Р.Т. Дейников. «Основные этапы и хронологические рамки истории присоединения Крымского ханства к России»

Задача данной статьи — определить научно обоснованные и логически выверенные хронологические рамки процесса присоединения Крымского ханства к России, а также выделить его основные этапы.

Начало процесса борьбы россии за контроль над Северным Причерноморьем

С какого момента следует вести отсчет процесса, который мы условно называем «присоединением Крыма к России»? В историографии существует по крайней мере четыре концепции.

В ряде дореволюционных исследований утвердилось мнение, что «крымский вопрос» в российской внешней политике начал решаться со времени царствования Петра Великого. В качестве наиболее яркого примера можно привести выдающегося российского историка-востоковеда Василия Дмитриевича Смирнова¹.

С конца 1920-х гг. большинство отечественных историков полагало, что вопрос о принадлежности Крымского ханства и о его дальнейшем существовании стал актуальным для России после Переяславской Рады (1654 г.) и заключения союзного договора с Польшей (1672 г.). Наиболее последовательно эту точку зрения отстаивал крымский исследователь начала XX столетия А.Е. Мачанов². Подобного же мнения придерживалась и известный советский ученый Е.И. Дружинина³.

В начале 1950-х гг. появился труд крымского партработника и краеведа П. Надинского, где впервые упоминается 1556 г. (год основания Запорожской Сечи) как время начала борьбы «за освобождение Крыма»⁴. Во многом это было связано с политическим заказом того времени, когда ключевыми фигурами в процессе создания сильного Российского централизованного государства было принято считать Ивана Грозного и Петра Великого. Данная концепция не получила широкого распространения, так как авторы не смогли подвести под нее широкую доказательную базу. Поэтому весьма странно, что ряд современных крымских историков берет за основу исследований процесса присоединения Крыма к России именно 1556 г.⁵

В диссертационном исследовании саратовского историка А. Крючкова за отправную точку процесса присоединения Крымского ханства к Российской империи берется 1768 г.⁶ Автор обосновывает установление этой даты первыми заседаниями Государственного Совета (в 1768 и 1770 гг.), на которых обсуждался вопрос о судьбе Крыма.

Так какая же из указанных версий представляется более верной?

Россия, безусловно, не могла претендовать на Северное Причерноморье в XVI в. Крымское ханство к тому времени окончательно превратилось в вассала Османской империи. Так, в 1584 г., после утверждения ханом Ислам-Гирея II, имя султана стало произноситься впереди имени хана в хутбе (пятничной молитве) на территории Крыма⁷, что в исламском мире служило совершенно ясным признаком вассалитета. К этому стоит добавить традицию утверждения ханов в Стамбуле; чеканку монет с изображением султана; обязательное участие ханских войск в войнах Османской империи; обычай заложничества (аманатства) и проживания отставных ханов на территории Порты; правила наследования; участие в выдвижении своих ставленников на престол главами виднейших крымских родов и их связи с турецкими придворными кругами и т. п. Все это говорит не о каком-то договоре, как соглашении равных между Крымским ханством и Османской империей, а о статусе «ахид-наме», который, согласно турецкому историку Халилу Иналджику⁸, можно понимать как султанскую милость, определявшую некие условия сосуществования двух государств.

Таким образом, в XVI столетии претендовать на Северное Причерноморье означало для России вступить в конфронтацию с Османской империей. По основным геополитическим показателям — территории, людским и материальным ресурсам, военной мощи — Оттоманская Порта того периода была значительно сильнее Российского государства. Поэтому, с точки зрения геополитических факторов, попытки Москвы решить в XVI — начале XVII в. «крымский вопрос», несомненно, привели бы к военному поражению.

Конец 60-х гг. XVIII в., безусловно, также не может считаться отправной точкой начала борьбы России за контроль над Северным Причерноморьем. Сводить все к официально озвученному курсу российской внешней политики по включению Крымского ханства в орбиту влияния России⁹ (как это делает А. Крючков) принципиально неверно. При таком упрощении процесса становятся неясны причины голицынских и азовских походов последней четверти XVII в., крымских походов Б.-Х. Миниха во второй половине 30-х гг. XVIII в. и т. д. В данном случае автор сомневается в самих принципах расширения Российского государства, ставя их в исключительную зависимость от личности Екатерины II. Такая зависимость не может быть принята ни с точки зрения политической истории, ни с точки зрения геополитических процессов.

На наш взгляд, именно воссоединение Украины и России в 1654 г. (или, если угодно, признание Украиной сюзеренитета московского государя) явилось тем основным геополитическим фактором, который и позволил поставить вопрос о необходимости и возможности взятия Москвой под свой контроль Северного Причерноморья, в то время практически полностью находящегося под властью крымских ханов. Именно с указанного времени Россия проявляет политическую, дипломатическую и военную активность в регионе.

При этом, не идеализируя политику Российского государства, все же трудно согласиться с мнением В.Е. Возгрина, который считает, что указанный процесс представлял «...начало неприкрытой агрессии, активное наступление на никогда не принадлежащие России крымские земли. завершившиеся ликвидацией Крыма как государства»¹⁰. В подтверждение этой теории автор отмечает: «Тревогу крымские политики забили сразу, как только до них дошла весть о смысле Переяславских соглашений. Диван 1654 г. пришел к выводу, что Крым вряд ли сможет помешать в дальнейшем северной угрозе. Переговоры в Чигирине татар с поляками, также опасавшимися явного усиления России, закончились пактом о дружбе, ненападении и взаимопомощи ханства и Польши»¹¹. При этом изображение Крымского ханства второй половины XVII в. в роли некой «жертвы», пытающейся предотвратить страшную «северную угрозу», не выдерживает серьезной критики. Если с точки зрения Речи Посполитой договор с Крымским ханством носил больше оборонительный характер, учитывая, что признавшая сюзеренитет Москвы Украина, ранее была составной частью Польско-Литовского государства, то со стороны Крыма этот союз носил как раз явно агрессивный характер. В.Е. Возгрин, описывая соглашение 1654 г. между Крымским ханством и Речью Посполитой, совершенно не замечает наиболее важных его особенностей. Так, «в июле 1654 г. польский сейм, а в ноябре — крымский хан утвердили договор о союзе, предусматривавший долгосрочные совместные действия сторон против России и Украины. Целями войны должны были стать возвращение Украины под власть Речи Посполитой, поражение России и раздел русских земель между союзниками. Предусматривалось, что при таком разделе под власть Крымского ханства должны отойти Казань и Астрахань»¹². Более того, в 1659 г. крымский хан Мехмед-Гирей IV прислал к калмыцкому предводителю Дайчину (вассалу московского государя) особое посольство с богатыми подарками, чем рассчитывал склонить тайшей (калмыцких князей) к совместному походу против Москвы. Крымский хан обещал отдать калмыкам Астрахань, Казань и выдавать ежегодно 40 тыс. золотом. Тем не менее, калмыцкие тайши отказали крымскому послу на основании того, что они признавали сюзеренитет московского государя¹³.

Также В.Е. Возгрин игнорирует и тот факт, что после гибели шляхетского войска под командованием коронного гетмана С. Потоцкого в январе 1655 г. в битве под Ахматовым, на переговорах с русскими посланниками крымский визирь Сафергазы-ага впервые заявил о претензиях ханства и на Украину тоже, утверждая, что украинские казаки «...у них (у крымских ханов. — Р.Д.) были в подданстве лет семь, и оне, крымские люди, проча их, черкас, себе, и чая от них впредь правды и постоянства, за них стояли, и с польскими и литовскими людьми бились. А гетман де Богдан Хмельницкий. хотел быть за ними в подданстве и до веку. А ныне те же запорожские черкасы им солгали, и воровством своим от них отложились, и доброту их забыли, а называются государевыми (имеется в виду российский государь — Р.Д.)»¹⁴. Любопытно, что после поражения русских войск под Конотопом в 1659 г., когда верной Алексею Михайловичу осталась лишь Левобережная Украина и Запорожская Сечь, именно татары разоряли в течении нескольких лет не только Левобережную Украину¹⁵, но и внутренние уезды Российского государства¹⁶, а полки «агрессивных» с точки зрения В.Е. Возгрина русских не вторгались на территорию ханства (наносили удары по ханству лишь отряды дружественных России калмыков и запорожцев).

Справедливости ради отметим, что в этом вопросе нельзя полностью согласиться и с мнением Г.А. Санина, который писал, что «на протяжении XVI в. и особенно XVII в. политика России на юге определялась не натиском на Крым, а обороною и постепенным продвижением своих границ в ничейное "Дикое Поле"... Безусловно, это была экспансия России. Но это была экспансия на земли, не принадлежащие ни одному государству, ни одному народу. Это была экспансия на ничейные земли»¹⁷. Мы полагаем, что конечно, Российское государство защищало свои границы, но, продвигаясь на юг, оно вольно или невольно становилось участником политической игры с Османской империей и Крымским ханством за влияние на орды ногайцев, кабардинские и черкесские княжества, донских и запорожских казаков. При этом в международной практике принято считать, что именно то государство, которое стремится к ликвидации буферной зоны между своей территорией и территорией соседней державы, выступает в роли агрессора. Другое дело, что эту буферную зону легко преодолевали отряды татарской иррегулярной конницы, которые опустошали южные земли Российского государства, серьезно тормозя развитие страны. В этих условиях любое государство стремится к ликвидации на своих границах подобных зон неопределенности (так называемых фронтиров).

Таким образом, на наш взгляд, началом борьбы России за контроль над Северным Причерноморьем является оформление вассалитета Украины по отношению к России и последовавшая за этим борьба за Украину между Россией, Речью Посполитой, Крымским ханством и Османской империей. Основным внешним фактором (помимо Украины), который создал условия для продвижения России на юг, явилась необходимость ликвидации грабительских набегов со стороны отдельных крымско-ногайских мурз и всего Крымского ханства на соседние страны (Россию и зависимые от нее Левобережную Украину и Кабарду), экономический эффект от которых стал одной из основных статей дохода ханства.

Первый этап (1654—1681 гг.): установление российского сюзеренитета над Левобережной Украиной

Итак, мы полагаем, что первым этапом процесса присоединения Крымского ханства к России можно считать период 1654—1681 гг. В это время произошла русско-польская война 1654—1667 гг., в которой активное участие на стороне Речи Посполитой принимало Крымское ханство при относительно нейтральной позиции Османской империи. Затем Крымское ханство непосредственно включилось в борьбу за Украину, способствовав избранию Петра Дорошенко гетманом Правобережной Украины и начав войну уже с Речью Посполитой¹⁸. При этом раздел Украины между Российским государством и Речью Посполитой по Андрусовскому договору 1667 г. не был официально признан Османской империей на основании того, что, как было заявлено московским послам в Стамбуле, «польский король у великого государя нашего, у салтанова величества в подданстве и в холопстве так же, как и крымский хан его салтанову величеству в холопстве служит»¹⁹. Все это привело к включению Турции в активную фазу борьбы за Украину с официальным принятием гетманом Петром Дорошенко сюзеренитета турецкого султана²⁰. В результате Крымское ханство, да и представители украинской политической элиты, окончательно утратили самостоятельную роль в борьбе за Украину.

Столкновения между русско-украинскими и польско-украинскими вооруженными силами с одной стороны, и турецко-крымско-украинскими формированиями — с другой, происходили все 70-е гг. XVII в. и привели к усилению влияния Турции в юго-западной части Украины, а также к сохранению контроля Москвы над Левобережьем. Эти столкновения завершились Бахчисарайским перемирием 1681 г., по условиям которого Османская империя и Крымское ханство признавали власть России над Левобережной Украиной, Запорожской Сечью и Киевом с окрестностями. Полоса шириной в 10 верст по Днепру признавалась демилитаризованной зоной. Крымские татары получили право на кочевание и охоту по берегам Днепра, а казаки — право рыбной ловли в Днепре и право добычи соли.

Таким образом, Российское государство, с одной стороны, получило Левобережную Украину, что, как мы отмечали выше, позволяло вести борьбу за Северное Причерноморье. С другой стороны, действия Османской империи и особенно Крымского ханства в 50—70-е гг. XVII столетия показали России возникающие трудности в развитии новых территорий при наличии агрессивного южного соседа, опирающегося на мощный потенциал Османской империи. Вопрос с воссоединением Украины под властью русского царя при сохранении тех геополитических реалий представлялся вообще почти нерешаемой задачей. Неслучайно заключение Бахчисарайского перемирия воспринималось в России лишь как временная передышка в борьбе с Османской империей, однако теперь в Москве было решено изменить направление экспансии с украинского собственно на крымское.

В этой ситуации начинается второй этап борьбы России за Северное Причерноморье, завершившийся Константинопольским миром.

