Булгаковская история

У каждого, кто когда-то приобщился к творчеству Михаила Булгакова, могла произойти связанная с этим какая-нибудь интересная, в духе Булгакова, или, проще говоря, булгаковская история. Но обычно нам просто попадается книга, мы ее читаем, обсуждаем с кем-то, потом что-то остается в памяти, что-то уходит навсегда. Если о книге и авторе остались положительные эмоции, то в дальнейшем встречи с его творчеством будут подобны встречам с хорошим и верным другом.

Автору этих строк книга Булгакова встретилась еще в начале 1960-х, и предложил ее прочитать подростку человек, знающий толк в книгах. Книга была прочитана с интересом, но тогда больше привлекала научная фантастика, путешествия и приключения. Со временем в памяти остались кое-какие эпизоды из «Записок юного врача». Из жизнеописания Мольера запомнилось, что он как-то враждовал или боролся с церковниками.... Мало запомнилось из «Театрального романа», т.к. его события и герои были странны, незнакомый необычны. Что-то малопонятное, но с налетом сказочности в духе Гофмана, одного из любимых мной писателей...

Через несколько лет произошла новая встреча с Булгаковым, с его «Мастером и Маргаритой». Будучи уже студентом первого курса вуза в Хабаровске, журнал «Москва» прочитал одним из первых в библиотеке, сразу отдал читать друзьям и потом долго и с трудом разыскивал, чтобы вернуть в библиотеку. Этот роман Булгакова сразу стал легендарно популярен, хотя тогда мало кто его читал, но все жаждали прочитать. В те времена хорошую книгу приобрести было очень тяжело, к тому же наступали времена брежневско-сусловской идеологии, и Булгаков явно в нее не вписывался. Интересы студента технического вуза, а затем инженера, тоже были далеки от литературных.... Помню, что книг Булгакова на прилавках магазинов не находил. «Мастера и Маргариту» издали книгой в 1973 г., без 159 купюр журнальной публикации, но достать ее было трудно.

И все же Булгаков постепенно входил в культурную жизнь советского государства. Где-то стали появляться его пьесы в театрах, кинематограф представил свои версии «Дней Турбиных», «Бега», комедии «Иван Васильевич» с лучшими нашими режиссерами и киноактерами. Интересно, что сам Булгаков кино не любил, и относился к нему иронически.

О жизни и условиях творчества Михаила Булгакова в то время мы почти ничего не знали. А на западе давно издавали и изучали Булгакова. У нас же даже литературоведы, до поры до времени, мало что могли опубликовать на эту тему.

Обстановка изменилась с наступлением перестройки. Идеологическая цензура ослабла, стали издавать Бухарина и Троцкого, Солженицына, Сахарова и многих других бывших «врагов народа» и диссидентов.... Вполне возможно, что это делалось в угоду Западу, с прицелом на горбачевское нобелевское лауреатство...

Но на этом фоне стали приоткрываться и кладовые русской советской и русской зарубежной литературы, до той поры обычному советскому гражданину совсем неведомые. Вот тогда появились труды Мариэтты Чудаковой, много лет изучавшей жизнь и творчество Булгакова. Сначала сборник «Воспоминания о Михаиле Булгакове», а затем полноценное «Жизнеописание Михаила Булгакова».

В эти времена я работал в Евпатории инженером, учился в заочной аспирантуре и часто бывал в Москве. Один из научных руководителей жил на улице Малой Бронной, совсем недалеко от Патриарших прудов (тогда Пионерских). Иногда я бывал у него в гостях. Добирался обычно из Подмосковья, от станции Крюково (как потом узналось, и в этих местах бывал Булгаков) электричкой до Ленинградского вокзала, затем на метро от станции Комсомольской до станции Маяковская. Выходишь, и перед тобой площадь Маяковского, справа улица Горького (теперь Тверская), и идешь от нее вниз, мимо Консерватории и Театра Сатиры, и вскоре сворачиваешь налево.

Всегда было такое впечатление, что попадаешь в другой мир. Где-то, совсем рядом толпы спешащих, озабоченных москвичей и приезжих, непрерывные потоки машин, а здесь почти тишина, редкие прохожие, мало автомобилей, нет автобусов и троллейбусов. Один из домов по левой стороне был изукрашен фанатскими надписями поклонников Булгакова (уже появились), напоминавшими о проживании здесь писателя. Было, кажется, и кафе с булгаковской тематикой. Времени на экскурсии у меня не было, дел в Москве хватало, и я просто пробегал дальше, надеясь, что когда-то удастся спокойно здесь еще побывать. Далее справа открывались пруды, хотя на самом деле водоем был один, и довольно в запущенном в те времена состоянии. Нигде тогда никаких памятных табличек или досок о Булгакове не было. Пробегал и я мимо прудов, и тоже с мыслью, что когда-нибудь будет время их рассмотреть. Но как это часто бывает, времени так и не нашлось, а с тех пор почти десять лет прошло, и в Москве бывать уже не пришлось.

