Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
В 1968 году под Симферополем был открыт единственный в СССР лунодром площадью несколько сотен квадратных метров, где испытывали настоящие луноходы. |
Главная страница » Библиотека » Н. Доненко. «Ялта — город веселья и смерти: Священномученики Димитрий Киранов и Тимофей Изотов, преподобномученик Антоний (Корж) и другие священнослужители Большой Ялты (1917—1950-е годы)»
Священник Сергий ЩукинЕсть люди с врожденным евангельским устроением ума и сердца, как бы изначально отмеченные Богом для особого служения. Священник Сергий Щукин был замечательным человеком, в котором простые люди узнавали своего родного и близкого пастыря, а у высокопоставленных чиновников и даже собратьев по служению он, вопреки здравому смыслу, вызывал подозрение своей нестандартной, разномасштабной личностью, ангельской простотой, непосредственностью, с какой он проходил сквозь свинцовые стены предрассудков и условностей, оставаясь всегда и везде прозрачным евангельской правде. Его присутствие пробуждало лучшие чувства, умиротворяло смущенных и растерянных, его характерными чертами были нестяжательность и смирение. Даже те, кто мало знал отца Сергия, ощущали исходившее от него сердечное тепло, и возвышенно-благородный настрой его души неизменно передавался окружающим. Он никогда не подавлял других, но, напротив, вел себя так, что самый слабый и немощный человек чувствовал себя сильнее и лучше. Никто не уходил от отца Сергия, не ощутив мира в своей душе и желания еще раз его увидеть. Народное почитание за искреннее, исполненное любви к Богу и ближним служение, ясность и открытость особым образом подсвечивались скептическим отношением к отцу Сергию со стороны начальствующих. До января 1906 года он состоял вторым священником при ялтинском Александро-Невском соборе и законоучителем женской гимназии. Но после публичного проявления сочувствия к событиям октября 1905 года вместе с другими священнослужителями был строго наказан... Наказан намного строже своих собратьев. Щукин обращался к правящему архиерею и обер-прокурору Синода, но не был услышан. «Священник Щукин, — писал 16 февраля епископ Таврический Алексий (Молчанов) обер-прокурору Святейшего Синода, — освобожден от епархиальной службы и оставлен только законоучителем»1. Из-за болезни дочери и своих слабых легких отец Сергий оставил место благочинного Керчи и службу в городском соборе и перебрался в Ялту. И вот, лишенный священнических доходов, с зарплатой законоучителя в 50 рублей, он был вынужден содержать полуголодной всю семью. Сводить концы с концами удавалось только за счет частных уроков. В то время как другие священники были в значительной степени прощены (один из них, протоиерей Петр Сербинов, лишен благочиния и переведен в Алушту, другой отправлен на хорошее место в Алупку, а остальным был сделан выговор), положение отца Сергия без видимых причин неуклонно ухудшалось. По предложению учебного комитета 15 августа 1906 года он был уволен из законоучителей гимназии, так как «Его Преосвященство ни в коем случае не может изъявлять согласия на оставление священника Щукина в должности законоучителя гимназии». Дети протоиерея Сергия Щукина — Наталья, Алексей, Мария. Ялта. 11 мая 1912 г. В поисках выхода отец Сергий отправился в Одесский учебный округ, но и там получил отказ: «Мы ничего не имеем против Вас, но Ваш Епископ не хочет Вас. Ищите Епископа, который ничего против Вас не имеет и мог бы утвердить Вас». В Ялту священник вернулся ни с чем, так как «знакомых» епископов у него не было, и занялся единственно доступным способом заработка — частными уроками. Между тем начальство обеих ялтинских гимназий, родительский комитет и педагогические советы, перед которыми проходила его законоучительская деятельность, не зная за ним решительно ничего компрометирующего, предложили ему давать уроки русского языка во втором параллельном классе мужской гимназии. Через три недели занятий пришла бумага из округа не назначать его, «дабы не делать вызова епископу». Между тем в Ялту приехал попечитель учебного округа граф Мусин-Пушкин. Лично ознакомившись с делом и опросив директора мужской гимназии, начальницу женской и членов родительского комитета, он выяснил, что «решительно никто и ничего дурного не знает о деятельности священника Щукина, что он никогда никакой политики не вносил в гимназию». Тогда Мусин-Пушкин взял докладную записку по этому делу и отправился к директору мужской и начальнице женской гимназий, побывал у Его Преосвященства с просьбой о Щукине. В результате этих бесед, по-видимому, попечитель убедился, что причины гонений на священника Щукина заключались не в нем. По крайней мере через некоторое время из округа официально предложили Щукину ходатайствовать за него перед архиепископом Одесским о месте законоучителя в реальном училище города Николаева. Но по причине своей болезненности, а также из-за взятых на себя обязательств довести частные уроки до весенних экзаменов отец Сергий отказался. Тогда его допустили временно преподавать в старших классах ялтинской женской гимназии литературу и педагогику за болезнью преподавателя. Но через 3—4 дня градоначальник Ялты, полковник Думбадзе, совершенно неожиданно предложил ему выехать из Ялты. На вопрос о причине такого решения было сказано, что ему, Щукину, не место в гимназии и что «он живет в отчуждении от архиерея». «Поезжайте, — сказал полковник, — тихонько, чтобы никто не знал, объяснив отъезд домашними обстоятельствами». И когда священник Сергий Щукин ответил, что все это не в его власти и он никогда не лгал людям, было составлено обычное постановление о его будто бы политической неблагонадежности. В результате отцу Сергию было предложено выехать из Ялты на все время действия в ней чрезвычайной охраны. Протоиерей Сергий публично утверждал, что причин к его изгнанию не было и нет и ни в каких митингах он не участвовал. В одном из обращений, составленных в защиту отца Сергия, помимо прочего, говорилось: «Итак, за дело, от участия в котором он отнюдь не отказывается, но за участие, в котором большинство не понесло никакого наказания, другие же малое, впоследствии снятое с них, за это самое дело он увольняется четыре раза, ему ставятся препятствия до высылки включительно, заниматься даже частной преподавательской деятельностью. Но быть может, Преосвященный знает за Щукиным другие вины, которые заставляют его так поступать с ним? Протоиерей Сергий Щукин Священнику Щукину никаких вин предъявлено не было, но в некоторых документах указано их три. 1) В отношении Его Преосвященства к г. синодальному оберпрокурору за № 1, 189 от 16 февраля 1906 г. священник Щукин называется "завсегдатаем всех ялтинских митингов революционных". Но священник Щукин решительно утверждает, что никогда не был ни на одном митинге. Впрочем, и сам Преосвященный, по-видимому, не придавал значения этому обвинению, ибо в этой бумаге вместе с Щукиным он назвал завсегдатаем митингов и другого законосвященника, которого не подверг никакому наказанию. 2) В том же отношении говорится, что "после проповеди священника Щукина случился в Ялте в марте 1905 года знаменитый погром". Священник Щукин утверждал, что его проповедь не имела ни малейшего отношения к погрому (в ней не только не было ни слова, ни намека на какое-либо насилие, напротив, он говорил о мире и любви), позволяет себе ссылаться на бывшего Таврического архиепископа Николая, которому известна его проповедь и весь инцидент с нею, ибо она произнесена была в бытность Таврическим епископом Его Преосвященства. 3) Из бумаги управляющего учебным округом (за № 68 от 27 марта 1906 года) видно, что Преосвященный Алексий указывает, как вину священника Щукина, письмо его, напечатанное в ялтинской газете ("Крымский курьер", 1906, № 37). Но это краткое письмо есть вынужденный ответ на письмо по делу протоиерея Терновского, помещенное в той же газете. Этот священник был известен не только своей дружбой с А.