В.С. Лопатин. «Потемкинские деревни — гордость России»

В 1787 г. императрица Екатерина II совершила свое знаменитое путешествие на Юг с целью обозреть земли, недавно вошедшие в состав России после вековой борьбы с Крымским ханством, беспощадным разорителем русских земель, и Оттоманской Портой, считавшей Черное море своим внутренним озером. Именно в екатерининское царствование империя стала черноморской державой. Главным деятелем в решении этой исторической задачи был соправитель и тайный муж императрицы светлейший князь Григорий Александрович Потемкин.

За последние годы о нем написаны десятки книг и статей. Его называют выдающимся государственным деятелем, умелым реформатором армии, замечательным стратегом. Историки отдают должное дипломатическим талантам князя Таврического, его политической прозорливости. Вспомнили, что Потемкин лично провел в жизнь план присоединения Крымского ханства к России. По его инициативе и под его руководством были построены города Херсон, Севастополь, Екатеринослав, Николаев и другие. За ним признана честь создателя Черноморского флота.

Тем не менее, и сегодня приходится слышать, как российские телеведущие и журналисты, литераторы и простые обыватели, парламентарии и высокопоставленные чиновники в своих выступлениях используют термин «потемкинские деревни», обличая показное благополучие и наглый обман. Используют, не сознавая, что повторяют один из самых злостных антироссийских мифов, созданный врагами нашей родины вскоре после путешествия Екатерины на Юг.

Напомним основные этапы путешествия. 7 января 1787 г. из Царского Села выехал санный поезд императрицы. Путь лежал через Смоленск в Киев, куда Екатерина прибыла 29 января.

22 апреля из Киева вниз по Днепру двинулась флотилия.

30 апреля императрица прибыла в Кременчуг, который временно, до постройки Екатеринослава, являлся главным городом наместничества. Потемкин устроил торжественную встречу.

«Здесь я нашла треть прекрасной легкой конницы, той, про которую некоторые незнающие люди твердили доныне, будто она лишь считается на бумаге, а в самом деле ее нет, — пишет императрица 30 апреля в Москву генералу П.Д. Еропкину. — Однако же она действительно на лицо, а такова, как, может быть, еще никогда подобной не бывало, в чем прошу, рассказав любопытным, слаться на мое письмо, дабы перестали говорить неправду»¹.

Именно с Кременчуга начиналась главная часть путешествия — осмотр вверенных попечению Потемкина южных губерний. И город, и жители, и войска очень понравились императрице и ее спутникам, среди которых были полномочные министры Франции (граф Л.Ф. де Сегюр), Великобритании (А. Фицгерберт) и Священной Римской империи (граф И.Л. Кобенцль).

В письмах, почти ежедневно летевших в Москву и Петербург, императрица постоянно опровергает вымыслы относительно деятельности Потемкина на Юге.

«Легко-конные полки... про которых покойный Панин и многие иныя старушонки говорили, что они только на бумаге, но вчерась я видела своими глазами, что те полки не карточные, но в самом деле прекрасные...» (1 мая, в Петербург Н.И. Салтыкову)².

«Чтоб видеть, что я не попусту имею доверенность к способностям фельдмаршала Князя Потемкина, надлежит приехать в его губернии, где все части устроены, как возможно лучше и порядочнее: войска, которые здесь, таковы, что даже чужестранные оныя хвалят неложно; города строятся, недоимок нет» (3 мая, в Петербург тому же Салтыкову)³.

7 мая, получив известие о том, что император Священной Римской империи Иосиф II уже прибыл в Херсон и отправился к ней навстречу, Екатерина сходит на берег и в карете спешит к Новым Кайдакам. Встреча глав двух великих держав происходит в безлюдной степи. Присутствуют всего несколько лиц, в том числе Потемкин. Ему даже пришлось лично готовить кушанья для высоких гостей, потому что обед ждал их в Новых Кайдаках.

9 мая на месте, избранном Потемкиным для сооружения губернского города Екатеринослава, императрица закладывает церковь. Ей помогают Потемкин и австрийский император. Первый подает закладную плиту, второй кладет кирпичи на известковом растворе. Несколько часов спустя Екатерина и Иосиф (сохранявший инкогнито под именем графа Фалькенштейна) смотрят с берега Днепра, как искусные лоцманы-запорожцы проводят суда флотилии через ревущие Ненасытецкие пороги. Флотилия успешно форсирует опасное место, но путешествие продолжается по суше.