Но и на бегу и в спешке всегда думалось о том, что попал в подлинно булгаковские места, где часто бывал писатель и, как видно, на него тоже эти места производили особое впечатление. Отдаленно у меня всегда мелькала мысль, что и с Евпаторией Булгакова что-то связывало, я это почему-то знал с детских лет, но что вызывало эту мысль, тогда вспомнить никак не удавалось.

Конец 1989 года я проводил в Москве, время перед самым Новым годом было занято трудами и заботами, много было чертежей и подготовки своих материалов к защите. Друзья, у которых я остановился, уехали встречать Новый год в Ленинград, и меня никто не отвлекал. Новогодние гуляния в тот раз были не для меня, в первой декаде января назначили защиту, и только вечером после трудов праведных я позволял себе чтение для отдыха. У хозяев квартиры был томик Булгакова с его «Белой гвардией», до того времени мной не прочитанной.

Александр Васильевич Ткаченко. 1911 г.

До конца роман и в тот раз не удалось прочитать, но с тех пор осталось впечатление, что очень неплохо встречать Новый год вдали от суеты и обывательских забот, по вечерам за неторопливым чтением одного из лучших, и возможно, недооцененных романов двадцатого века....

После Нового года я перебрался поближе к институту, в Менделееве под Москвой, рядом там город Зеленоград и станция Крюково. И институт, и поселок, окружены сосновым лесом, огромными необхватными деревьями, высокими до невероятности, и закрывающими небо. Гостиница, где жил, располагалась на вершине холма, на опушке этого леса. Навсегда запомнился вечер, как ни странно, перед самым рождеством. Уже днем разыгралась сильная метель, а к вечеру все усиливался ветер, снег как-то необычно закручивался вихрями, между деревьев иногда возникали огромные вращающиеся снежные столбы. Ближе к ночи снег повалил еще сильнее, и ветер усилился, пурга и метель кружили голову даже не проникая через оконное стекло. Вдруг началась гроза, но беззвучная, никаких раскатов грома не было. Вспышки происходили внутри леса, на мгновение все освещалось белым светом в одном месте, и тут же гасло и вспыхивало в другом месте. Гроза длилась около получаса, оторваться от этого зрелища, которое случается увидеть раз в жизни, было невозможно. После грозы, в двенадцатом часу, все же пошел спать, назавтра было много дел.

Утром было тихо, морозно и солнечно. Тропинка к институту шла через лес, по дороге попались два поваленных грозой дерева. Их стволы разрывались вблизи корня как будто от внутреннего взрыва. Недавнее чтение «Белой гвардии» навевало сравнение природных явлений с социальными и житейскими потрясениями, Не всегда и не всем удается благополучно пройти или хотя бы пережить связанные с ними испытания. Но тогда не было и мысли о том, что и нашему поколению вскоре предстоит утратить большую Советскую Родину, также как в начале века герои романа Булгакова утратили Российскую Империю....

Защита прошла удачно, приглашали остаться работать в институте. Но жизнь сложилась так, что я вернулся в Евпаторию. Потом начались смутные времена, иногда многие из нас оказывались на грани выживания. Многое в произведениях Булгакова стало близким и понятным. По мере возможности все эти годы читал и перечитывал те вещи Булгакова, что попадались изредка, читал и литературу о писателе и о том времени. По телевидению прошел фильм «Собачье сердце», много писали о съемках фильма «Мастер и Маргарита» с участием Анастасии Вертинской и других известных артистов, но уже происходил распад советского кинематографа и фильм в наших краях не появился. Невольно опять вспомнилось, что Булгаков не любил кино и не любил чужих переделок его произведений.

Полного Булгакова у меня все не было, но многие годы хотелось перечитать все и систематически, тогда, думал, и вопрос с Евпаторией может как-то решится.

И вот в самом конце прошлого века (фраза эта звучит для нас еще малопривычно) на предновогоднем евпаторийском толчке удалось приобрести желаемый пятитомник, изданный в 1990—92 году к столетнему юбилею писателя. Так что через десять лет Новый год вновь встречал за недочитанной тогда «Белой гвардией», как будто продолжил прерванную беседу с давним, хорошим другом. Потом внимательно, не торопясь, прочитал все пять томов. Стало ясно, что упоминание о Евпатории мне встретилось при первом чтении в детстве «Театрального романа», и это как-то связало в памяти Булгакова и Евпаторию. Для меня Евпатория всегда была родным городом, здесь провел часть раннего детства, потом бывал в гостях у родственников, окончив вуз, стал жителем Крыма в этом городе. Память человеческая избирательна, бывает, непредсказуемо себя ведет, многое забывается или хранится где-то в глубине, и вдруг всплывает неожиданно.

Когда же при дальнейшем чтении собрания сочинений обнаружился фельетон Булгакова на евпаторийскую тематику, это заинтересовало еще больше, хотя раньше такими загадками никогда не занимался. Теперь в разговорах с нашими краеведами стал интересоваться, что им известно о том, бывал ли Булгаков в Евпатории. Как оказалось, кто-то ничего не знал, другие, ссылаясь на книгу «Булгаков и Крым» уверенно утверждали, что Булгаков не был в Евпатории, т.к. там ничего не написано. Под воздействием одного из друзей, в конце концов, свои соображения и предположения изложил в статье в евпаторийской газете «Трибуна».