П. Чеховым, но и своими большими трудами на благо православных Ялты. Его отзывчивость на страдания и человеческую нужду в полной мере вознаграждались народной любовью»2. Вялотекущие преследования отца Сергия время от времени переходили в активные, и с 1906 по 1910 год за мнимую политическую неблагонадежность его высылали из Ялты, и он вынужденно находился в Симферополе и Севастополе. За отказ вступить в «Союз русского народа» и препятствие еврейскому погрому на него оказывали большое давление монархисты. В 1913 году отца Сергия посетило большое горе — любимая дочь Наталья, из-за болезни которой он перебрался на Южный берег Крыма, скончалась. Вся деятельность отца Сергия протекала в слободках, окружавших Ялту: Ливадийской, Аутской, Шелома — там жили простые рабочие, бедные интеллигенты, зачастую больные туберкулезом, это рождало в его любящем сердце непрестанную боль и неиссякаемое желание действенно помогать ближнему всеми доступными средствами. Можно сказать, что не было дома, который не посетил бы отец Сергий, неся свет Христовой любви всем униженным и оскорбленным, больным и обездоленным. Священник Сергий Щукин В свое время, окончив Петербургскую Духовную Академию, он хотел ехать в Палестину в Назарейскую семинарию преподавателем, но не смог реализовать свое желание из-за слабого здоровья. Мечтал о писательстве и на этой почве познакомился с А.П. Чеховым, который хлопотал перед архиепископом Таврическим Димитрием (Абашидзе) об устройстве его в Ялте. До революции его посещали все, кто был небезразличен к духовной жизни, — издатель философа Н.Ф. Федорова Кожевников, о. Сергий Булгаков, В.А. Тернавцев и др. Особенно дружеские отношения сложились с доктором С.С. Кострицким. Когда начались выборы на Всероссийский Поместный Собор от Таврической епархии, было предложено три кандидата: отец Сергий Булгаков, отец Сергий Щукин и присяжный поверенный Салов. Щукина очень полюбил Святейший Патриарх Тихон и впоследствии прислал ему митру, которую тот из-за ревности настоятеля храма отца Николая Щеглова носить отказался. Игумения Евдокия (Куртэн) вспоминает: «Не знаю, как отнесся о. Сергий к революции, думаю, что как и все, он страдал, видя начавшуюся разруху. Один раз я встретила его на улице, и мы пошли вместе посмотреть на один из бесчисленных в то время "мирных" и многословных митингов. "Мир без аннексий и контрибуций" и т. д. Постояли, послушали. Отец Сергий заметил: "Все это добрые намерения, но на этом дело не остановится, придут другие люди, ожесточенные, и тогда один Господь знает, что будет". 9-го января 1918 года Ялту обстреляли с моря большевики и взяли город. Я помню, как тогда чувствовала, что ничего не страшно, пока отец Сергий у себя в Аутской церкви, словно оттуда шла какая-то духовная защита. Начались реквизиции, грабежи, и так длилось до прихода немецких войск весной того же года на Страстной седмице. За это время большевики утопили много офицеров, бросая их в воду в конце мола с привязанными к ногам камнями, но в городе хозяйничали не много, борьба шла в окрестностях, в горах. На Пасху их уже не было. Крым был занят немцами, продержавшимися у нас до осени того же 1918 года. С начала революции, но не помню когда именно, начали стихийно образовываться профессиональные союзы: музыкантов, врачей, преподавателей и разных ремесленников. В Ялте всегда, особенно после революции, было много интеллигенции — люди приезжали лечиться, жить в теплом климате. В зале мужской гимназии изредка собирались учителя, и, конечно, председателем был выбран о. Сергий <...>. Он проявлял всю свою мудрость, участливость, твердость и даже свой юмор. Всем почему-то очень хотелось высказаться — не всегда удачно, и вот когда кто-нибудь запутывался в своей речи, о. Сергий вставал и говорил очень ласково: "Мне кажется, что Вы хотели сказать то-то и то-то..." и в трех словах высказывал мысль оратора. Он, обрадованный, говорил "да-да" — и сразу все успокаивалось. Кажется, около двух месяцев о. Сергий пробыл в роли председателя, а затем на одном из собраний сказал: "Господа, простите меня, я больше не считаю удобным для вас оставаться председателем. Обстоятельства изменяются, вы поедете на более крупные съезды, и вам будет неловко иметь председателем священника". Преподаватели, среди которых были и профессора с разными взглядами, иногда очень передовыми, старались его удержать. Но несмотря на общие протесты, о. Сергий остался тверд и отказался. После (в Германии тогда произошла революция) явились снова большевики, продержались лето 1919 года и были отброшены Добровольческой армией. Зимой 19-го года мы, молодежь, с отцом Сергием Щукины, отцом Сергием Булгаковым и графом Апраксиным устроили в мужской гимназии религиозно-философские собрания. Этому способствовало бегство с Севера многих интересных людей. Были заседания на разные темы: профессор Цингер читал о проблемах физики, профессор Метальников о своих религиозных исканиях и процессе изучения живых тканей, отец Сергий Булгаков — "На пиру богов". Максимилиан Волошин — стихи о России, Валентин Ал. Тернавцев — об Апокалипсисе, зять Скрябина — Борис Шлёцер прочел "Поэму последнего действия" Скрябина, много было и других докладов о религии, о поэзии». Ордер на обыск и арест протоиерея Сергия Щукина После падения Перекопа большевики окончательно заняли весь Крым. «С 7 декабря под руководством Белы Куна начались расстрелы в порядке проведения красного террора. Официально известно, что в Ялте должно быть расстреляно 6000 человек. Эти расстрелы происходили за городом в лесу, на даче присяжного поверенного Фролова-Багреева, и закончились 25 марта 1921 года. Потом наступила передышка»3. С приходом большевиков либерально-демократические взгляды протоиерея Сергия Щукина пережили значительные потрясения. Он имел «неосторожность» вступить в кооператив Всероссийской Народной государственной партии В.М. Пуришкевича, отделение которого открылось в Ялте в августе 1919 года и объединило в себе сочувствующих или принадлежащих к партии. Работа партии выразилась в организации широкой сети своих отделений, наиболее активные из которых находились в Одессе, Ростове, Кисловодске, Симферополе и Ялте, где партия имела свои органы печати. Средства партии образовывались из сборов, пожертвований с концертов, продажи литературы, членских взносов и различного движимого и недвижимого имущества. Кооператив вскоре получил крупную партию товаров первой необходимости, но они отпускались только членам, и тогда ялтинская публика, невзирая на свои политические взгляды, движимая практическими соображениями, стала записываться в этот кооператив. По этому поводу один ялтинский чекист морализировал следующим образом: «Что ими руководило? как на это должен смотреть революционер? В Партии все люди образованные — в жизни они гораздо сильнее по уму, умению приспосабливаться, быстрее ориентироваться, поэтому они, вступая в члены партии, знали, что это за партия, и ни в коем случае не могли быть аполитичными. Число членов партии, по словам секретаря Ялтинского отделения Якимович Ольги Александровны*, было колеблющимся, середина 270 человек. Спрашивается, что привлекло их — продукты, да, может быть, но <нрзб.>, кооператив был посредником между партией и желавшими вступить в партию, это был фильтр, который знакомил публику с программой партии, что секретарь Якимович продавала брошюрки и программу партии в том же кооперативе, доказывает лишний раз цель кооператива. "Экономическое общество" основано на средства председателя В.Н.Г.П. Пуришкевича, который пожертвовал на это 100.000 р. Продукты из кооператива отпускались по более умеренным ценам, что <...> привлекало туда публику, но нужна была рекомендация двух членов партии, что согласно с уставом В.Н.Г.П. для желающих вступить в партию. Председателем кооператива был член партии Кушнарев, членами его тоже видные контрреволюционеры Савелов и др.». 12 января 1920 года в кооперативе произошло разномыслие, и в него стали принимать не только членов партии и их близких, но всех желающих, не обязывая вступать в партию. Для ялтинской ЧК не было тайной, что Устав партии и Устав кооператива был один. «В 1 параграфе 4 пункта, — писал тот же чекист, — кооператив обслуживает членов и семьи, принимавшие участие за восстановление Великой, Единой и неделимой России. Отсюда ясно, что это за кооператив и что за члены. Принимая во внимание, что туда могли попасть люди аполитичные <...> по коллективному списку, как работающие в государственном учреждении, или попасть туда каким-либо другим путем: в этом отношении разбирается чутье революционера. В книгах кассовых при проверке попался на глаза "Коллективный список ялтинских националистов". Это новая организация. Эта община — родная сестра Союзу Русского Народа и Союзу Михаила Архангела, организация верующих, которые в славу Русского Бога не прочь устроить и погром еврейского — монархисты, черносотенцы, выходцы всякими правдами и неправдами из рабочей среды, допуская там фанатиков, религиозных людей. Но цель общины остается целью, люди — фигуры, жизнь — шахматная доска; поскольку на доске льется кровь фигур — постольку цена крови революционера дороже — всех общин <...