Второй этап (1680-е гг. — 1700 г.): начало открытой борьбы России за контроль над Азовско-Причерноморским регионом

Важнейшим военным элементом указанного этапа стало строительство новой линии обороны на юге — Изюмской черты. Полоса укреплений, растянувшаяся на 400 верст, должна была прикрыть обширную территорию, занятую русским и украинским населением южнее главного рубежа русской обороны — Белгородской черты²¹. Трудно не согласиться с В.Е. Возгриным, считающим, что эта цепь сооружений носила более наступательный, нежели оборонительный характер²². Безусловно, кроме чисто защитных функций, Изюмская черта с ее опорными пунктами и магазинами (складами) делала значительно более реальными возможные планы российского военного командования относительно широкомасштабного похода регулярных войск на территорию Крымского ханства.

Политическим же фоном нового этапа стало создание широкого европейского антитурецкого союза — Священной лиги. После мира 1681 г. у России не было формальных причин воевать с Османской империей, однако русское правительство, возглавляемое В.В. Голицыным, прекрасно понимало, что стратегической задачей Москвы является борьба за Приазовье и Северное Причерноморье — значит, столкновения с Турцией не избежать.

В 1686 г. Россия разорвала отношения с Османской империей и Крымским ханством и заключила с Речью Посполитой антитурецкий союз. Фактически после этого она вступила в Священную лигу европейских государств, направленную против Турции²³ (хотя юридически это произошло несколькими годами позже). Более того, с 1686 г. Российское государство перестало выплачивать Крымскому ханству ежегодные «поминки»²⁴, которые в Бахчисарае трактовались не иначе, как дань. Важно отметить еще один факт. В августе 1687 г. Москва впервые предъявила претензии на Крым с Очаковым и Азовом²⁵, а фактический глава русского правительства князь В.В. Голицын говорил о стремлении добиться того, чтобы «крымский хан учал писаться подданным царским»²⁶. Таким образом, в 1687 г. были озвучены цели грядущей войны — оформление российского сюзеренитета над Крымским ханством и аннексия турецких крепостей, контролирующих Азовское море и северную часть Черного моря. Эта риторика стала фоном к двум крымским походам 1686 и 1689 гг. (назваными впоследствии «голицынскими») русско-украинской армии. Провал первого крымского похода и относительная неудача второго на некоторое время сняли вопрос о возможности военным путем принудить Крымское ханство к выходу из сферы влияния Османской империи и к установлению над ним тех или иных элементов российского сюзеренитета.

В дальнейшем, вплоть до азовских походов Петра I, активных действий в этом регионе Москва не предпринимала. Более того, изменение внешнеполитических условий (сближение, при непосредственном участии Франции, Речи Посполитой с Османской империей и Крымским ханством), а также борьба сторонников царя Петра с правительством его старшей сестры и регента Софьи создали условия для изменения статус-кво в украинско-причерноморском регионе. Польша фактически вышла из войны с Турцией и Крымским ханством, а Запорожье отложилось от гетмана Левобережной Украины и признало себя вассалом Бахчисарая (так называемая «Ханская Украина»). Лишь организационно-политический талант гетмана Левобережья Ивана Мазепы позволил в эти годы сохранить практически в полном объеме сложившийся после Бахчисарайского перемирия баланс сил в регионе.

К середине 90-х гг. XVII в. правительство Петра I обращает пристальное внимание на Юг. Начинается подготовка к первому Азовскому походу. По вопросу целесообразности этих походов у исследователей нет единого мнения. Оценка действий молодого царя колеблется от мнения, что он стремился к захвату «берегов Азовского и Черного морей»²⁷, до взгляда, что «Азовские походы следует считать лишь дорогостоящей "воинской потехой" 23-летнего недоросля и его компании с Кукуя»²⁸. Мы полагаем, что оба этих мнения ошибочны. Если посмотреть на карту, то можно увидеть, что в то время русские, украинские и зависимые от них земли как нож прорезало Приазовье с мощной турецкой крепостью в устье Дона. Владение этой стратегически важной территорией позволяло туркам:

— обеспечивать фланговое прикрытие земель Крымского ханства между Доном и рекой Молочная, находившихся как раз между землями донских и запорожских казаков;

— закрывать устье Дона, что обеспечивало контроль над нижним течением реки и над всем Азовским морем;

— успешно противостоять влиянию России на Северном Кавказе за счет контроля над Азовским морем и Нижним Доном, которые как бы облегали Кавказ с запада и севера.

Таким образом, именно овладение Азовом в тех условиях позволяло Москве с минимальными затратами сил и времени решить максимальное количество задач, стоящих перед российской внешней политикой на южном направлении. Кроме того, в 1694 г. между Османской империей и государствами Священной лиги в городе Стрый под Львовом начались переговоры о мире, на которые приглашали и русскую делегацию²⁹. Для усиления позиций российской дипломатии военная победа была бы весьма кстати. Так что «воинской потехой» Азовские походы назвать нельзя.

В то же время, лишь взятие русскими войсками Азова в 1696 г. и днепровских крепостей (Кызыкермен и Таван) в 1696—1697 гг. позволило Москве опять задуматься об установлении контроля над Северным Причерноморьем. До этого, мысли о Черном море вряд ли можно было бы считать относящимися к реальной политике.

Так или иначе, но фактический развал Священной лиги и большая европейская политика (назревающие противоречия между Францией и Австрией, Швецией и ее южными и восточными соседями) отодвигали турецкую проблему на задворки внешней политики Европы. В этих условиях австрийская и польская дипломатия стремилась ускорить подписание мирного договора с Османской империей, вполне соглашаясь на предложенный турками вариант «как владеете». Россию это не совсем устраивало. Здесь мы видим, как отечественная дипломатия впервые предъявила претензии на выход из Азовского в Черное море, поставив вопрос о контроле над Керчью³⁰. Это, а также то, что Оттоманская Порта уже заключила мир с Речью Посполитой и империей Габсбургов, привело к тому, что России не удалось заключить полноценный мир, ограничившись лишь двухгодичным перемирием. Тем не менее, уже в 1700 г., пойдя на взаимные уступки, Стамбулу и Москве все же удалось подписать мир (формально — 30-летнее перемирие). По условиям договора Россия сохраняла Азов, Таганрог и земли по нижнему течению Днепра³¹.

Константинопольский мир стал принципиально важным рубежом и в русско-крымских отношениях. Турция взяла на себя обязательство сдерживать крымских татар от набегов на южные районы России и Польши³². Официально отменялась и не платившаяся Россией с 1686 г. ежегодная дань крымскому хану, составлявшая 90 тыс. червонцев³³.

Более того, Москва прекращала дипломатические отношения с Бахчисараем, дабы не унизить царские честь и достоинство отношениями с вассалом турецкого султана. Отныне официально Россия не признавала хана полноправным властителем и фактически передоверила контакты с ним украинскому гетману И. Мазепе³⁴. Безусловно, это было знаковым событием в истории Восточной Европы, так как впервые Россия громогласно заявила о себе и была признана в праве международных договоров равной Османской империи, а крымский хан юридически уже не мог считать себя ровней Российскому государю.

Таким образом, задача второго этапа по установлению тех или иных проявлений зависимости Крымского ханства от России, а также аннексии турецких крепостей, контролирующих Азовское море (Азов) и выходы к Черному морю (Очаков, Керчь) в полном объеме решена не была. Тем не менее, очевидно, что Константинопольский мир стал принципиально важным рубежом в русско-крымских отношениях.

Кроме того, что Россия приобрела Азов и прилегающие к нему земли (хороший военный плацдарм для борьбы с Крымским ханством), официально Российское государство более не признавало хана полноправным властителем и прекратило прямые дипломатические отношения с Бахчисараем (хороший политический плацдарм для дальнейших попыток России по установлению тех или иных форм сюзеренитета над ханством).

1710—1720-е гг.: временный отход России от активной политики в Причерноморском регионе

Первое десятилетие XVIII в. было в российской внешней политике полностью посвящено противостоянию со Швецией. Поэтому не случайно предыдущие успехи отечественного оружия и дипломатии в Причерноморском регионе постепенно сводились на нет южными соседями России. Так, Османская империя сделала не столь значимым для Москвы обладание Азовом постройкой в 1697—1703 гг. крепостей Аджи (в устье реки Кубань) и Еникале (в Керченском проливе)³⁵. Одновременно Порта добивалась установления контроля над Северным Кавказом и подчинения кумыков (тюркский народ восточной части Северного Кавказа), кабардинцев, черкесов³⁶. Крымское ханство, в свою очередь, вело агрессивную антироссийскую политику как на дипломатическом поприще (подготовка крымско-шведского военного союза³⁷, деятельная поддержка сепаратистских настроений в Запорожской Сечи³⁸ и даже в Башкирии³⁹), так и в военно-диверсионном плане (крупные набеги на Поволжье⁴⁰, украинские земли⁴¹ и на признающих сюзеренитет России горцев Северного Кавказа⁴²; военная поддержка восстания К. Булавина⁴³, а после его подавления — принятие на своей территории нескольких тысяч мятежных казаков во главе с атаманом И. Некрасовым)⁴⁴.

Все эти события, а также предоставление Османской империей убежища после Полтавской битвы шведскому королю Карлу XII, опальному гетману И. Мазепе и чуть позже — сторонникам союзного Швеции польского короля Станислава Лещинского, стали причиной очень жестких военно-политических демаршей России, приведших, в свою очередь, к русско-турецкой войне. В результате просчетов военного командования и лично Петра I, Россия потерпела поражение в войне (Прутская операция). Были потеряны Азов и Таганрог, а по Андрианопольскому миру 1713 г. к Османской империи отошла вся территория Запорожья и южная граница России отодвинулась далеко на север от берегов Черного моря: она теперь проходила посредине между реками Самара и Орель⁴⁵. То есть, практически победив в борьбе за Балтику, Россия полностью проиграла борьбу за контроль над Северным Причерноморьем. В результате России опять пришлось временно сосредоточиться на других внешнеполитических задачах. Конечно, Петр I не мог не думать о выходе в Черное море, однако он понимал неподготовленность страны к решению этой задачи и повторения Прутской авантюры не хотел.

Таким образом, на некоторое время Северное Причерноморье, Украина и Крым оказались как бы на задворках большой европейской политики. После окончания военного конфликта 1711—1713 гг. с Россией, Османская империя втянулась в войну с Венецией и империей Габсбургов (последняя нанесла ряд тяжелейших поражений туркам в Европе). На Северо-Западе Россия продолжала войну со Швецией, которая затянулась благодаря финансовой и дипломатической поддержке Карла XII французами, весьма недружественными к России действиями морских держав (Англия, Нидерланды), а также существенными разногласиям между членами Северного союза (особенно между Россией и Данией). Тем не менее, в сентябре 1721 г. Северная война все же завершилась подписанием Ништадтского мира. Теперь основной внешнеполитической задачей России стало удержание завоеванных на северо-западе стратегически важных территорий.

В Северном Причерноморье сложился своеобразный статус-кво, который, учитывая стратегическую и экономическую важность региона, был временным явлением. В описанных выше внешнеполитических условиях Крымское ханство на некоторое время оказалось предоставлено само себе. За двадцатилетний период, последовавший после подписания в 1713 г. мира, приграничные российские и украинские земли почти каждый год подвергались набегам со стороны крымских татар и ногайцев. Известный американский исследователь Крымского ханства А. Фишер отмечал, что в их числе были и крупные походы⁴⁶. Одновременно непрерывным набегам со стороны крымских татар и кубанских ногайцев подвергалась Кабарда. В эти годы Крымское ханство продавало на невольничьих рынках до 20 тыс. человек ежегодно⁴⁷.

Очевидно, что Россия не могла долго терпеть весьма нестабильную ситуацию на своих юго-западных границах. Должны были созреть условия (международные и внутриполитические) при которых началась бы новая русско-турецкая война. При этом все стороны конфликта понимали, что война будет не за пересмотр Прутского и Адрианопольского соглашений, а за все Северное Причерноморье. Начинался новый этап борьбы за гегемонию в регионе.

Третий этап (1730-е гг.): попытка России силовыми средствам взять под контроль Северное Причерноморье и Приазовье

Условия для возобновления борьбы с Турцией созрели к середине 30-х гг. XVIII в. Успешная деятельность отечественной дипломатии привела к разрушению антироссийской системы «Восточного барьера», выстраиваемой Францией. «Могильным камнем» этой системы стало поражение франко-польских войск Станислава Лещинского под Гданьском в 1734 г. от русско-польской армии Фридриха-Августа в борьбе за «польское наследство».

