Глава VII. Симферополь — Жалобы на неточность английских путешественников — Саранча — Предрассудки по её истреблению — Пренебрежение русских к древностям, найденным в Крыму — Наказание кнутом — Русский офицер — Одежда русского крестьянина — Путь в Николаев — Адмирал Грейг — Кларк — Лайелл — Одесса — Плохое обращение в паспортном столе — Последствия от вмешательства графа Палена — Отъезд в Константинополь

В среду¹ утром в восемь часов мы выехали в Симферополь и проехали тридцать вёрст за два с четвертью часа. Султана Кати-Гирея мы застали дома. Обедали мы у [93] мадам Нарышкиной (Narizkin), губернаторской жены² и дочери Ростопчина (Rostopchin)³, бывшего генерал-губернатором Москвы (Moscow) во время вторжения Наполеона (Napoleon) в 1812 г. Во время разговора за обедом и вечером мы слышали многочисленные жалобы на английских путешественников, представляющих русских в искажённом свете.

Саранча является главным проклятием Крыма, где водится два её вида — жёлтая, или саранча обычная, и чёрная, которая и является наиболее страшной. Саранча садится на поля целыми стаями и через час уничтожает всю растительность. Она передвигается по ветру, молодые особи летят очень низко и скорее даже прыгают, как кузнечики; старые особи летят высоко. Перемещаясь довольно медленно, саранча оставляет за собой широкую пустынную полосу. Если на её пути встречается река, она перебирается через неё по телам первых особей, уже утонувших; реки от этого становятся грязными, и такую воду не может пить крупный рогатый скот. Из-за опасности подобного загрязнения колодцы домов часто закрыты. Эти удивительные насекомые к тому же чрезвычайно плодовиты. Они прячут свои яйца в земле, там они остаются до следующего года, и тогда мириады новых чёрных червей появляются на свет. Предрассудки татар заставили их думать, что эту проблему принесли с собой дервиши из Малой Азии (Asia Minor), потому что саранча прилетает оттуда. Эти дервиши молятся возле мечетей, и в качестве своеобразного амулета они подвешивают на минаретах воду и просят в молитвах, чтобы она привлекла стаи чёрных дроздов, которые бы [94] поедали саранчу в Крыму. Вода, подвешенная подобным образом, до сих пор есть в мечетях. Вот и сейчас из-за этой напасти дервиши собрали восемьдесят тысяч рублей, причём беднейшие пастухи дали по половине рубля.

О. Кипренский. Портрет графа Ф.В. Ростопчина. Х., м. 1809 г. Государственная Третьяковская галерея

Мы обедали с султаном, который показал нам грубо вырезанный рельеф со скифским воином на коне. Рядом была надпись, в которой утверждалось, что рельеф сделан царём Скилуром (Scelerius). Он был найден султаном в миле от Симферополя⁴. Султан полагает, что курган под Симферополем был местом размещения третьей крепости Скилура⁵. Тут есть много очень интересных и древних развалин, к которым русские, однако, не проявляют никакого интереса, используя рельефы и камни с надписями для ремонта дорог. Чтобы нас в этом убедить, султан поднял камень с дороги и, указывая на него, сказал: «Здесь они лежат». Можно ли представить себе что-нибудь более варварское?

По пути в Симферополь мы остановились на почтовой станции, чтобы позавтракать, и в это время в кибитке подъехал русский капитан. Он вошёл в дом и потребовал стакан водки, но хозяина нигде не было видно. Напрасно он посылал служку на его поиски; проклятия и брань капитана ни к чему не привели. Наконец ему сменили лошадей, он сел в повозку и продолжил путешествие. Он скрылся из глаз, и через мгновение появился хозяин. Мы были очень удивлены его исчезновению, [95] а переводчик объяснил нам, что этот капитан обычно выпивал весь алкоголь, но никогда не платил за него.

Неаполь Скифский. Воссозданная башня. Фото О. Широкова. 2010 г.