К сожалению, как часто бывает, редакция решила «улучшить» статью, разумеется, в сторону урезания. Урезали заодно и весь булгаковский фельетон «Сильнодействующее средство», который я уже рассматривал как важнейший документ, указывающий на то, что Булгаков мог побывать в Евпатории. Поэтому посчитал тогда публикацию неудачной, и вскоре о ней забыл, были и другие дела.

Но недаром сказано, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется....

Как оказалось, в Евпатории все это время жил человек, у которого тоже была своя булгаковская история, гораздо интереснее и продолжительнее, длившаяся уже почти восемь десятков лет. И наступил момент, когда, благодаря пусть даже не совсем удачной публикации, наши истории пересеклись.

Статья все же что-то сдвинула с мертвой точки, появились после этого другие публикации (о которых я не знал), в чем-то тоже не очень удачные, наверное, в первую очередь каким-то поверхностным отношением и неглубоким проникновением в обстоятельства жизни и творчества Булгакова. Но это тоже были шаги вперед.

Приглашение на свадьбу. 1911 г.

Помню, что вначале я не очень внимательно отнесся к тому, что просила позвонить женщина по поводу статьи о Михаиле Булгакове. Через несколько дней позвонил, познакомились по телефону, и Любовь Александровна Минакова предложила прочитать последние публикации в крымской прессе о Булгакове и его родственниках. Это было мудрое предложение, если бы потом я не позвонил, то для меня на этом вся история и закончилась бы. Но это была булгаковская история, и через неделю я позвонил, побывал в гостях у Любови Александровны, и мы сидели в комнате, в которой, будучи в Евпатории, несколько дней жил Булгаков.

Любовь Александровна Минакова, которой в октябре того года исполнялось 85 лет, несмотря на это, прекрасная собеседница, сохранившая память о многих событиях, и не только своей жизни. Как-то сразу мы нашли общий язык. Я откровенно ей рассказал, что мне не понравилось в публикациях на булгаковскую тему, какие ошибки там обнаружил. В то же время я быстро понял, что Любовь Александровна — живой, искренний человек, она может заблуждаться, ошибаться, но готова и признать свою ошибку, если ей становится ясно, в чем она состояла. Но если что-то Любовь Александровна твердо знает или помнит, то она от этого никогда не откажется. В публикациях же проскальзывала двусмысленность, какое-то недоверие, мол, столько лет прошло....

При первой встрече договорились, что я буду время от времени приходить, и будем вместе обсуждать и анализировать все имеющиеся источники, из которых главнейшими я считаю те материалы Булгакова и о нем самом, что уже опубликованы и доступны, и то, что сохранила в своей памяти Любовь Александровна. Работа была не такая простая, здоровье Любови Александровны не позволяет ей переутомляться, а мы увлекались и часто беседовали почти полдня.

Краткое знакомство с Булгаковым состоялось у Любови Александровны еще в раннем детстве. Что-то сохранилось в памяти как детские воспоминания о приезде дяди Миши, что-то вспоминалось из рассказов родителей. Любовь Александровна честно сразу отметила, что всю жизнь она не придавала этому событию особого смысла, и только в последние годы узнала о значении творчества Булгакова, о том, что теперь многих людей интересуют и его произведения, и события его жизни.

В самом деле, ее биография — это обычная жизнь обычной советской женщины в провинциальном курортном городке. Советская школьница в двадцатых-тридцатых годах, потом дальнейшая учеба и работа, замужество, семья, ребенок, семейные и домашние заботы и хлопоты, потом война со всеми ее тяготами и страданиями, возвращение в освобожденную Евпаторию, налаживание новой жизни. Литературой тогда не увлекалась, да и не до того было. Но хорошо помнит, что у отца была небольшая книжка Булгакова в серой обложке, которую, как и книгу стихов Есенина, он не оставлял на виду. Держал ее за томами энциклопедии. Но она эту книжку даже не брала в руки и так и не читала. При аресте отца в 1938-м книги, именное оружие, некоторые вещи, забрали сотрудники НКВД.

Да и Булгаков при жизни в обойму известных и уважаемых властью писателей не входил. Сначала с помощью цензуры его запретили как писателя, потом к цензуре присоединились и многие собратья по перу, чтобы запретить и все его пьесы. В провинции и так мало что знали о писателе Булгакове, а еще меньше о драматурге Булгакове. В газетах же он писал чаще под псевдонимом, и закончилось это в 1924 г. А к середине тридцатых Булгакову позволялось работать только либреттистом для музыкальных спектаклей и опер. Несколько десятилетий Булгаков как бы не существовал для советской литературы.

В самом конце 1940 г. отец Л.А. Минаковой вернулся из застенков НКВД, измученный, искалеченный, больной. Каким-то образом, находясь в тюрьме, он узнал о смерти Михаила Булгакова. Еще Любовь Александровна вспоминает, что иногда отец рассказывал о повести «Собачье сердце» и о том, что посвящена она дяде Михаила, известному в Москве врачу. Повесть эта в то время так и не была издана. Поэтому знать о ней отец мог либо от Михаила (что более вероятно), либо от кого-то из сокамерников. Там было много образованных и начитанных людей, а «Собачье сердце» Булгаков читал на литературных вечерах и встречах, направлял в несколько издательств, давал читать знакомым.