Теперь, когда положение страны в Европе стабилизировалось, правительство России решило активизировать свою политику на Юге. Становилось абсолютно понятным, что Санкт-Петербург будет пытаться решить «черноморскую проблему» военным путем, тем более годы, прошедшие с Адрианопольского мира 1713 г., охарактеризовались резким усилением элементов нестабильности на южных рубежах России и Украины. При этом еще крымский хан активно вмешивался и в польские дела на стороне французского ставленника Станислава Лещинского; и в кавказские дела, нарушая хрупкую архитектуру паритета интересов великих региональных держав (Османской и Российской империй, шахской Персии) на Кавказе. На наш взгляд, непродуманная политика верхов Крымского ханства в этом взрывоопасном регионе в значительной (если не сказать в определяющей) степени способствовала войне, приведшей к резкому падению значения Крымского ханства как военной, да и политической силы в Причерноморье и на Кавказе. Так, во время очередного конфликта между Османской империей и Персией, крымский хан Каплан-Гирей сообщил своему турецкому сюзерену, что нашел дорогу к посылке татар в Персию через Кавказские горы, близ Дагестана, не касаясь владений России⁴⁸. Безусловно, это было блефом, учитывая географию расположения тогдашних владений России на Кавказе и принявших ее подданство северокавказских правителей. Российский посол в Османской империи дважды предупреждал, что намеченное Стамбулом и Бахчисараем предприятие вызовет военный конфликт с Россией⁴⁹. Тем не менее, по султанскому фирману, войска Крымского ханства должны были выступить против персов, заручиться поддержкой горских племен Северного Кавказа и двинуться к Дербенту⁵⁰. Отметим, что это было со стороны Османской империи очевидным и сознательным нарушением Константинопольского трактата 1724 г., в котором не последнюю роль сыграла позиция крымского хана. В ходе похода российские воинские подразделения и северо-кавказское ополчение изрядно потрепали 25-тысячный крымский корпус, что, вероятно, сыграло свою роль в сокрушительном поражении под Багдадом турецких войск от персов осенью 1733 г. Все это привело к сближению России и Персии и подписанию между двумя державами в 1735 г. Гянджинского договора, имевшего ярко выраженную антитурецкую направленность. Договор изменил расклад сил в Закавказье в пользу Персии и фактически развязал руки России на Северо-Западном Кавказе и в Причерноморье.

Начавшаяся война впервые привела к вторжению регулярных российских войск на территорию Крымского полуострова (1736, 1737 и 1738 гг.). Несмотря на то, что основные военные силы ханства не были разбиты в ходе крымских походов, сам факт вторжения вражеских войск на полуостров, а также страшные разрушения, изменили во многом как психологическую уверенность самих крымских татар, так и мнение о ценности военного потенциала Крымского ханства в Османской империи. По поводу второго русского похода в Крым современник событий Сейид-Мухаммед Риза писал: «проклятые московы опять подобно злым духам вошли в чистое тело Крыма и вдругорядь дерзнули предать разрушению и опустошению город Кара-Су... Все от мала до велика повергнуты были в смущение и потеряли голову»⁵¹. Помимо этого, калмыцко-кабардинское ополчение разорило кубанские земли ханства, а российские войска взяли важнейший опорный пункт Османской империи в регионе — крепость Очаков (правда, удержать ее не удалось из-за эпидемии). Все это, а также вступление в войну на стороне России империи Габсбургов, привело на Немировском мирном конгрессе в 1737 г. к озвучиванию российской дипломатией весьма обширных требований к Стамбулу. Россия предлагала:

— отменить все прежние русско-турецкие договоры и заменить их на новые;

— осуществить переход к России Кубани, Крыма и земель между устьями Дона и Дуная в целях обеспечения спокойствия Российского государства;

— провозгласить Молдавию и Валахию независимыми княжествами под протекторатом России, предназначенными стать барьером, предохраняющим Россию и Турцию от взаимных конфликтов;

— официальному Стамбулу — признать императорский титул российского самодержца;

— обеспечить свободное плавание русских торговых кораблей по Черному морю и добросовестное выполнение Турцией условий Карловицкого конгресса 1698—1699 гг. относительно неприкосновенности Речи Посполитой⁵².

Конечно, Османская империя не могла пойти на такие условия, и война возобновилась. Несмотря на блестящие победы русского оружия в 1739 г. (победа под Ставучанами и захват Хотина, а также уничтожение крупного крымско-ногайского корпуса у реки Лаба), фактический выход из войны империи Габсбургов, оторванность основных сил русской армии от тылов, недружественная позиция Швеции и Речи Посполитой, заставили русское правительство пойти на переговоры с Османской империей, которые состоялись в Белграде. 29 сентября 1739 г. был подписан русско-турецкий мирный трактат. Согласно его условиям, Россия возвратила себе Азов (но должна была срыть все укрепления) и получила право построить крепость на донском острове Черкасе, а Турция — в устье Кубани; Большая и Малая Кабарда становились «нейтральными». Запорожье перешло в подданство России. При этом Таганрог не мог быть восстановлен, Россия не имела право на собственный флот (включая торговый) в Азовском и Черном морях⁵³.

Таким образом, Петербург отказался от решения тех задач, которые ставил перед началом войны. Белградский мир 1739 г. лишь слегка отодвинул южные границы России ближе к Черному морю, но не решил самой черноморской проблемы. Парадоксально, но Белградский мир — это как раз тот случай, когда отсутствие видимых практических результатов кампании было компенсировано произошедшими в ее результате сдвигами в балансе сил и интересов в регионе. Относительным успехом отечественной дипломатии можно считать признание сторонами независимости Большой и Малой Кабарды, что укрепило влияние Петербурга на Северном Кавказе и приблизило вхождение Кабарды в состав Российской империи. Кроме того, война 1735—1739 гг., а главное — умелая внешняя политика, проводимая Россией, существенно повысили ее авторитет в Европе. Для Крыма эта война имела определяющее значение. Впервые за всю историю ханства вражеские войска вторгались непосредственно на территорию полуострова. При этом не только татары не могли сами себя защитить, но, что более важно, их не могла защитить Османская империя. Таким образом, после 1739 г. рыхлая политическая структура ханства с его неэффективным государственным аппаратом столкнулась с резким возрастанием внешней угрозы со стороны своего северного соседа. Эта новая ситуация поставила перед Крымским ханством такие задачи, решение которых, как показали дальнейшие события, оказались для него непосильными.

Таким образом, проводимая Россией внешняя политика 20-х — первой половины 30-х гг. XVIII в. привела к возникновению предпосылок для решения причерноморской проблемы. Относительно успешные военные действия в период 1735—1739 гг. и заключение вынужденного и не очень выгодного Белградского мира хоть и не решили тех задач, которые стояли перед страной на этом этапе борьбы за Северное Причерноморье, но создали серьезные предпосылки для дальнейшего более успешного решения проблемы.

Четвертый этап (1740-е гг. — 1772 г.): вовлечение Крымского ханства в орбиту российского влияния

Четвертый этап процесса присоединения Крыма к России несколько затянулся прежде всего из-за внешнеполитической ситуации в Европе, когда Россия сосредоточилась на отстаивании завоеванных Петром I территорий в Прибалтике и минимизации возникающих со стороны Франции и Пруссии угроз своим интересам в Восточной и Центральной Европе. Тем не менее, задачи этого этапа были очевидны — отрыв Крымского ханства от Османской империи и установление тех или иных форм его зависимости от России.

При этом 40-е — 50-е гг. XVIII в. можно охарактеризовать как «мягкое» соперничество Санкт-Петербурга, Стамбула и Бахчисарая в Причерноморско-Северокавказском регионе на фоне «большой» европейской политики, а 60-е — начало 70-х гг. — как время эскалации напряженности, приведшее к началу новой русско-турецкой войны.

В 40-е — 50-е гг. XVIII в. Османская империя проводила в целом мирную внешнюю политику. Ее правительство занималось в основном внутренним реформированием армии и административного аппарата с целью укрепления политической и экономической структуры государства. Во внешней политике к приоритетным направлениям относилось соперничество с Персией на Кавказе и в Малой Азии, впрочем, не доходившее до крупномасштабных военных столкновений. Эта мирная политика сказалась и на ситуации в Северном Причерноморье. Так, правивший в 1748—1756 гг. крымский хан Арслан-Гирей получил благодарность от турецкого султана за «соблюдение условий дружбы и приязни с Российской державою и Польской республикой»⁵⁴. Безусловно, набеги крымских татар не прекратились, однако они не носили уже системного характера и совершались, в основном, отдельными мурзами собственными силами (как правило, всего в несколько десятков человек). Справедливости ради стоит отметить, что точно такие же набеги на крымские земли осуществляли запорожские и донские казаки, а также подвластные России калмыки⁵⁵. Эта постоянная угроза набега приводила к тому, что обширнейшие территории, принадлежащие Запорожской Сечи, очень медленно заселялись. Османские же и крымские территории, примыкавшие к русским и украинским землям, вообще фактически были полосой отчуждения. Так, Приднестровье и нижнее Придневпровье, можно сказать, не были заселены. Земли, лежащие между Бугом и Днепром, а также между Бугом и Днестром, вообще не осваивались Турцией и административно даже не входили в ее состав⁵⁶.

Одновременно Украина быстрыми темпами теряла существовавшие ранее незначительные элементы своей государственности (автономности). С 1734 г. место гетмана оставалось вакантным, а административные вопросы все чаще решались киевским генерал-губернатором. В этих условиях Россия подняла вопрос (впервые в 1740 г.) о присутствии на территории Крымского ханства русского консула, так как не хотела более, чтобы крымский вопрос был в исключительном ведении Украины. Крымское правительство всячески стремилось не допустить российскую миссию в страну, поскольку факт принятия внешнеполитической миссии, имеющей значительно более низкий статус, чем посольство, лишний раз бы подтвердил политическую зависимость ханов от турецких султанов. Таким образом, русский консул (резидент) в Крыму появился лишь в 1763 г.

При этом российской стороной велась кропотливая работа по усилению этнических противоречий внутри ханства. Дело в том, что по ряду причин объективного (различия в культуре, образе жизни и хозяйствования) и субъективного характера (большая экономическая зависимость от России, постоянное соприкосновение с русскими подданными, сложные отношения с жителями собственно Крымского полуострова), ногайцы, которые составляли около 40% населения ханства и занимали всю его территорию за пределами полуострова⁵⁷, больше склонялись к поддержанию добрососедских отношений с Россией, чем крымские татары. Эти-то противоречия небезуспешно использовали русские агенты⁵⁸.

В то же время с 1740-х гг. начались активные мероприятия по заселению так называемых «Заднепровских мест» (территории, расположенные южнее Днепровских порогов). Данному процессу во многом способствовало создание Украинской оборонительной линии. Ее строительство началось еще в 1731 г. на границе Малороссии и запорожских земель. Очевидно, что кроме чисто оборонительных целей (защиты внутренних районов Левобережной Украины от набегов крымских татар и иногда — запорожцев), Украинская линия имела своей целью создание форпоста для будущих военных операций русской армии против Крымского ханства, так как все прежние походы на Крым заканчивались неудачей во многом из-за огромного удаления армии от баз снабжения и госпиталей. Таким образом, с появлением Украинской линии, с чисто военной точки зрения, Крымское ханство становилось еще более уязвимым для российских войск. Эти процессы, конечно, вызывали живое беспокойство в Стамбуле и Бахчисарае.

Потенциально не менее острый узел противоречий вызревал и на Северном Кавказе. Подданными крымского хана в то время на Кавказе были адыги, занимавшие левобережье Кубани, однако их зависимость от Крыма была чисто номинальной. «По крепости тех гор, в которых они живут, слушают их (ханов. — Р.Д.) в чем сами хотят»⁵⁹. Такая позиция адыгов провоцировала постоянные набеги на них крымских и кубанских татар. В результате не один раз различные адыгские племена заявляли о своем желании перейти в русское подданство. Одновременно и Санкт-Петербург, и Стамбул, и Бахчисарай активно вмешивались во внутренние дела формально независимой Кабарды, обвиняя друг друга при всяком удобном случае в нарушении пунктов Белградского мира 1739 г.

Таким образом, в эти «мирные» годы шло упорное соперничество между Россией с одной стороны, и Османской империей и Крымским ханством — с другой, за гегемонию в Северном Причерноморье и на Кавказе. Лишь нескончаемая череда малых и больших европейских войн в 1740—1750-е гг., на наш взгляд, отодвинула дальнейшие попытки России решить те задачи, которые она ставила перед собой в ходе войны 1735—1739 гг. Понимая это и учитывая опыт предыдущий войны, Османская империя начала готовить благоприятный внешнеполитический фон перед началом неизбежного нового столкновения с Россией. Так, в ходе Семилетней войны Стамбул вел переговоры о союзе с Пруссией (договор между двумя странами был подписан в 1761 г.)⁶⁰ и лишь «странный» выход России из войны с Пруссией в правление императора Петра III и заключение русско-прусского союзного договора расстроило планы Турции.

Примерно такие же настроения, как в Османской империи, присутствовали и в Крымском ханстве, которое с конца 1750-х гг. начало проводить ярко выраженную антироссийскую внешнюю политику⁶¹, нередко идя и на прямые нарушения русско-турецких договоров (например, вмешательство в польские дела). Конечно, враждебность крымских ханов к своему северному соседу можно объяснить, учитывая постоянные столкновения крымских и российских интересов на приграничных территориях, ведением Россией подрывной деятельности среди подвластных хану ногайцев и адыгов, а также проведением российским резидентом в Крыму, говоря современным языком, «деятельности, несовместимой с дипломатической»⁶².

