Бой у мыса Сарыч

Несмотря на близость к Севастополю, Ласпинская долина всегда оставалась сугубо мирной местностью. Единственным военным объектом здесь можно было считать пост флотской службы наблюдения и связи (его руины сохранились на гребне хребта Кок-Кия-Бель). Во время крупных учений бухту периодически посещали миноносцы и канонерские лодки, акватория у мыса Айя традиционно использовалась для боевой подготовки легких сил флота. После 1909 года этот район стал популярен и у черноморских подводников, благо их летняя учебная база располагалась в Балаклаве.

В планах военных район Ласпи — Батилиман рассматривался лишь однажды и с несколько необычной точки зрения. Накануне Первой мировой войны в Севастополе заложили новые оборонительные сооружения. Это были вооруженные 12-дюймовыми орудиями башенные береговые батареи в Любимовке и на мысе Херсонес, позднее получившие номера 30 и 35. Стремясь обеспечить неуязвимость этих грандиозных фортов, военные теоретики моделировали самые различные варианты развития военных действий. В самом неблагоприятном сценарии события рассматривались следующим образом: Черноморский флот разгромлен, его остатки блокированы в Севастопольской бухте, активное противодействие неприятелю на море невозможно. В этих условиях не исключали появление в Ласпинской бухте «вражеского линкора с артиллерией не менее 14—16-дюймового калибра». Отсюда, оставаясь вне досягаемости крепостных орудий, он мог последовательно уничтожить береговые батареи в Балаклаве, на мысу Кая-Баш, в районе Фиолента и существенно повредить сооружениям башенной батареи № 35 на мысе Херсонес.

Как радикальная мера противодействия предлагалась постройка третьей башенной батареи, к востоку от Балаклавы: ее орудия должны были уверенно перекрывать пространство вплоть до мыса Сарыч. Впрочем, средств на это не хватило, да и заложенные форты вошли в строй только в конце 20-х годов. Пока же решили ограничиться совершенствованием средств наблюдения и связи, а в случае необходимости держать на позиции при Ласпинской бухте одну-две подводные лодки.

Реальные события развивались не по отработанным сценариям. В Первую мировую войну Россия на Черном море вступила традиционно, с недостроенными новыми кораблями и изрядно устаревшим вооружением приморских крепостей. Накануне начала военных действий турецкий флот получил весьма солидное подкрепление: два новейших германских крейсера. Это были линейный «Гебен» и легкий «Бреслау». Первый по всем показателям боевой мощи превосходил любой из всех находившихся в строю броненосцев российского Черноморского флота, второй был существенно быстроходнее всех имевшихся русских крейсеров и большинства миноносцев. Военные действия на море развернулись 29 октября 1914 года. Среди ночи с Сарычского маяка заметили свет прожектора неизвестного корабля, утром стало ясно, что это был направлявшийся к Севастополю «Гебен». Первое же появление «Гебена» у российских берегов заставило командование ЧФ пересмотреть планы действий. Старые русские линкоры могли вести с ним успешный бой, лишь действуя в составе бригады из трех единиц, полагаясь на отменную выучку артиллеристов и централизованное, неоднократно отработанное на маневрах, управление огнем эскадры на предельных дистанциях.

В течение первых недель войны противники успели обменяться ударами. С обеих сторон имелись потери. Неприятельские крейсера уже дважды объявлялись у ЮБК, местное население нервничало, реально защитить побережье могли лишь корабли Черноморского флота, почти полностью действовавшего у анатолийских берегов. Утром 18 ноября 1914 года эскадра Черноморского флота возвращалась в Севастополь из очередного похода. Под командованием адмирала А.А. Эбергарда были сосредоточены большие силы: пять линейных кораблей, три легких крейсера и 13 эскадренных миноносцев (из них три новейшей постройки). Накануне командующий германо-турецким флотом адмирал В. Сушон также вывел в море свои крейсера, планируя, по возможности, атаковать русский флот по частям, при возвращении в базу. Схватка с Черноморской эскадрой в полном составе в его планы не входила.