12 мая коляска императрицы, в которой сидят граф Фалькенштейн и Потемкин, торжественно въезжает в Херсон. Салютуют пушки крепости. Салютуют войска. После торжественной литургии в соборной церкви Святой Великомученицы Екатерины генералитет, херсонское дворянство и именитое херсонское гражданство во главе с Потемкиным встречают коронованных гостей у дворца. Вечером на торжественном приеме звучит музыка. Город иллюминирован.

13 мая после большого официального приема государыня ее гости, свита, высшие чины армии и флота (всего 80 человек) приглашаются Потемкиным на обед. Участников обеда ждал многозначительный сюрприз. Как особо отмечает камер-фурьерский церемониальный журнал, «вместо филейных десертных перемен поставлены были принесенные пред тем из Адмиралтейства модели кораблям, фрегатам и прочим транспортным судам, каковые в Херсонском Адмиралтействе со времени оного построены и ныне находятся в Черном море».

Потемкин постепенно готовит императрицу и ее гостей к кульминации путешествия — показу Черноморского флота в Севастополе. 15 мая Екатерина в белом флотском мундире и скромно одетый в простой армейский мундир «граф Фалькенштейн» присутствуют в Херсоне при торжественном спуске кораблей — 80-пушечного «Иосифа», 70-пушечного «Владимира» и 50-пушечного фрегата «Александр».

13 мая А.В. Храповицкий записывает в своем дневнике: «В письме к Еропкину сравнение шестилетнего устроения Петербурга с Херсоном; укрепления города и здания похвалены; в расторопности и успехах должно отдать справедливость Князю Г.А. Потемкину»⁴.

«Народа здесь, окроме военных, великое множество и разноязычные с большой части Европы, — читаем мы в упомянутом письме. — Я могу сказать, что мои намерения в сем крае приведены до такой степени, что нельзя оных оставить без достодолжной похвалы. Усердное попечение везде видно, и люди к тому избраны способные»⁵.

На другой день в письме к Я.А. Брюсу в Петербург Херсон назван одним из лучших русских городов. Это великолепие достигнуто за шесть лет, в голой степи!

Путешественники намеревались посетить Кинбурн — русскую крепость, стоящую напротив грозного турецкого Очакова — но маршрут пришлось изменить. К Очакову пришел сильный османский флот: 4 линейных корабля, 10 фрегатов и множество вспомогательных судов. Екатерина выражает неудовольствие графу Сегюру за подстрекательство турок к войне. Француз оправдывается тем, что Блистательная Порта встревожилась, узнав о собранных на Юге войсках.

Совместное путешествие союзников вызвало пристальный интерес в Европе. Особенно забеспокоились Англия и Пруссия, усилившие интриги при дворе султана с целью остановить успехи России в Северном Причерноморье — но пока все это покрыто тайной.

Сегюр в своих поздних воспоминаниях заявляет, что Потемкин хотел войны, потому что ему якобы не терпелось получить высший военный орден Российской империи — св. Георгия I степени. Документы опровергают французского дипломата. Грандиозная строительная программа на Юге нуждалась в мире. Потемкин беспокоился за недостроенные укрепления, за невооруженные корабли, за недостаточно обученную армию. После неурожайных лет он прилагал энергичные усилия, чтобы пополнить хлебные «магазейны». Во время кризиса, созданного сразу после путешествия турецкой партией войны, Потемкин наставлял российского посланника в Константинополе Я.И. Булгакова, как сохранить мирные отношения еще на несколько лет за счет уступок Порте.

А пока путешествие продолжается. 17 мая императрица и ее спутники покидают Херсон и держат путь в сказочную Тавриду. На подходе к Перекопу их встречают казаки — три с половиной тысячи донцов во главе с войсковым атаманом А.И. Иловайским. Донцы, к которым благоволил Потемкин, устраивают показательные маневры, вызывая неподдельное восхищение австрийского императора.

В Крыму царский поезд окружает толпа татарских всадников — полторы тысячи отборной конницы под начальством бригадира Ивана Горича Большого, родом черкеса. Снова взрыв удивления: вчерашние враги почтительно конвоируют карету российской императрицы. На длинном спуске к Бахчисараю тяжелый экипаж понесло. Татарские всадники сумели остановить карету. Сидевшие в ней император Иосиф и принц Ш.Ж. де Линь получили представление о силе характера российской государыни: на лице Екатерины не было и тени беспокойства.

В Бахчисарае путников встречает мусульманское духовенство во главе с муфтием. Гости останавливаются в бывшем ханском дворце. Мечети и дома иллюминированы. Императрица отдыхает в столице ханства, наводившего в течение столетий ужас на Русь. Во время одной из прогулок Иосифа с Сегюром они признаются друг другу, что увиденное напоминает сказку из «Тысячи и одной ночи».