В четверг утром толпа собралась на рынке. Увидев чёрный флаг и решив, что происходит что-то необычное, мы подошли к собравшейся толпе, где увидели, что все наблюдают за тем, как проходит наказание кнутом десяти-двенадцати арестованных. Они пытались сбежать из тюрьмы, убили священника и перебили несколько охранников, вставших на их пути. Когда мы подошли, трое уже получили наказание, и кнутами били четвёртого. Большой круг состоял из военных, они охраняли арестованных, стоя с сомкнутыми штыками и направляя их к центру действия, а также удерживали толпу на расстоянии. Преступника привязали к наклонённой доске, на одной стороне которой виднелись два больших кольца — к ним были привязаны руки, наверху — большая выемка для стянутой ремнём шеи преступника. Ноги его были привязаны за лодыжки, рубашка задрана, и спина была обнажена до талии. Привязанный таким способом, он получил сорок ударов кнутом, это что-то вроде бича с рукояткой длиной в два с половиной фута⁶ и с тяжёлой плетью той же длины; на конце её находится ремешок из белой кожи. Палач взял кнут, отмерил [96] нужное расстояние, отступил на восемь-десять шагов, подошёл и нанёс удар. Между ударами прошло около двадцати секунд. Наказание это было настолько суровым, что, когда все сорок ударов были нанесены, голова преступника безвольно упала на плечо и его сняли со столба в бессознательном состоянии. В то время как наказание приводилось в исполнение, любопытство заставило нас приблизиться к той части круга, где стояли ожидавшие наказания. Ужас, написанный на их лицах, ощущение приближения пытки ещё более отягощали их наказание; ожидание, возможно, для них было даже хуже, чем сама экзекуция. Дикие и отчаянные крики, которые время от времени у них вырывались, давали возможность понять ужасную мысленную пытку, которой они были подвержены. Один из них умолял его зарезать, чтобы избавиться от этой продолжительной муки. Как только увели человека, который уже получил назначенное ему количество ударов, подтащили другого, который с неохотой и не без эффективной помощи палача был подготовлен к наказанию: с него сорвали рубашку, с силой прижали к доске и, привязав, приступили к исполнению приговора. Нельзя представить себе ничего более варварского и бесчеловечного, чем внешность этого палача. Его лысая голова и спутанные космы, падающие на плечи, его огромные чёрные усы, блестящие глаза и [97] неприятное выражение лица добавляли ужаса и омерзительности месту, привлекшему нас. Крики страдальца, раздававшиеся при каждом ударе, его мучительные корчи, пот, текущий по лбу, и кровь, хлынувшая из спины, — всё это сделало наблюдаемое нами слишком отвратительным, мы не могли более оставаться здесь и ушли подальше от этого места. Наказание это кажется варварским, но, поразмыслив, мы сочли его более приемлемым, чем, к примеру, повешение, хоть и нацелены они на один и тот же результат. Если рассуждать с позиций страдающего преступника, то первое наказание покажется более суровым; однако через несколько дней, оправившись после пережитого, он имеет шанс изменить свою жизнь, помня о перенесённых им страданиях. Такое наказание влияет на преступников ещё до того, как они прошли это испытание, и, как мы отметили ранее, даже сильнее, чем само иссечение кнутом; также оно служит предостережением, которое, похоже, оказывает большее впечатление на смотрящих, чем заповеди Ветхого Завета. Нам сказали, что, как только эти преступники оправятся от последствий наказания, их пошлют на каторжные работы до конца их дней на сибирские (Siberia) рудники. Оставшуюся часть дня мы провели, прощаясь с нашими гостеприимными друзьями, и на следующее утро покинули Симферополь.

Одежда русского крестьянина — это обычно [98] чёрная шапочка из овечьей кожи, она закрывает его длинные сальные волосы, которые обстригают по линии ушей. Он носит голубую или розовую клетчатую рубашку навыпуск; штаны заправлены в сапоги; рубашка подпоясывается. Сверху на всё это надевается верхняя одежда — овечья шуба или ментик⁷ мехом внутрь. Женщины носят подобную верхнюю одежду, на головах у них платочки.

