской Руси и Крыма, который:

• занимался каббалой и написал несколько каббалистических трудов;
• писал религиозную поэзию испанско-арабским размером;
• полемизировал с караимами.

Кроме того, именно он объединил разрозненные еврейские землячества Каффы и Солхата в единое целое⁹.

Выше нами упоминалось, что после 1475 года евреи-раввинисты начинают играть менее значительную роль в жизни Крыма, уступив это место более влиятельной и динамичной караимской общине. Однако и после 1475 года среди местных евреев-раввинистов встречались влиятельные сановники, богатые купцы и высокообразованные люди. Об этом говорит, например, тот факт, что в молитвенник Махзор минхаг Кафа были включены стихи нескольких местных поэтов, в частности уже упоминавшегося выше Эльякима из Кафы и Моше Мевораха, его сына Иосифа Мевораха и Исаака Хандали. Об этих трех крымско-еврейских поэтах известно чрезвычайно мало. Ш. Бернштейн предполагал, что Моше Меворах жил еще во второй половине XV — начале XVI века. Тем не менее известно, что учитель Торы, раввинист Иосиф бен Моше Меворах, жил в XVII веке и был похоронен на караимском кладбище Чуфут-Кале в 1669 году¹⁰. Поэтому представляется весьма возможным, что Моше Меворах, который, скорее всего, являлся его отцом, жил не в XVI веке, а в XVII¹¹.

Одним из последних интеллектуалов крымско-раббанитской общины перед присоединением Крыма к России был Давид бен Элиэзер Лехно (умер в 1735 г.). Имя автора (Ле́хно или Ляхно, т. е. «поляк») указывает на то, что он сам или его предки переселились в Крым с территории Польши. Его биография почти не известна. После резни во время восстания Хмельницкого в 1648 году многие из польских евреев были вынуждены покинуть насиженные места и искать счастья в других, более спокойных регионах. Одним из таких мест, конечно же был Крым, где евреи не подвергались преследованиям и где им разрешалось заниматься торговой деятельностью (ситуация изменится лишь в XVIII веке в связи с ухудшением экономической ситуации как в Крымском ханстве, так и в Османской империи). Из заметок Фирковича явствует, что Лехно приехал с двумя детьми из Польши, очевидно, в конце XVII века¹². Тот факт, что Лехно приехал из Польши, мог бы объяснить и его поразительную (для провинциальной карасубазарской общины) образованность, знание языков, знакомство с польско-еврейской литературой и увлечение Каббалой. Тем не менее ему, пришельцу — ляху, удалось прекрасно интегрироваться в местную общину и в совершенстве выучить татарский язык. Только этим можно объяснить прекрасную осведомленность Лехно о внутрикрымских событиях конца XVII — начала XVIII века.

С конца XVII века и вплоть до своей смерти Лехно жил в Карасубазаре, по-видимому, выполняя функции религиозного главы местной общины, а также являясь переписчиком и составителем многочисленных писем, написанных от имени общины и посланных самым различным адресатам. Безусловно, Лехно вращался среди татарских сановников и караимов, хорошо знал состояние экономических и политических дел Крымского ханства. Возможно, что у него был доступ и к сочинениям татарских хронистов того времени или достоверным устным источникам, из которых он черпал информацию для своих исторических сочинений. Он был чрезвычайно начитан в еврейской литературе того времени. Так, в одном из своих сочинений он ссылается на хронику Натана Ганновера о еврейской резне времен Хмельницкого¹³. Не вызывает никаких сомнений, что им были изучены все многочисленные книги, хранившиеся в XVIII веке в библиотеке при карасубазарской синагоге. Лехно известен нам прежде всего как составитель окончательной редакции молитвенника Махзор минхаг Кафа (Хаззания) и монументальной исторической хроники на древнееврейском Девар сфатаим («Речение уст»), посвященной истории Крымского ханства.

