Семь колодезей

Никогда прежде в Крыму колодезей не копали, а крупными реками Бог Крым обидел. Недаром тут всякий ручей гордо речкой называют, вдоль него поселения вырастают, сады разбивают, огороды. А что делать Восточному Крыму, той части его, что между Керчью и Феодосией находится? Дождевую собирать? А часты ли дожди? Да в какие емкости ее собирать? Татары народ степной, к безводью люди привыкшие, Не избаловала природа степняка подарками. Посмотрите на деревни татарские в давно прошедшем времени, ни деревца вокруг жилищ, ни кустика. Степь да солнце жгучее. А славянин привык в воде плескаться.

Как-то задумали люди дорогу железную вести до Керчи, станцию построили, а воды нет. Чем паровоз заправить? Пришлось воду в цистернах железнодорожных привозить, чтобы паровоз водой напоить, да и людей — тоже.

А как крестьянину, животных разводящему? Как без привычной огородины обходиться?

Весной сердце радуется, кругом зелень яркая. Степь цветами, как невеста украсилась. Но вот лето приходит, дождей нет, Каждый листик, каждая былинка рот свой невидимый раскрывает:

Пить! Хоть капельку воды!

На что трава терпеливая но и она устала воду просить, сначала поникла, потом пожухла, ни по цвету, ни по твердости соломе не у ступая. Овцы едят, что бедным делать, если иной вокруг, куда ни глянь, нет.

Вода нужна овцам к такой траве. А озерца, а ставки искусственные обмелели, в грязные лужи превратились. Куда пойти. На север пойдешь — море там, на юг пойдешь — опять же, море. Глянешь простор голубой водный, с небом сливающийся, да только вода та горько-соленая. Терпят чабаны, овец пасущие, ждут, когда дождь все выемки в земле водой наполнит, экономят воду, как могут?…

Но, как-то наступило лето невероятно засушливое, все запасы воды исчерпаны. Озера пересохли, в них образовалась глянцевитая черная поверхность, растрескавшаяся на кусочки с подвернутыми вверх краями. Все живое пить просит, а воды нет. Вот и решило семейство одно, отец да два сына, воду искать, колодец вырыть. А где начинать рыть, если везде трещины глубокие в земле, пылью курится земля степная.

Выбрали место, где естественное углубление было, и начали в землю вгрызаться — иными словами такую работу и не назовешь. Земля в этой части Крыма жесткая, с выходами камня на поверхность, да и так, если землю, извлекаемую, просеять, то щебня в ней порядочно наберется. Без кайла не обойтись! Вот и копают, сменяя друг друга, чабаны от зари до зари колодец, потом орошая землю, извлекаемую. Солнце нещадно жарит, с высоты на людей поглядывая, а у тех губы пересохли, увлажняют их редкими глотками воды. Растет груда щебенистой земли рядом. Отваливают ее в сторону, но опять растет гора. К позднему вечеру углубились на два роста человеческих — но и следа влаги не появилось. Повторилось это и на другой день, и на третий. Вот уже и воскресенье на носу. Что делать? Упреки сыновей на голову отца посыпались?

«Ты выбирал это место… В такое пекло развлечение для нас подобрал… Потом нашим уже можно было бы этот колодец наполнить!»

Молчит отец, правоту сыновей чувствуя. Не объяснишь им, что рытье колодцев не его профессия. Только беда заставила непривычным делом заняться.

«Какое уже тут развлечение, — сказал отец с вздохом глубоким? Ради жизни приходится… Раз нет воды, значит, неправильно выбрано место. Нужно другое поискать…»

Не стал упрекать сыновей в том, что не учитывают те, преклонные лета его, работал с ними наравне, не уступал сыновьям. Несправедливы их упреки, хоть и чувство вины в выборе места он не отрицает. Говорит, разводя руками:

— Подумайте дети мои, рано или поздно воду мы найдем, не может быть что в такой степи широкой ее не было. Не видна она с поверхности. Должна быть вода под землей, вот только на какой глубине?… Течет она в земле, как кровь у нас по жилочкам, одни жилки ближе к коже, стоит только поцарапать кожу, как кровь выступает. А глубокие, богатые кровью в глубине тела проходят. Так и с водой… Разве вы видите, как она течет? Для этого нужно глубже зарываться… Найдем воду, непременно найдем. Без нее нищими по земле пойдем!

Вздохнули чабаны глубоко и принялись рыть второй колодец, за ним — третий…

Воды все не было.

Наступила очередь седьмого колодца. Теперь уже ропота не было слышно. Молча выбрасывали землю лопатами, молча поднимали ее в брезентовых мешках с помощью ворота. Не было сил разговаривать. Земля мягче и лучше не становилась. Легче, правда, работать по утрам, когда на траву роса стала выпадать. Глубок ствол колодца, заглянешь в него — а там темнота, сыростью и не пахнет.

И этим вечером, как и всегда, молча двигали ложками, скудной пищей желудок наполняя, молча спать укладывались. Души опустошенные, злые. Уснули быстро. Ночью отцу сон прекрасный приснился. Живая степь, покрытая травой изумрудной зелени. Сады везде. Ветки под тяжестью плодов гнуться. Птицы порхают с ветки на ветку. А по лотку от колодца вода вкусная сладкая бежит. Набирает их он пригоршнями, лицо и грудь освежая. Проснулся, потянулся рукой, а та коснулась влажной земли. Поднялся он подошел к колодцу, и увидел на дне его отображение луны.

Разбудил сыновей. Те не верили словам отца. Потом подошли к колодцу, ведро опустили, прислушиваясь. Нет, не ударилось ведро, как прежде, а плюхнулось.

— Вода! — закричал старший из братьев во всю мочь молодого горла.

— Вода! Вторил младший ему.

До рассвета уже не спали, не до сна было. Утром заглянули — полный колодец сладкой воды. Пошли к шестому по счету колодцу — и там вода. И так, во всех семи колодцах…

И небо молодым чабанам показалось высоким и голубым. И солнце уже не так припекало. И дышать стало легче. Развернулись плечи, руки силой налились.

Радуясь, забыли молодые чабаны об отце, вспомнили, когда радость стихать стала. Отца нигде не было. Думали, не от радости ли, ошалев, отец свалился в один из колодцев. Искали в каждом из семи, но так и не нашли.

Говорили позже старики мудрые, что превратился старый чабан в источник жизни, в воду живительную.