>. Характеризуя членов партии и кооператива, я тут вижу людей пожилых, есть и очень даже преклонных лет, но обладающих здравой мыслью и богатым жизненным опытом, вижу людей с определенным мышлением, в жизни они не идиоты и не полоумные, а активные члены общества: генералы, дворяне, попы, князья, полковники, много женщин — настоящий кооператив, но в этом аквариуме я не вижу рабочих, крестьян со слободки — здесь широкая публика, здесь свой брат, спаянный по духу, мышлению, целям, общественному положению. Ялта. Здание, где в августе 1920 г. проходил белогвардейский военно-полевой суд над четырнадцатью ялтинскими комсомольцами и большевиками. К повешению приговорены 6 человек: Яша Бронштейн, Ольга Череватенко, Максим Любич, Ефим Задорожный, Федор Трофимов, Иван Киселев. Из фондов ЯИЛМ Вот он весь налицо, оплот монархии. В этом коллективе не хватило пайщика Николая II»4. По делу данного кооператива было арестовано 49 человек, в том числе и протоиерей Сергий Щукин[1]. Ялтинские чекисты, руководствуясь, видимо, «чутьем революционера», оценивали членов кооператива следующим образом: «Революция 4-й год; интеллигентному человеку давно нужно научиться разбираться в вопросах жизни, и поскольку они в своей аполитичности, постольку я подчеркиваю, рекомендации: здесь не важны продукты, они всем нужны, и каждый их достает, сколько может, но рекомендацию монархиста, думаю, не каждый, а только свой человек взглянет на состав обвиняемых». Следователь Рутковский разделил всех арестованных на пять групп. Первую рекомендовал к расстрелу, вторую — к высылке в лагеря на пять лет, третью, как и первые две, — к конфискации имущества, остальных — к административному взысканию. В первую группу попал и протоиерей Сергий Щукин. За спасение его жизни началось мощное движение среди самых разных людей Ялты. Популярность его была так велика, что столь радикальное решение в отношении священника пришлось пересмотреть. К тому же отец Сергий пробыл в кооперативе не более трех месяцев — с ноября 1920 года по январь 1921 года, после чего в связи с разгромом Врангеля кооператив прекратил свое существование. 29 августа 1921 года следователь ЧК суть дела изложил следующим образом: «1) в январе, как видно из сего, в районе Симферополя и Ялты была обнаружена черносотенная Всероссийская народно-государственная партия Пуришкевича, в каковой и гр[ажданин] Щукин записан <...>. Ялтинским Политбюро в конце января арестован, но через двое суток был освобожден под подписку о невыезде и явке по одному разу в неделю. 2) 22-го марта с/г гр[ажданин] Щукин вторично был арестован, и согласно выписке из протокола № 12 заседания Коллегии Крымской Симферопольской ЧК от 24-го марта гр. Щукин С.Н. в числе 21 чел[овека] привлекается к высшей мере наказания, как <...> неисправимый враг рабоче-крестьянской республики, принадлежащий к классу высшей аристократии и как к активному члену черносотенной Всероссийской народно-государственной партии Пуришкевича, как сочувствующий и активно поддерживающий монархический строй. Но почему-то гр. Щукин прислан на распоряжение ВУЧК с выпиской, как указано выше. Каковой при допросе показал, что в партии и членом кооператива имени Пуришкевича не состоял, а только в октябре 20 ч. была получена книжка на право покупки товаров по таковой»5. 26 августа 1921 года отец Сергий дал следующие показания. «В первые три месяца последний раз по вступлению Соввласти, когда в Крыму происходит строгий разбор виновных, меня никто не обвинял ни в какой прикосновенности к контрреволюции. Когда началось дело по кооперативу имени Пуришкевича, я был привлечен в 1-й раз к заключению в тюрьму в конце января с/г по имевшимся у следователей спискам членов кооператива, суммы взносов и проч. В списках я не числился, но имел заборную книжку. Так, от октября или ноября 20-го г., по какой только покупал три или четыре раза товар. А также и членом я не состоял, в силу чего я был признан, как причастник кооператива имени Пуришкевича, по четвертому разряду, только как покупатель товаров <...>, и через два дня был освобожден с тем, чтобы я являлся еженедельно в Ялтинское Политбюро, а 22-го марта с/г я был снова арестован. В Политбюро мне сказали, что я арестован по прежнему делу, но допроса не делали, только заявил следователь, что о Вас хлопочет Еврейское общество, о том, что оно хотело бы взять меня на поруки. Я действительно 2 раза имел возможность в [19]06—[19] 19 гг. предотвратить еврейские погромы. Через день я был отправлен в Симферополь, где просидел дней шесть, где тоже не было допроса, только заявление, что меня строго не накажут, т.к. из Ялты получены сведения от коммунистов, что при режиме белых я спас несколько коммунистов, что и поясняю: еще при немцах я отстоял от смертной казни Станислава Кальницкого (офицер, начальник милиции г. Ялта), при Деникине Бонч-Бруевича (предревкома Ялты), при Врангеле Ословского и женщину Наташу, которые заявляли при первом аресте в Политбюро и, очевидно, при втором в Симферополе. Вопрос: Скажите, какое отношение у Вас к Соввласти? Ответ: Я вполне признаю Соввласть и подчиняюсь всем ее приказам, отношусь с полным сочувствием к ее стараниям помочь рабочим, крестьянам и всем обездоленным. Только одно желательно — помягче относиться к маловиновным лицам <...>»6. В защиту протоиерея Сергия шли самые разнообразные массовые ходатайства. Само Политбюро аттестовало его «положительно»: «Щукин очень популярен, ранее был преследуем белыми, отличается глубокой религиозностью, чужд основ монархизма. Считаем целесообразным проявить осторожность и воздержаться от применения высшей меры наказания. Предревкома г. Красноармейска** Шабулин
Прихожане Успенского храма и жители Аутской слободки прислали свое обращение к власти. «В Центральное Управление Укр. ЧК
Заявление Третьего дня арестован и увезен в Симферополь горячо любимый и высоко уважаемый всеми честными товарищами гражданин пастырь Аутской церкви о. Сергий Щукин — благочинный округа. Желая предупредить возможную ошибку и пролить правду и свет в этом деле нашему советскому учреждению КЧК, мы заявляем, что невинно арестован и лишен прихода наш пастырь — всегда молившийся за всех и учащий нас и словом, и делом; любит близких, защищает слабых и угнетенных и, делая добро, борется со злом. Отец Сергий Щукин всегда был живым примером, и его правдивые слова не расходились с его жизнью, он весь принадлежал нам — народу. Он был с нами и всегда служил народу. В годины горя и гонения народа при прежнем режиме он был с нами, он страдал вместе, и когда появились первые проблески освободительного движения, он был с народом, он защищал обиженных и молился за борцов за свободу. Когда забастовали из-за тяжелого экономического положения почтово-телеграфные служащие, — отец Сергий поддерживал и призывал к поддержке и других и словом, и делом. Всегда защищая угнетаемых и страждущих — отец Сергий дважды за год восстал и предупредил погромы, защищая евреев, но и они, как и татары, не могли молчать при аресте отца Сергия и подали как от еврейской общины, так и от всех других в Политбюро и в Уревком прошение, защищая их всегдашнего защитника и помощника. Скромностью, своим служением народу заслужил отец Сергий всеобщее уважение и любовь всего народа, он всегда молился за всех и каждому обращавшемуся к нему он старался облегчить горе-несчастье, и, далекий от неправды и вражды, он не мог в 1905 г. расстаться с народом, видя в завете Христа — служить народу — жить с народом одной жизнью, почему он горячо восставал против смертной казни и притеснения народа, поддерживая и нравственно, и материально забастовавших обездоленных почтово-телеграфных служащих и призывая к поддержке их всех, могущих им помочь. Отец Сергий навлек немилость прежней царской власти, а когда он открыто заявил о законности домогательств народа, он был уволен от прихода из собора и остался с семьей без средств жизни. Как преподаватель в гимназии, он также заслужил общую любовь юношества и родителей, но служители прежнего режима и тут не могли