В эти годы Любовь Александровна бывала в Евпатории наездами, в 1938 году она вышла замуж за летчика Сергея Минакова, и находились они теперь под Ленинградом, в Петергофе. Начало войны застало их в Таллине, куда мужа временно откомандировали, и возможно это спасло от блокады. С маленьким сыном эвакуировалась в Саранск. Много было трудностей, и сына воспитывала, и работала на разных должностях в авиачастях. Удача иногда их вспоминала, в Саранске потом оказались и родители. Мать работала медсестрой, а отец — механиком по ремонту автомобилей, которые сам перегонял на передовую. Обиды на советскую власть не держал, а дочери говорил, что Родина у человека только одна, и что бы ни случилось, другой уже никогда не будет.

Удачей было и то, что в Крым, а потом и в освобожденную в 1944 г. Евпаторию возвращались все вместе с авиачастью, в которой работала Любовь Александровна. Муж погиб в 1942 г. на фронте, и надо было начинать новую послевоенную жизнь. Потом было второе замужество, рождение второго сына, трудовые будни медсестры в здравницах Евпатории. Постарели родители, надо было и им помогать.

И вот в конце жизни отец стал вспоминать Михаила, спрашивал дочку, помнит ли она его приезд. Иногда что-нибудь вместе вспоминали. Отец писал в Кара-Найман лекарю Глушко, который был мужем их дальней родственницы, видно тоже что-то просил вспомнить о приезде Булгакова. Об этом письме уже рассказывалось в предыдущих публикациях. Его Любовь Александровна запомнила наизусть, потому что отец тогда тяжело болел и просил ее читать письмо вслух. Еще помнит свой сон тех времен, где-то они идут с братом Петей и дядя Миша их держит за руки...

Я спросил Любовь Александровну, было ли такое на самом деле? Нет, это только сон. Было все по-другому. Много раз обсуждали мы эпизоды, сохранившиеся в памяти Любови Александровны, и наверное все, что можно еще вспомнить, она уже рассказала. Видели они с братом дядю Мишу всего два раза. В день приезда он вошел в их комнату вместе с матерью, мать сказала, что приехал дядя Миша и поживет у них. Дядя Миша их потрепал по головкам, а потом мать сказала, что дяде Мише надо отдохнуть, он нездоров, и его не надо беспокоить. Последующие дни дети его не видели, он уходил рано утром, а приходил, когда они уже спали. Помнит, как отец говорил матери, что они пойдут с Михаилом к родственнице тете Поле.

Александр Васильевич Ткаченко в 1920-х годах

Второй раз встретились с дядей Мишей накануне его отъезда. Наверное, он спросил детей, что бы они хотели в подарок. И что могли хотеть маленькие дети в то не очень сытое время? Каких-нибудь сладостей, которые они видели не часто. И они пошли с дядей Мишей в ближайший магазин. Он был недалеко от их дома, на перекрестке нынешних улиц Гоголя и Кирова, назывался магазин Эринджека и торговал любыми товарами. Тут, вспомнив о рассказанном сне, я поинтересовался, вел ли их дядя Миша за руку. Оказывается, нет, Любовь Александровна запомнила, что они с братом сначала семенили сзади. В магазине был невысокий продолговатый прилавок овальной формы. Он был разделен на сегменты и разделял сладости по сортам (халва, изюм, карамель и т. д.). Конечно, именно он притягивал детей, когда они попадали в магазин. Наверняка его запомнили многие евпаторийцы, чье детство пришлось на тот период. Дядя Миша купил им по кулечку карамелек, и они вернулись домой.

Какой смысл в этих подробностях, спросит нетерпеливый читатель? И будет неправ. Именно благодаря этим путешествиям в глубины человеческой памяти открылась одна деталь, многое сразу уточнившая и разъяснившая. Любовь Александровна после наших бесед, чтения моей последней публикации, призналась, что раньше не думала о таких деталях, не считала их важными. Но поскольку я дотошно и внимательно ее расспрашивал о, казалось бы, мелких и незначительных подробностях, то это и ее постепенно настроило на внимательное и критическое отношение к анализу того, что осталось в памяти.

И вот незадолго до написания этих строк, в начале нашей очередной беседы, Любовь Александровна сказала: «А знаете, вы правы насчет даты приезда Михаила Булгакова. Я все вспоминала, почему я посчитала, что это было в марте 1925 года?

В это время у нас в семье было другое событие, родители решили отказаться от аренды всего дома, наверное, были об этом разговоры, и потом в семье вспоминали это событие и эту дату. Но в 1925 году мне было пять с половиной лет, я уже была большая, мама меня посылала в морпорт относить отцу на работу обед.