Начнем с внутриобщинной деятельности Лехно. Именно он составил окончательную редакцию «молитвенника ритуала Каффы» (Хаззания^6* или Махзор минхаг Кафа), начало формирования которого, по словам Лехно, заложил в Каффе еще в начале XVI века Моше а-Голе из Киева. Ряд обстоятельств указывает на то, что, как отмечалось, этот ритуал, романиотский (византийский) в своей основе, содержал элементы самых разных еврейских традиций того времени. Тут были сочинения и вавилонских (иракских), и сефардских, и арабских, и палестинских, и египетских, и крымских, и многочисленных европейских еврейских авторов. Исключительно сильное влияние на формирование молитвенника (в редакции Лехно) оказало также мистическое учение Каббалы. Каббалой, столь модной в современном мире и которой в последние время увлекаются многие популярные певцы и поп-звезды, изначально называлось средневековое эзотерическое еврейское учение, направленное на постижение бога и тайн мироздания путем различного рода мистических практик. Как мы помним, первым это мистическое учение в Крым привез еще Моше а-Голе. В XVI—XVII веках, после смерти а-Голе, в крымский ритуал проникают все новые и новые мистические веяния. «Ритуал крымских евреев не только изобилует цитатами из памятников немецкой мистической школы, испанской и сефардской каббалы, — пишет И. Берлин, — но и в своих законоположениях всецело проникнут каббалой, — черта, сказывающаяся лишь у наиболее крайних последователей каббалы». Молитвенник Лехно полон различного рода формул, предписаний, молитв, которые можно найти в других каббалистических книгах, направленных против так называемых клипот — эманаций зла, всего дурного и отталкивающего.

Согласно молитвеннику община состояла из нескольких социальных слоев:

мудрец-хахам (глава общины)
благотворители и филантропы (гевиры)
простые, необразованные люди (амэй а-арэц)
злодеи и преступники (прицэй амэну).

Показательно также, что уже тогда, при жизни Лехно, карасубазарские раввины стали переводить на местный татарский этнолект (называемый в молитвеннике лешон татар / турча / турки) некоторые сложные для понимания арамейские и ивритские молитвы. Особое внимание уделялось женщинам, получавшим гораздо худшее образование, чем мужчины. Редко кто из них знал иврит и арамейский, и по этой причине все обязательные молитвы для женщин были переведены на татарский для облегчения понимания (как мы уже неоднократно замечали, к этому моменту крымскотатарский (крымчакский) этнолект уже стал основным языком повседневного общения крымских раббанитов). Большое внимание составитель молитвенника обращает на благотворительность и соблюдение заповеди «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев 19:18).

Были ли в молитвеннике каким-нибудь образом представлены реалии и специфика жизни евреев на территории Крыма? За исключением помещенных туда нескольких пийютим авторства крымских поэтов — едва ли. По словам И. Берлина, «аромат полей и садов Тавриды лишь изредка проникает в затхлую атмосферу духовной жизни туземного еврейства». Лишь во время религиозного праздника Ту би-Шват (ивр. «пятнадцатое число месяца шват»), так называемого «нового года деревьев», можно было почувствовать крымскую атмосферу и вкусить плоды местных деревьев. Кроме того, по мнению Берлина, некоторые молитвы несли в себе отпечаток угнетения евреев местными татарскими властями¹⁴. Добавим еще только, что, несмотря на включение в молитвенник переводов на крымскотатарский язык, Лехно прилагал всяческие усилия для улучшения уровня знания древнееврейского языка среди своих соплеменников. Для этого, очевидно, он сочинил трактат Мигикан Давид (ивр. «Обитель Давида», аллюзия на имя самого Лехно; окончен в 1731 году), посвященный грамматике иврита. Это сочинение является одним из первых сочинений крымско-еврейских авторов, посвященных изучению древнееврейского.

Надо полагать, что над созданием окончательной версии молитвенника Лехно работал многие годы. Так или иначе, молитвенник уже, безусловно, был готов к началу 30-х годов XVIII века. По этой причине достаточно странно, что в 1734 году, когда раввинисты Каффы и Карасубазара решили напечатать в караимской типографии Чуфут-Кале (о которой см. выше) молитвенник каффинского ритуала, они... даже не упомянули имени Давида Лехно¹⁵. В качестве гевира^7*, на чьи деньги, скорее всего, был напечатан этот молитвенник, на титульной странице указан Моше бен Яаков Кёккёз. Редактором молитвенника был Элиэзер бен Иссахар Лехно, бывший, по всей видимости, внуком самого Давида Лехно. Элиэзер Лехно указан в качестве одного из переписчиков пинкаса (сборника документов) карасубазарской общины в 1717—1733 годах¹⁶. Удивляет, что Элиэзер бен Иссахар Лехно даже не упоминает имени своего деда в предисловии к молитвеннику 1734 года: ведь Давид Лехно многие годы работал над Хаззанией. По всей видимости, далеко не всем собратьям Лехно нравилось его увлечение мистицизмом и каббалой, о чем свидетельствуют среди прочего заметки на одной из рукописей Хаззании¹⁷. Кроме того, Моше Кёккёз, как явствует из его имени, был «местным» евреем, прожившим длительное время на крымской земле, а ашкеназ (точнее «лях») Лехно, с его чрезмерной ученостью, вполне вероятно, воспринимался в общине как чужак-европеец. Впрочем, точные данные об этом отсутствуют. Но тот факт, что имя Давида Лехно в молитвеннике 1734 года не приведено, говорит сам зд себя. Подчеркнем, что именно молитвенником 1734 года, а не Хаззанией Лехно пользовались в дальнейшем крымчаки в Крыму и за его пределами.