Таким образом, политика всех причерноморских стран в 40—50-х гг. XVIII в. лишь нагнетала напряженность в регионе и приводила к углублению взаимных противоречий. Хотелось бы особо отметить, что по нашему мнению, основная причина созревания предпосылок новой русско-турецкой войны заключалась в нерешенности ключевых региональных проблем в результате заключения Белградского мира 1739 г. Так, Россия не смогла решить насущных геополитических и экономических задач в ходе войны 1735—1739 гг. Османской империи не удалось установить гегемонию на Кавказе и сохранить в Северном Причерноморье относительно комфортное для себя положение, сложившееся после Прутского поражения России. Крымское ханство не только не обеспечило себе каких-либо геополитических и экономических выгод, — оно вообще утратило статус самостоятельной стороны конфликта и, со всей очевидностью, превратилось из субъекта политического процесса в его объект.

По нашему мнению, в планах российского правительства сразу после войны с Пруссией была подготовка к войне с Османской империей за Северное Причерноморье и Северный Кавказ. В тех условиях это могло означать только одно — стремление официального Санкт-Петербурга разрушить существующую систему военно-политической и религиозно-идеологической зависимости Крымского ханства от Османской империи. Не случайно почти сразу после восшествия на российский престол Екатерины II ей был представлен знаменитый доклад канцлера М.И. Воронцова «О Малой Татарии»⁶³. Глава российского внешнеполитического ведомства в частности писал: «полуостров Крым местоположением своим столько важен, что действительно может почитаться ключом российских и турецких владений; доколе он останется в турецком подданстве, то всегда страшен будет для России, а напротиву того, когда бы находился под российскою державою, или бы ни от кого зависим не был, то не токмо безопасность России надежно и прочно утверждена была, но тогда находилось бы Азовское и Черное море под ею властью».

Подготовка к неизбежной войне привела к тому, что резко активизировалась подрывная деятельность русской агентуры в различных областях Османской империи⁶⁴. Кроме того, с начала 1760-х гг. велось активное укрепление линии между Бугом и границей Украины с Крымским ханством в Новой Сербии, несмотря на то, что по Белградскому договору данная территория объявлялась нейтральной зоной. В 1763 г. в устье реки Темерник Россия начала постройку крепости св. Дмитрия Ростовского (Ростова-на-Дону), которая позволяла контролировать сообщение и торговлю Крымского полуострова и Кубани.

Весьма активны были действия России и на Кавказе. Весной 1763 г. в урочище Моздок началось возведение одноименной крепости. Строящаяся крепость стала ключевой в создаваемой Кизлярско-Моздокской линии укреплений. Благодаря своему расположению, она, во-первых, полностью контролировала наиболее богатые пастбищные земли князей Большой Кабарды, а во-вторых, по словам Крым-Гирей-хана, находилась на таком месте, которое «есть единое полному проезду и сообщению дагистанов с кубанцами и крымцами», и если она будет достроена до конца, то «всякое сообщение у татар с дагистанцами вовсе пресечено будет»⁶⁵. Крепость была достроена в 1765 г., получив 40 пушек и мощный гарнизон.

Не стоит полагать, что подобные действия предпринимались лишь одной стороной. Османская империя, например, активно модернизировала армию и флот, усиливала укрепления и гарнизоны своих северочерноморских и кавказских оборонительных линий. Крымский хан в 1759 г. перевел часть ногайцев из Буджака на левый берег Днепра и поселил их между реками Белозеркою и Рогачиком⁶⁶ (что было запрещено Белградским договором). В июне 1765 г. кубанский сераскер (наместник крымского хана на Кубани) совершил крупную военную диверсию в районе российского Кизляра и был отбит с большим трудом⁶⁷.

Таким образом, все соперничающие в Северном Причерноморье стороны были готовы к новой войне. Лишь польский вопрос, зародившийся в начале 60-х гг. XVIII в. несколько отсрочил начало нового военного конфликта. Уже в 1762 г. тяжело больной польский король Август III фактически отошел от дел. В этих условиях наиболее вероятным претендентом на престол становился кандидат из династии Веттинов, связанных родственными отношениями с австрийскими Габсбургами. Подобное развитие событий устраивало не только Венский двор, но и Францию, так как создавало враждебную Пруссии (а по необходимости и России) мощную германо-польскую коалицию. Попадание же Речи Посполитой под сильное влияние австрийской, а особенно французской политики, было для России неприемлемо. Очевидно, что в подобных обстоятельствах естественным союзником России становилась Пруссия. Это привело к заключению в апреле 1764 г военно-политического русско-прусского союза⁶⁸, благодаря которому бывший фаворит Екатерины II граф Станислав Понятовский стал польским королем Станиславом Августом. Проводившаяся королем пророссийская политика привела к началу гражданской войны в Речи Посполитой. Польская оппозиция (Барская конфедерация), официально обратилась к Османской империи с просьбой о военной помощи⁶⁹. Турции и ее союзнице Франции показалось, что настал благоприятный момент для решения вопроса силовым путем, и в 1768 г. началась война, которая изменила политическую карту Северного Причерноморья⁷⁰.

Таким образом, инициатива начала военного конфликта исходила от Османской империи, которая в тот момент находилась в куда более выгодном внешнеполитическом положении, нежели Россия. Отсюда и разность стратегических целей войны двух империй. Турецкое командование рассчитывало, собрав армию в 300 тыс. человек, начать наступление на Каменец-Подольский и, соединившись с Барскими конфедератами, выдавить русские войска с территории Речи Посполитой и двинуться на Киев и Смоленск. Вспомогательный удар предполагалось нанести на Северном Кавказе и Южной Украине с помощью войск крымского хана⁷¹. Кроме того, в районе Азова и Таганрога планировалось высадить крупный десант, присоединить к нему 50 тыс. горцев Северного Кавказа и наступать в сторону Астрахани⁷². С целью привлечения на свою сторону жителей Северного Кавказа, эмиссары крымского хана еще до официального объявления Османской империей войны России прибыли в Большую Кабарду и склоняли горцев к совместному выступлению против России⁷³.

Цели, которые российское правительство ставило в ходе войны, были более чем скромными — добиваться свободного мореплавания по Черному морю и стараться получить удобную гавань и какую-либо крепость на побережье⁷⁴. То есть тяжелая внешнеполитическая обстановка вновь заставляла российское правительство откладывать вопрос о статусе Крымского ханства.

Тем не менее, ход войны сразу изменил планы сторон. Началось все со страшного по своей опустошительности набега крымского хана в 1769 г. на Украину. Военного значения этот поход не имел, а был настоящим грабительским набегом, целью которого, по словам тогдашнего французского резидента в Крымском ханстве Рюффена, было «разорить колонии, цветущее состояние которых возбуждало зависть соседей и которые рассматривались как новшество, не предусмотренное трактатами; заинтересовать добычей татарскую нацию, не получавшую от Порты никакой платы...»⁷⁵. Этот набег имел большое значение для Крыма, но только со знаком минус. Он привел, с одной стороны, к скоропостижной смерти энергичного и талантливого в военно-организационном отношении Крым-Гирей-хана, а, с другой стороны — к занятию российскими войсками так называемых «барьерных» земель и восстановлению Азова и Таганрога. Одновременно в устье Дона развернулось строительство российской военной флотилии⁷⁶. Эти мероприятия с очевидностью (в том числе и для современников) свидетельствовали о предстоящем наступлении на Крым. То есть Россия уже на начальном этапе войны, отошла от первоначального плана в отношении Крымского ханства, предполагавшего лишь оборону на указанном направлении⁷⁷.

Касаясь основного театра военных действий, отметим, что здесь российская армия достигла блестящих успехов. Российские войска в 1769 г. заняли Хотин, Яссы и Бухарест⁷⁸, а в начале кампании 1770 г. нанесли поражение туркам у Фокшан и отразили их общее наступление под Журжей и на Бухарест, что окончательно позволило России завладеть стратегической инициативой.

Эти победы, а также фактическая блокада Крымского ханства привели к расколу в правящей верхушке ханства. Так, уже к исходу 1769 г. в Крымском ханстве некоторые беи и мурзы начали вести активные консультации с российскими агентами о переходе под российский протекторат, а солтанаульские ногайцы, кочевавшие на правом берегу Кубани, в ноябре 1769 г. вступили в подданство России⁷⁹. В связи с этим, новый командующий Второй армией П.И. Панин получил императорский рескрипт от 16 октября 1769 г., состоящий в том, «...что Ее Величество заблагорассудить изволила сделать испытание, не можно ли будет, при настоящих войны обстоятельствах, Крым и все Татарские народы отвлечь от Оттоманской Порты внушением им мыслей к составлению у себя ни от кого независимого правительства, обещивая с своей стороны подавать им действительные к тому вспоможения»⁸⁰. Без сомнения, говорить в это время о какой-то «дипломатической подготовке присоединения Крыма к России»⁸¹ абсолютно неправильно. Более того, на рубеже 1769—1770 гг. сложилось мнение, что необходимо действовать в обход крымского хана, склоняя буджаков и едисанцев (крупнейшие ногайские орды) к отделению и от Крымского ханства, и от Османской империи. Наиболее четко эта позиция нашла отражение в записке П. Бакунина⁸² на имя Н. Панина от 17 декабря 1769 г.⁸³ и в записке П. Веселицкого⁸⁴ генералу П. Панину от апреля 1770 г.⁸⁵ Речь шла о фактическом расчленении Крымского ханства и создании буферного ногайского государства под контролем России. Тем не менее, российское правительство не исключало и более глобальной задачи — ликвидации политической и военной зависимости Бахчисарая от Османской империи⁸⁶. Анализируя текст протокола заседания Государственного Совета от 15 марта 1770 г., Е.И. Дружинина совершенно справедливо отмечала, что в это время была конкретизирована первоначальная формулировка целей войны, которые условно разделялись на две последовательные стадии:

«1. По договору с Крымским ханством Россия получала на черноморском побережье какой-нибудь порт и ряд опорных пунктов, что открывало перспективы для развития русской черноморской торговли и в то же время препятствовало восстановлению турецкого владычества над Крымом.

2. По договору России с Оттоманской империей Крымское ханство становилось независимым, что означало подтверждение со стороны Турции договора с татарами также и в части предоставления России порта и опорных пунктов в Крыму»⁸⁷.

Любопытно, что эти цели России в далеком 1770 г., вероятно, не совсем вписываются в идеологическую систему современной украинской исторической науки. Даже один из лучших специалистов по истории ногайцев Северного Причерноморья и Кубани Владислав Грибовский в своей статье «Обставини та хід переміщення причорноморських ногайців до Північно-Західного Кавказу на початку 70-х років XVIII ст.» не удержался от искажения фактов и, ссылаясь на исследование Е.И. Дружининой, указал, что «на втором заседании Совета 15 марта 1770 формулировалось задание включить Крым в состав России, или, как минимум, объявить его независимым от Порты»⁸⁸, чего, как мы отметили выше, не было и в помине.

В июне-июле 1770 г. российские войска добились того, чего не удавалось сделать никогда ранее. В битвах при Рябой Могиле и Ларге были полностью разбиты основные войска Крымского ханства под командованием Каплан-Гирей-хана с приданной им турецкой пехотой и артиллерией. После поражения при Ларге союзник турецкого султана — крымский хан — фактически прекратил активные действия до конца кампании. Кроме того, эти победы открыли российской армии путь к овладению устьем Дуная и всей территорией по Пруту и Днестру. Сметя турецкие войска в Кагульской битве, российская армия под командованием П.А. Румянцева к началу осени 1770 г. овладела Бендерами, Измаилом, Килией и Браиловым. В результате, все пространство между Днестром и Прутом перешло под контроль русских войск. Турецкая армия была загнана за Дунай и уже не смогла выбраться оттуда на протяжении последующих кампаний. Успешны были и действия российского флота в Средиземноморье, который уничтожил наиболее боеспособные турецкие военно-морские силы в проливе Хиоса и перерезал турецкие коммуникации с Архипелагом⁸⁹.

Первые успехи России на театре военных действий существенно осложнили ее внешнеполитические позиции. Действия в Польше вызывали раздражение Венского и Берлинского дворов (хотя последний и был союзником России, но стремился к разделу Речи Посполитой, контролируемой российским ставленником), а оккупация Молдавии и Валахии довели до крайней степени раздражение Габсбургов, считавших эти княжества «естественным» продолжением своих земель. К этому добавился произошедший в 1769 г. переворот в Швеции, когда профранцузская партия во главе с кронпринцем Густавом в парламенте одержала убедительную победу, что, несомненно, угрожало России войной на два фронта (правда, уже в 1770 г. шведская угроза была ликвидирована из-за парламентского кризиса в королевстве).

Кроме осложнений, в международных делах были и несомненные успехи. Так, победы русского оружия заставили Ингушетию и Восточную Осетию покориться России⁹⁰, что позволило Российской империи фактически установить гегемонию на Северном Кавказе. Самое главное — эти победы поставили под вопрос целостность Крымского ханства как государства. 20 февраля 1771 г. прибывшая в Санкт-Петербург представительная делегация наиболее многочисленных Буджакской и Едисанской ногайских орд, в торжественной обстановке официально оформила свое отделение от Османской империи и свою независимость под протекторатом Российской империи⁹¹. После этого Россия стала ведущей силой в Северном Причерноморье, а нахождение остальной части Крымского ханства под сюзеренитетом Османской империи со всей очевидностью становилось анахронизмом прежних времен. Тем более, как писала Екатерина II: «можно считать его (крымского хана. — Р.Д.) за принца, которого словно обобрали ибо часть его подданных, три орды: аккерманская, буджацкая и едисанская — перешли на сторону России. Крым остается за ним, но там две партии, большая половина расположена к нам, другая склоняется к миру, и никто не имеет желания сражаться, потому что они видят, что самая сильная опора их — турки — не в состоянии помогать им»⁹².