Храповицкий заносит в дневник слова Екатерины: «Говорено с жаром о Тавриде. «Приобретение сие важно; предки дорого бы заплатили за то; но есть люди мнения противного, которые жалеют еще о бородах, Петром 1-м выбритых. А.М. Дмитриев-Мамонов молод и не знает тех выгод, кои чрез несколько лет явны будут. Граф Фалькенштейн видит другими глазами. Фиц-Герберт следует Английским правилам, которые довели Великобританию до нынешнего ея худого состояния. Граф Сегюр понимает, сколь сильна Россия; но Министерство, обманутое своими эмиссерами, тому не верит и воображает мнимую силу Порты. Полезнее бы для Франции было не интриговать. Сегюр, кроме здешнего Двора, нигде министром быть не хочет»⁶.

На другой день в письме к Еропкину государыня подчеркивает: «Весьма мало знают цену вещам те, кои с уничижением безславили приобретение сего края: и Херсон, и Таврида со временем не только скупятся, но надеяться можно, что естли Петербург приносит осьмую часть дохода Империи, то вышеупомянутые места превзойдут плодами безплодные места»⁷.

20 мая царский поезд прибывает в Инкерман под Севастополем. Во время обеда в путевом дворце по знаку Потемкина падают шторы на окнах, и гости видят прекраснейшую гавань и стоящий в ней флот — 15 военных кораблей, 1 бомбардирское судно и 10 транспортов. Корабли салютуют в честь Российской императрицы. Это кульминация путешествия и триумф России. На Черном море, которое Блистательная Порта веками считала своим внутренним «озером», появился новый хозяин.

Посетив Симферополь, Карасубазар, Старый Крым, Феодосию, путешественники возвращаются через Перекоп в Бреславль. Здесь Иосиф прощается с Екатериной, обещая на третье свидание прибыть в Петербург. Эта встреча не состоится — император умрет зимой 1790 г., во время войны, которую вскоре объявит России Турция.

7 мая царский поезд прибывает в Полтаву. На следующий день, после обозрения места знаменитой баталии, с кургана, прозванного в народе «Шведской могилой», императрица, ее свита и знатные иностранцы наблюдают, как «под предводительством генерал-аншефа и кавалера князя Юрия Владимировича Долгорукова... войско, имея 40 орудий полевой артиллерии, атаковало неприятеля пред собою поставленного, причем во всех движениях доказало совершенное устройство и похвальную расторопность».

Так записано в камер-фурьерском журнале. Маневры на Полтавском поле были задуманы Потемкиным, как символ преемственности политики Екатерины, идущей по стопам Петра Великого.

10 июня Потемкин простился с императрицей, проводив ее до границы Харьковской губернии. Список лиц, представленных им к наградам, был подан им заблаговременно. Среди тех, заслуги которых в освоении полуденного края и в укреплении его обороноспособности были достойно отмечены, оказались князь Ю.В. Долгоруков, А.В. Суворов и М.И. Кутузов. Заслуги самого Потемкина Екатерина отметила еще в Полтаве. 8 июня она приказала «Сенату заготовить похвальную грамоту с означением подвигов Господина Генерал-Фельдмаршала Князя Григория Александровича Потемкина в присоединении Тавриды к Империи Российской, в успешном заведении хозяйственной части и населении губернии Екатеринославской, в строении городов и в умножении морских сил на Черном море, с прибавлением ему наименования Таврического».

Ответом на путешествие Екатерины II на Юг стала война, объявленная Турцией в августе 1787 г. Ее подлинными зачинщиками были Англия и Пруссия, встревоженные усилением России. Война длилась почти четыре года. Блистательные победы русской армии и флота под предводительством Потемкина поставили точку в борьбе за выход к Черному морю. Империя стала Черноморской державой.

Через десять лет после путешествия Екатерины в апрельском номере гамбургского журнала «Минерва» за 1797 г. началась публикация анонимной рукописи «Potemkin Der Taurier» («Потемкин-Таврический»). Издатель журнала барон Иоганн Вильгельм Архенгольц предварил ее броской рекламой: «Автор этой драгоценной рукописи, изобилующей неизвестными до сего времени анекдотами, бытовыми чертами и историческими открытиями, — немец. Он, благодаря исключительным обстоятельствам, приобрел сведения о своем предмете и изложил их с большим пониманием и откровенностью. Минерва с течением времени опубликует всю рукопись».