Крымчак в традиционной одежде (фото начала XX в.)

Давид Лехно сочинил замечательное историческое произведение — хронику на древнееврейском языке под названием Девар сфатаим («Речение уст / Устное повествование»). Книга охватывает историю Крымского ханства с 1681 по 1731 год и детально освещает события этого неспокойного времени. К сожалению, хроника Девар сфатаим по сей день так и не была полностью переведена ни на один из европейских языков, хотя еще в 1910 году его собирался перевести на русский И. Маркой¹⁸. Перевод на русский язык незначительной части этого труда был опубликован И. Финкелем¹⁹. Интересно, что, несмотря на этническое происхождение автора, еврейской теме там уделяется не слишком много внимания. Можно со всей определенностью сказать, что вместе с такими авторами, как татарин Хаджи Мехмед Сенаи, армянин Хачатур Кафайеци и караим Азария бен Элияу, Давид Лехно должен быть вписан в золотую книгу историков крымского происхождения татарско-османского периода²⁰. Как отдельное важнейшее историческое произведение следует выделить введение, написанное Лехно в качестве вступления к его редакции каффинского махзора²¹. Это небольшое введение является фактически единственным доступным нам ныне источником о формировании крымской раббанитской общины. Мы уже говорили ранее, что несмотря на историческую ценность данного сочинения, оно достаточно пристрастно и не всегда верно излагает события. Это, однако, нисколько не умаляет значимости работы как исторического источника.

Точная дата смерти автора, 1735 год, нам известна из стихов его сына Элиэзера Лехно. Потомков семьи Лехно можно было проследить еще и в XIX веке²². Несмотря на то что как в карасубазарской, так и в каффинской общине оставались образованные люди, Лехно был, наверное, последним крупным интеллектуалом крымской раввинистической общины в период, предшествовавший присоединению Крыма к России.

* * *

Попытаемся подвести итоги. Итак, по всей видимости, после предполагаемого изгнания евреев из Херсонеса в конце XI века в Крыму, очень может быть, вообще не было евреев, или же они были настолько немногочисленны и малозаметны, что не оставили после себя, никаких памятников или свидетельств своего пребывания. Во второй половине XIII века в Крыму начинает формироваться новая еврейская раввинистическая община с центрами в татарском Солхате и генуэзской Каффе. Первые свидетельства о появлении евреев в Крыму в этот период датируется 70-ми и 90-ми годами XIII века. У нас нет точных данных, откуда именно прибыли эти еврейские поселенцы, но исходя из Именника каффинских евреев XIII—XVI веков с уверенностью можно утверждать, что это были эмигранты из нескольких стран Европы и Азии, прежде всего из Италии, Испании, Португалии, Германии, Персии, Ирака, Османской империи, Польши, Киевской Руси и Кавказа. Поселившись в Крыму, к началу XVI века этот пестрый конгломерат разномастных и говорящих на разных языках переселенцев начинает постепенно сливаться в единую общину — процесс, который будет продолжаться в течение нескольких веков и завершится, пожалуй, лишь в XIX веке. Одним из важнейших факторов в процессе формирования общины будет выработка единого религиозного ритуала, состоящего из элементов традиций разных стран. Начало формированию единого ритуала было положено киевским «изгнанником» Моше а-Голе в начале XVI века, а завершено в первой половине XVIII века, когда в 1734 году был, наконец, напечатан первый молитвенник по ритуалу крымских евреев-раввинистов. Другим важным фактором было заимствование на бытовом (но не религиозном!) уровне ряда традиций и обычаев у местного мусульманского населения, татар и турок-османов. Особенно важен был переход на крымскотатарский язык в качестве обиходного (бытового) языка, лишь позднее ставшего языком литературы и (отчасти) литургии. Языком же религиозного культа, переписки и литургии в этот период по-прежнему оставался иврит (древнееврейский).

