А.В. Вертела. Гурзуф довоенный глазами Георгия Николаевича Сатирова (по письмам к родным)

История довоенного музея А.С. Пушкина в Гурзуфе воссоздается по крупицам: воспоминания, фотографии, открытки, архивные материалы, в которых параллельно вырисовывается картина жизни Гурзуфа того времени.

Несколько лет назад москвичка Элеонора Сергеевна Никольская передала в наш музей письма своего дяди Георгия Николаевича Сатирова — научного сотрудника музея, — датированные 1938—1941 годами. Письма рассказывают не только о деятельности музея. Интересен взгляд горожанина Г.Н. Сатирова на жизнь курортного поселка.

Георгий Николаевич Сатиров родился 2 мая 1904 года в семье священника. Окончив реальное училище, он мечтал о профессии горного инженера, однако социальное происхождение этому помешало. В 1922 году переехал в Москву и поступил в институт физической культуры, который благополучно окончил. Его постоянно пополняемые знания в области литературы, истории, философии позволили ему экстерном сдать экзамены на литературный факультет второго курса МГУ.

В 1934 году Георгий Николаевич переехал в Крым, в Гурзуф — в то время наполовину курортный поселок, особенно в прибрежной части. Центр поселка занят был одноэтажными, реже двухэтажными татарскими домиками, с чрезмерной скученностью строений и узкими, непроезжими улицами с массой переулков и троп. Дороги были немощеные, к тому же пыльные, поскольку их не поливали. Тогда в Гурзуфе насчитывалось 353 домовладения с населением 1485 человек. Основную часть центра Гурзуфа занимали владения Гурзуфского санатория Красной Армии, где и стал работать Георгий Николаевич.

В письме к отцу от 12 декабря 1938 года Сатиров пишет: «Устроился я неплохо. Получаю 600 рублей и санаторное питание, за которое вычитывают у меня 150 рублей. Все время занят с утра и до вечера, без перерыва, так как время сейчас зимнее, следовательно, скучное, то и приходится применять всю свою изобретательность, чтобы только отдыхающие не скучали. С весны, я думаю, переключиться целиком на лекционно-экскурсионную работу. Это приятно и выгодно, и времени будет больше для работы над собой» [1].

Работая в санатории, Георгий Николаевич исследовал природу и памятники истории полуострова, увлекся пушкинской темой — интересно всем, что связано с пребыванием поэта на крымской земле. В марте 1938 года Сатиров обращается в журнал «Крокодил»: «Каждой культурной организации лестно принять на себя почетные обязанности сохранения в целостности дома, в котором сто с лишним лет тому назад проживал великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. Но в данном случае речь идет о двух, безусловно некультурных организациях — о Союзкурорте и Гурзуфском поселковом Совете. Союз-курорт через несколько дней после торжественного переименования пушкинского дома в музей превратил его в общежитие. Поселковый Совет, конечно, в корне не согласен с этим кощунственным мероприятием Союзкурорта — он хочет отобрать у последнего музей и превратить его... в родильный дом. А многие экскурсанты, приезжающие в Гурзуф, чтобы посетить домик великого поэта, уезжают, произнося весьма нелестные слова в адрес обеих ругающихся сторон» [2]. При всех существовавших проблемах музей все же открыли для посетителей в июне 1938 года.

Весной 1939 года Сатарову предложили работу в этом музее в должности научного сотрудника. Он сообщает родным: «Зарплата 400 рублей, отдельно оплата за экскурсии по музею. Кроме того, рассчитываю подработать в досужее время экскурсиями по Гурзуфу и лекциями. Предлагают комнату при музее, но я думаю отказаться. Выгоднее все-таки иметь собственную» [3].

Георгий Николаевич получил комнату на бывшей даче художника К.А. Коровина (ныне Дом творчества художников): «Погода у нас прекрасная. В комнате у меня сейчас очень хорошо и тепло. Тепло не потому, что я топлю, а потому, что стоит замечательная погода. Сухо, солнечно, тепло. Трудно поверить, что на дворе январь» [4].