Новая биография Потемкина печаталась с 1797 по 1800 гг. включительно, то есть, пришлась на время царствования Павла I. Начиная свой рассказ, анонимный автор заявил: «Все, что касается исторической точности, нами проверено самым тщательным образом прежде, чем мы решились предложить наше сочинение читателям этого высоко ценимого нами периодического издания»⁸.

В 1804 г. статьи из журнала «Минерва» были собраны в книгу под названием «Potemkin. Ein interessanter Beitrag zur Regierungs geschichte Katharina’s der Zweiten». («Потемкин. Любопытное дополнение к истории царствования Екатерины Второй»). Остававшийся анонимным автор кое-что сократил, кое-что дополнил. Книга получила широкое хождение в Западной Европе — за 13 лет шесть отдельных изданий — в Германии, в Голландии, Англии, Франции. Попытка опубликовать перевод книги в России была предпринята в 1808 г. Цензура его не пропустила.

Через полтора века замечательная русская исследовательница Е.И. Дружинина в своей докторской диссертации (посвященной хозяйственному освоению Северного Причерноморья в последней четверти XVIII в.) особо отметила, что автор статей в журнале «Минерва» «объявляет несостоятельными все военно-административные и экономические мероприятия Потемкина... Саму идею освоения южных степей он пытается представить, как нелепую и вредную авантюру», подавая «изображение всего того, что было построено на юге страны, в виде бутафории — пресловутых "потемкинских деревень"»⁹.

Накануне решающего военного столкновения с европейским диктатором Наполеоном печатать подобные тексты было в высшей степени неуместно.

Что же написал автор, заверявший читателей в «исторической точности» сообщаемых им сведений?

Постоянно обвиняя Потемкина в присвоении крупных денежных средств, он заявил, что «путешествие водою было предпринято в начале весны, и в то же время начались театральные затеи, очарованием которых обманута была одна только Императрица. Но сей обманчивой наружности придали еще более блеска тогда, когда Императрица ехала сухим путем в наместничество Князя Потемкина.

Вдали представлялись селения, в коих ни домов, ни церквей, ни колоколен не было, а только изображены были на доске, а другие, поблизости лежащие, только успели выстроить и казались обитаемы, но жители пригоняемы были за 40 немецких миль. Ввечеру они должны были оставлять свои жилища и поспевать ночью к другим, где опять оставались на несколько часов, пока Императрица проедет. Разумеется, что сим людям обещали награждение, но, несмотря на то, они ничего не получили. Многие из них были жертвою отчаяния и изнурения. Во время ночи перегоняли скотину стадами из одной деревни в другую, и часто случалось, что Императрица 5 или 6 раз сряду одною и тож любовалась»¹⁰.

Российскую императрицу сопровождали многочисленные спутники. В их числе находились послы ведущих европейских держав, сенаторы, почетные гости. Один из них, принц де Линь, уже в июле 1787 г. опроверг ходившие слухи: «Уже успели сплести басню, — писал он одному из знакомых, — что нам по дороге выставляли карточные домики, пушки и корабли, разрисованные на бумаге, а конницу без лошадей, и тому подобный вздор»¹¹.

Станции были устроены через каждые двадцать верст, путевые дворцы — через сто. Чтобы оценить по достоинству размах проделанной Потемкиным и его сотрудниками работы, достаточно привести только одну цифру: для проезда царского поезда по Новороссии и Тавриде потребовалось более 25 тыс. лошадей. Светлейшему князю даже пришлось отменить намеченную поездку императрицы в область войска Донского. Приготовленные там путевые дворцы и лошади по его приказу были переброшены на главный маршрут. Были починены дороги и мосты, построена паромная переправа через Днепр. Приводились в лучший вид села и города, через которые шествовала императрица. Как известно, так поступают всегда в ожидании приезда первых лиц государства. Не забудем, что Потемкину пришлось обеспечивать передвижение и безопасность австрийского императора, направлявшегося из Львова в Херсон.

Автор не унимается: «Потемкин был столь дерзок, что, водивши Императрицу по всем городам, чрез которые она проезжала, показывал ей магазейны, в которых лежали кули, вместо хлеба песком насыпанные... Для приема императрицы в Севастополе Потемкин велел построить деревянный дворец, из коего видна была гавань, которая по местоположению своему может назваться почти наилучшею в Европе. По прибытии их туда тотчас зажжен был фейерверк, после которого явился целый флот, прекрасно иллюминованный; [он] состоял из купеческих кораблей и старых барок, набранных со всех сторон и убранных наподобие военных»¹².

Наглость и бесстыдство памфлетиста беспредельны. Тысячи людей встречали и провожали царский поезд. Никто из них ни ряженых, ни декораций не видел. Черноморский флот во главе с выдвиженцем Потемкина, талантливейшим Ф.Ф. Ушаковым, одержал блестящие победы. Именно черноморцы 31 июля 1791 г. разгромили флот противника при мысе Калиакрия, поставив точку в войне.