Наказание кнутом. Литография Дж. Кларка с рисунка У. Ньюнема. 1830 г. Воспроизводится по изданию: Webster J. Travels through the Crimea, Turkey and Egypt. London, 1830. Vol. 1

После привычных уже платежей в полицейском офисе мы получили новые паспорта и оставили Симферополь. После этого экскурсия по Крыму казалась законченной — плоская пустыня и ничего, что бы могло задержаться в памяти. С сожалением мы почувствовали, что эта интересная страна уже оказалась позади, и, возможно, навсегда. В памяти остались прекрасные виды и старые обряды местных жителей, встречу с которыми мы предвкушали. К нам отнеслись с большим гостеприимством; и сейчас, покидая их навсегда, мы чувствовали глубокую печаль; нас преследовала мысль о том, что симпатия, которой мы прониклись, теперь была не более чем память об увиденном и необратимо ушедшем.

Пустыня широко раскинулась вокруг нас. Симферополь исчез; голубые туманные горы утонули вдали; некоторое время ещё виднелся широкий Чатырдаг с линией [99] отходящих в обе стороны гор. Дрофы бродили по родной им пустыне; время от времени были видны стаи жаворонков и длинные ряды тележек, ведомые крупным рогатым скотом, конями и верблюдами. Иногда мы подъезжали к глубоким колодцам, воду из них доставали с помощью верёвки, привязанной к лошади, которую отводили от колодца. Мы заночевали на третьей почтовой станции, в шестидесяти пяти верстах от Симферополя⁸. Проведя в пути весь следующий день, добрались до ближайшей почтовой станции Веклиска (Vecliska)⁹. Печь была натоплена, так что нас приняли на ночлег без проблем. Кровать, как обычно, была соломенной, на солому было набросано много плащей, а в доме была жара, так что нечем было дышать. На следующее утро в пять часов мы отправились в Херсон; в город мы прибыли в двенадцать и увидели рынок, полный покупателей дынь и капусты, которая здесь очень популярна для варки традиционного национального супа¹⁰. В понедельник мы прибыли в Николаев, где ожидали встречи с адмиралом Грейгом (Greig), но он был нездоров и прислал к нам своего адъютанта г-на Романцова (Romanzoff), который и показал нам город. Во-первых, мы осмотрели архив, небольшой музей¹¹, один греческий торс и ноги, несколько капителей, барельефные статуи, головы и т. д, большое количество медалей, найденных здесь или же в Крыму. Во-вторых, мы были в недостроенной обсерватории. В-третьих, посетили гавань, где строили два восьмидесятипушечных корабля и один фрегат. [100] Суда сейчас в основном строятся по проектам сэра Роберта Сеппингса (Robert Seppings).

В. Бриоски. Портрет А.С. Грейга. Х., м. 1831 г. Государственный русский музей, Санкт-Петербург

Опять обсуждали книгу Кларка, а один из джентльменов рассказал, что сам видел, как Кларк убегал из страны, и попытался его изобразить¹². Рассуждая о книге Лайелла (Lyall), мы пришли к выводу, что главная ошибка автора в том, что он говорил правду уж слишком прямо. Г-н Романцов, капитан адмиральской яхты, устроил нам экскурсию по судну, а после мы провожали его домой, где и провели весь вечер.

Во вторник¹³, в половине четвёртого мы отправились в Одессу, куда прибыли в четыре часа пополудни.