оставить его и лишили его права преподавать — оставив его без куска хлеба. Но его сочувствие освободительному движению не ограничилось этим воздействием на власть, без суда и следствия — его выслали из Ялтинского уезда. Неужели теперь этот защитник и друг народа будет обижен народной нашей Советской властью. Нет, мы верим в справедливость и революционную совесть наших сов. работников, не допускаем невинного осуждения и просим ускорить следствие и вернуть нам нашего пастыря — доброго, всегда полагавшего душу свою за пасомых им. Вся жизнь и вся деятельность о. Сергия прошла у нас на глазах, с нами он делил и горе, и печаль, — защищая иноверцев и оказывая помощь всем, — он спас от смерти многих ответственных сознательных работников Сов. России — коммунистов и, всегда сочувствуя Народной власти, был другом и служил народу. Когда в последнее время вернули его в Ялту, то всегда он был под подозрением при прежнем режиме, и мы рады, что можем им, товарищи, послать нелицеприятного свидетеля прошлого угнетения и преследования о. Сергия Щукина. Это от 20 марта 1913 года "Красный листок" из черной книги Охранного отделения, где о. Сергий Щукин по предписанию Уездного полицейского Управления значится под № 400 поднадзорным. Теперь ясно, что друга народа, искренно и честно всегда служившего народу и претерпевшего от старого режима, не должно теперь лишить свободы — того святого завоевания революции, а скорее вернуть приходу и Алтарю высокочтимого и любимого нами священника-друга о. Сергия Щукина. Не участвуя ни в каких партиях и, как учит Церковь, молясь за всех, отец Сергий невинно был арестован Политбюро за то, что в годину голода, когда лишь в кооперативах продавали продукты, записался в кооператив экономии. А среди других, ища крупы, сахара и пр. для детей своих и семьи — это было установлено, — через 2 дня о. Сергий уже молился в храме и облегчал наши недуги, укрепляя нас в служении добру, истине и правде. Теперь просим мы Крымскую КЧК выслушать нас и снять с невинного обвинение, недопустимое совестью, — врага народа. Он наш и всегда был с нами. Аминь». И 135 заручителей. Коммунисты Ялты также проявили сочувствие к своему бывшему защитнику и прислали следующее ходатайство: «<...> Мы, нижеподписавшиеся коммунисты, работавшие в подполье, а ныне легально, даем характеристику о священнике Щукине. 1) В 1905 году он, как сознательный и передовой человек, хотя и с большими религиозными наклонностями, был преследуем и выслан из Ялты старым правительством за принадлежность к левому течению. Через несколько лет он вернулся в Ялту и продолжал служить, горячо любим всем приходом. 2) В период пребывания белогвардейцев в Ялте он шел навстречу заключенным в то время нашим <...> коммунистам. В мае месяце 1920 года в дни суда он от своего имени прислал отзыв за своей подписью и печатью причта, а также двух свидетелей в В/полевой суд для защиты подсудимых. Как его хлопоты, [так] и печаль причта настолько произвели впечатление на белогвардейских судей, что одна из подсудимых, Устиния Бортко, обвинявшаяся за конспиративную квартиру, которой безусловно грозила смертная казнь, была освобождена совсем от наказания. 3) В августе 1920 года, в дни суда — процесса [над 14-ю комсомольцами] второго провала подпольников, он также принял активное участие в судьбе подсудимых и прислал одного монаха Савву для защиты видной работницы подполья Ольги Череватенко. 4) Вообще священник Щукин, надо дать ему справедливость, не подрывал авторитета Советской власти, а, наоборот, всегда разъяснял своим прихожанам значение таковой. Например, когда в 1919 году было начато отделение Церкви от Государства, в то время темные личности воспользовались этим и вели агитацию, возбуждая массу населения, тогда священник Щукин, созвав своих прихожан, разъяснил им значение этого необходимого мероприятия, и успокоившаяся толпа разошлась мирно. Из вышесказанного видно, что он ни в коем случае не мог быть противником Советской власти, и возвращение его обратно в свой приход, кроме хорошего, ничего бы не дало, в особенности для беспартийной массы. Что же касается его принадлежности к кооперативу Пуришкевича, то здесь была злая ирония судьбы, заключающаяся в материальной необеспеченности и обременении семьей, ничего активного и противного с его стороны к Советской власти не было, в чем и подписываемся. Член РКП Партбилет № 275 (подпись) Член РКП Партбилет № 593 (подпись) 21 сентября 1921 года г. Ялта Удостоверяю как организатор подпольников Ясижкин». В Политбюро г. Красноармейска прислал свое ходатайство Союз Рыболовов: «Заявление Арестован священник Аутского Успенского собора отец Сергий. Правление Союза Рыболовов г. Красноармейска просит Политбюро об освобождении из-под ареста уважаемого священника отца Сергия, зная его как политического выразителя народного взгляда, т. е. течения социалистического. Председатель П. Апостолаки»8. Не остался в стороне и Союз местного транспорта. «Заявление Арестованный священник о. Сергий. Союз местного транспорта просит освободить из-под ареста как человека, отзывчивого к бедным, и, кроме того, о. Сергий известен в кругу рабочих как изгнанник в дни реакции 1905 года. А потому "Союз местных транспортников" считает, что о. Сергий вполне заслуживает освобождения, о чем "Союз местных транспортников" настоятельно ходатайствует». По свидетельству игуменьи Евдокии (Куртэн), религиозные общины татар, греков, караимов, евреев отправляли депутации в ЧК. Были и частные обращения с просьбой отпустить любимого священника: «19/IX—21 г. Ялта Дорогой товарищ Постников! Одно дело обязывает меня большой к Вам просьбой: в марте в Ялте среди других арестованных был арестован и отправлен отсюда священник Щукин. Ему инкриминируется участие в работе экономического общества Пуришкевича. Он числится в книгах членом этого общества. Как выяснилось, здесь, на месте, священник Щукин — очень интересная фигура, и как активный враг Соввласти быть не мог. Он — бывший народный учитель, друг А.П. Чехова и ряда других живших здесь писателей. При царе его гоняли здесь за "крамолу", высылали и всячески преследовали. Он, собственно, не политик. Вся его работа освещалась исключительно под религиозным углом зрения, как очень верующего человека и в этом смысле философски подготовленного. В свое время он доказывал, что христианство не может терпеть деспотии и монархии — это противно его основе. С массами здесь он был связан очень крепко. Эта связь никакой угрозы нам не создавала. В список членов попал через попадью, которой нужно было получать сахар. Учитывая все это и заслушав ряд ходатайств, очень серьезных и внушающих доверие работников, мы тогда предупредили оперуполномоченного ВЧК по Крыму т. Реденса (потом Вихмана), чтобы они воздержались от применения крайних мер, что и было сделано. Теперь этот священник сидит в Харькове и числится, надо думать, за ЧК. Очень хотелось бы просить Вашего содействия к ускорению следственного производства по его делу и выяснению его положения. Тов. Балицкий здесь был в такое горячее время, что нам не удалось переговорить с ним. Тов. Ефремов знает это дело и подписал тогда мою телеграмму. Брат А.П. Чехова И.