Степная вольница

Буджакская Орда просится в подданство Речпосполитой — Ее переселение во владения Крымского ханства — Бунты украинских казаков в 1637 и 1638 гг. — Союз восставших запорожцев с крымскими мирзами — Поражение восстаний и бегство части казаков в Крым — Захват донскими казаками османской крепости Азак

После расправы с Хусамом и Саадетом Гераями буджакцы возвратились в родные степи, где их ожидали лишь пепелища: ведь перед отходом в Крым кочевники сожгли все свое добро, что не смогли увезти в кибитках. Орде грозил голод, и терять ей было уже нечего. «Пусть теперь падишах либо даст мне пост паши в какой-нибудь провинции, либо позволит добывать пропитание в Польше; а если нет, то я пойду на Молдову и Валахию, не щадя ни неверных, ни турок, ибо мне уже все равно!» — с отчаянной решимостью писал в Стамбул Салман-Шах.¹ Но его просьба была оставлена без внимания. Мурад IV, удалившись воевать с кызылбашами под самый Багдад, строго приказал дунайским пашам и Бахадыру Гераю не задираться с поляками и довести до конца выселение буджакцев. Новоназначенный калга Ислям Герай был снабжен турецким отрядом и послан к Ак-Керману, чтобы по пути в Крым забрать с собой и все буджакские улусы. Урак, Салман-Шах и прочие мирзы всерьез встревожились: ибо хан мог призвать их к ответу за недавнее злодеяние, а султан не собирался заступаться за буджакцев — ибо, ведя войну на востоке, ради мира с Польшей был готов пожертвовать их ордой.

Не видя иного выхода, мирзы решились на отчаянный шаг: искать прибежища у своего извечного врага, польского короля. Созвав всеобщий совет и пригласив на него польского посланца Дзержека, Урак объявил: «Мы все желаем быть королевскими подданными, верными и преданными, если король обещает нам безопасность... Мы знаем, что он держит слово, в отличие от турок. Ведь, поверив султану, погибли и паши, и Кан-Темир, и его сын Усеин, и прежний хан, и ханский сын вместе с сыном калги. А уж тем более мы, которые из-за османов пролили кровь двух султанов, разве можем ожидать чего-то другого? Не имея пристанища ни в Турции, ни в Крыму, мы подчиняемся Его Королевской Милости и желаем лучше жить под властью его, нежели лишиться жизни. Не считайте нас разбойниками: ведь всё, что мы делали, мы делали по турецкому велению. Сколько раз чауши направлялись к коронному гетману, заявляя о нашем самоуправстве, столько же раз к нам приходили фирманы выступать на Речпосполиту, — сказал Урак-мирза и в подтверждение показал пачку султанских писем. — Все поступки султана есть ложь и коварство. Мы же, подчинившись королю, пойдем, куда тот прикажет. Если он велит нам осесть и заняться хозяйством, то покоримся и этому. Если же прикажет воевать с Турцией, то дойдем до самого Эдирне. Есть много краев, куда мы могли бы податься: Московия, Черкессия, Персия, и везде нас охотно бы приняли, ибо мы не требуем жалования и можем прокормиться сами. Но мы решили стать подданными короля. И что бы он ни решил, пусть знает: войны с турками ему все равно не избежать!».²

Затем все собравшиеся направились к «ходжам» — ученым мудрецам, дабы те погадали, будет ли мирзам удача в столь важном начинании. Те, проведя свой таинственный гадальный ритуал, постановили: «Что начали — то делайте; вам должно повезти». На этом мирзы распрощались с послом, отошли за Днестр и, встав на границе королевских владений, стали ожидать разрешения перекочевать на Подолье.³

Коронный гетман Конецпольский давно мечтал привлечь буджакцев на службу Речпосполитой.⁴ Он знал, что внезапное дружелюбие соседей продиктовано лишь страхом, но все же поддержал их просьбу: ведь подчинение Буджакской Орды Варшаве многое изменило бы в отношениях Польши, Турции и Крыма (да и выплачивать буджакцам жалование за охрану границ обошлось бы куда дешевле, чем терпеть их набеги). Но Владислав IV, как и прежде, уклонялся от ответственных решений — а тем временем в Буджак уже пришли Ислям Герай и мансурский бей Гулюм, настойчиво уговаривая беглых мирз проследовать в Крым. Теперь рассчитывать на помощь поляков было поздно, да и простолюдины в улусах подняли ропот: сколько можно скитаться по чужим степям, когда уже подступает осень!