Дарданеллы. Литография Дж. Кларка с рисунка У. Ньюнема. Воспроизводится по изданию: Webster J. Travels through the Crimea, Turkey, Egypt. London, 1830. Vol. 1

В среду мы решили собираться в путь в Константинополь, но были вынуждены «ходить на задних лапках» весь четверг и пятницу перед присутственными местами в ожидании паспортов. В пятницу по почте пришло письмо, адресованное графу Палену (Pahlen) от губернатора, а в субботу утром мы обратились к нему и пожаловались на затруднения и задержки, связанные с нашими паспортами. Результат был сиюминутным — чиновники, несмотря на вопиющую ложь, доложили, что наши паспорта уже готовы и находятся в офисе и что они приготовили их сразу, как только вмешался секретарь графа. Офис находится в доме губернатора; всего десять минут назад эти особы заявили нам о неготовности паспортов. А ведь у них были и другие бумаги, поэтому-то они не могли быстро всё приготовить [101] за время нашего отсутствия. Слуга ездил за бумагами в течение трёх дней. Впоследствии мы поняли: если бы мы заплатили наличными двадцать рублей, то дело наше было бы решено в первую очередь. Мы задержались ещё на несколько дней из-за неудачных ветров и, наконец, отплыли в полдень в среду¹⁴.

Примечания

1. 10 октября.

2. Действительный статский советник, Таврический губернатор Дмитрий Васильевич Нарышкин (1792—1831), герой Отечественной войны 1812 г., бывший член масонской ложи «Св. Георгия Победоносца», кавалер орденов Св. Анны IV ст. и Св. Владимира IV ст. с бантом. Он был женат на дочери графа Ф.В. Ростопчина — Наталье Фёдоровне Ростопчиной (1797—1866). Она является автором записок о пребывании семьи Ростопчиных в 1812 г. в Ярославле (Нарышкина Н.Ф. Пребывание в г. Ярославле семьи графа Ф.В. Ростопчина осенью 1812 года по описанию Н.Ф. Нарышкиной, рождённой графини Ростопчиной // Труды Якутской учёной архивной комиссии. Якутск, 1912. Кн. 3. Вып. 3. С. 7—23). Жила в основном в Крыму, благодаря её покровительству художник И.К. Айвазовский был зачислен в Академию художеств.

3. Ростопчин Фёдор Васильевич (1763—1826), русский гос. деятель, фаворит императора Павла и руководитель его внешней политики, московский градоначальник и генерал-губернатор Москвы во время наполеоновского нашествия, писатель и публицист, автор мемуаров.

4. В 1827 г. на территории городища Керменчик возле Симферополя были обнаружены плиты с рельефными изображениями всадника и надписями на греч. языке. Первые планомерные раскопки, проведённые в том же году директором Одесского музея древностей Иваном Павловичем Бларамбергом, обнаружили ещё один известняковый рельеф — парный портрет мужчин, пожилого и молодого. Руководитель исследований предположил, что это царь Скилур и его сын Палак. Тогда же была высказана гипотеза, идентифицирующая Керменчик с руинами легендарной скифской столицы Неаполь Скифский. Большую роль в определении исторической принадлежности города сыграл исправник Симферопольского уезда, один из потомков крымских ханов Султан Крым-Кати-Гирей (в России — Александр Иванович Султан Крым-Кати-Гирей, или Крымгиреев). Будучи вост. происхождения, Александр Иванович Крымгиреев вырос в Лондоне, получил протестантское образование и воспитание, женился на англичанке Анне Нейльсон (Anna Neilson; 1801—1855) и приехал в Симферополь. Летом 1827 г. он обратил внимание на мраморные плиты, вывезенные с Неаполя. Меценат и просветитель, он понимал ценность своей находки. Плиты были отправлены в Одесский музей древностей, что и привело в столицу Крыма первых археологов (Шульц П.Н. Скульптурные портреты скифских царей Скилура и Палака // КСИИМК. 1946. Вып. 12. С. 44—57; Максимова М.И., Наливкина М.А. Скульптура // АГСП: очерки истории и культуры. М.; Л., 1955. Вып. 1. С. 297—324).