П. Чехов едет в Москву, проездом в Харькове хотел бы повидать Щукина. Не откажите в содействии устроить ему свидание. Лично я Щукина совершенно не знаю, но все местные партийные товарищи удостоверяют, что он человек не опасный и не вредный. Простите за беспокойство. С тов. приветом (подпись)». По всей видимости, ходатайства возымели действие, и было составлено следующее «Заключение»: «1921 г. декабря 15-го дня. Я, сотрудник для поручений 16 спец. Отд. ООВЧК Борисов, рассмотрев дело № 12634 о свящ. Щукине Сергее Николаевиче, 49 лет, обв. в принадлежности к Кооперативу Всероссийской Народной Государственной партии (монархистов) и принимая во внимание, что Щукин уже по постановлению Симферопольского ЧК по данному делу приговорен к ВМН, но дело его в связи с поступившими отзывами о нем партийных товарищей, работавших в подполье у Врангеля, в коих они указывают, что Щукин спасал от расстрела коммунистов, — подлежит пересмотру, полагал бы: Настоящее дело передать в Спецчасть Президиума, приобщив к нему изъятое из Архива ВЧК дело КрымЧека о Щукине и др. (архивный № 27545), перечислив Щукина содержанием за Следчастью. Сотрудник для поручений А. Борисов Справка: Арестованный Щукин содержится в Бутырской тюрьме»9. Игумения Евдокия пишет: «Может быть, из-за этих волнений его везли нарочно медленно: то лопались шины, то еще что-то случалось, но каждый раз в Севастополе и Симферополе он опаздывал к моменту групповых расстрелов, и его переправляли дальше. В конце концов он оказался в Харькове. Там в это время шла ликвидация шаек, хозяйничавших на Украине во время гражданской войны. Расстреливали также и многих членов бывших коммунистических "троек", сделавших свое дело при Бела Куне, в большинстве своем морфинистов, кокаинистов, очевидно, не годившихся для дальнейшего употребления. По ночам тюрьма застывала в ужасе: шли отбирать людей на расстрелы. В этой обстановке, среди разбойников, в тесноте заключенные отводили о. Сергию уголок около окна для молитвы. Они ему на прощанье из мякиша хлеба сделали шахматные фигурки и доску из спичечной коробки. Отобрано это было у него при освобождении из тюрьмы в Москве, и о. Сергий страшно жалел об этом. В Харьковской тюрьме он заболел тифом и, думая, что он умер, его вместе с трупами повезли хоронить на кладбище. Но когда обнаружили, что он подает признаки жизни, его вернули обратно в камеру. Потом перевезли в Москву, и только там, ровно через год после ареста, в 1922 г. выпустили с сильным нефритом. Его поместили в университетскую клинику к проф. Плетневу. Там я его и увидела. Он выздоравливал, но был очень слаб. Мы с ним ходили по коридору клиники, и он рассказал о своих переживаниях, прибавив, что никогда он так хорошо не молился, как в тюрьме. В это время — март, апрель, начало мая 1922 года — я была в Москве и много разговаривала с о. Сергием. После его выздоровления от нефрита ему дали комнату в Марфо-Марьинской обители, построенной Великой Княгиней Елизаветой Федоровной. Княгиня была уже убита в Алапаевске, клиника при ее монастыре перешла в руки государства как 2-я университетская клиника, но монастырь с настоятелем о. Митрофаном Сребрянским еще существовал. Там я и встречала Пасху с о. Сергием. Интересно, что он рассказал мне о своем аресте. Надо иметь в виду, что о. Сергий — при всей своей духовности, прозрачности и любвеобильности — не был ни визионером, ни мистиком в западном смысле этого слова. Он был трезв духом и церковен»10. Через несколько месяцев по выздоровлении отец Сергий предпринял попытку остаться в Москве, однако это ему не удалось. Тогда он решил вернуться в Ялту, к семье. «Я отдал всю жизнь своей приходской и общественной работе, теперь я буду свободнее, — говорил священник, — а у меня двое детей, я должен заниматься ими». Но в 1922 году ему вернуться не удалось. К тому времени Ялта уже была приведена в порядок, следы голода исчезли. По приезде на Южный берег протоиерея Сергия познакомили с настоятелем небольшого скита, находившегося в горах над Гурзуфом в 17 километрах от Ялты, иеросхимонахом Софронием (Дубининым). Как ни странно, по признанию самого отца Сергия, он был далек от монашеской традиции и новому знакомству был рад. Тем более, старец Софроний ему очень понравился. Но их отношения не продолжились ввиду новых гонений на отца Сергия. За поминовение во время богослужения имени Патриарха он вместе с другими священниками Ялты был привлечен чекистами к ответственности за контрреволюцию. Попытка объяснить властям, что Патриарх Тихон отпущен и продолжает открыто служить, не убедила чекистов в его невиновности. И отец Сергий пишет заявление: «В ГПУ Крыма
Заявление Сентября 7-го сего 1923 года я вместе с некоторыми другими священниками г. Ялты был вызван в Ялтинское Отделение ГПУ, где был допрошен по двум вопросам: а) знал ли я, что патриарх Тихон освобожден из-под стражи под расписку о невыезде и находится под судом и следствием; б) знал ли я, что поминовение п[атриарха] Тихона при церковном богослужении является актом контрреволюционным. При этом мне вменялось в вину, что в Августе мес[яце] я поминал при богослужении п[атриарха] Тихона. Не отрицая справедливости того, что в продолжение двух недель я поминал п[атриарха] Тихона, на предложенные вопросы я отвечал так: я не знал, что поминовение п[атриарха] Тихона за богослужением является актом контрреволюционным, о том же, что он находится под судом, я знал из газет, не знал лишь, что он отпущен под расписку о невыезде. После допроса, в тот же день, я был отправлен в Симферополь в ГПУ Крыма. Здесь на некоторое время я был заключен в камеру арестованных, а затем снова был вызван вместе с другими священниками к следователю. Следователь, не предъявляя нам обвинений, кроме указанного выше, заявил, что находит наше пребывание в пределах Крыма невозможным, и предложил: или вы будете сейчас же заключены в тюрьму и потом высланы в Туркестан или Архангельскую губернию, или уезжайте из пределов Крыма и Екатеринославской губ., причем предложил дать расписку, что мы обязуемся выехать через 1 мес., сроком на 1 год, будто бы добровольно и без давления на нас ГПУ и что разглашать об этой подписке мы не имеем права. Так как среди нас есть совсем старые и больные люди, для которых пребывание в тюрьме, хотя бы кратковременное, было бы убийственным, мы дали такую подписку. Теперь же, обсудив надлежащим образом все это дело, я позволяю себе обратиться в ГПУ Крыма со следующим заявлением. I. Когда на допросе я сказал, что не знал, что поминовение за богослужением п[атриарха] Тихона является контрреволюционным и наказуемым актом, я говорил это совершенно искренне. Более того: я и теперь, после допроса, после того, как меня за поминовение патриарха побуждают выехать из Крыма, нахожусь в полном недоумении: запрещено ли в СССР поминовение п[атриарха] Тихона или нет, есть это акт контрреволюционный или после известного заявления п[атриарха] Тихона о полном признании им Советской власти поминать его не возбраняется. П[атриарх] Тихон находится на свободе, совершает всенародные богослужения, при нем, с ведома и разрешения власти, имеется Высшее церковное управление; от его имени в Правительственных газетах печатаются воззвания к епископам, священникам и мирянам православной церкви, его имя и теперь поминается за богослужением в Москве, по всей СССР, в ближайших нам городах — в Севастополе, в Симферополе, что мы слышали сами. Так что совершенно искренне заявляю, что и теперь я нахожусь в полном недоумении: считается преступлением или нет поминовение п[атриарха] Тихона? Но рассуждая так, я, как и другие священники г. Ялты, был в высшей степени осторожен в вопросе о поминовении патриарха, подчиняясь уставам нашей церкви, но в то же время стараясь не погрешить против государственной власти. По уставам православной церкви мы обязаны поминать на богослужении главу нашей церкви. И мы поминали п[атриарха] Тихона до его ареста. Когда он был арестован, его поминовение было нами прекращено. Когда п[атриарх] Тихон был освобожден, когда его открыто стали поминать везде, когда наши прихожане стали требовать его поминовения, стали поминать его и мы. Но когда представитель т. н. живой церкви прот. С. Баженов, в бытность свою в Ялте, заявил публично, что Крымская прокуратура предполагает запретить поминовение, мы таковое прекратили в тот же день, хотя сказанное запрещение не опубликовано и до настоящего дня. До какой степени за весь этот год мы относились осторожно к церковным делам, как мы избегали волновать народ церковными вопросами, можно видеть из того, что мы в своих проповедях за последний год совершенно не говорили о церковном раздоре. Я лично за весь год не сказал ни одной проповеди о современных церковных нестроениях; что после ареста п[атриарха] Тихона мы единогласно признали ВЦУ и спокойно ожидали обещанного ВЦУ Собора, надеясь, что Собор внесет успокоение в церковные дела. И только когда Собор оказался неприемлемым по чисто религиозным и каноническим причинам, мы отвергли ВЦУ и отказались признать постановления церковного собора. Из всего этого с очевидностью видится, что ни о какой злой воле с нашей стороны в вопросе о поминовении п[атриарха] Тихона не может быть и речи, что мы, напротив, все время старались не погрешить против требований гражданской власти и лишь с сожалением должны сказать, что и сейчас не видим, чтобы эти требования были высказаны ясно, определенно и повелительно для всех. II. Другая сторона нашего дела состоит в следующем: Вопрос о нашей высылке из Крыма прошел так, что он ставит нас в самое тяжкое моральное положение. Мы обязаны бросить наши приходы и выехать внезапно и в ближайшем времени из пределов Крыма; нас пять священников, т. е. почти все наличные священники г. Ялты. Мы только что были зарегистрированы Крымскою Властью, как выборные почти от 7000 прихожан, и зарегистрированные очевидно, как люди, и по убеждению власти, безупречные в политическом отношении. Разумеется, наше внезапное исчезновение из Ялты не может пройти незамеченным, не может не вызвать разговоров и пересудов. Между тем мы не имеем права открыто сказать о причине нашего отъезда, не можем сказать, почему так неожиданно мы нарушаем принятые на себя обязанности по отношению к приходам. И не только потому, что нам запрещено разглашать о нашей высылке, мы не можем рассказать о ее причине, но и потому, что, считая высылку несправедливой, мы должны как бы жаловаться прихожанам на действия власти, и таким образом как бы восстанавливать их против таковой, чего мы отнюдь не желаем. III. К этому следует прибавить, что высылка из Крыма является для нас наказанием тяжким. О себе скажу, что средств для жизни у меня нет, я имею тяжело больную жену, двух детей, болен сам (свидетельство о болезни <...