Красноречивее всех свидетельств о великом созидательном подвиге России на Юге говорит рост численности населения на Юге. За десять лет с 1777 г. оно увеличилось с 200 тыс. до 725 тыс. душ обоего пола.

Потемкин сделал на Юге больше, чем Петр на Севере. Все попытки, предпринятые в царствование императора Павла I, уличить Потемкина в растрате казенных сумм (о которых так радеет памфлетист) окончились полным оправданием великого строителя и созидателя.

Граф Сегюр, сообщая Потемкину о своем намерении отправиться в отпуск, во Францию, писал 25 августа 1787 г. (по горячим следам после путешествия на Юг): «Я с большим удовольствием опишу... все те великолепные картины, которые Вы нам показывали: торговлю, привлеченную в Херсон, несмотря на зависть и болота; чудом созданный в два года флот в Севастополе... и ту гордую Полтаву, где Вы с такою убедительностью мощью 70 баталионов отвечали на те нападки, которым подвергалось Ваше устроение Крыма со стороны невежества и зависти. Если мне не поверят, то это будет Ваша вина: зачем Вы сделали столько чудесного в столь короткое время, ни разу не похвалившись, пока не показали всего разом?!».

Ответом Европы на триумф России стала война, доказавшая что потемкинские деревни, войска и флот были отнюдь не карточными. Зачинщики войны, видя поражения турок, подстрекнули шведского короля начать боевые действия вблизи Петербурга. Когда же шведский натиск не принес результата, Англия и Пруссия, пытаясь спасти доверившуюся им Оттоманскую Порту от полного разгрома, сначала вывели из войны союзницу России Австрию, затем пригрозили вооруженным вмешательством на стороне султана, если императрица не примет их ультиматум — заключить мир с Турцией без всяких компенсаций. В труднейшей дипломатической борьбе Екатерина и Потемкин отразили новый вызов и добились почетного и выгодного мира. Натиск прямых агрессоров и их покровителей разбился о «потемкинские деревни».

Важно подчеркнуть, что миф о «потемкинских деревнях» как символе показного благополучия возник задолго до путешествия Екатерины на Юг. Автор молчит о своем участии в путешествии. Он собрал слухи и сплетни, которые распускались в Петербурге противниками Потемкина, развил их и литературно оформил.

Только в 1860 г. немецкие ученые установили имя автора. Им оказался Георг Адольф Вильгельм фон Гельбиг, служивший в конце царствования Екатерины II секретарем саксонского посольства в Петербурге. Вот как отозвался о нем историк Д.И. Иловайский: «Иностранные дипломаты нередко с особым усердием сообщают своим правительствам слухи и характеристики, неблагоприятные для лиц, игравших главные роли при дворе; другими словами, дипломатия европейская в те времена еще любит заниматься сплетнями... Самыми злыми языками в данном случае являются саксонские дипломаты в Петербурге. особенно Гельбиг... Лицо, которое они стараются чернить предпочтительно пред другими, это Потемкин»¹³.

Об «увлечениях» Гельбига знала российская императрица. «Вы восторгаетесь моим 33-летним царствованием, — писала она 20 сентября 1795 г. своему постоянному корреспонденту, барону Фридриху Мельхиору Гримму, — между тем как ничтожный секретарь саксонского двора... по имени Гельбиг, говорит и пишет о моем царствовании все дурное, что только может себе представить. Это истый враг русского имени и меня лично. Раз двадцать я уже извещала Саксонский Двор, чтобы его убрали отсюда; но Саксонский Двор находит, по-видимому, его сообщения прелестными. Если его не уберут отсюда, я прикажу посадить его в кибитку и вывезти за границу, потому что этот негодяй слишком дерзок. Если можете, помогите мне отделаться от этой особы, столь ненавидящей меня»¹⁴.

Гримм помог. Отозванный дипломат решил заработать на собранных в России «сведениях». Помимо биографии Потемкина, Гельбиг напечатал анонимно биографию императора Петра ІІІ (1808 г.) и книгу «Русские избранники» (1809 г.)¹⁵. Эти «труды», из которых наиболее содержательным был двухтомник о Петре ІІІ, во многом основаны на сомнительных слухах, переполнены грубыми ошибками и передержками. Тем не менее, они пользовались успехом в Европе. Более того, сделались популярными в России, где до самого начала XIX в. никаких русских биографий Екатерины Великой и ее знаменитых сотрудников не печатали. Исключение составил прославленный Суворов. О нем написал принятый на русскую службу и попавший в штаб к Суворову немец И.Ф. Антинг.