5. Скифские крепости Палакий, Хаб (Хабеи) и Неаполь упоминаются в «Географии» Страбона (конец I в. до н. э. — начало I в. н. э.). Они были построены Скилуром и его сыновьями и «служили им опорными пунктами против полководцев Митридата» (Страбон, VII, 4, 7). Последняя была столицей Позднескифского государства. Сюда же следует добавить ещё одну известную крепость — Напит. Отождествляются с поселениями Кермен-Кыр, Усть-Альминское, Керменчик, Булганакское, исследования которых продолжаются.

6. 0,76 м.

7. Короткая накидка, обложенная мехом.

8. Судя по всему, на станции Айбар (совр. с. Войково Первомайского р-на Республики Крым), где за 40 лет до него останавливалась Екатерина II.

9. Должно быть, путешественники проезжали через село Великие Копани (укр. Великі Копані), расположенное недалеко от Херсона. У вояжёров вновь возникла путаница с названиями. Величка — так, вероятно, услышал англичанин Джеймс Уэбстер наименование населённого пункта.

10. По-видимому, борща или щей.

11. Речь идёт об одном из первых музеев древностей в России, ныне — Николаевский обл. краев. музей. В конце XVIII в. в устье рек Днепр и Буг были обнаружены случайные находки монет, мраморных статуй, стел с надписями, происходившие из древнего города Ольвии и его некрополя. Николаев стал центром, куда стекались находки, а именно — в Черноморское Депо гидрографических карт, созданное в 1803 г. по приказу главнокомандующего Черноморским флотом адмирала И.И. Траверсе. При Депо возник импровизированный музей — Кабинет редкостей (Юргевич В.Н. Об археологии в царствование императрицы Екатерины II // ЗООИД. 1897. Т. XX. С. 23—29). В 1809 г., благодаря стараниям того же И.И. Траверсе, Кабинет получил право сбора, хранения и изучения ант. древностей (Тункина И.В. Кабинет редкостей Черноморского депо карт // Очерки истории русской и советской археологии. М., 1991. С. 9—24) и стал первым хранилищем ольвийских находок. До 1806 г. это был единственный музей, куда привозили все археологические находки Новороссии. В середине XIX в. многие экспонаты послужили основанием для открытия музеев в Одессе, Керчи, Херсоне и других городах.

12. См. прим. 5, 6, 83, 191.

Эдвард Дэниел Кларк (1769—1822), англ. натуралист, минералог и страстный путешественник, уроженец гор. Виллингдона (графство Сассекс). Учился в Тонбридже, в 1786 г. получил должность церковного писаря в Иезуитском колледже в Кембридже и зарабатывал тем, что давал частные уроки. В 1790—1791 гг. вместе со своим воспитанником Г. Туфтоном отправился в первое путешествие по Англии. В 1792 г. принял предложение лорда Бервика и на собранные от занятий средства совершил вояж по Германии, Швейцарии, Италии. Перейдя Альпы, побывал в крупнейших городах Италии, в том числе в Риме, а после отправился в Неаполь, где провёл два года.

Вернувшись в Англию летом 1794 г., Кларк возобновил репетиторскую деятельность. В 1796 г. вместе со своим учеником, сыном лорда Уксбриджа, путешествовал по Шотландии и Восточной Исландии, а в 1799 г. с другим учеником — Дж. Криппсом — отправился в поездку по Европе, маршрут которой затрагивал Россию и Крым. В Тавриде Кларку удалось посетить Керчь, Феодосию, Карасубазар, Бахчисарай, Симферополь, Севастополь и Козлов, где он уделял огромное внимание древностям. Говоря о сочинении Кларка, современные исследователи отмечают склонность автора «к фантастическим реконструкциям» и его нелюбовь к России, что непозволительно для учёного, т. к. делает его рассуждения и оценки в значительной мере субъективными (Храпунов Н.И. Херсонес в описаниях европейских путешественников конца XVIII — начала XIX в. // МАИЭТ. Симферополь; Керчь, 2011. Вып. 17. С. 595—630).

13. 16 октября.

14. 24 октября.