Таким образом, к началу 1771 г. сложившаяся ситуация поставила Крымское ханство не только на грань военного поражения (как и Османскую империю), но и на грань распада государства как социально-этнической и политической целостности. Отделение ногайских орд, обеспечивающих влияние ханства в причерноморских, азовских и кубанских землях, на наш взгляд, со всей очевидностью обрекло ханство в будущем на вынужденную смену политической ориентации. Кстати, напомним, что к январю 1772 г. практически все причерноморские ногайцы (80 тыс. кибиток или около 400 тыс. человек) в составе основной массы Буджакской, Едисанской, Джембойлуковской, Едишкульской орд и киргизов, ранее находившихся в Крымском ханстве, по настоянию российских властей откочевали на правый берег Кубани⁹³ и в степи Северо-Западного Кавказа, фактически, заняв в регионе место отправившихся в Джунгарию весной 1771 г. калмыков.

Сложная внешнеполитическая обстановка требовала от России скорейшего заключения мира, однако Санкт-Петербургу нужна была большая победа. По плану кампании 1771 г., одобренному на заседании Государственного Совета 11 ноября 1770 г., основной удар планировалось нанести по Крыму с целью овладения полуостровом. Нужно ли это было с военной точки зрения? Безусловно. Как отмечала сама Екатерина II «велико и знатно быть может приращение силам и могуществу российскому из их (крымских татар. — Р.Д.) от власти турецкой отторжения... Оттоманская Порта... претворится в небытие моральное, потому что ей не кем и с некоторой стороны неудобство будет делать никаких важных предприятий на российские границы, да и тем же самым положится навсегда новое и довольно важное препятствие переводить ей свои войска через Дунай, имея тогда в правом боку независимых от нея татар»⁹⁴. Кроме военного аспекта, оккупация Крыма была важна и с политической точки зрения. Во-первых, пока территория Крымского полуострова с находящимися там турецкими гарнизонами не будет завоевана, не могло быть и речи о том, чтобы склонить Порту к признанию независимости Крымского ханства. Во-вторых, в отличие от ногайских орд, которые удалось оторвать от Турции преимущественно мирными способами, в крымском обществе не было единства по данному вопросу. Подобная ситуация вынуждала российское правительство «подтолкнуть» элиту Крымского ханства к «правильному» с точки зрения Санкт-Петербурга решению — разрыву вассальных отношений с Османской империей.

В первые два месяца лета 1771 г. российские войска вторглись в Крым и, встречая незначительное сопротивление, овладели побережьем полуострова с городами Козлов (Гезлев) и Судак, а также выбили турецкие гарнизоны из Кафы, Керчи и Еникале. После этого, 25 июля 1771 г. в Карасубазаре крымская знать совершила переворот, избрав на ханский трон Сахиб-Гирея. Его брат Шагин-Гирей (фактический глава «русской партии» в Крымском ханстве) занял вторую по значимости должность — калги-султана. В присяжном листе объявлялась политическая независимость Крымского ханства от Османской империи и декларировалось, что «...по подписании сего надлежит из всех крепостей выгнать турецкое войско и занять все крепости и пристани российскими гарнизонами»⁹⁵. Ни о каком «желании быть в российском подданстве», как ошибочно полагает Н. Саламова⁹⁶, в этом документе речи не шло. Более того, крымское общество, оказав существенную помощь российским войскам в деле освобождения полуострова от турецких гарнизонов, судя по всему, совершенно не рассчитывало, что «.России. необходимо получить крепости Керчь и Еникале, а также гавань в Кафе»⁹⁷. Известно, что Сахиб-Гирей-хан практически сразу начал протестовать против пребывания в крымских крепостях русских гарнизонов⁹⁸. Начались русско-крымские переговоры, которые должны были закончиться подписанием договора между двумя государствами. Армия князя Долгорукова покинула Крым, оставив на полуострове небольшой корпус под командованием Ф. Щербатова⁹⁹. Это, на наш взгляд, однозначно свидетельствует о том, что Россия была настроена не на оккупацию Крыма, а на ведение диалога с новым правительством Крымского ханства дипломатическими методами.

Тем временем, на дунайском театре военных действий армия Румянцева смогла сдержать попытки превосходящих сил противника переправиться на левый берег Дуная. Успешные действия русских войск, внешнеполитические перемены (колебания империи Габсбургов, связанные с подготовкой первого раздела Польши) и внутренние затруднения (истощение казны, недовольство народа, восстание в Египте и в Палестине) вынудили Турцию пойти на мирные переговоры, которые завершились заключением в мае 1772 г. перемирия, однако переговоры о заключении мира на Фокшанском и Бухарестском конгрессах провалились. В надежде на международную поддержку (прежде всего — на помощь Франции и Австрии) представители Османской империи настойчиво отказывались от российских предложений. Тем временем российским эмиссарам удалось убедить крымского хана в необходимости отложения от турок. 1 августа 1772 г. Российская империя официально признала «Хана Крымскаго независимым владетелем, а область Татарскую в равном достоинстве с протчими подобными свободными и под собственным правительством состоящими областями»¹⁰⁰. 1 ноября 1772 г. в Карасубазаре был заключен союзный договор с Крымским ханством, согласно которому это государство объявлялось независимым ханством под покровительством России. При этом Россия получала крепости, контролирующие Керченский пролив (Керчь и Еникале).

Карасубазарским договором завершился длительный этап русско-крымского противостояния. Крымское ханство оказалось оторвано от Османской империи политически и, как совершенно справедливо отмечала С.Ф. Орешкова, «складывались новые условия существования государственности крымских татар — не как вассала Османской империи, а как самостоятельного государства, хотя и находящегося в сфере влияния Российской империи»¹⁰¹. Победами своего оружия и дипломатии Россия смогла добиться еще и огромной стратегической победы — она стала доминирующей силой в Северном Причерноморье и на Северном Кавказе. Все это привело к поистине тектоническим сдвигам как в региональной, так и в общеевропейской политике.

Пятый этап (1772—1783 гг.): «независимость» Крымского ханства под «покровительством» России

Следующий этап процесса присоединения Крыма к России относится к периоду его формальной независимости (1772—1783 гг.), который характеризовался двумя основными моментами — стремлением России добиться от Османской империи признания независимости ханства и одновременным стремлением обеспечить комфортное для России политическое и экономическое устройство этого государства.

С августа 1772 г. Крымское ханство было признанно Санкт-Петербургом независимым государством, а с ноября того же года Россия стала гарантом этой независимости и получила на территории ханства ряд крепостей. Указанные геополитические изменения в Причерноморье совпали с проведением очередного русско-турецкого мирного конгресса — Бухарестского, в котором основными пунктами были: независимость Крымского ханства, гарантированная Россией; свобода мореплавания и статус крепостей Керчь и Еникале¹⁰². Это были весьма сложные переговоры, в ходе которых Османская империя, обнадеженная очередным ухудшением русско-шведских отношений, заняла достаточно жесткую позицию. Не стоит сбрасывать со счетов и ухудшение внутриполитической ситуации в самой России. Так, в первой половине 1771 г. из пределов России в Китай откочевала основная масса калмыков (от 60% до 70%)¹⁰³, игравших огромную роль как в сдерживании кубанских ногайцев¹⁰⁴, так и в склонении основной массы кабардинцев к подданству России в 1769 г. (не случайно после принятия присяги на верность России наиболее влиятельный кабардинский князь Касай Атажукин приехал к наместнику Калмыцкого ханства Убаше и «взошед в кибитку, целовал у наместника руку и полу»)¹⁰⁵. У ход калмыков уже в 1771 г. привел к отступлению российских войск на Кавказе к Моздокской линии, в результате чего Россия в течении нескольких лет занимала в регионе исключительно оборонительную позицию, отказавшись от наступательных действий. К откочевке калмыков стоит добавить волнения казаков Яицкого войска, которые уже с 1771 г. практически парализовали военно-административную жизнь Оренбургской губернии¹⁰⁶ и волнения, охватившие в 1772 г. всю территорию Войска Донского, из-за автономистских (на грани с сепаратистскими) действий атамана Ефремова¹⁰⁷. Таким образом, не случайно, что к началу 1773 г. русско-турецкие переговоры провались.

Неудача Бухарестского конгресса делала неизбежной продолжение военных действий, в которых российскому оружию необходимо было одержать новые громкие победы, чтобы помочь политикам заключить устраивающий Россию мир — однако кампания 1773 г. закончилась относительной неудачей. Дунайская армия, ослабленная в связи с отправкой частей на русско-шведскую границу, не смогла закрепиться на правом берегу Дуная. В результате на Дунайском театре военных действий возникло равновесие сил между противостоящими сторонами. В это же время произошли столкновения российской эскадры с турецким флотом в районе Балаклавы и Суджук-Кале. Российские корабли смогли отогнать турок от берега, не позволив высадить десант, однако стратегической инициативой на Черном море, безусловно, владели турки.

Срыв мирных переговоров и относительные успехи турецкого оружия существенно усилили протурецкую партию в Крыму. Как отмечал В.Д. Смирнов, «ободренные уступчивостью России на Букурештском конгрессе... а также и некоторыми последовавшими за тем успехами османского оружия, крымские татары, то есть собственно партия, желавшая возвратиться в турецкое подданство. стали опять заискивать у Порога Счастия (султанского престола. — Р.Д.), начав присылать одно за другим письма»¹⁰⁸. В 1773—1774 гг. в Крымском ханстве сложилась очень опасная политическая ситуация, грозившая расколом правящей элиты и гражданской войной. В среде политической элиты сформировались две противоборствующие партии — русской и турецкой ориентации. Первая группа, выступавшая за модернизацию страны по европейскому образцу, группировалась вокруг брата хана — калги-султана Шагин-Гирея. Эта группа имела мощную поддержку в лице во многом ориентированной на Россию ногайской знати. Идейным и, судя по всему, финансовым вдохновителем протурецкой партии считался один из предыдущих ханов — Девлет-Гирей, ранее смещенный Портой за военные неудачи. После занятия Крыма русскими войсками Девлет-Гирей находился при трапезундском губернаторе сераскире Хаджи-Али-Паше, собирая войска и готовя с ним десантную операцию в Крым. Крымский же правитель Сахиб-Гирей-хан колебался, находясь под давлением двух сторон, и никак не противодействовал мятежникам¹⁰⁹. Эта ситуация приводила к нарастанию антироссийских настроений на полуострове, убийствам отдельных военнослужащих и повсеместному угону лошадей россиян. Дошло до того, что весной 1774 г. во многих мечетях Крыма муллами читались молитвы об избавлении Крыма «от рук неверных»¹¹⁰. Внутрироссийские дела также вызывали беспокойство. На Южном Урале и в Поволжье разгоралось широкое антиправительственное движение, которое, в дальнейшем, потрясет основы Российского государства — «Пугачевщина»¹¹¹.

В этой ситуации российские правительственные круги стремились как можно быстрее заключить мир с Османской империей. Было решено пойти даже на уступку Керчи и Еникале татарам и удовлетвориться Кинбурном, взятым у турок¹¹². Совершенно очевидно, что в условиях предполагаемого сохранения инвеституры султана на утверждение хана и назначение судей в Крымском государстве, а также религиозного верховенства султана (как халифа всех мусульман-сунитов) над крымскими татарами, потеря Россией Керчи и Еникале означала существенное ослабление влияния Санкт-Петербурга на политические процессы в независимом Крымском ханстве.

При сложившемся положении большое внимание уделялось предстоящей военной кампании 1774 г. В общих чертах она предполагала отвлечь внимание противника осадой Очакова и активизацией российского флота в Архипелаге. Тем временем основные российские силы должны были ударить на Шумлу (Болгария), искать генерального сражения с главной турецкой армией и, победив ее, принудить визиря к заключению немедленного мира¹¹³. Тем не менее, ситуация для России, ослабленной войной и восстанием Е.И. Пугачева, неожиданно осложнилась еще и тем, что 21 января 1774 г. скончался султан Мустафа III, «фатальному несчастию котораго и упрямству турки приписывали все свои неудачи и поражения»¹¹⁴. Естественно, что приход к власти нового правителя — Абдул Хамида I — существенно усилил реваншистские настроения в турецкой армии и в обществе. Правда, правительство Порты в лице великого визиря и реис-эфенди (чиновник, занимавший пост, соответствовавший посту министра иностранных дел или государственного канцлера), с деятельной подачи прусского и австрийского послов, вело активную переписку с графом Румянцевым, на которого были возложены в том числе и функции по ведению мирных переговоров. При этом условия, предлагаемые Османской империей, были для России неприемлемы¹¹⁵, а изложение Румянцевым в ответной ноте компромиссного варианта, предполагавшего существенные уступки от позиции России на Бухарестском конгрессе¹¹⁶, имело обратный эффект, убедив великого визиря в слабости противника.