Бахадыр I Герай

Ураку, Салман-Шаху и их товарищам поневоле пришлось смириться. Под пристальным надзором Исляма Герая они опять повели свою орду в Крым. И хотя хан передал им свое твердое обещание, что не будет мстить за смерть Хусама и Саадета,⁵ на душе у мирз было неспокойно, и они на всякий случай постарались сохранить добрые отношения с польским соседом: «Мы остаемся вашими друзьями и будем предупреждать вас о всякой опасности, — писали они с дороги коронному гетману. — Хан прислал столько беев и мирз с такими великими клятвенными посулами, что смог увлечь наше голодное и боязливое войско в Крым. Для того мы у вас и просили войск ваших, но поскольку они так и не пришли, то иначе статься и не могло... Просим, не гневайтесь на нас за наш уход».⁶

Следует сказать, что осторожность Владислава IV имела под собой веские основания. О каких татарских казаках на службе Речпосполитой могла идти речь, когда ныне король едва управлялся с казаками украинскими... Давние противоречия между казацким сословием и правительством в эти годы небывало обострились. Десятки тысяч поставленных вне закона выписчиков требовали признать за ними все причитающиеся казакам права, а реестровцы возмущались утеснениями своих вольностей и многолетней задержкой жалования. Все это не замедлило вылиться в казацкий бунт.

В 1635 году король приказал поставить на Днепре крепость Кодак, чтобы стоящий в ней гарнизон пресекал как вторжения крымцев на Украину, так и самовольные вылазки казаков на море. Но не прошло и нескольких месяцев, как Кодак вместе со стоящим в нем королевским отрядом был уничтожен возвращающимися с моря казаками. И хотя зачинщики были схвачены и покараны, мятеж с той поры лишь ширился, охватив на несколько лет все Приднепровье.⁷

Летом 1637 года восставшие избрали своим гетманом Павла Бута, который к тому времени как раз вернулся из буджакского похода с Инаетом Гераем. Мятежный гетман разослал по всей Украине призывы к восстанию и, собирая к себе по пути новых и новых сторонников, двинулся под Черкассы. Там ему удалось захватить и убить своих главных соперников: командиров казацкого войска, утвержденных правительством. Успех Бута оказался недолог: очень скоро он был разгромлен и казнен, но взбунтовавшиеся казаки стали скапливать на Запорожье новые силы, дабы грядущей весной продолжить наступление.

Восстание нуждалось в союзниках — и ответ, кого следовало бы позвать на помощь, напрашивался сам собой: ведь в запорожском войске было немало соратников Бута, недавно побывавших в Крыму. Правда, хан с той поры уже сменился, и потому мятежники обратились к калге: как известно, Ислям Герай провел пять лет в польском плену и можно было надеяться, что он не упустит случая отомстить Речпосполитой. «Мы посылаем товарищей наших, — писали калге предводители восстания, — прося у Вашей Милости, дабы вы прислали нам на помощь вашего войска, ибо наши неприятели уже идут на нас, чтобы нас уничтожить. Мы же обязуемся отблагодарить вас любыми услугами Вашей Милости».⁸ Как ни желал Ислям Герай поквитаться с польскими полководцами, он не смог выйти на помощь запорожцам: во-первых, оставался в силе султанский наказ не ссориться с Польшей, а во-вторых, у Крыма ныне было достаточно собственных хлопот (о чем будет рассказано позже), чтобы вмешиваться еще и в украинский бунт. Тем не менее, призыв казаков не остался без ответа: очевидно, бахчисарайский двор позволил кочевавшим у Днепра ногайским улусам подсобить запорожцам — и зимой к казацкому лагерю прибыли пятьдесят мирз со своими конными отрядами.⁹

Выгоды от военного сотрудничества с соседями скоро проявились в полной мере. Королевское войско, состоящее из польских солдат и реестровых казаков, ранней весной двинулось к Запорожью, чтобы разбить укрепившихся там бунтовщиков. Правительственные отряды уже подошли к урочищу Желтые Воды, когда на них внезапно ударила татарская конница. Поражение было тяжким: в живых осталась лишь треть бойцов, а восставшие запорожцы праздновали победу.¹⁰

Сопровождаемые своими крымскими союзниками, мятежники двинулись на центральную Украину, превратившуюся теперь в плацдарм братоубийственной войны. Ободренные поддержкой с юга и чувствуя за собой крымскую силу, повстанцы угрожали польскому командующему Миколаю Потоцкому татарским нашествием¹¹ — но в конце концов, после жестоких битв, к осени были принуждены сложить оружие. С немалым трудом подавив мятеж, правительство подтвердило все свои прежние постановления относительно казачества, введя, однако, важное дополнение: выборный пост гетмана, вызывавший столько споров, отныне отменялся, и командир казацкого войска назначался напрямую из столицы.¹²

На днепровском берегу вновь стал восстанавливаться Кодак, а предводители восстания — Яцко Остряница, Дмитро Гуня, а также тысячи тех казаков, что опасались наказания либо не желали жить при прежних порядках, покинули пределы Речпосполитой. Кто-то переселился на южные окраины Московии, другие бежали к донским казакам, а иные перебрались и в пределы Крымского Юрта.¹³ И если первые положили начало заселению Слободской Украины, то судьба беженцев в Крым неизвестна. Вряд ли они присоединились к тем своим соотечественникам, что, попав в крымский плен и отбыв положенный срок неволи, порой навсегда оставались в Юрте как обычные поселяне: ведь превратиться в податных земледельцев казаки могли бы и в Речпосполитой, да не желали того. Уж скорее, они могли стремиться попасть через Крым на Дон — но добрались ли они туда, не ведомо никому.