«Труд» Гельбига о Потемкине оказался запоздалым залпом в психологической войне против России. Задевать покойную великую императрицу было небезопасно, поэтому Гельбиг избрал предметом своих обличений Потемкина — но главной целью было очернить выдающиеся достижения России, ставшей самой могущественной державой континентальной Европы. Формируя негативное мнение о России и русских, саксонский дипломат спешил предупредить европейцев о грозящей опасности. Наступательной политикой огромной империи руководил честолюбивый и коварный князь Таврический.

Отметим и другое важное обстоятельство. Статьи Гельбига из журнала «Минерва» были изданы отдельной книгой в 1804 г., когда над Европой уже нависла тень великого завоевателя. Вскоре Наполеон растоптал независимость многих европейских государств, в том числе и Саксонии. Мощь наполеоновской Франции сокрушила Россия, которой Гельбиг запугивал европейцев. Именно Российская империя внесла решающий вклад в освобождение Европы.

Вымыслам саксонского дипломата была уготована долгая жизнь. После краха наполеоновской диктатуры «потемкинские деревни» сделались козырной картой в больших политических играх. Они демонстрировали неспособность «варварской России» к созиданию и приглашали к нападению на нее. Миф о «потемкинских деревнях» был использован Англией, готовившей новое нападение на Россию, в котором наряду с британцами участвовали Франция, Турция и Сардинское королевство. Одной из целей войны было отторжение Крыма. Героическая оборона Севастополя (одного из городов, основанного Потемкиным) сорвала этот план.

Русские историки и писатели знали о «сказках» Гельбига, но считая их полным вздором, они вовремя не дали должного отпора мифу о «потемкинских деревнях». И напрасно. Миф продолжал жить, работая против России.

В 1822 г. внучатый племянник Потемкина, прославленный герой 1812 г. генерал Николай Николаевич Раевский совершил поездку по Югу России. Вместе с его семьей путешествовал молодой Пушкин. Раевский делился с молодым и уже знаменитым поэтом оценками своего великого деда-дяди. О них можно судить по письму Раевского дочери Екатерине, посланному 13 июня 1820 г. «Екатеринославль на прекрасном месте расположен вдоль Днепра. Город не обширный, улицы и дома чистые, и при каждом сад, что составляет картину весьма приятную. С горы, которую предположено застроить, в хорошую погоду виден Павлоград в 70-ти верстах расстояния. На сей высоте заложена была церковь императрицей Екатериной, которой величиной мало в Европе равняться могут, — она оставлена; тут валится и дворец, в котором жил князь Потемкин. При нем прекрасный, но запущенный сад, обширный с прекрасными деревьями, коим окружающие степи цену прибавляют. Великий князь Николай Павлович, смотря на дворец, повторил слышанные слова: этот человек все начинал, ничего не кончил.

Потемкин заселил обширные степи, распространил границу до Днестра, сотворил Екатеринославль, Херсон, Николаев, флот Черного моря, уничтожил опасное гнездо неприятельское внутри России приобретением Крыма и Тавриды, а не докончил только круга жизни человеческой, не достигнув границы, ей предназначенной, умер во всей силе ума и таланта!»¹⁶.

Пушкин, вращаясь на Юге в кругах радикально настроенной молодежи, прочитав ходивший по рукам памфлет Шарля Массона¹⁷, повторил в небольшом наброске о Екатерине выпады француза против великой правительницы и ее царствования. При этом на Юге все напоминало о князе Таврическом и его деятельности. Жители уже подняли вопрос о сооружении памятника великому сыну России (открыт в 1837 г.). Все это, а также отзывы Раевского, которого Пушкин глубоко уважал, заставили поэта в заметке о Екатерине (крайне тенденциозной и несправедливой) сделать одно исключение. «Имя странного Потемкина будет отмечено рукой Истории, — писал молодой гений. — Он разделит с Екатериной часть воинской ее славы, ибо ему обязаны мы Черным морем и блестящими, хоть и бесплодными победами в северной Турции».

Заметим: блестящие победы не были бесплодными, если возвели Россию в ранг Черноморский державы.

Зрелый Пушкин в «Капитанской дочке», выведя Екатерину мудрой, справедливой правительницей, искупил грехи молодости. В своем разборе злосчастной книги Радищева он с полной определенностью высказался о распространившемся в просвещенных кругах России бездумном поклонении Западу, невежественном презрении к родному прошлому и слепом пристрастии к новизне.