Линкор «Евстафий», флагман русской эскадры, в бою у мыса Сарыч

Противники встретились у мыса Сарыч. Стояла тихая погода, легкий туман ограничивал видимость в направлении Севастополя. Германские корабли обнаружили свое присутствие около полудня. Их радиопереговоры были услышаны радистами русских кораблей. В 11 часов 45 минут крейсер «Алмаз» сигнализировал на флагманский броненосец «Евстафий»: «вижу большой дым». В разрывах полосы тумана обозначились силуэты неприятельских крейсеров. Развив полный ход, «Гебен» и «Бреслау» пошли на сближение. По приказу командующего русские корабли перестроились в боевой порядок. Колонну линейных кораблей возглавил флагманский «Евстафий». За ним следовал «Иоанн Злотоуст», с него старший артиллерист бригады должен был по радио централизованно управлять огнем, третьим шел «Пантелеймон» (быв. «Кн. Потемкин Таврический»). Замыкали колонну более старые броненосцы «Три святителя» и «Ростислав». Крейсер «Кагул» (бывший «Очаков») занял место в голове строя, «Память Меркурия» — в хвосте, миноносцы держались впереди, несколько в стороне от главных сил. В целом перевес сил был на стороне российской эскадры, однако «Гебен», более крупный, современный, лучше защищенный броней, корабль, превосходил русские броненосцы в темпе стрельбы. На его стороне было также и подавляющее превосходство в скорости, а следовательно, и выбор дистанции боя. Перед артиллеристами русских кораблей стояла задача поразить «Гебен» на возможно большей дистанции, сосредоточив на нем огонь всех линейных кораблей эскадры. Однако в бою неизбежны случайности.

Туман и стелящийся дым идущего впереди «Евстафия» помешали старому артиллеристу бригады В.М. Смирнову правильно определить дистанцию до противника. На корабли эскадры были переданы неверные данные для стрельбы. Артиллеристы головного «Евстафия» определились правильно, но сообщить данные остальным кораблям уже не успели. Многократно проверенная система управления огнем была расстроена. Последовавший бой фактически стал неравной дуэлью «Евстафия» и «Гебена». Германский крейсер был способен обрушивать на русский флагман четырехорудийные залпы 280-миллиметрового главного калибра орудий каждые 20 секунд. В том же темпе «Евстафий» мог отвечать не более чем двумя выстрелами своих, несколько более мощных, пушек. Противников разделяло около 10 километров.

Первый же двухорудийный залп русского корабля был блестящим, «Гебен» получил попадание 305-миллиметрового снаряда, пробившего броню, вызвавшего опасный пожар боеприпасов и серьезные потери. Через несколько секунд противник открыл ответный огонь. Первые залпы прямых попаданий не дали, однако были повреждения от осколков. Один из них оборвал антенну, лишив броненосец радиосвязи. Следующими залпами «Гебен» трижды поразил «Евстафий» снарядами главного калибра, причинив ему существенные повреждения и вызвав небольшой пожар. Погибли пять офицеров и 19 нижних чинов, еще 24 моряка были ранены. Несмотря на потери, флагман продолжал бой, открыв беглый огонь из орудий всех калибров. Остальные корабли эскадры поддержать его пока не могли. «Иоанн Златоуст» вел огонь по неверным данным, на «Пантелеймоне» и «Трех святителях», видя, что дело неладно, медлили с открытием огня, пытаясь самостоятельно в дыму и тумане нащупать «Гебен» своими дальномерами. Находившийся в конце колонны «Ростислав» вел огонь по лучше видимому «Бреслау», который, со своими небольшими орудиями, не представлял серьезной опасности для броненосцев, но, по мере возможности, пытался поддержать огнем флагманский крейсер.

По мнению противника, «Евстафий» вел огонь очень удачно, и В. Сушону показалось, что его корабль уже находился под сосредоточенным огнем всей русской эскадры. Разрывы снарядов наблюдались в кормовой части «Гебена», посредине крейсера, за дымовой трубой в районе второй башни. Позже, по сведениям агентуры, стало известно, что «Гебен» получил до 14 попаданий разных калибров. Нервы командующего германо-турецким флотом не выдержали, любое крупное повреждение могло, в складывающейся ситуации, стать для его кораблей роковым. На 15-й минуте поединка В. Сушон принял решение отступить. Развив ход, вражеские крейсера скрылись в туманной дымке. Командир минной бригады М.П. Саблин начал было преследовать неприятеля, однако А.А. Эбергард отозвал миноносцы к эскадре. Позже адмирала упрекали в нерешительности, однако после похода топлива на миноносцах было в обрез.

В рапорте о бое командир «Евстафия» В.И. Галанин счел должным отметить мужество «всех чинов» вверенного ему корабля: «настроение было бодрое, на корабле незаметно было нигде ни замешательства, ни суеты, все спокойно и уверенно делали свое дело, честно исполняя свой долг». Бой у мыса Сарыч никому не принес окончательной победы, у его участников было впереди еще три военных кампании. В. Сушон сделал окончательный вывод об опасности и бесперспективности боя с черноморской эскадрой и, в дальнейшем, не принимал попыток ввести свои крейсера в решительный бой, уступив инициативу действий на море российскому флоту. Появляться у берегов Крыма неприятель долго остерегался. Правда, в январе 1915 года «Бреслау», совершенно бессмысленно, обстрелял Ялту, и местным обывателям еще долго продолжали мерещиться в утренних туманах грозные силуэты немецких крейсеров, которые оставили о себе глубокую недобрую память.