В XIV—XV веках местная раввинистическая община достигала численности в несколько сотен человек, проживавших в основном в Солхате и Каффе. Община отличалась высоким уровнем образованности, в то время как отдельные члены общины, обладавшие большим капиталом и весом в обществе (например Ходжа Бикеш Кёккёз), оказывали влияние на политическую ситуацию в Крыму и даже участвовали в переговорах с другими державами. После османского завоевания 1475 года ситуация существенно изменяется. Несмотря на то что новые владельцы крымской земли — османы и татары — не преследовали евреев, а напротив, поощряли их эмиграцию, местная раввинистическая община теряет значимость, уступая место более влиятельной и динамичной караимской общине. В начале XVI века каффинские евреи начинают эмигрировать из османских владений Крыма (прежде всего из Каффы) в близлежащий татарский Карасубазар — опять-таки, возможно из-за конкуренции с растущей караимской общиной. После этого столицей крымских раввинистов становится Карасубазар; сохраняются общины в Каффе и Къырыме-Солхате. Кроме того, небольшие общины (менее 50 человек) в разные периоды проживали в Отузах (Щебетовка), на Мангупе, в Чуфут-Кале, а также, возможно, в Судаке, Балаклаве, Инкермане и некоторых других местах.

Крымчакская женщина в традиционной одежде (фото начала XX в.)

Кризис общины, по всей видимости, усиливается в XVII и XVIII веках в связи с общим ухудшением экономического и политического положения в Крыму и Османской Турции. Карасубазар и Каффу в XVII веке неоднократно штурмуют и разрушают запорожские казаки, убивая местных жителей, грабя их дома и имущество. После сожжения Бахчисарая в 1736 году войсками российского генерала Миниха столица ханства на какое-то время переносится в Карасубазар. Казалось, вот и шанс для карасубазарских евреев восстановить свое былое влияние — но буквально через год Карасубазар был разрушен армией генерала Дугласа. Измотанная бесконечными русско-татарско-турецкими войнами и казацкими набегами крымская земля страдала и от финансового кризиса. Экономика Крымского ханства, зависевшая от притока невольников с территории России и Польши, находилась в состоянии глубокого кризиса вследствие резкого сокращения с XVIII века татарских набегов на Россию — российские власти наконец-то всерьез озаботились ситуацией на своих южных границах и попытались обезопасить своих подданных от ежегодных разрушительных набегов татарской конницы. В связи с экономическим кризисом с XVIII века ухудшается общая ситуация еврейской общины как в Крыму, так и в Османской Турции: евреи облагаются дополнительными налогами и повинностями, растет общая атмосфера религиозной нетерпимости, о чем, в частности, свидетельствуют исторические хроники раввиниста Давида Лехно и караима Азарии бен Элияу.

В результате после присоединения к России в 1783 году российские власти обнаруживают в Крыму лишь небольшую и бедную раввинистическую общину численностью не более 600—800 человек, проживавших в Карасубазаре, Каффе и Эски Къырыме. Вскоре в жизни Крыма и Крымской Иудеи наступит новая эпоха.

Примечания

*. Не очень понятно, был ли уроженцем Крыма живший в XIII веке караимский экзегет Аарон бен Иосиф а-Рофе, о котором мы говорили выше.

**. Впрочем, по мнению некоторых исследователей (например С. Цинберг), 1358 годом следует датировать не дату рождения Авраама, а время написания его труда. Обе точки зрения упираются в не поддающееся однозначной интерпретации двустишие, помещенное автором во вступлении к его работе.

***. Экзегет — богослов, толкователь библейских текстов.

****. Многие историки пишут, что Моше родился в 1448 году. На наш взгляд, это неверно, так как в конце книги «Оцар Нехмад», завершенной в 1515 году, сам Моше указывает, что ему в тот момент было 75 лет.

5*. Предположение И. Берлина о том, что после этого Моше провел некоторое время в Иерусалиме достаточно маловероятно.

6*. Хаззания (ивр. хаззанут) — традиционная форма пения синагогальной литургии у сефардских евреев.