Таким образом, Румянцеву оставалось принудить турок к миру военными методами. В мае-июне 1774 г. российские войска одержали блестящие победы у Абтату, Туртукая и Козлуджи и, заняв города Базарджик и Эни-Базар, осадив Силистрию и Рущук, вышли к окрестностям Шумлы (ставка турецкого командования на Дунайском театре военных действий). Османское предложение о перемирии было жестко отвергнуто Румянцевым, стремящимся к заключению полноценного мира¹¹⁷. Посланные визирем уполномоченные на заключение мира нишанджи (глава султанской Канцелярии, хранитель государственной печати) Ресми-Ахмет-эфенди и новый реис-эфенди Ибрагим-Мюниб застали ставку Румянцева в деревне Кючук-Кайнарджи. Ход этих быстротечных переговоров подробно описан в Журнале российского полковника Христофора Петерсона¹¹⁸. Как известно, уже 10 июля был подписан знаменитый Кючук-Кайнарджийский мирный договор¹¹⁹, увенчавший славой как Румянцева, так и всю Россию. Основными приобретениями России по условиям мира можно считать:

— признание независимости татар крымских, кубанских и др., остающихся в ведении султана только по делам вероисповедным;

— удержание Россией за собой Керчи, Еникале, Азова и Кинбурна с округой;

— признание российского сюзеренитета над Большой и Малой Кабардой;

— приравнивание русских торговых кораблей в турецких водах по юридическим правам к французским и английским;

— признание за Россией права защиты и покровительства христиан в Дунайских княжествах, которые, в свою очередь, получили значительные права автономии;

— отсутствие запрета на пребывание российского военного флота в Черном море;

— официальное признание Стамбулом императорского титула российских государей (то есть признание равенства статуса российского государя статусу турецкого султана).

Казалось бы, вот оно, долгожданное признание Блистательной Портой независимости (а фактически перехода под покровительство России) Крымского ханства, однако не все было так просто. Уже после заключения мира (вести до Крыма еще не дошли), в июле 1774 г. на Крымском полуострове был высажен сильный турецкий десант (по разным оценкам 20—35 тыс. человек). Практически сразу вспыхнул мощный антироссийский мятеж в Старом Крыму и на Керченском полуострове. Ситуация столь накалилась, что российский резидент (посланник) Веселицкий был арестован прямо в ханской ставке и передан турецкой стороне, а отдельные части 2-й русской армии вели кровопролитные бои в отрыве от командующего, основных сил и баз снабжения¹²⁰. Лишь известие о мире развело противоборствующие силы. Было ясно, что новый российский «союзник» в лице Крымского ханства весьма нестоек и склонен к антироссийским выступлениям. Поэтому странно, что некоторые современные авторы говорят о фактическом переходе Крыма под протекторат России после договора 1774 г.¹²¹ и тем более — об установлении там колониального режима¹²². Действительно, после договора Россия получила эффективные инструменты воздействия на крымскую политику. Этими инструментами были, во-первых, крымские крепости (Керчь и Еникале); во-вторых, новые государственные границы, благодаря которым Крым оказался с трех сторон окруженным русскими землями; в-третьих, возрастающее могущество России, которое ставило ее сравнительно с Турцией в более выгодное положение относительно Крыма. При этом не стоит забывать, что Кючук-Кайнарджийский мир сохранил религиозную зависимость татар от турецкого султана — халифа «всех правоверных». За Турцией сохранялся мощный центр влияния в регионе — крепость Очаков. Кроме того, почти все производство и вся внешняя торговля ханства были ориентированы исключительно на турецкий рынок¹²³. То есть в религиозно-идеологическом и экономическом отношении Крымское ханство продолжало оставаться зависимым от Османской империи. Вышеупомянутые факторы, ослаблявшие русское влияние в Причерноморском регионе, хотя бы частично могли быть «нейтрализованы» присутствием российских войск на полуострове, однако русское правительство, заинтересованное в быстрейшей ратификации выгодного мирного договора 1774 г., начало вывод своих войск из Крыма. В Петербурге тогда полагали, что «...надобно стараться оставить ныне татар при собственных их распоряжениях и таким поведением приучить Порту к оставлению их с ее стороны в полной их вольности и независимости»¹²⁴.

Очевидно, что в указанных выше условиях решение российского правительства о выводе войск с полуострова являлось поспешным. Поэтому не случайно практически сразу после вывода войск с территории ханства там произошел протурецкий мятеж Девлет-Гирея, ставшего новым крымским ханом. К осени 1776 г. быстрыми темпами со стороны Османской империи и Крымского ханства происходила ревизия договоров 1772 и 1774 гг., апофеозом которых стал односторонний разрыв Девлет-Гирей-ханом Карасубазарского трактата с одновременным объявлением кабардинцев ханскими подданными, а также приостановление Османской империей контрибуционных выплат России с требованием «...отступить от независимости татар, возвратить Кинбурн и оставить ей во владение Таман».

В этой связи необходимо отметить один существенный момент, без которого будет не совсем ясен дальнейший ход событий. Приход к власти в Крымском ханстве Девлет-Гирея с его протурецкой ориентацией фактически расколол и так существенно уменьшившееся после российских завоеваний и откочевки ногайских орд на Северный Кавказ государство. Основная масса ногайцев не поддержала нового хана, самостоятельно очистив Тамань и Темрюк от турок и верных Девлет-Гирею отрядов¹²⁵. На территории Крымского полуострова были сильны пророссийские настроения (точнее, вероятно, это были настроения за независимость Крымского ханства).

Таким образом, после указанных выше событий, в конце 1776 г. российские войска вновь вступили на территорию Крымского ханства. Санкт-Петербург деятельно поддержал мятеж «пророссийской» партии в Крыму во главе с Шагин-Гирей-султаном¹²⁶. После успешного переворота российское правительство решило предоставить новому хану полную самостоятельность во внутренних делах, в то время как внешняя политика государства должна была согласовываться с российским послан-ником¹²⁷. Именно с этого времени и можно говорить об оформлении неких элементов российского протектората над Крымским ханством, поскольку важнейшим признаком двусторонних межгосударственных отношений, основанных на договоре о покровительстве, считается делегирование государству-протектору внешнеполитических прав опекаемого им государства при формальном сохранении признаков государственности.

Резкая смена внешнеполитических ориентиров нового правительства Крымского ханства, не очень взвешенная реформаторская деятельность молодого хана, а также деструктивные действия турецких властей¹²⁸ привели к страшному по своим масштабам антиханскому бунту в Крыму в конце 1777 — начале 1778 г., подавленному российскими войсками с помощью ополченцев из крымских христиан. Все это происходило на фоне подготовки Турции к новой войне, убийства агентами Османской империи пророссийски настроенного господаря Молдавского княжества Григория III Гики, присоединения Блистательной Портой к своей территории крымских земель в Бессарабии с созданием нового пашалыка (в него оказались включены Каушаны, Балта, Дубоссары и прочие земли до р. Буг¹²⁹ с административным центром в Бендерах), а также явно намечающегося общеевропейского кризиса, грозившего перерасти в полномасштабную европейскую войну. В указанных условиях российское правительство практически уверилось в скором вооруженном столкновении с Османской империей. В Санкт-Петербурге предполагали, что возникнет вероятность отступления из Крыма, так как при слабости российской черноморской эскадры и зачастую враждебно настроенной основной массы населения будет проблематично удержать полуостров при высадке сильного турецкого десанта. В таком случае предполагалось разыграть «кубанскую карту», при которой ногайские орды отделились бы от Крыма с созданием «независимого» ханства под протекцией России. На заседании Государственного Совета России от 6 ноября 1777 г. было принято решение поручить фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому «убедить хана собственными поступками его к перемене поведения и сколь нужно ему держаться сдешних наставлений, соединить ногайские народы ласкою и деньгами под его послушание, перевесть его самого, в случае объявления войны, на Кубанскую сторону, и разорить Крым как вину распрей и дабы турки не имели более способов там утвердиться (выделено нами. — Р.Д.)»¹³⁰. Вслед за этим последовало решение склонить крымских христиан, активно поддерживавших российские войска, к выходу из Крыма на российскую территорию. В Санкт-Петербурге естественно предполагали, что месть крымским христианам со стороны антироссийски настроенных татар при попустительстве Османской империи в случае неблагоприятного развития ситуации может перерасти в широкомасштабную резню. Эвакуация христианского населения Крыма была практически полностью завершена к концу 1778 г.

Тем не менее, очередной военный русско-турецкий конфликт не случился, и с середины 1778 г. внешнеполитическая активность России была направлена на решение вопросов исполнения Турцией Кючук-Кайнарджийского договора и признания султаном ханского достоинства Шагин-Гирея. Время было выбрано весьма удачное в связи со сложившейся внешнеполитической обстановкой в Европе. Разгоралась борьба между Берлином и Веной за баварское наследство, также произошел разрыв между Францией и Англией из-за революции в Северной Америке. Роль России в европейских делах была столь велика, что ни одна группировка в такой ситуации не могла себе позволить с ней ссориться. В результате было оказано общее дипломатическое давление на Стамбул, которое и вынудило последний быть более сговорчивым в вопросе ратификации статей Кючук-Кайнарджийского договора и признания Шагин-Гирея ханом Крыма. Всего этого удалось добиться от Турции в марте 1779 г. в так называемой разъяснительной Айналы-Кавакской конвенции, которая подтвердила основные пункты Кючук-Кайнарджийского договора. Султан оставался духовным главой татар и должен был утверждать хана, однако в конвенции говорилось, что избранного татарами хана султан должен был утвердить в любом случае. Кроме того, по условиям конвенции Россия обязалась вывести свои войска из Крыма, что и было сделано к концу лета 1779 г. В документе была зафиксирована еще одна интересная деталь, характеризующая действительный статус Крыма. Россия обязалась передать Османской империи земли между Днестром и Бугом, которые формально принадлежали Крымскому ханству¹³¹ и были зимой 1777—1778 гг. оккупированы турецкими войсками. Для соблюдения внешнего декорума в конвенции объявлялось, что Порта с ханом сами договорятся об уступке этих земель. Известный современный одесский исследователь, специалист по политической истории Южной Украины и Северного Причерноморья А.И. Третьяк, анализируя результаты Айналы-Кавакской конвенции, пришел к выводу, что «Россия де-факто, а в 1779 г. и де-юре признала протекторат Турции над Буджаком и Едисаном, ограничивая свои устремления только Крымским полуостровом и Кинбурном». Отсюда, автор заключает, что «как политико-правовые документы, так и ход последующих исторических событий позволяют сделать вывод не об одностороннем поглощении Крымского ханства, но о его разделе между Россией и Турцией»¹³². Это очень важный момент. Можно сказать, переломный для темы нашего исследования. Дело в том, что Крымское ханство в марте 1779 г. уже де-юре из субъекта политики превращается в ее объект (как за несколько лет до этого Речь Посполитая). Тем более, власть хана в прикубанских землях была также весьма ограничена его братьями-сераскерами, которые, не претендуя на создание отдельного государства, установили прямые контакты с российской администрацией¹³³ (украинский исследователь В.В. Грибовский вообще полагает, что реальная власть на Кубани в это время сосредоточилась в руках российской военной администрации)¹³⁴.

Таким образом, после раздела Крымского ханства между Россией и Турцией в результате Айналы-Кавакской конвенции, дни этого государственного образования были сочтены. Хотя в российском правительстве еще не задумывались о прямой ликвидации ханства¹³⁵, сама логика событий уже предопределила судьбу государственности крымских татар.

После признания независимости Крымского ханства и вывода российских войск с полуострова Османская империя уже не могла открыто поддерживать протурецкую группировку в Крыму. Это, конечно, не означало, что Стамбул решил отказаться от своих планов возврата ханства в сферу турецкого влияния — просто методы изменились. Порта активно начала проводить подрывную деятельность на Таманском полуострове и на Кубани, где сепаратизм был издавна очень силен (помогало туркам то, что изменения этнического и численного состава населения после перехода сюда причерноморских ногайцев привели к напряженности с соседними горцами, а в начале 1780-х гг. в регионе еще и разразился сильный голод)¹³⁶. Наряду с этим усилилась работа по дискредитации хана в глазах народа через мусульманское духовенство и дервишей. Это было тем более легко, что хан своей политикой и так вызывал всеобщее недовольство. Ужесточение налогового бремени и произвол откупщиков, введение в обиход медных денег и рекрутский набор — все это не способствовало популярности хана. Вероятно, наибольшее возмущение татар, особенно знати и духовенства, вызывало стремление хана поступить на службу к российской императрице. В то время в Европе считалось обычным явлением получение чинов правителями небольших стран от опекавших их могущественных государств. Для народа и мусульманского духовенства это было непонятно и унизительно. Как владетельный и «самостоятельный» хан, избранный «всем народом», может поступить на службу, да еще к «неверным»?! В Санкт-Петербурге же ошибочно посчитали, что при удовлетворении просьбы хана влияние России в регионе еще более усилится. Просьба хана была удовлетворена в октябре 1781 г.¹³⁷ После этого начались антиханские выступления на Кубани¹³⁸. Из доклада подполковника Лешкевича становится ясно, что уже к лету 1781 г. почти все ногайские орды перестали признавать свою зависимость от Крыма¹³⁹. В ответ российские войска переправились через реку Кубань и начали силой оружия принуждать ногайцев к покорности хану. Обескровленная область практически не оказывала сопротивления. Большая часть ногайцев предпочла покориться, некоторые ушли в горы.