И помните тот прилавок со сладостями? В то время я уже сама могла выбрать и купить их себе, а вот когда были с дядей Мишей, помню, что держалась руками за край прилавка и все тянулась опереться подбородком на этот край, чтобы заглянуть и рассмотреть, что там есть. Так что все правильно, это могло быть только в 1923 году, я была маленькой, недавно исполнилось четыре года. И в Евпаторию после революции он приезжал один раз, иначе наша семья знала бы. От родственников и от отца я знаю, что был он еще до революции в 1911 году на свадьбе Екатерины Булгаковой. Мой отец тоже был на этой свадьбе, и у нас долго хранилось красивое приглашение на эту свадьбу. Но потом отдала на хранение родственникам, а они теперь не могут его найти».

Все же недавно Любовь Александровна показала мне другое приглашение на ту же свадьбу. Оно нашлось у другой ее родственницы, Т.Н. Бредихиной¹. Но то приглашение, о котором вспоминает Любовь Александровна, было большего размера и более красочно оформлено. Как видно, сделали два варианта этих приглашений, более простое, небольшого размера, для родственников и приглашенных, живущих в Крыму, и большого размера, родственникам в другие города. Булгаковым в Киев, Ткаченко (отцу Л.А.) в Петербург...

Следует заметить, что никакие известные на сей день сведения, не противоречат тому, что в конце мая 1911 года Булгаков побывал на свадьбе, познакомился там с Александром Ткаченко. Вместе с Михаилом мог и Ткаченко заехать в Киев, так как вспомнить, где они были сфотографированы, в Крыму или Киеве, Любовь Александровна не может. Но здесь мы все более вступаем на зыбкую почву догадок и предположений, а потому продолжим булгаковскую историю Л.А. Минаковой.

После войны, как и у всех, были у нее радости и горести, много пришлось трудиться, забот и в семье и на работе всегда хватало. Дети росли, учились, а ее родители старели.... Отец умер в 1964 году, мать пережила его не надолго. Время летело все быстрее, и вот уже разъехались дети в разные края, потом случилось несчастье с мужем. Его смерть на совести тогдашних городских властей, считает Любовь Александровна. Ради своих корыстных интересов оскорбили ветерана войны, да так, что сердце его не выдержало. Потом приезжали, просили прощения, соболезновали. Но кому нужно это фальшивое и поддельное сочувствие.

Подошел и пенсионный срок, и осталась Любовь Александровна уже одна. В советское время, пока была еще помоложе, хватало сил на общественную работу. Стала читать книги, любила отечественную классику, Тургенева, Толстого, и классику приключенческого жанра. В конце 70-х и начале 80-х прочитала несколько произведений Булгакова, и, как она искренне признается, была разочарована. Интерес вызвал только роман «Белая гвардия», а вот «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце», «Роковые яйца» были ей непонятны, для чего они написаны, в чем замысел автора? Говорила она об этом с некоторым смущением, ведь многие теперь изливают свои восторги, затронув эту тему.

Когда мы об этом говорим, я ее успокаиваю, ведь это была, в общем-то, обычная реакция обычного советского человека, привыкшего совсем к другой литературе и другому отношению к литературе. В советское время литературное произведение не оценивалось как произведение искусства, культурное явление — главными критериями были приемлемость для советской цензуры и одобрение властей. И это десятилетиями фильтровало, формировало и сформировало вкусы общества. Или полную безвкусицу, которую можно рассматривать как логический итог советского периода воспитания вкусов. С другой стороны, советские власти запретами создавали ажиотажный спрос, например, на Солженицына. Но вот он издан, ажиотаж на запретный плод исчерпал себя, и теперь не сразу найдешь книгу Солженицына среди тьмы тьмущей дамских романов, детективов, сериалов и прочих сиюминутных поделок. К настоящей, подлинно художественной литературе доступ непрост во все времена и по многим причинам, а память обывателя очень коротка. И советские власти, и последующие, каждая по-своему, стремились и стремятся к обществу с короткой памятью. На такое общество и рассчитана нынешняя массовая литература и шоу-бизнес. Чудо уже то, что Булгакова пока издают и помнят, ведь скольких уже забыли повторно, после краткого периода «перестройки»....

Но не всех и не всегда удается исковеркать, среди таких людей и Любовь Александровна Минакова. Она осознала, что ценность Булгакова не отменяется отношением к нему и его творчеству отдельного человека, ценность эта определяется местом в общечеловеческой культуре. Просто долгое время считала, что известные ей сведения о Булгакове, о его посещении Евпатории, сейчас никому не интересны.