> прилагаю), живу в Крыму по действительной необходимости жить на Юге. На основании всего вышеизложенного, не чувствуя за собою никакой вины и принимая во внимание тяжелые последствия высылки, я прошу ГПУ Крыма пересмотреть мое дело и прекратить преследование за отсутствием всякой вины с моей стороны. И так как на приготовление к выезду из Крыма нам предоставлен один месяц, срок же начинается с 10-го Сентября, то прошу о возможно скорейшем рассмотрении этого моего заявления. Протоиерей Сергей Щукин
И к своему заявлению отец Сергий приложил справку: «Болен хроническим воспалением почек и миокардитом (болезнь сердца) <...>, туберкулезом легких». В ЧК Ялты ему порекомендовали уехать: «Вы слишком популярны, выберите себе любой другой город». Протоиерей Сергий Щукин перебрался в Москву, служил третьим священником в церкви Спаса на Песках и жил с семьей в бедной хибарке в Филях. 8 октября 1931 года, в день памяти своего небесного покровителя преподобного Сергия Радонежского, отец Сергий причастился на ранней литургии в Дорогомиловском соборе. Отстоял позднюю литургию и отправился домой пешком. Одна из улиц из-за ремонта была перегорожена железнодорожными рельсами. В то время как отец Сергий переступал через них, из гаража выехал грузовик, но так как на дорогу выбежала женщина с ребенком, сдал назад и сбил священника. Отец Сергий упал от сильного толчка и ударился головой о рельсы. Подбежавшие люди успели расслышать последние слова теряющего сознание священника: «Храни вас Христос!» Протоиерей Сергий скончался в больнице через два дня. Примечания*. Ей шел 61-й год, и муж только что умер в тюрьме. **. В то время Ялта называлась Красноармейском. 1. Архив ГУ СБУ в Крыму. Арх. № 15948, л. 19. 2. Архив ГУ СБУ в Крыму. Арх. № 09553, л. 24—25. 3. Монахиня Силуана. Игуменья Евдокия. — М., 2011. С. 32. 4. Архив ГУ СБУ. Арх. № 15948, л. 564. 5. Там же. Л. 28. 6. Там же. Л. 29—30. 7. Там же. Л. 32. 8. Там же. Л. 34. 9. Там же. Л. 39. 10. Их страданиями очистится Русь. Жизнеописания новомучеников и исповедников Российских. — М., 1996. 11. Архив ГУ СБУ в Крыму. Арх. № 010202, л. 35—36. Приложение[1]. В публикуемом ниже документе есть немало утраченных, неразборчивых мест. Приводим его в том виде, в каком он сохранился в «деле»: «Января, 26-го дня 1921 года ко мне поступило сведение словесное о том, что Софья Шульман, сестра милосердия 42 лет, во время пребывания в Красноармейске Ударной Тройки давала подпись за сестру милосердия княгиню Трубецкую, что та ни в каких белогвардейских организациях не состояла и что Шульман хорошо знакома со священником Яцкевичем, который был военным священником при Деникине и впоследствии при Врангеле был гарнизонным. Пригласив как свидетельницу Шульман и поговорив с ней, она заявила, что никаких подписей она за сестру Трубецкую не давала, и на вопрос — как вы знаете священника Яцкевича, она ответила, что знакома и вообще почти ничего о нем не сказала; арестовав ее на 14 часов и снова допросив, на что она по-прежнему ничего не ответила по существу. Установив местожительство священника Яцкевича, сделал распоряжение на выписку ордера на арест Яцкевича и обратил внимание на переписку. Когда принесли переписку и рассмотрев ее, я нашел экземпляр за № 1, где был штамп Русск. Эк. О-ва, основанного Пуришкевичем и пригласительную карточку экз. № 2. На экземплярах видно, что это официальное письмо к гражд. Остроумовой (содерж. см.), я сделал распоряжение об аресте Остроумовой и допросил ее, где она охарактеризовала это Общество как обладающее связями, т.к. у нее был реквизирован ее магазин, и она законным путем ничего не могла сделать для отобрания его, и вообще кратко охарактеризовала это общество (см. проток, за № 3). Допрашивая священника и его жену <...>, объяснил, что дела Кооператива были переданы ему, и он откровенно показаний дать, видимо, не желал, но, предложив ему спасать свою <нрзб.>, иначе ей придется плохо, он принес книги торговые, где были и состояли в записях книги, безусловно, и все члены Нар. Госуд. Партии. Характеризуя этот Кооператив, священник ЯЦКЕВИЧ сказал, что это буржуазный Кооператив и что там могла быть только избранная публика, т. е. своя — и вообще все, что он знал о нем (см. прот. № 2). На основании показаний мной была арестована гражд. ЯКИМОВИЧ, Секретарь Ялтинского Отд. В.Н.Г. Партии, которая дала ценный материал, т.к. состояла членом Партии и Секретарем, она указала на то, что до раскола надо было быть членом Партии, а потом и Кооператива. Произвел арест по книгам кассы; были арестованы члены и Секретарь Главного Совета КАСАТКИН, который на первый вопрос заявил, что он членом Партии не состоял (подчеркивая отношение всех членов Кооператива); были произведены аресты следующих лиц: сестра Шульман — дворянка, не состоящая ни в кооперативе, ни в Партии — отпущена под расписку о невыезде. Священник и его жена — отпущены под расписку, после снятия следствия. Яцкевич, священник, участвовал в германской и в армии Деникина гарнизонным священником, занимался разной работой, он ремесленник, священного сана у него нет, ни в Партии не состоял и дела Кооператива взял по уезде, т. е. эвакуации Врангеля. ОСТРОУМОВА — мещанка, но богачка, арестована была для следствия — отпущена под расписку, в Кооперативе не состояла и в Партии также. ЯКИМОВИЧ — дворянка, Секретарь Ялтинского Отдела Всер. Нар. Госуд. Партии — активная сотрудница. ФЕРМАН — сын купца — бухгалтер, при Кооперативе не состоял ни членом Кооператива, ни членом Партии, личность бесцветная, отпущен под расписку. СОЛОВЬЕВА — домовладелица, член Ялтинского Нац. Общ. ХРИПКОВА — потомственная гражданка — член Партии. ВЕКИЛОВА — дворянка, не считает себя членом — довод ее: не ходила на собрания — значит, не член. ФЕДОРОВА — дворянка, жена профессора, 2 сына — офицеры, член Партии (см. показания Федоров. № 9). КОРОЛЕВ — мещанин — богач, пайщик кооператива, установить трудно, по кассовым заявлениям секретаря Якимовича должен быть членом Партии. СВЕРЧЕВСКАЯ — дворянка — не член Партии или член — не установить, по имущественному положению пролетарка — учительница и по отношению к ней полагал бы рассмотреть дело ее. ГРИНЕВА — дворянка, ездившая поиграть в Монте-Карло. ЛЕВИЦКАЯ — дворянка, служившая при Кооперативе как приказчица, член Партии, но не цензовичка. КОЛЕСНИКОВА — арестована, как с фамилией и инициалами, тождественными с уехавшей Колесниковой, — отпущена. ОРЛОВА Н. — жена купца — член Партии. ОРЛОВА О. — дочь Орловой, являлась агентом по вербовке членов (см. показания Сверчевского). ЛОГВИНОВА — умерла. КУЗУБОВА — дочь священника. У нее обнаружены вещи бежавшего от белогвардейцев <нрзб.>. КАСАТКИН В.В. — Секретарь Совета В.Н.Г.П. ФИЛАМЕТОВА — член Партии. РАМЗАЙЦЕВ И РАМЗАЙЦЕВА — дворяне, он — генерал-майор — собств. ГЕЛЬМЕРСАН — лежащий и умирающий от туберкулеза, не арестован. ЗИВЕРТ — нотариус, Бывш. Председатель Окружного Суда. ФЕДОСЕЕВА — дочь купца, в оправдание своей аполитичности прикрепила к делу заявление Ильина, где говорится, что она 2 месяца у себя скрывала, как ответственного Советского Работника Г<нрзб.>ва, крестьянка, член Ялтинской Национальной общины. ЯКИМОВИЧ — дворянин, сын Губерн. Секретаря, пайщик. КАСАТКИНА — потомств. дворянка, жена В. Касаткина, Секретарь Совета, отстаивающая непричастность мужа к Партии, отпущена под расписку, т.