В то время Гурзуф имел морское сообщение с Ялтой и Алуштой. Любопытны события весны 1939 года: «В Гурзуфе был большой шторм. Заливало всю набережную. Волны разбили пристань (катера из-за этого не ходят). Кое-где повреждена набережная. Сейчас идут работы по благоустройству Гурзуфа. Гудронируют главную улицу и набережную, строят новый базар, озеленяют некоторые уголки Гурзуфа» [3].

И тут же другая картинка из жизни города: «О состоянии продовольственного вопроса в Гурзуфе, на этом фронте за последние годы ничего существенного не произошло. Для Гурзуфа это величина неизменная. По-прежнему магазины полны воздухом, который, как известно, отличается в Гурзуфе своими лечебными качествами. Отсутствие сахара не является новостью этого года, так как сахару нет с начала прошлого года. Что касается основного продукта питания — хлеба, то его можно достать без труда, если простоять ночь в очереди. Не знаю, как у вас, а у нас становятся в очередь в 3 часа дня, простаивают всю ночь для того, чтобы на утро получить 2 кило хлеба. Причем черный хлеб и серый за 1 р. 50 к. достается немногим счастливчикам. Большинство же радуется, получив хлеб за 2 р. 70 к. и 4 р. 10 к. за кило» [5]. «Народ бедствует, я лично устроился хорошо, т. к. питаюсь на военно-учебном пункте, где состою командиром взвода. Но как-то тяжело сознавать, что находишься в привилегированном положении, когда другие голодают. Хлеб получают у нас на 8—9 дней — 2 кг. В столовой страшные очереди. Словом, худо, как никогда. Никто не может сказать, когда наступит улучшение. От этого еще тяжелее. Носятся слухи, что с 1 мая Южный берег будет снабжаться по нормам Москвы. Хочется этому верить, но верится как-то плохо» [6].

И через год, в апреле 1941 года, в письме к сестре: «У нас весна в разгаре. Цветет Иудино дерево, золотой дождь и др. На набережной и в парке воздух благоухает. Ходим по-весеннему. Продовольственное положение вполне удовлетворительное. Хлеб есть без очередей, в магазинах много яиц (по 6 руб.), колбас, сала, ветчины, грудинки, сыра, конфет, печенья, сухарей, консервов. Единственно, чего нет, — сахара и масла. Молока много, на базаре не переводится мясо. Таким образом, положение можно назвать блестящим (конечно, по сравнению с прошлым годом, когда ничего не было). Санаторий работает с почти полной загрузкой. Ожидается приезд курортников-одиночек. Впрочем, все зависит от международного положения. Если немцы двинутся на Турцию, то ни о каком курортном сезоне не может быть и речи. Настроение у нас поэтому напряженное. Вчера в Крыму было объявлено угрожаемое положение. Не знаю, в связи с чем. Так было в прошлом году, в момент, когда Сов. Правительство предъявило Румынии ноту о Бессарабии. Впрочем, все может обойтись и без чего-либо серьезного» [7].

Но жизнь распорядилась по-своему. В июле 1941 года, будучи младшим лейтенантом запаса, Сатиров уходит на фронт. После войны Георгий Николаевич проживал в Москве и продолжал свою литературную деятельность.

Литература

1. Г.Н. Сатиров — отцу. 1938, 12 дек.

2. Г.Н. Сатиров — в журнал «Крокодил». 1938, 7 дек.

3. Г.Н. Сатиров — к родным. 1939, 7 апр.

4. Г.Н. Сатиров — отцу, Эльпиде, Кларе, Лере. 1939, 16 янв.

5. Г.Н. Сатиров — Эльпиде. 1940, 23 янв.

6. Г.Н. Сатиров — Эльпиде, Кларе. 1940, 11 апр.

7. Г.Н. Сатиров — Эльпиде, Кларе, Лере, Саше. 1941, 20 апр.

8. Отечественные архивы (Науч.-практ. журнал). — М., 2003. — № 6.

9. Районная планировка Южного Берега Крыма «Санитарное состояние Южного Берега Крыма». — М., 1935.