Российская политика по отношению к своему южному соседу на данном этапе (лето 1781 г.) все еще продолжала строиться по принципам, сформированным в 1777—1778 гг.: Крымское ханство, являясь официально независимым государством, на самом деле во внешнеполитической и военной областях должно подчиняться Российской империи (протекторат).

В начале 1782 г. случилось событие, которое навсегда изменило судьбу и Шагин-Гирея, и Крымского ханства в целом. Недовольная правлением хана крымская элита решила воздействовать на Шагин-Гирея через муфтия. На следующий день ханом было совершено страшное с точки зрения мусульман преступление — муфтий был повешен. Весной 1782 г. на полуострове Тамань вспыхнуло восстание. Его возглавили братья хана — Батыр-Гирей и Арслан-Гирей. Очень скоро у Шагин-Гирей-хана не осталось защитников. Братья чуть было не захватили его в собственной резиденции. С небольшой свитой хан бежал в Керчь под защиту российского гарнизона. Становилось ясно, что без российских войск подавить восстание опять не удастся. При этом уже 15 июня 1782 г. посланник в Крыму П. Веселицкий докладывал в Санкт-Петербург, «...что крымцы, не желая ни Шагина, ни Батыра-Гирея султана над собой иметь ханом, подвергаютца в российское подданство в образе казанцов (на тех же условиях, что и казанские татары. — Р.Д.)»¹⁴⁰. Ситуация в Крыму и готовящееся к подписанию очень выгодное русско-турецкое торговое соглашение требовали от России осторожного подхода к решению крымской проблемы. Тем не менее, дальнейшие события на полуострове заставили Санкт-Петербург действовать решительно. После того, как Батыр-Гирей был провозглашен ханом, а турки, в нарушение Айналы-Кавакского договора, решили его признать в этом достоинстве, российские войска вступили в Крым. Сопротивления татары почти не оказывали, и мятежники быстро были схвачены, а Османская империя предпочла дипломатические демарши вместо военной помощи мятежникам.

Именно с этого момента можно говорить о деятельной подготовке присоединения ханства к России — тем более и внешнеполитическая ситуация этому способствовала. Во-первых, в мае 1781 г. Россия заключила союзный договор с империей Габсбургов, согласно которому в случае нарушения турками их договорных обязательств или объявления ими войны одной из договаривающихся сторон другая сторона должна была прийти на помощь в течение трех месяцев¹⁴¹. Во-вторых, Россия с 1779 г. являлась гарантом австро-прусского мира, достигнутого на Тешенском конгрессе, существенно влияя на стабильность во всей Центральной Европе. В-третьих, к октябрю 1781 г. Санкт-Петербург стал создателем и вошел в Лигу нейтральных государств, которые обеспечивали безопасность мировой морской торговли в условиях англо-франко-испано-голландского конфликта. В-четвертых, Россия и Австрия были приглашены в качестве посредников для переговоров по ликвидации англо-французского конфликта.

Итак, 14 декабря 1782 г. Екатерина II писала князю Г.А. Потемкину: «известно, что одним из главнейших поводом к распрям нашим с турками от давняго времени служил полуостров Крымский, из недр коего неоднажды обезпокоены были границы наши. Преобразование его в вольную и независимую область обратилося только в новыя для нас заботы со знатными издержками... В следствии того волю нашу на присвоение того полуострова, и на присоединение его к Российской Империи объявляем вам с полною нашею доверенностию, и с совершенным удостоверением, что вы к исполнению сего не упустите ни времени удобнаго, ни способов от вас зависящих»¹⁴². Шагин-Гирей, вернувшись на ханский престол на «русских штыках», проявлял поистине средневековую жестокость по отношению к своим противникам¹⁴³, что, по мнению И. де Мадариаги, могло подтолкнуть российскую императрицу к окончательному решению по лишении протекции крымского хана¹⁴⁴. Зная о готовности значительной части политического истеблишмента Крымского ханства, уставшего от самодурства Шагин-Гирея и перманентного состояния гражданской войны, принять российское подданство¹⁴⁵, императрица Екатерина II, использовав как предлог нарушение турецкими частями границы в районе Тамани¹⁴⁶, манифестом от 8 апреля 1783 г.¹⁴⁷ ликвидировала Крымское ханство путем включения его в состав Российской империи. Сам Шагин-Гирей еще в конце февраля 1783 г. согласился отречься от престола в пользу России в обмен на ежегодное содержание в 200 тыс. руб. и получение в дальнейшем престола в Персии¹⁴⁸. Так закончилась более чем 300-летняя история Крымского ханства и очередной, пожалуй, наиболее важный и динамичный этап в процессе присоединения Крыма к России.

Десятилетний период независимости не принес ханству благоденствия. В условиях противостояния Российской и Османской империй в регионе нельзя было рассчитывать на сохранение независимого государства, занимающего столь важное геостратегическое положение. Поэтому вопрос на данном этапе стоял о том, в руки какой из империй упадет как перезрелое яблоко Крымское ханство. Очевидно, что при победе Османской империи в этой борьбе была бы только на время сохранена государственность крымских татар под покровительством Порты, и то с распространением власти хана лишь на Крымский полуостров.

Примечания

1. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в. СПб., 1887. С. 5—6.

2. Мачанов А.Е. Борьба царской России и Турции за обладание Крымским ханством. Симферополь, 1929. С. 37.

3. Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года (его подготовка и заключение). М., 1955. С. 294.

4. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Ч. 1. Симферополь, 1951. С. 78.

5. Непомнящий А.А. Отечественная дореволюционная историография о геополитических интересах России по отношению к Крыму // Проблемы материальной и духовной культуры народов Крыма и Северного Причерноморья от античных времен до наших дней. Материалы первых научных чтений 14—15 ноября 1996 года. Симферополь, 1996. С. 46; Масаев М.В. Присоединение Крыма к России. Симферополь, 1997. С. 29.

6. Крючков А.В. Присоединение Крыма к России и начальный этап его включения в общеимперское пространство (последняя треть XVIII — начало XIX вв.): дисс. ... канд. ист. наук. Саратов, 2006. С. 13.

7. Реза С.М. Семь планет. Казань, 1852. С. 106—107.

8. Подробнее об этом типе взаимоотношений Османской империи и Крымского ханства см. Inalcik H. Yeni vesikalara gore Kirim Hanliginin osmanli tabligune girmesi ve ahidname meselesi // Belleten. Vol. VIII. № 29—32. Ankara, 1944. P. 185—229.

9. Крючков А.В. Указ. соч. С. 47.

10. Возгрин В.Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992. С. 224.

11. Там же. С. 225.

12. Санин Г.А. Порта, Крым и страны Восточной Европы в 50—60-е гг. // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. II / Отв. ред. Г.Г. Литаврин. М., 2001. С. 29—30.

13. Тепкеев В.Т. Калмыцко-крымские отношения в XVIII веке (1700—1771 гг.): дисс. ... канд. ист. наук. М., 2005. С. 18.

14. РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1654 г. Д. 37. Л. 62.

15. Новосельский А.А. Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 74—75.

16. Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969. С. 279; Новосельский А.А. Указ. соч. С. 74—75; Санин Г.А. Указ. соч. С. 56—65.

17. Санин Г.А. Крым в геополитике и войнах России XV—XIX вв. // Москва — Крым: Историко-публицистический альманах. № 1. М., 2000. С. 167.

18. Подробнее см.: Санин Г.А. Порта, Крым и страны Восточной Европы. С. 66—68.

19. РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 10. Л. 150 об, 151.

20. Кинросс Л. Расцвет и упадок Османской империи. М., 1999. С. 676.

21. Подробнее см.: Загоровский В.П. Изюмская черта. Воронеж, 1980.

22. Возгрин В.Е. Указ. соч. С. 224.

23. Санин Г.А. Некоторые проблемы истории Крымского ханства в XVII в. // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. 3. Симферополь, 1993. С. 227.

24. Крым: прошлое и настоящее / Отв. ред. С.Г. Агаджанов, А.Н. Сахаров. М., 1988. С. 28.

25. Холдырева Г. Значение крымских походов 1687 и 1689 гг. Взаимоотношения России и Украины с Крымским ханством 1686—1689 гг. // Крымский полуостров в геополитических планах от античных времен до наших дней. Симферополь, 1995. С. 52.

26. «Око всей великой России». Об истории русской дипломатической службы XVI—XVII веков / Под ред. Е.В. Чистяковой. М., 1989. С. 219.

27. Санин Г.А. Внешняя политика России во второй половине XVII века // История внешней политики России. Конец XV—XVII век (от свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 342.

28. Широкорад А.Б. Русско-турецкие войны 1676—1918 гг. / Под общ. ред. А.Е. Тараса. Минск, 2000. С. 61.

29. РГАДА. Ф. 79. Оп. 2. 1694 г. Д. 311. Л. 1.

30. См. подробнее: Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. VIII. Памятники дипломатических сношений с Римскою империей (с 1695 по 1699 год). 25 июня 1698 г. Запись переговоров Петра I с канцлером Кинским. СПб., 1864. С. 1355; Гриневский О.А. Прокофий Возницын, или мир с турками. Документальная повесть из истории русской дипломатии. М., 1992. С. 119; Санин Г.А. Эволюция южного направления внешней политики Руси и России в IX—XVIII вв. Зарождение проблемы черноморских проливов // Россия и черноморские проливы (XVIII—XX столетия) / Отв. ред. Л.Н. Нежинский, А.В. Игнатьев. М., 1999. С. 34.

31. Текст договора опубликован: ПСЗ. Т. IV. № 1804. Достаточно подробный разбор Константинопольского трактата дан в исследовании: Павленко Н.И. Петр I. М., 1976. С. 84—86.

32. Санин О.Г. Антисултанская борьба в Крыму в начале XVIII в. и ее влияние на русскокрымские отношения // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. 3. Симферополь, 1993. С. 275.

33. Смирнов В.Д. Указ. соч. С. 693.

34. История внешней политики России. XVIII век (от Северной войны до войн России против Наполеона). М., 2000. С. 33.

35. Андреев А.Р. История Крыма. М., 2000. С. 205.

36. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI—XIX вв. М., 1958. С. 58.

37. Возгрин В.Е. Указ. соч. С. 239, 240.

38. Санин О.Г. Указ. соч. С. 277.

39. Молчанов Н.Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1991. С. 229.

40. См. подробнее: Тепкеев В.Т. Указ. соч. С. 28.

41. РГАДА. Ф. 124. Оп. 3. 1705. Д. 1384. Л. 1 об.

42. См. подробнее: Мальбахов Б.К., Дзамихов К.Ф. Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством (середина XVI — конец XVIII в.). Нальчик, 1996. С. 203.

43. Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Русская история: популярный очерк. IX — середина XVIII в. М., 1992. С. 637.

44. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. до присоединения его к России / Отв. ред. С.Ф. Орешкова. М., 2005. С. 16.

45. Межевая запись от 13 июля 1713 г. (№ 2834) О разграничении Российскаго государства с Турецким // ПСЗ. Т. V. № 2831.

46. Fisher A.W. The Russian Annexation of the Crimea (17721783). Cambridge University press, 1970. P. 22—23.

47. Андреев А.Р. Указ. соч. С. 208.

48. Сотавов Н.А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. (От Константинопольского договора до Кючук-Кайнарджийского мира 1700—1774 гг.). М., 1991. С. 85.

49. Саламова Н.А. Кавказ и Причерноморье в русско-турецких отношениях: от Каспийского похода Петра I до присоединения Крыма к России (1722—1783 гг.): дисс. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2007. С. 59.

50. АВПРИ. Ф. 89. 1732. Д. 5. Л. 227; Hammer Purgstall J. von. Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. 1—10. Pest., 1827—1835. Bd. IV. S. 442.

51. Смирнов В.Д. Указ. соч. С 57.

52. Наиболее подробный и систематический анализ Немировского конгресса дан в монографии: Кочубинский А. Граф Андрей Иванович Остерман и раздел Турции. Из истории Восточнаго вопроса. Война пяти лет (1735—1739). Одесса, 1899. С. 205—526.

53. Трактат, между Российским и Турецким двором, заключенный в лагере при Белграде от 18 сентября 1739 г. (№ 7900) О вечном между обоими дворами мире и согласии // ПСЗ. Т. X. № 7900.

54. Смирнов В.Д. Указ. соч. С. 71.

55. Дейников Р.Т. Россия, Турция и Крымское ханство в 40—60-х годах XVIII века // Российская история. 2009. № 6. С. 148.