Вскоре после войны 1941—1945 гг. Снимок сделан около террасы дома № 12 по ул. Урицкого

Все же был в ее жизни эпизод, в результате которого в городе некоторый круг знакомых узнал о ее родственных отношениях, пусть и дальних, с семьей Булгаковых. Как-то на общественной работе от совета ветеранов дежурила в продуктовом магазине. Отмечала тех ветеранов, что по своим карточкам получали продукты, был и такой период в нашей истории. Подошла знакомая, вместе с которой Любовь Александровна работала одно время, и в руках у нее был двухтомник Булгакова. «Вы любите Булгакова?», «Да, я очень, очень его люблю!», отвечала знакомая. «А вот я многое у него не понимаю, хотя и его родственница», сказала Любовь Александровна. «Как родственница? Ведь и я родственница...». Тут они поняли, что много лет прожив в одном городе, больше года работая в одном санатории, не знали о своем родстве. Теперь они поддерживают отношения, бывают друг у друга в гостях, на именинах и праздниках, обсуждают и булгаковскую тему. Оказалось, что страх и недоверие, укоренившиеся в советский и особенно сталинский период истории, на многие десятилетия заглушали в людях и родственные чувства, и родственные связи. Еще недавно многим приходилось заполнять анкеты с вопросами: Есть ли родственники за границей? Находился кто-то из родственников в оккупации? И т.п. Мой отец не раз мне говорил, что его карьере военного во многом мешал тот факт, что его родители находились в Крыму весь период немецкой оккупации. И это приходилось указывать в анкетах. Не помогало и то, что сам он честно прошел всю войну с самого начала и дошел до Берлина.

Поэтому и сейчас многие, достаточно пожилые люди, рассуждают так: «Сегодня я всем рассказываю, что я родственник Булгакова, а завтра новая власть опять объявит его врагом народа, и кем я тогда окажусь?»

Можно только уважать мужество Любови Александровны Минаковой, ведь без ее активной гражданской позиции важный эпизод в истории Евпатории был бы утрачен. Промелькнули бы в газетах публикации с жиденькой сенсацией о родственниках Булгакова, и так бы все и заглохло.

Пока же есть необходимость подвести некоторые итоги и внести уточнения, отметив то, что стало понятнее, и то новое, что появилось после предыдущей нашей публикации («Литературный Крым», 30 октября 2004 г., № 36—37).

Теперь считаем достоверно установленным фактом, что Михаил Булгаков был в Евпатории в гостях у семьи Александра Васильевича Ткаченко, отца Л.А. Минаковой, в середине декабря 1923 г.

Пробыв в Евпатории около недели, он выехал в село Кара-Найман вместе с А.В. Ткаченко. Транспортом, взятым на время у родственников Бредихиных, служила повозка, переделанная из бывшей кареты, запряженная двумя лошадьми. Уехали рано утром, когда дети еще спали. На другой день А.В. Ткаченко вернулся домой верхом, пригнав лошадей, а повозка осталась в Кара-Наймане. Булгаков же в конце декабря был в Москве, где и встречал Новый, 1924 год. А 3 января 1924 года в газете «Гудок» опубликован фельетон Булгакова «Сильнодействующее средство», связанный с Евпаторией и Симферополем.

Недавно обнаружил еще одно интересное обстоятельство. В комментарии к письму Михаила родной сестре Вере от 23 января 1923 г. сообщается, что в годы гражданской войны Вера оказалась в Симферополе и прожила там несколько лет. Данное письмо было адресовано ей в Киев, куда она приехала (или вернулась совсем?). В нем Михаил уговаривает ее остаться в Киеве: «Я очень обрадовался, узнав, что ты в Киеве. К сожалению, из телеграммы не видно — совсем ли ты вернулась или временно? Моя мечта, чтобы наши все осели бы, наконец, на прочных гнездах в Москве и Киеве». Но у Веры Афанасьевны уже была своя семья в Симферополе. Скорее всего, в конце 1923 года она была в Симферополе, и Михаил, по пути из Кара-Наймана в Москву, вполне мог у нее побывать. Возможно, эти обстоятельства заинтересуют кого-нибудь из симферопольцев, и мы узнаем что-то новое? В Интернете на сайте «Булгаковская энциклопедия» сообщается, что в начале 1920-х Вера Афанасьевна Булгакова(1992—1972, в некоторых источниках 1973) вышла замуж за Николая Николаевича Давыдова (1898—1971), потомка знаменитого Дениса Давыдова, и уехала из Киева в Симферополь. В середине 1920-х они переехали в Москву. Поэтому и в последующих поездках в Крым Булгаков мог бывать в Симферополе, если там жила родная сестра или еще кто-то из родных. Когда я рассказал об этом обстоятельстве Любови Александровне, она сообщила, что, возможно, кто-то из общих родственников и ныне проживает в Симферополе.

Наверное, неслучайно в полученном в декабре 1926 г. разрешении на постановку пьесы Булгакова «Зойкина квартира» в перечне городов есть Симферополь. Неслучаен, как видно, для писателя и маршрут Евпатория — Симферополь.

Но вот вопрос, ответ на который интересует и Л.А. Минакову, и автора этих строк, бывал ли Булгаков в Евпатории, да и вообще в Крыму, до революции? Хорошо известно, что семья Булгаковых имела дачу под Киевом, и с наступлением тепла центр их семейных событий перемещался именно туда. Имеются воспоминания сестер Михаила Булгакова о том времени. Конечно, вряд ли их публиковали полностью, а в известных публикациях только Надежда Булгакова упоминает о поездке матери в Крым в 1912 году. При этом все дети оставались в Киеве. Больше никаких подробностей найти не удалось.