Османская империя и Речпосполита, поглощенные серьезными конфликтами с другими своими соседями (первая — с Ираном на востоке, а вторая — со Швецией на севере), опасались некстати задеть одна другую и потому стремились укротить вольных добытчиков по обе стороны границы; каждая со своей стороны. На этот раз и королю, и султану с ханом удалось достичь желаемого: украинские казаки снова присягали на верность правительству, а переселенные в Крым буджакцы расставляли свои шатры на новом месте. Однако этот успех был непрочен, и если благонамеренные стратеги великих держав ожидали мирной передышки в Причерноморье, дабы уладить тем временем свои дела на дальних фронтах, то их надежды рухнули, не успев воплотиться: ибо, помимо запорожцев и буджакцев, на другом краю здешних степей процветала еще одна вольница — Войско Донское, гораздо более отдаленное от своего монарха и менее зависимое от него.

Пока польские, османские и крымские власти усмиряли своих беспокойных подданных, на Дону грянул гром, громкое эхо которого раздалось по всем окрестным странам.

Все началось с великого исхода ногайцев 1630-х годов: когда большинство из них откочевало от Кубани и Дона к Крыму, донские казаки стали чувствовать себя в опустевшем краю гораздо смелей, чем прежде. Нельзя сказать, чтобы вооруженные пушками и ружьями донцы слишком опасались ногайских лучников — но сама численность обитавших здесь орд заставляла их быть осторожнее. И теперь, когда ногайцы ушли в Крым, османская крепость Азак в устье Дона лишилась своей защиты. Османы считали Азак не столько военным форпостом, сколько торгово-таможенным пунктом, и потому держали в крепости не слишком большой гарнизон.¹⁴ Впрочем, и торговые дела Азака приходили ныне в упадок: азакский наместник Умер-бей уже давно с тревогой сообщал в Стамбул, что город обнищал и порт не приносит дохода. Более того, жители не повинуются властям и порой, во время перемирий с донцами, охотно скупают у казаков награбленное, а нередко и сами, несмотря на султанский запрет, ходят в набеги на русские окраины. Если падишах немедленно не позаботится о городе, — предупреждал наместник, — то империя потеряет его.¹⁵

Но падишаху было не до Азака — и грустное предостережение Умера сбылось. Весной 1637 года, улучив момент, когда Инает Герай со всем крымским войском ушел в Буджак, донцы осадили Азакскую крепость.¹⁶ Их не насчитывалось и пяти тысяч, и османский гарнизон до последнего дня не верил, что при таких силах казаки отважатся на штурм: «Стойте, сколько хотите, — говорили защитники осаждающим, — сколько в стенах камней, столько и голов ваших поляжет!».¹⁷ Но донцы и не стали лезть на крепостную стену: они подвели под нее подкоп, набили его порохом и одним взрывом проделали в стене огромный пролом, через который 28 июня ворвались в Азак и истребили турецкий гарнизон вместе со всем населением города до последнего человека.¹⁸ Так Азак перешел в руки донских казаков.

Эта новость принеслась в Бахчисарай, едва в крымской столице закончились торжества по поводу воцарения Бахадыра Герая. Праздник сменился суровыми буднями: какие бы планы ни строил Бахадыр Герай на годы своего правления, все они были перечеркнуты случившимся, и перед ханом встала новая задача: ответить на этот дерзостный вызов.

Примечания

1. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, hetmana wielkiego koronnego (1632—1646), oprac. A. Biedrzycka, Kraków 2005, s. 374.

2. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 396.

3. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 396; B. Baranowski, Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632—1648, Łódź 1949, s. 72—75; Grausame Zeiten in der Moldau. Die Moldauische Chronik des Miron Costin, 1593—1661, übers. und komment. von A. Armbruster, Graz—Wien—Köln 1980, s. 148.

4. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 197, 201. Еще в 1632 г., пытаясь привлечь Урак-мирзу на помощь в войне с Московией, коронный гетман писал королю: «Если бы только нашлось с десяток тысяч талеров, я бы нашел способ переманить орду от Кан-Темира, чтобы она служила Вашему Величеству и оставила свои набеги на Речпосполиту».