56. Кабузан В.М. Заселение Новороссии (Екатеринославской и Херсонской губерний) в XVIII — первой половине XIX века (1719—1858 гг.). М., 1976. С. 100, 52.

57. Хоменок О.С. Отделение ногайских орд от Турции (17681772) // Крымский музей. 1994. № 1. С. 24.

58. Дейников Р.Т. Присоединение Крыма к России в конце XVIII столетия как естественно-исторический процесс // Москва — Крым: Историко-публицистический альманах. № 3. М., 2001. С. 53.

59. Дипломатическая переписка Императрицы Екатерины II. Часть 1-я (годы с 1762 по 1764) // Сб. РИО. Т. 48. СПб, 1885. С. 517.

60. Кинрос Л. Указ. соч. С. 425—426.

61. Подробнее см.: Дейников Р.Т. Россия, Турция и Крымское ханство... С. 150—151.

62. Подробнее см.: Смирнов В.Д. Указ. соч. С. 83.

63. АВПРИ. Ф. 123. 1762 г. Д. 4. Л. 1—6. Доклад опубликован: О Малой Татарии. Доклад императрице Екатерине Пой по вступлении ея на престол, изображающий систему Крымских Татар, их опасность для России и претензию на них // ИТУАК. 1916. № 53. С. 190—193.

64. Кинросс Л. Указ. соч. С. 427.

65. АВПРИ. Ф. 89. 1763. Д. 336. Л. 91, 104, 104 об.

66. Скальковский А. Историческое введение в статистическое описание Бессарабской области // Журнал Министерства внутренних дел. 1846. Ч. 13. С. 21—23.

67. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Д. 743. Ч. 1. Л. 49.

68. Туполев Б.М. Фридрих II, Россия и первый раздел Польши // Новая и Новейшая история. 1997. № 5. С. 192.

69. Дейников Р.Т. Присоединение Крыма. С. 57.

70. Справедливости ради, необходимо отметить один немаловажный факт, который, иногда, упускается отечественными исследователями из виду. Дело в том, что после успешного для России польского сейма февраля 1768 г. российский посол в Стамбуле заверил османское правительство в скором выводе войск из Польши. Но вместо этого российские войска, проводящие операции против конфедератов, неизбежно приближались к турецким границам и взяли под контроль мощную пограничную крепость Каменец-Подольский. Совершенно очевидно, что этот факт, как и военное укрепление России на Кавказе и на Нижнем Дону, было воспринято правящей верхушкой Османской империи как прямая угроза национальной безопасности.

71. История внешней политики России. XVIII век. С. 117.

72. Сотавов Н.А. Указ. соч. С. 157.

73. Там же. С. 158.

74. Архив Государственного Совета. Т. I. Совет в царствование императрицы Екатерины II (1768—1796). Ч. I. Отделение историческое. СПб, 1869. Стб. 7.

75. АВПРИ. Ф. 89. Д. 8. 1769. Л. 123.

76. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 106.

77. Подробнее см.: Чечулин Н.Д. Внешняя политика России в начале царствования Екатерины II (1762—1774). СПб., 1896. С. 332.

78. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 106.

79. Кидирниязов Д.С. Ногайцы в XV—XVIII вв. (политические, экономические и культурные аспекты взаимоотношений с сопредельными странами и народами): Дисс. ... д-ра ист. наук. Махачкала, 2001. С. 482.

80. Из бумаг графа Никиты Ивановича Панина // РА. 1878. № 9. С. 452.

81. Масаев М.В. Указ. соч. С. 110.

82. Петр Бакунин-меньшой — в то время статский советник Коллегии иностранных дел, ближайший сотрудник канцлера Н.И. Панина.

83. Хоменок О.С. Указ. соч. С. 25.

84. Петр Веселицкий — в то время надворный советник Коллегии иностранных дел. Как сейчас бы сказали, специалист по Крымскому ханству. Будущий посланник в Бахчисарае.

85. Из бумаг графа Никиты Ивановича Панина. С. 460.

86. Подробнее см.: Протокол заседания Государственного совета России от 15 марта 1770 г. // Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. Стб. 44—45.

87. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 111.

88. Грибовський В.В. Обставини та хід переміщення причорноморських ногайців до ПівнічноЗахідного Кавказу на початку 70х років XVIII ст. [Электронная версия] // URL: http://www.ukrterra.com.ua/developments/history/su/grybovsky.htm (дата обращения 09.07.2011).

89. Мадариага И де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 341—342.

90. Саламова Н.А. Указ. соч. С. 131.

91. Масаев М.В. Указ. соч. С. 121.

92. Цит. по Хоменок О.С. Указ. соч. С. 28.

93. Подробнее см. Грибовський В.В. Ногайські орди Північного Причорномор’я у XVIII — на початку ХІХ століття: дис. ... канд. іст. наук. Запоріжжя, 2006. С. 174—176.

94. Высочайшие рескрипты императрицы Екатерины II и министерская переписка по делам Крымским. Из семейного архива графа В.Н. Панина. Ч. 1. М., 1872. С. 2.

95. Цит. по: Масаев М.В. Указ. соч. С. 124.

96. Саламова Н.А. Указ. соч. С. 138.

97. Дипломатическая переписка Императрицы Екатерины II, часть 6-я (годы с 1769 по 1771) // Сб. РИО. Т. 97. СПб., 1896. С. 408.

98. Смирнов В.Д. Указ. соч. С. 125.

99. Масаев М.В. Указ. соч. С. 125.

100. Цит. по: Лупанова М.Е. Крымская проблема в политике Екатерины II. Рязань, 2006. С. 82.

101. Орешкова С.Ф. Крымское ханство в 70-е годы XVIII в. // Вопросы истории. 2008. № 7. С. 123.

102. Подробнее о ходе переговоров см.: Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 189—247.

103. Кундакбаева Ж.Б. «Знаком милости Е.И.В....». Россия и народы Северного Прикаспия в XVIII веке. М., 2005. С. 244—245.

104. См. Подробнее: Тепкеев В.Т. Указ. соч. С. 115, 117118.

105. Цит. По: Цюрюмов А.В. Участие калмыков в русско-турецкой войне 1768—1774 гг. // Вестник Калмыцкого университета. Вып. 1. Элиста, 2000. С. 26.

106. Подробнее см.: Рознер И.Г. Яицкое казачество накануне крестьянского восстания 1773—1775 гг. // Вопросы истории. 1958. № 10.С.97—112.

107. Подробнее см.: Карасев А.А. Атаман Степан Данилович Ефремов в 1753—1772 годах // Исторический вестник. 1902. Т. IX. С. 871—883.

108. Смирнов В.Д. Указ. соч. С. 130.

109. Мальгин А.В., Кротов А.И. Война после войны. Забытый эпизод русско-турецкой кампании 1768—1774 годов // Историческое наследие Крыма. 2009. № 24. [Электронная версия] // URL: <http://www.commonuments.crimeaportal.gov.ua/rus/index.php?v=1&tek=111&par=74> (дата обращения 09.01.2011 г.).

110. Державний архів в Автономній Республіці Крим. Ф. 535. Оп. 1. Д. 861. Л. 24.

111. Наиболее полным, лишенным идеологических клише исследованием по теме является, пожалуй, монография: Alexander J.T. The Politics of Autocracy in a National Crisis: the Imperial Government and Pugachev’s Revolt, 1773—1775. Bloomington, 1969.

112. Подробнее см.: Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 254—256.

113. Подробнее см.: Рескрипт Екатерины II к генералу фельдмаршалу графу Румянцеву от 17 января 1774 г. / Приложение к кампании 1774 г. № 1. // Петров А. Война России с Турцией и польскими конфедератами. С 1769—1774 год: в 5 т. Т. V. Год 1774. СПб., 1874.

114. Там же. С. 6.

115. Османские предложения о мире представлены в Переводе письма верховнаго визиря к Генерал-Фельдмаршалу Графу Румянцеву с Переводом мирных артикулов присланных от верховнаго визиря к генералу-фельдмаршалу гр. Румянцеву / Приложение к кампании 1774 года № 9 // Там же.

116. Подробнее см.: Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 264—266.

117. См.: Копия письма Генерала Фельдмаршала Гр. Румянцева Оттоманской Порты к верховному визирю Муссун-Заде Мегмет-Паше, от 28 июня 1774 г. / Приложение к кампании 1774 года № 27 // Петров А. Указ. соч.

118. Журнал, веденный с прибытия гг. Уполномоченных Министров Верховным Визирем, Ахмета-Ресми, Кегаябей Нишанджи-Эфендия и Ибрагима-Муниба, Рейс-Эфендия, на конгрессе, в деревню Бию-Кайнарджи, до отъезда их, Полковником и Кавалером Петерсоном // Архив Военно-походной канцелярии графа Румянцева-Задунайского. Часть 2-я. С. 311—330.

119. Кючук-Кайнарджийский мирный договор между Россией и Турцией // Под стягом России: сборник архивных документов. М., 1992. С. 78—92. Прекрасный анализ статей договора и его значение представлены в главе IX монографии: Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 278—307.

120. Наиболее полно ситуация обрисована в статье: Мальгин A.В., Кротов А.И. Указ. соч.

121. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления / Под ред. С.Г. Агаджанова, В.В. Трепавлова. М., 1998. С. 31.

122. Мустафаев Ш.У. Эволюция самосознания — взгляд изнутри // Крымские татары: проблемы репатриации. М., 1997. С. 22.

123. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 110—113.

124. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. Стб. 286.

125. Подробнее см.: Лобжанидзе Ф.А. Ногайцы Северо-Западного Кавказа во внешней политике России во второй половине XVIII — 20-х годов XIX в.: дисс. ... канд. ист. наук. Махачкала, 2006. С. 92.

126. Подробнее см.: Дейников Р.Т. От вассального ханства Османской империи до Таврической губернии в составе России // Отечественная история. 1999. № 2. С. 82.

127. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 325.

128. С подачи Порты, например, велась активная антироссийская деятельность на территории Крыма; турецкие корабли постоянно курсировали у берегов полуострова; султан, наконец, не признавал Шагин-Гирея ханом, а главный муфтий (Шейх уль ислам, глава османского мусульманского духовенства) даже позволял себе по отношению к Шагин-Гирею страшные для мусульманина оскорбления, называя крымского хана «свиньей и собакой» (Из оперативных донесений, приложенных к письму посланника А. Стахиева — графу Н. Панину от 22.01.1778 г. // Дубровин Н. Присоединение Крыма к России. Рескрипты, письма, реляции и донесения. Т. II. 1778 г. СПб, 1885. С. 107).

129. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 326.

130. Архив Государственного Совета. Т. I. Ч. I. Стб. 332.

131. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 332.

132. Третьяк А.И. Северное Причерноморье в политико-правовом пространстве Европы конца XVIII века. Одесса, 2004. Гл. 1. [Электронная версия] // URL: <http://alexandretai.narod.ru/tai/Ch1.html> (дата обращения 22.10.2011 г.).

133. Fisher A.W. Op. cit. P. 120—121.

134. Грибовський В.В. Указ. соч. С. 178.

135. Подробно вопрос об изменении статуса Крыма был рассмотрен в статье: Дейников Р.Т. Российские военные и дипломаты о статусе Крыма в период правления Шагин-Гирея // Москва — Крым. Историко-публицистический альманах. Вып. 4. М., 2002.

136. Подробнее см.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 1/194. Д. 261. Ч. 2. 1782 г. Л. 4, 21.

137. Дубровин Н. Указ. соч. Т. IV. 1781—1782 гг. СПб, 1889. С. 16.

138. Подробнее см.: Дейников Р.Т. От вассального ханства Османской империи. С. 85.

139. Дубровин Н. Указ. соч. С. 110.

140. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 2788. Л. 7.

141. Текст российско-австрийских соглашений см.: Arneth A. von. Joseph II und Katharina von Russland: Ihr Briefwechsel. Wien, 1867. S. 67 и далее.

142. Подписанный Имп. Екатериною II рескрипт кн. Г.А. Потемкину о необходимости присоединить к России Крым при первом к тому поводе; в случае же мирнаго поведения Турции, ограничиться впредь до времени овладением Ахтиарской гавани (Севастополя) от 14 декабря 1782 г. // Сб. РИО. Т. 27. СПб., 1880. С. 222, 223.

143. Подробнее см. Там же. С. 231—233; Fisher A.W. Op. cit. Р.132—133.

144. Мадариага И де. Указ. соч. С. 617.

145. Донесение г. надворнаго советника Рудзевича князю Г.А. Потемкину от 6 декабря 1782 г. // Дубровин Н. Указ. соч. С. 930—933.

146. О попытке османской оккупации Тамани в декабре 1782 г. см.: РГВИА. Ф. 52. Оп. 194. Д. 289. Л. 19 об.

147. Манифест от 8 апреля 1783 г. (№ 15.708) О принятии полуострова Крымскаго, острова Тамана и всей Кубанской стороны, под Российскую Державу // ПСЗ. Т. XXI. № 15708.

148. Лашков Ф. Шагин-Гирей, последний крымский хан (исторический очерк). Киев, 1886. С. 33.