А Любовь Александровна утверждает, что Михаил был в Евпатории в 1911 году на свадьбе. На этой свадьбе он встретился и познакомился с ее отцом, об этом ей известно из его рассказов. Одно из приглашений сохранилось и воспроизводится с разрешения Л.А. Минаковой и Т.Н. Бредихиной. Свадьба эта была значительным событием для всех родственников, а Михаил после смерти отца был как бы главой семьи.

Михаила Булгакова свадьба могла заинтересовать и по другой причине. В 1908 году он познакомился с приехавшей в Киев к родственникам саратовской гимназисткой Татьяной Лаппой. Гимназическое увлечение переросло в роман. Как оказалось, всерьез, они переписывались, приезжали друг к другу. Михаил в 1911 году учился в университете, дающем диплом врача. С нетерпением мечтал о самостоятельной жизни с любимым человеком. И конечно, думая о своей будущей свадьбе, любопытно было побывать на свадьбе у родственников.

По сведениям евпаторийских родственников Михаила Булгакова, на этой фотографии его брат Николай в 1918—1920 (?) гг. (публикуется впервые). В этот период Николай был курсантом Киевского военного Инженерного училища, переведенного в Крым, в Феодосию. Слева на снимке был Александр Булгаков, но многие советские годы родственники боялись, что обнаружится родство с человеком, бежавшим за границу, и эту часть фото отрезали. В то время так поступали во многих семьях (прим. 2011 г.).

Любовь Александровна сама познакомилась с тем, что об этом периоде сказано в «Жизнеописании Михаила Булгакова» М. Чудаковой, и указала на то, что точные подробности отсутствуют. Известно, что в 1911 году в Киеве было неспокойно, происходили волнения и забастовки студентов. Булгаков, скорее всего, был в стороне от этих событий. Занятия в университете временами прекращались. Так что на этом фоне Михаил мог найти время для поездки в Крым в конце мая.

Далее известно, что в конце июля 1911 года в Киев приехала Татьяна, окончившая саратовскую гимназию. Некоторое время она гостила на даче Булгаковых, хотела остаться в Киеве, но по требованию отца в начале сентября возвратилась в Саратов. Михаил затосковал, забросил и занятия, обучение затянулось на лишний год. Кстати, к этому периоду относятся первые литературные опыты Булгакова, увлечение музыкой и даже мысли о карьере оперного певца. На рождество он ездил в Саратов, знакомиться с родителями Татьяны. Летом 1912 года он снова приехал в Саратов, и в конце августа вместе с Татьяной они уехали в Киев. Обвенчались они там же в апреле 1913 года, свадьба была очень скромной, т.к. одобрения родителей жениха и невесты не вызвала.

Все эти события довольно логично соответствуют возможной поездке на свадьбу в Евпаторию, хотя происходила она в богатом имении Бредихиных в селе Куль-Сеит (ныне Татьяновка). Владелицей поместья была мать невесты Агриппина Несторовна Булгакова, урожденная Бредихина. В Евпатории она имела большой дом, в котором и останавливались гости из других городов России. Здесь и познакомились Михаил Булгаков с Александром Ткаченко, который тоже еще был неженат, у него такое событие случилось в 1914 г. Интересно, что подтвердилась народная примета: неженатые, побывавшие на чужой свадьбе, скоро и свою свадьбу сыграют. Свадьба продлилась два-три дня, а потом, вероятно, после отдыха в Евпатории, новые друзья отправились в Киев. Время уже было летнее, дачное. Любовь Александровна вспоминает, что в своих рассказах об этом времени отец упоминал Лысую гору, а дача Булгаковых находилась где-то неподалеку.

За время нашего совместного изучения булгаковской темы, как считает Любовь Александровна, она многое стала вспоминать и сама анализировать, и это и ей многое прояснило в ее родственных отношениях. Ведь именно роль богатого семейства Бредихиных, исследователям, изучавшим жизнь Булгакова, совсем неизвестна. Потому что к тридцатым годам прошлого столетия многие родственники предпочли забыть о таком родстве. И не только в силу пословицы, что родственников любят богатых.... Крым стал советским, и Бредихины лишились не только богатства, но многие стали жертвой репрессий, уехали за границу, а те, кто остался, старались жить тихо, вписавшись в новые порядки.

Это совсем другая история, в общем-то, типичная для того времени. Пока же стало понятно, что именно к Бредихиным в Крым тянулись родственники, как до революции, так и в первые послереволюционные годы. Как видно знали, что не откажут ни в помощи, ни в крыше над головой, да и курортные места уже были известный притягательны. Евпаторию и Романовы посещали....

И вот вспоминая и уже анализируя то, что осталось в ее памяти, Любовь Александровна сама поняла и указала автору этих строк, какое значение имели родственные связи с Бредихиными. Именно на Бредихиных рассчитывал Александр Васильевич Ткаченко, когда в 1919 году отправлял свою семью в Крым, в Кара-Найман. Лошадей и повозку для поездки Михаила Булгакова и А.В. Ткаченко в Кара-Найман также предоставили Бредихины. Более того, версия о том, что Булгаков едет к лекарю Глушко частью, видимо, служила и для отвода глаз. Ведь Глушко, по некоторым сведениям, потомок фельдмаршала Кутузова, был в родстве с Бредихиными, как муж одной из сестер. Поэтому детям могли говорить, что дядя Миша плохо себя чувствует, и едет к целителю. А истинной целью поездки, скорее всего, было желание Булгакова узнать подробности о судьбе своих братьев.