7*. Гевир (ивр.) — меценат, влиятельный человек в общине.

1. ОР РНБ. Ф. 946. Евр. I. Д. 50. «Сефат а-эмет» («Речь истины»). Авраам Крымский. XVIII в.

2. Шапира. Евреи... С. 19.

3. Цинберг С. Авраам Крымский и Моисей Киевский // ЕС. 1924. № 11. С. 101—109; Бернштейн Ш. А-махзор ке-минхаг Кафа, тольдотав ве-итпатхуто // Сэфер Йовель ли-хвод Шмуэль Кальман Мирски — Samuel K. Mirsky Jubilee Volume. New York, 1958. Ам. 465—466.

4. Совершенно неверна точка зрения, что Эльяким жил в XIII веке (см.: Weinberger L.J. Rabbanite and Karaite Poetry in South-Eastern Europe. Cincinnati, 1991. P. 25).

5. Бернштейн. А-махзор... Ам. 465—466; ивритский оригинал этих стихов см. там же (Ам. 478—479).

6. Эта история нам известна преимущественно из письма караимского экзегета Калеба Афендопуло 1487 г. (ОР Бод. Орр. Add. 4to, 120, л. 85—86).

7. Цитирую по: Бернштейн. А-махзор... Ам. 458, прим. 7 (пер. М. Кизилова).

8. См. рукописный отдел библиотеки Вильнюсского ун-та. Ф. 158. Д. 8—21 (университета Моше Ашкенази. Сафер Петах Эйнаим. Переписана Моше бен Йицхаком Мангуби в Феодосии в XIX в.).

9. Подробнее о судьбе Моше а-Голе см.: Бернштейн. А-махзор... Ам. 451—475; Берлин. Исторические судьбы... С. 192—195; Цинберг С. Авраам Крымский и Моисей Киевский // ЕС. 1924. № 11. С. 93—109.

10. АЗ. Ч. 2. Ам. 93, № 353.

11. Стихи этих поэтов опубликованы: Бернштейн. А-махзор... Ам. 479—488.

12. ОР РНБ. Ф. 946. Оп. 1. Д. 381. Выражаю благодарность Г. Ахиезер за указание на данный источник.

13. Ганновер Н. Пучина бездонная // Еврейские хроники XVII столетия. Иссл., пер. и комментарии С.Я. Боровой. М.—Иерусалим, 1997. С. 81—152.

14. См. подробный анализ молитвенника: Бернштейн. А-махзор...; Берлин. Исторические судьбы... С. 123—132.

15. Седер а-тефилот шель йамэй а-холь ве-шаббатот... ке-минхаг кехила а-кдоша Кафа ве-кехила а-кдоша Кара Суб. Кале: А. Брака, Ш. Брака, 1734. Этот молитвенник был перепечатан в Межирове в 1793 году.

16. См. перепечатанное предисловие к молитвеннику: Дейнард. Маса Крым... Ам. 118; Ачкинази. Крымчаки... С. 160, № 33.

17. Берлин. Исторические судьбы... С. 129.

18. См. оригинал в ОР РНБ. Ф. 946. Евр. I. Д. 296 (Давид Лехно. Дебар Сефатаим. XVIII в.). Ср.: Маркон И. Давид Лехно // ЕС. 1910. Т. 3. С. 599—602; Боровой С.Я. Давид Лехно и его история Крымского ханства // Исторические записки. 1948. Т. 10. С. 295—299.

19. Лехно Д. Девар Сефатаим. Пер. И. Финкель // ЗООИД. 1848. Т. II. С. 693—704.

20. Senai Hadzy Mehmed. Historia... Ср. рус. перевод: Сенаи Кырымлы Хаджи Мехмед. Книга походов. Пер. К.А. Усейнов. Симферополь, 1998. Нем. перевод уникальной хроники Хачатура Кафайеци см.: Schütz E. Eine armenische Chronik von Kaffa aus der ersten Hälfte des 17.Jahrhunderts // AOASH. 1975. Vol. 29. S. 133—186.

21. См. ивр. оригинал этого предисловия в ОР РНБ. Евр. I. Док. III 25; Harkavy. Altjüdische Denkmäler... S. 230—232; Дейнард. Маса Крым... Ам. 147—149. Несколько неточный русский пер. см.: Ачкинази. Крымчаки... С. 62—63.

22. Дейнард. Маса Крым... Ам. 192—193.