5. Grausame Zeiten in der Moldau. Die Moldauische Chronik des Miron Costin, 1593—1661, s. 148.

6. Korespondencja Stanisława Koniecpolskiego, s. 418—419, 421—422, 425.

7. М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. І, Київ—Львів 1922, с. 218—226; Воссоединение Украины с Россией: документы и материалы, т. I, Москва 1953. С. 165.

8. М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 290. М. Грушевский приводит в своем труде и другое сообщение об этом посольстве, цитируя слова польской рукописи: «Они отправили своих послов в Крым к хану, предлагая такое условие: отдадим ему всю Украину, и какие бы мы ни добыли города и крепости, то все отдадим хану; так они порешили» (Там само, с. 290, пр. 2). Это стандартная формула подобных документов: достаточно вспомнить, что она же употреблялась и в обращении Инаета Герая к Владиславу IV, и в письмах Шахина Герая 1624 г., и в письмах запорожских казаков Исляму Гераю в 1638 г. Понятое буквально, такое предложение не могло заинтересовать Крым, ибо на чужих территориях его всегда интересовали не захваты укрепленных пунктов и расширение границ, а лишь материальные поступления: дань или военные трофеи.

Известно также, что запорожцы призывали на помощь и донских казаков (Воссоединение Украины с Россией: документы и материалы, т. I, с. 192; Dyariusz transakcyi wojennej między wojskiem koronnem i zaporoskiem w r. 1637 przez Ks. Szymona Okolskiego, wyd. K.J. Turowski, Kraków 1858, s. 14).

9. Источник говорит о том, что этих 50 мирз сопровождало 40000 татар (Воссоединение Украины с Россией: документы и материалы, т. I, с. 194). Эта цифра не может являться указанием на численность крымского войска, пришедшего на помощь казакам, ибо столь крупное соединение должен был возглавлять либо хан, либо калга с нурэдином, а они в 1638 г. на Украину не выступали. Поэтому, скорее всего, здесь приведена общая численность всего населения, прикочевавшего вместе с пресловутыми 50 мирзами. В этом случае уместно полагать, что союзниками казаков стали главным образом недавние ногайские переселенцы с Волги, расположившиеся теперь со всеми своими улусами по соседству с Запорожьем.

10. Воссоединение Украины с Россией: документы и материалы, т. I, с. 193—194, 209. Урочище Желтые Воды — вероятно, та же самая местность, в которой 10 лет спустя, в 1648 г., правительственные войска Речпосполитой потерпели другое крупное поражение от соединенных сил Исляма III Герая и Богдана Хмельницкого.

11. Воссоединение Украины с Россией: документы и материалы, т. I, с. 194, 215; Б.Н. Флоря, Запорожское казачество и Крым перед восстанием Хмельницкого, в кн.: Исследования по истории Украины и Белоруссии, Москва 1995, с. 53.

12. Здесь привлекает внимание параллель с приводившимся выше сообщением о намерении султана заменить в Крыму выборный пост хана постом паши, назначаемого из Стамбула.

Подробнее о казацких восстаниях 1637—1638 гг. см.: Dyaryusz transakcyi wojennej między wojskiem koronnem i zaporoskiem w r. 1637; М. Грушевський, Історія України—Руси, т. VIII, ч. I, с. 258—317.

13. K. Kwiatkowski, Dzieje narodu polskiego za panowania Władysława IV, króla polskiego i szwedzkiego, Warszawa 1823, s. 186; B. Baranowski, Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632—1648, s. 94.

14. A. Fisher, Azov in the Sixteenth and Seventeenth Centuries, «Jahrbücher für Geschichte Osteuropas», Bd. 21, h. 2, 1973, p. 169.

15. A. A. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в., Москва—Ленинград 1948, с. 205.

16. То, что казацкое наступление на Азак находилось в прямой связи с отходом ногайцев, сознавали и современники событий. Именно это поставил Инаету Гераю в вину Мурад IV при встрече в Стамбуле: Азак осажден потому, — заявил султан, — что хан без падишахского позволения перевел в Крым всех ногайцев, а иначе бы те не позволили казакам обложить крепость (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 255).

17. В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, Новочеркасск 1903, с. 178.

18. В.Д. Сухоруков, Историческое описание земли Войска Донского, с. 178. Истребления избежали лишь находившиеся в городе единоверцы донцов: рабы-соотечественники и греки. Вместе с донскими казаками к городу подступило не менее тысячи запорожцев и некоторое число «юртовских татар» — потомков жителей Хаджи-Тарханского ханства, проживавших близ русской Астрахани и поступивших на царскую службу (С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. IX, Москва 1990, с. 205).