Здесь Любовь Александровна спорит с М. Чудаковой, сообщающей в «Жизнеописании Михаила Булгакова», что Николай Булгаков был эвакуирован из Крыма на «Рионе». По рассказам ее отца, которые теперь находят подтверждение и от других родственников, его переправили в Турцию с помощью контрабандистов. Вспоминали даже имя Османа. В оплату требовали только золото и драгоценности. И хотя цена была немалая, родственники собрали, что могли и спасли Николая. Основной вклад был со стороны Ивана Карповича Булгакова и Бредихиных. Разумеется, все это держалось в тайне, знали только некоторые родственники. Доверить эти факты письмам или другим письменным свидетельствам, никто и подумать не мог. Поэтому ничего не известно об этом даже самым внимательным исследователям жизни Булгакова и его семьи. Точной даты этих событий теперь не вспомнить, но на основании анализа, сделанного в прошлой публикации, следует заключить, что происходили они в конце 1920 года после взятия Крыма Красной Армией. Следует отметить, что ранее я скептически относился к этим рассказам, ведь они противоречили «Жизнеописанию», да и первоначально указанная дата этих событий оказалась ошибочной. Но в конце 1920-го, когда в Крыму остались во власти победителей, или прятались, десятки тысяч солдат и офицеров разбитой белой армии, такая история вполне была реальна. Николай Афанасьевич Булгаков был всего лишь кадет, имел ранение и мог быть не в госпитале, а у родных. Да и сомнительно, чтобы простых кадетов власти белых эвакуировали в первую очередь, оставив тысячи офицеров. А вот когда начался красный террор и расстрелы, многие из оставшихся готовы были покинуть Крым за любую цену.

И здесь всплыло еще одно обстоятельство, сравнительно малоизвестное. За несколько лет до революции в семью Булгаковых в Киеве вошли два их двоюродных брата Костя и Коля. Костя был на год моложе Михаила и стал его близким другом, а Коля был сверстником Николая Булгакова. О Косте я писал в предыдущей публикации, а вот о Николае Петровиче Булгакове, о его жизни и судьбе не нашел пока никаких сведений. Ведь он тоже мог стать кадетом, оказаться в Крыму и у тех же общих родственников!

Но Любовь Александровна утверждает, что все-таки это был родной брат Михаила. Недавно она видела у одной из родственниц фотографию Николая Булгакова в его студенческие годы. Оказывается, Николай тоже бывал в Крыму и дружил с одним из родственников по линии Бредихиных. К сожалению, пока нет разрешения владельцев, чтобы предоставить эту фотографию для печати.

Любовь Александровна теперь сожалеет, что в 1964 году она не очень внимательно относилась к рассказам отца, а ведь перед смертью человек вспоминает то, что было самым важным в его жизни. Тогда были еще какие-то письма и фотографии. Теперь только то, что, несмотря на прошедшие «годы и невзгоды», осталось в ее памяти. Все равно следует поблагодарить Любовь Александровну: память о Михаиле Булгакове она сохранила и теперь передает всем нам. На мой взгляд, это намного обогащает и углубляет тему «Булгаков и Крым».

И, чем больше узнаем что-то новое, тем больше новых вопросов.... Многочисленными исследователями пока изучено в основном то, что находилось на поверхности. А в период революции и гражданской войны происходили и такие события, о которых их участники предпочитали потом не вспоминать. Быть может, публикации автора для кого-то послужат началом еще одной булгаковской истории.

Для автора этих строк когда-то булгаковская история началась с одного слова «Евпатория» в «Театральном романе». А для Любови Александровны — с эпизода в невообразимо далеком теперь детстве 1923, о котором осталось только воспоминание: «Было прохладно, и мама одела мне красный теплый капор и пальто. Мы шли по тропинке, через Гоголевскую площадь, и на середине площади я упала и заплакала. Дядя Миша поднял меня, отряхнул и сказал: Петя, возьми Любочку за ручку! После этого мы с братом шли впереди, а дядя Миша за нами. Это было накануне его отъезда в Кара-Найман...».

Если когда-нибудь в Евпатории появится улица Булгакова, это будет лучшим финалом нашей булгаковской истории. Как-то мы говорили с Любовью Александровной об этом и вдруг подумали, есть музеи Булгакова в Киеве и Москве, но нигде нет улицы Булгакова. И городские власти Евпатории имеют теперь, по нашему мнению, все основания, чтобы такая улица впервые появилась в Евпатории! В год 60-летия Победы это будет не только хорошим подарком для участницы Великой Отечественной Войны Л.А. Минаковой, но и станет памятным событием культуры для жителей города.

2005

Примечания

1. Более точно, Т.Н. Горкун (урожденная Миронюк), а Бредихина — фамилия ее матери.