к. у нее 4-месячн. грудной ребенок. ТЫШКЕВИЧ — дворянин, отставной полковник, собств. пайщик. СПИРИДОНОВА — дворянка, пайщица. УШАКОВА — член Кооператива, не желающая сказать, как она туда попала, — дворянка, но муж служит в Красной Армии. ЩУКИН С. — поп, попавший в Кооператив по пригласительному, но он народник, редкий священник как бессребреник, знаком со всеми рабочими города Ялты и имеющий большую симпатию среди бедняков, отпущен под расписку. АВЕНАРИУС — член Партии — генерал-майор, собственник. БАЖЕНОВ — поп, член Кооператива, личность аполитичная, но контрреволюционер. СЫЧЕВ — попавший по рекомендации поруч. Жучек-Жука, человека эсеровского направления, крестьянин, отпущен под расписку. МАРТЫНЕНКО — член кооператива — диакон. КОНЕВ — сын свободн. художника, попавший в Кооператив, <нрзб.> при Остроумовых, у которых была реквизирована часть <нрзб.>, отпущен под расписку, в Партии не состоял. ГОДОВАНИК — член Кооператива, из Полтавской губ., попавшая в Кооператив в коллективном списке служащих Комитета Сословия Вооруженным силам на юге России, работала там как машинистка, отпущена под расписку. БРЖЕЗИЦКИИ — шофер, член Кооператива, попавший туда по рекомендации Григоровича, домовладельца, поляк-австрийский, отпущен под расписку, как рабочий шофер. МАРКЕЛОВА — дворянка, старуха, член кооператива, в других кооперативах не состояла, а от этого почему-то отписалась. ДЕРЖАВИНА — дворянка, старуха, жена статского советника, член кооператива. ФИЛОНОВ — крестьянин Орловской губ., маляр, работавший у Авенариуса и думавший, что тот его и рекомендовал, но вышедши оттуда, когда увидел, в каком кооперативе он находится, отпущен под расписку. ФЕЛЬД — крестьянка, вышедшая оттуда как строптивый член кооператива, попала туда, как сестра милосердия, старуха 55 лет, отпущена под расписку <...>. ТЕРНИКОВА — член Ялтинской Национальной Общины, 57 лет, [выглядит] на 90, бессмысленный, живой, ходячий труп. ГРЕКОВ — член Всероссийской Народной Государственной Партии. Был человеком очень чутким к революционному движению, но почему-то не состоящим в других кооперативах, а только в Р.О.О. — ведущий торжественную речь в 1913 году по поводу 300-летия Дома Романовых и вообще характеризуют его (см. пр. за № 41) его показания. Арестовано по делу Всероссийской Народной Государственной Партии, человек — 31 находятся под арестом и 18 выпущены под расписку, охарактеризовать каждого члена в широкой рамке не приходится. Относительно заявления некоторых арестованных, что, мол, стары, мы куда в политики, или я, мол, женщина, старуха, приходится руководствоваться только одним, ты не ребенок и не идиот. Дальнейшая работа в розыске этих членов Партии и Кооператива в Ялте и Алуште производится. По отношению к пайщикам, не состоявшим членами Партии придется, согласно инструкции словесной, данной тов. Реденсом, арестовывать, но принять во внимание их социальное и общественное положение и проч. По отношению к Ялтинской Национальной Общине разыскивается Бракопуло, т.к. он знает, безусловно, всех. Работать приходилось (смотр. ведение дела) в начале очень трудно из-за получения кассовых книг, священник Яцкевич при аресте о них сказал, а дали их только гораздо позже, следствие затянулось дней на 9 по случаю болезни. Как устава кооператива нет, и он, наверно, есть в Симферополе в Судебно-Окружном суде, так что для того, чтобы его найти, а это очень важно, придется покопаться в канцелярии Окружного Суда. Кончая ведение дела 1-й Партии, т. е. всех арестованных по сему, приступаем к операции по отношению к остальным, но активных действий не принимая до получения инструкций из Симферополя. Заключение Другие члены Кооператива, в уставе которого говорится, что кооператив обслуживает интересы семей и лиц, участвующих в становлении Великой Единой Неделимой России, какой порядок был и кто их рекомендовал в кооператив, мы должны эти рекомендации чувствовать. Революция 4-й год, интеллигентному человеку давно нужно научиться разбираться в вопросах жизни, и поскольку они в своей аполитичности, постольку я подчеркиваю рекомендации: здесь не важны продукты, они всем нужны и каждый их достает, сколько может, но рекомендацию монархиста, думаю, не каждый, а только свой человек взглянет на сословие обвиняемых. Полагал бы: Группа I. Якимович О., Хрипкову, Федорову, Гриневу, Орлову Н., Касаткина, Филометову, Авенариуса, Грекова к высшей мере наказания. Группа II. Товчигречко и его жена, Товчигречко, Гончарова, <нрзб.>, Соловьеву, Головенкову как членов Ялтинской Национальной общины полагал бы к высшей мере наказания, но принимая во внимание, может быть, их <нрзб.> религиозный фанатизм, полагал бы рассмотреть Коллегии постановление им обвинения. Группа 3. Зиверта, Тышкевич, Спиридонову, Векилову, Королева, Рамзайцева и Рамзайцеву, Маркелову, Державину, Кузубову <нрзб.> полагал бы как пайщиков предприятия, дававшего средства существования Б.Н.Г. Партии как к контрреволюционерам и словно чуждым по своей идеологии к текущему моменту и как революционерам, условно высшую меру наказания, но принимая уставное положение Р.С.Ф.С.Р., если их можно использовать как при концентрационном лагере полной пролетаризации, а к стародворянам, потерявшим трудоспособность, применить меру проживания в общежитии в глубине Сов. России. Группа 4. Баженова, Яцкевича, Мартыненко, Щукина как к священникам и членам Кооператива полагал бы оставить их под надзором, и вопрос о них решит Коллегия в Симферополе. Федосееву (см. заявление ответственного работника Ильина и заявление <...> о том, что <нрзб.> белогвардейцев <нрзб> скрывала два месяца у себя и спасла его) — принимается во внимание. Группа 5. Фермана, арестованного для получения следственного материала. Филонов член Кооператива, маляр, крестьянин. Остроумову арестовал для материала следствия. Бржезицкий член кооператива, шофер, случайно попавший. Макова Ольга — член кооператива, муж офицер, служит и служил в Красной Армии. Королев — член кооператива, муж офицер, служит и служил в Красной Армии. Сычев — член кооператива по рекомендации офицера, крестьянин. Фельд — член кооператива, крестьянка. Сверчевскую (см. пр. № 11). Шульман арестовал для следственного материала. Колесникова ошибочно арестована. Коваленко ошибочно арестован <...>. Освободить, оставляя их под надзором до распоряжения Коллегии. Касаткину (см. пр. № 18) выслать в Сов. Россию для пролетаризации (на рассмотрение Коллегии). Азбукина — учитель, человек, как историк должен быть человеком времени, но взгляды у него старенькие, причислить его к группе второй. Следствие о находившихся при смерти Цыбульского, Гельмерсен прекратить. Все арестованные разбиты на пять групп. Нахожу возможным имущество группы № 1, 2 и 3 конфисковать, создав для этого Комиссию из представителей Ревкома, Рабоче-Крестьянской Инспекции и Полит-Бюро.<...> У обвиняемых я нашел массу, купчих, откупчих, <нрзб.> книжек и т. д., [что] доказывает, с какими людьми приходится иметь дело. При допросе обвиняемые утверждают, что совершенно [не знали], для какой цели существовал кооператив, когда я им напомнил, что на заборных книгах, бывших у него на руках, значилось "Экон. Общество при В.Н.Г.П.", то почти все сказали, что на это не обращалось внимания. Обвиняемыми с высшим образованием людьми, показания давались ложные или уклончивые. 1. Гр. Якимович Ольга Александровна, 61 г., дворянка Петроградской губ., и Секретарь отделения Ялт. В.Н.Г.П. с 1919 г. и член кооператива "Эконом. Общество" <...>. 2. Хрипкова Миратия Борисовна, дворянка Москвы, 26 л. Была сестрой милосердия, в 1918 г., член В.Н.Г.П. <...>. 3. Касаткин Владимир Владимирович, 34 г. Потомств. Градж. г. Вологда, юрист. Член В.Н.Г.П. и личный секретарь контр-революционера Савелова <...>. 4. Филометова Олимпиада Матвеевна, 38 лет, мещанка г. Азова, член В.Н.Г.П. <...>. 5. Якимович Николай Никифорович, 69 л., дворянин, врач, муж секретаря Якимович Ольги Александровны, секр. Ялтинского Отделения В.Н.Г.П., просвечивается ненависть к настоящей власти. Пайщик "Эконом. О-ва" <...>. 6. Авенариус Константин Яковлевич, 68 лет, дворянин Петроградской губ., в отставке генерал-майор собственный член В.Н.Г.П. и член кооператива <...>. 