Эта болезнь прогрессировала весь XIX в. и достигла своего апогея в 1917 г. Особенно резко ненависть к истории России и русскому государству среди значительной части российской интеллигенции проявилась в революционное лихолетье. Всего через двадцать дней после отречения царя А.В. Амфитеатров (прогрессивный публицист, борец против самодержавия) поместил в газете «Русская воля» статью, в которой потребовал немедленно снять конную статую императора Николая I, переплавить ее или «сдать в музейные чучела». Вскоре он уже настаивал на уничтожении всех памятников царям, в том числе и «Медного всадника»¹⁸.

Ему возразил знаток и ценитель искусства А.Н. Бенуа, известный художник и критик. Защищая «Медного всадника», памятники Екатерине ІІ, Николаю I и Александру III как несомненные произведения искусства, Бенуа соглашался убрать (иными словами, уничтожить) большинство петербургских монументов¹⁹. В их числе — три памятника Петру Великому, а также памятники Суворову, Глинке, Пушкину, Лермонтову, Пржевальскому, героям миноносца «Стерегущий».

Эти пожелания учел Ленин. Его декрет от 12 апреля 1918 г. «О памятниках Республики» открыл кампанию по уничтожению памятников «царям и царским слугам». Погибли все памятники Екатерине Великой, установленные на Юге России. В композицию большинства из них входила фигура Потемкина. Чудом уцелели несколько памятников «царям и царским слугам» в «Красном Питере», переименованном в 1924 г. в Ленинград. Красные вожди не спешили демонстрировать свое глумление над историей России в бывшей столице Российской империи — на виду у Европы.

Вкусив прелестей «пролетарской диктатуры», Амфитеатров перед своим бегством в Финляндию, на обеде, данном в большевистском Петрограде в честь знаменитого английского писателя Герберта Уэллса (1921), раздраженно назвал все существующее в Советской России «потемкинскими деревнями». Затем бежал в Италию, сделался поклонником Муссолини²⁰.

После победы в Гражданской войне апологеты мировой революции и массового террора возвели борьбу с «проклятым прошлым» в ранг государственной политики. «Мы поняли чуть-чуть поздно, что термин «русская история» есть контрреволюционный термин», — заявлял один из видных большевистских идеологов М.Н. Покровский²¹.

Этот ненавистник русской истории был «избран» в академики. Старые, заслуженные российские ученые, действительные члены Академии наук были вынуждены проголосовать за Покровского и других коммунистов под угрозой прекращения финансирования науки правительством. От угроз власть перешла к делу. При активном участии Покровского в конце 1920-х гг. были арестованы и брошены в застенки ГПУ ведущие русские ученые-историки. Их обвиняли в контрреволюционном заговоре и пособничестве империалистам Антанты. Русская историческая наука была обречена на уничтожение.

Тем не менее, очередной политический процесс, подготовленный репрессивным ведомством, все же не состоялся. «Академическое дело» было прикрыто. Арестованные историки в большинстве своем вернулись к научной работе. Предмет «История» был возвращен в школы и высшие учебные заведения. Покойный «академик» Покровский подвергся уничтожающей критике. Многие активисты «школы Покровского» очутились в тюрьмах и концлагерях, куда они пытались загнать цвет отечественной исторической науки.

Все это совпало с установлением личной диктатуры Сталина. Восстановление эффективно функционирующего государства (на разрушение которого ленинцы потратили столько сил) вступило в новую стадию. Сталин понимал, что надвигавшаяся мировая война потребует от народа и страны сплочения, единства, веры и жертвенности. Лозунги мировой революции и практика коммунистического строительства, завещанные Лениным, не могли поднять народ на великую борьбу и великие жертвы.

В середине 1930-х гг. в Советском Союзе вспомнили исторических героев, строителей и защитников Русского государства. Их окружили «всенародной любовью». Им посвящали поэмы и живописные полотна, романы и пьесы, оперы и фильмы. Не бунтари и революционеры, не ставленники интервентов, а защитники и строители России помогли выстоять в схватке с самой мощной и беспощадной военной машиной мировой истории.

«Школа Покровского» сдавала свои позиции не сразу. Легенда о «потемкинских деревнях» навязывалась учебниками истории СССР. В самый канун Великой Отечественной войны в Большой советской энциклопедии в статье «Потемкин» утверждалось: «Расходуя огромные средства на колонизацию Южного края, Потемкин на деле не добился ожидаемого результата. Когда в 1787 Екатерина совершила путешествие на Юг, Потемкин обставил ее путь декоративными, фальшивыми поселениями ("потемкинские деревни"), инсценируя "успехи" подчиненного ему края. Довольная всем виденным Екатерина наградила Потемкина титулом "князя Таврического". Милости Екатерины II, дарившей Потемкину тысячи "душ" крестьян, его беззастенчивые спекуляции, взятки и казнокрадство составили Потемкину колоссальное состояние... Во время русско-турецкой войны (1787—1791) сразу обнаружилась неподготовленность и ничтожество Потемкина, как военного руководителя. Самонадеянный Потемкин нередко мешал Суворову, затрудняя его действия»²².