7. Греков Владимир Николаевич, 54 г., личный дворянин Ялты. Очень хитрый и пронырливый старик, дабы избавить себя от следствия и выпутаться из положения, указал на вышеупомянутых, что они члены партии и назвал несколько громких контр-революционеров, которые давным-давно сидят в лагерях Антанты, член В.Н.Г.П., участвовал на собраниях и осветил до некоторой степени работу партии <...>. 8. Яковлева София Львовна, 65 л., мещанка Херсонской губ., член Национальной Общины, которая преследовала то же, что и партия В.Н.Г. Получила портрет из рук Алексея Романова в Ливадии, фанатична к элементам, вредным для Советской Власти. Переименованные выше 8 душ, как члены В.Н.Г.П., действительные враги Советской Власти, не упустившие бы случая поднять свои грязные руки на Советскую Власть, должны быть наказаны как враги народа, а посему полагал бы применить к ним высшую меру наказания (расстрелять). Нижеупомянутые граждане пайщики кооператива "Экономическое об-во при Всероссийской Народной Государственной Партии", активно помогавшие средствами [к] существованию кооператива, а также В.Н.Г.П., но членами таковой не были. 9. Векилова Лидия Александровна, 41 г., дворянка, служила в Собесе <...>. 10. Королев Леонид Антонович, 51 г., мещанин <нрзб.> Харьковской губ. Служил перед арестом в Южсовхозе. По заявлениям других обвиняемых, как будто член партии — следствием установить не удалось. <...> И. Сверчевская Анна Павловна (содержащаяся при Ялтинском Полит-Бюро), дворянка Воронежской губ., 42 года <...>. 12. Левицкая Елена Ивановна, 22 г., дочь местного дворянина, была продавщицей в кооперативе, а также участвовала на собраниях такового, показания путаные, осветила некоторую сторону закулисной жизни кооператива <нрзб.>. 13. Кудрявцева Екатерина Семеновна, 41 г., мещанка Ярославской губ., вдова. Взглядов религиозных, доходящих до фанатичности <...>. Содержится при Ялтинском Полит-Бюро. 14. Зиверт Карл-Феликс Федорович, 50 лет, нотариус, женат. По отделу имущественному как защита, числится за ним произведенных им около 1500 дел <...>. 15. Спиридонова Мария Николаевна, 38 лет, дворянка из г. Москвы, проф. учительница <...>. 16. Щукин Сергей Николаевич, 49 л., духовного звания, женат (содержится при Ялтинском Полит-Бюро). Любимец публики г. Ялты, народник, отпущен под подписку. 17. Ушакова Ольга Митрофановна, 34 лет, дворянка г. Пскова, по чьей рекомендации попала в кооператив, добиться невозможно. Необычное явление, ее муж служит в Красной Армии, а она поддерживает В.Г.Н.П. активно. (Содержится при Ялтинском Полит-Бюро) <...>. 18. Конев Дмитрий Парфеньевич, 35 л., сын свободного художника г. Москвы. По показаниям его видно, что он ненавидел происходящее у белых и попал в кооператив как служащий буржуев Остроумовых, которые свой магазин передали во владение партии <...>. 19. Товчигречко Василий Павлович, 51 г., член Национальной общины, мещанин гор. Симферополя. Служил до ареста в Крымтрудартели "Месаксуди", принимается во внимание его религиозность. <...> 20. Товчигречко Мария Николаевна, 41 г., член Национальной Общины, крестьянка Калужской губ., служила <нрзб.>. Принимается во внимание ее происхождение. <...> 21. Азбукин Дмитрий Федорович, 44 лет, диакон, учитель, читал лекции в 1912 г. на тему "дом Романовых", до ареста служил в Советской Трудовой Школе в г. Ялте. Переименованные выше 13 граждан <нрзб.> считаются врагами республики, но, принимая во внимание то, что они не состояли членами Всероссийской Народной Госуд. Партии, полагается к ним применить меру наказания 5 лет принудительных работ. Нижепереименованные граждане, тоже дававшие средства для существования кооператива и сочувствующие В.Н.Г.П., но имели причастие как крестьяне и вообще люди аполитичные и старостью лет не могущие нести трудовое наказание, их полагал бы выселить в Северные губ. России, для обезвреживания Крыма от вредного элемента. 22. Яскевич Емельян Емельянович, священник 43 лет, с его слов из-за нужды состоял пайщиком кооператива <...>. В Ялтинском Полит-Бюро. 23. Шульман София Ивановна, 42 лет, дворянка <...>, с ее слов не знала, что кооператив существует для набора членов в партию (в Полит-Бюро). 24. Яскевич Наталья Исидоровна, 40 лет, жена священника Яскевич, крестьянка Витебской губ. (в г. Ялте Полит-Бюро). 25. Остроумова Ольга Александровна, мещанка гор. Москвы, богачка. 26. Ферман Иван Адольфович, 44 л., сын купца гор. Москвы, служил до ареста счетоводом в Южсовхозе в г. Ялте (в Полит-Бюро). 27. Федорова Вера Феодоровна, 51 г., дворянка Ялты, имеет дачу и землю в Алуште <...>. 28. Гринева Варвара Васильевна, 62 г., дворянка г. Петрограда, вдова <...>. 29. Сычев Иван Терентьевич, 33 г., крестьянин Курской губ., счетовод (<...> при Ялтинс. Полит-Бюро). 30. Колесникова Александра Никифоровна, 22 г., дочь поч. гражданина <...> при Ялтинском Полит-Бюро. 31. Орлова Надежда Николаевна, 60 л., жена купца, значится как член партии, но факт не установлен <...>. 32. Орлова Ольга Феодоровна, 27 л., дочь купца г. Ялты, сообщила гр. Сверчевской, что можно записаться в кооператив, где продаются продукты очень дешево <...>. 33. Кузубова Любовь Михайловна, 62 л., дочь священника, вдова, прятавшая вещи бежавших белогвардейцев. <...> 34. Рамзайцева Елизавета Николаевна, бывш. дворянка г. Ялты, замужем за генерал-майором <...>. 35. Рамзайцев Михаил Яковлевич, 65 л., дворянин, генерал-майор в отставке <...>. 36. Федосеева Екатерина Петровна, 51 г., дочь купца г. Москвы, вдова <...> при Ялтинском Полит-Бюро. 37. Головенко Ксения Степановна, 55 лет, крестьянка Воронежской губ., член Национальной общины, религиозна <...>. 38. Касаткина Любовь Ивановна, 31 г., дворянка Петрограда, муж ее член В.Н.Г.П., она отпущена под подписку о невыезде из г. Симферополя, ввиду имеющегося на руках 4-месячного ребенка <...>. 39. Тышкевич Рудольф Иванович, 67 лет, бывший полковник, вышел в отставку в 1907 г., дворянин Ковельской губ. <...>. 40. Баженов Виктор Дмитриевич, 52 г., священник, личность аполитичная, член кооператива <...> при Ялтинском Полит-Бюро. 41. Маркелова Лидия Александровна, дворянка Петроградской губ., 64 г., дряблая старуха, ходячий скелет <...>. 42. Бржезицкий Теодор Станиславович, поляк, 29 л., австрийский подданный, шофер-механик <...>. При Полит-Бюро Ялты. 43. Державина Наталья Ивановна, 66 лет, дворянка Минской губ., жена статского советника <...>. 44. Мартыненко Денис Кондратьевич, 45 лет, дворянин г. Ялты <...>, в г. Ялте при Полит-Бюро. 45. Терникова Надежда Ивановна, 57 лет, жена горного инженера <...>. Состоя пайщиками кооператива при Всероссийской Народной Государственной Партии, вышеупомянутые граждане при допросах заявляли, что они поступили или по нужде, или не знали, что кооператив существует при партии и преследует цели чисто политические. Является недоверие к словам обвиняемых ввиду того, что они записаны в кооператив, по рекомендациям или членов партии, или видных контр-революционеров. Нижеследующие граждане, как исключение, люди рабочего и крестьянского происхождения, не имеют ничего общего с контр-революционерной партией и записались пайщиками в кооперативе для получения по дешевым ценам продуктов. А посему полагал бы их из-под стражи освободить. 46. Филонов Осип Васильевич, крестьянин Орловской губ., работал у члена партии Авенариуса маляром и по его же рекомендации получил возможность получать из кооператива продукты, но, узнав летную подкладку белых, вскоре вышел из кооператива. Освобожден под подписку в г. Ялта, Полит-Бюро. 47. Фельд Елена Григорьевна, крестьянка Полоцкой губ., получала продукты, внесла пай 25 р., все делалось из-за нужды, при Ялт. Полит-Бюро. 48. Соловьева Елизавета Георгиевна, 58 л., вдова чиновника, по недоразумению арестована, ввиду сходства инициалов начальных букв имени и отчества, в партии и пайщицей не состояла <...>. 49. Гончаров Иван Елисеевич, 63 г., мещанин г. Ялты, внес пай в кооператив, старик, не имеющий ничего общего с политикой, и заботился о своей жизни и всегда быть сытым <...>. Имущество за исключением освобождаемых [конфисковать], создав для этого комиссию из представителей Ревкома, Рабоче-крестьянской инспекции, Полит-Бюро г. Ялты. Имущество конфисковывается как на дому арестованных, так и взятое по ордерам при аресте. Настоящее заключение <...> передать в Ялтинское Полит-Бюро для исполнения и руководства. Дело следствия прекратить и сдать в архив. Помощник уполномоченного по К.Р. (подпись)
(Архив ГУ СБУ в Крыму, арх. № 15948, л. 564—569).
|