Борцы с «проклятым прошлым» объективно подыгрывали Гитлеру, который заявлял, что «Россия способна создавать только "потемкинские деревни" и всегда была разрушительной силой»²³. Логическим завершением этих посылок стала стратегия уничтожения русского государства и народа, как не имеющих права на существование.

Война принесла чудовищные жертвы и разрушения Европе. Особенно пострадала Россия. Народ заплатил страшную цену — двадцать пять миллионов жизней. Принесенные на алтарь победы огромные жертвы были прямо пропорциональны глумлению над русской историей.

Все же Россия сумела выстоять, победить и спасти себя и народы Европы от фашистского ига. Нашествие удалось отразить под знаменем русского патриотизма. В годы войны обрели второе рождение и стали всенародными любимцами «екатерининские орлы» — Петр Румянцев и Александр Суворов, Алексей Орлов и Михаил Кутузов, Федор Ушаков и Дмитрий Сенявин. Григория Потемкина среди них не было.

Тем не менее, отношение к Потемкину начало меняться. Достаточно вспомнить фильм «Адмирал Ушаков» (1953) и прекрасно сыгранную роль Потемкина выдающимся русским артистом Борисом Николаевичем Ливановым; отметить труд члена-корреспондента Академии наук СССР Елены Иосафовны Дружининой (1959) и великолепное эссе будущего академика Александра Михайловича Панченко «"Потемкинские деревни" как культурный миф» (1983). Подлинный прорыв в реабилитации Потемкина произошел в 1980—1990-е гг.

Сегодня повторять миф о «потемкинских деревнях» не только неприлично, но кощунственно. По сей день стоят основанные Потемкиным города и селенья, и первые среди них — Херсон, Екатеринослав (ныне Днепропетровск), Николаев, Симферополь, Мариуполь, город русской славы. Севастополь. В них живут и трудятся миллионы людей. Потемкинские деревни — гордость и слава нашей Родины.

Примечания

1. Киевская старина. 1891. Июль. С. 27.

2. Там же. С. 28.

3. Там же. С. 31.

4. Храповицкий А.В. Памятные записки А.В. Храповицкого, статссекретаря императрицы Екатерины Второй. М., 1990. С. 29.

5. Там же. Август. С. 240.

6. Храповицкий А.В. Указ. соч. С. 30.

7. Там же. Сентябрь. С. 417.

8. Minerva. 1797. Аргії. S. 4.

9. Дружинина Е.И. Северное Причерноморье. 1775—1800. М., 1959. С. 27.

10. Minerva. 1798. Mai. S. 300—302.

11. Линь Ш.Ж. Письма, мысли и избранные творения принца Де Линя, изданные баронессою Стаэль Голстейн и г-м Пропиаком. Ч. 2. М., 1809. С. 9.

12. Minerva. 1798. Mai. S. 313—317.

13. РА. 1868. С. 823—824.

14. Там же. 1878. № 10. С. 228.

15. Helbig G.A.W. Biographie Peter des Dritten. Bd. 1—2. Tubingen, Gotta, 1808—1809; Helbig G.A.W. Russisch Gunstlinge. Tubingen, Gotta, 1809.

16. Архив Раевских. Т. 1. СПб., 1908. С. 517—518.

17. Masson Ch. Memoires secrete sur la Russie et particulierement sur la fin du regne Catharine II et ecmmencement de celui de Paul Ier. Vol. 1—3. Paris; Amsterdam, 1800, 1802. Русский перевод — Масон Ш. Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I. М., 1996.

18. Сокол К.Г. Монументы империи. Описание двухсот наиболее интересных памятников императорской России. М., 1999. С. 14.

19. Там же.

20. Минувшее. Исторический альманах. № 13. М., 1993. С. 76—79.

21. Отечественная история. 1998. № 1. С. 90.

22. Большая Советская энциклопедия. 1-е изд. Т. 46. М., 1940. С. 544—545.

23. Беседа Гитлера с генералом Томасом, вернувшимся в 1933 г. из Москвы (в книге: Герлиц В. Германский Генеральный штаб. М., 2005. С 268).